Егерь императрицы. Виват Россия!

– Ну-у, пока ничего такого плохого я в этом всём, Филипп Иванович, не вижу, – пожав плечами, произнёс Алексей. – Если офицер храбрый, умный и умеющий вести за собой подчинённых, думаю, ему не составит большого труда завоевать у них авторитет и наладить правильно службу.

– Так уже всеми этими нововведениями, ваше превосходительство, этот самый авторитет-то ведь и роняется! – воскликнул в сердцах фон Эльмпт. – Ну никак нельзя в нашей армии воли солдатам давать, попробуй потом их в бой на картечь повести! Уговорами и просьбами убеждать? А то, что всех польских повстанцев во главе с их предводителем Костюшко велено было на волю отпустить, не слыхали? А его ещё и огромной суммой к тому же ведь наградили, на приём ко двору позвали. А вот его победитель генерал-фельдмаршал Суворов, напротив, в опалу нынче угодил. Вместе со своими ближними штаб-офицерами в Кобринские имения сослан.

– А вот это очень плохо, – помрачнев, проговорил Алексей. – Такие гении полководцы, как Александр Васильевич, рождаются крайне редко. Потерять его для отечества – беда. Вы, я вижу, что-то слышали об этом, Филипп Иванович, расскажите, пожалуйста, поподробнее.

Карета остановилась у большого двухэтажного дома с колоннами у парадного входа, а двое сидевших в ней всё продолжали приглушённо беседовать.

– Слышать-то я слышал, ваше превосходительство, может, конечно, и не всё, – пожав плечами, произнёс полковник. – Но вот что до меня дошло, то я и вам расскажу, и всё это для того, чтобы и вы аккуратнее, Алексей Петрович, были. Потому как время-то нынче непростое, а вам, почитай, прямо ведь на глазах у государя в столице придётся находиться. Так вот, Павел Петрович затеял в государстве большие реформы, и армию он, само собой, стороной обойти никак не мог. Какие-то нововведения его, я согласен, полезные, а какие-то весьма и весьма спорны. Многое в делах преобразований у нового нашего императора отличается большой резкостью, непродуманностью и тягой к формализму. Я ведь сам, несмотря на свою фамилию, считаю себе природным русским, и вот это вот насаждение прусских порядков, муштра и всевозможные вахтпарады, тесный прусский мундир, букли и косы с пудрой – это всё не по мне. А вы же знаете Александра Васильевича, неужели он смолчать сможет? Одни только его прилюдные высказывания чего стоят: «Русские прусских всегда бивали, что ж тут перенять?» или вот «Пудра не порох, букля не пушка, коса не тесак, и я не немец, а природный русак». Каково? Это ещё Павел держался как-то до поры, терпел, но после большого февральского смотра войск и проведённых ревизий грянул гром! Суворов вместе с пятью другими фельдмаршалами был уволен в отставку без права ношения мундира. По Александру же Васильевичу и ныне ещё идёт следствие, а вы же знаете, как оно у нас – будет команда, чего даже и нет и не было никогда, ретивые людишки всё одно накопают. Нужна растрата? Будет вам растрата. Нужен заговор? Не извольте беспокоиться – будет вам ещё и заговор.

– Скверно, – тяжело вздохнув, произнёс Алексей. – В Европе большая война разгорается, вот-вот и нас в неё втянут, а мы без лучших своих полководцев остаёмся.

– Вот и я о том же, – подтвердил фон Эльмпт. – Так что и вы, Алексей Петрович, осторожнее. Ну что, а мы уже приехали, вон у входа Емелька мнётся. Пока тут стоим и беседуем, небось, давно к Машеньке мальчишку с известием послал. Как вам домик? – Выйдя из кареты, он кивнул на огромное строение.

– Хоро-ош. А вы скромник, Филипп Иванович, такую красоту домиком называть, у меня в Санкт-Петербурге мой раза в три меньше.

– Ох, Алексей Петрович, скажете тоже, там-то ведь столица, – вздохнув, заметил полковник. – А в ней и малый флигелёк за провинциальный дворец, как вот здесь, сойдёт. Пойдёмте, господа. – И, опираясь на лакированную трость, зашагал к мраморной лестнице. – Сергей Владимирович, ну что же вы отстаёте, пойдёмте, пойдёмте, сейчас нас горячим накормят. Емеля, солдат на кухню отведи! – приказал он открывшему настежь массивные двери приспешнику. – Пусть Аглая там накормит их и в дорогу побольше даст.

– Понял, барин, будет исполнено. – Тот преклонил голову, пропуская гостей.

На площадке между этажами широкой парадной лестницы, застеленной снизу доверху малинового цвета ковровой дорожкой, стояла сама хозяйка дома баронесса фон Эльмпт.

– Филипп, ну что же ты не предупредил меня?! – воскликнула она, краснея на глазах. – Если бы я знала, что у нас сегодня гости, да ещё и такие!

– Не извольте беспокоиться, Мария Ивановна. – Алексей глухо стукнул каблуками о ковёр и поцеловал поданную одетую в шёлковую перчатку руку. – Мы с Владимиром Сергеевичем к вам буквально на полчаса. Филипп Иванович так настаивал, что было бы верхом неприличия ему отказать.

– Разрешите представиться, подполковник лейб-гвардии егерского полка Гусев! – Сергей, так же как и командир, стукнул каблуками сапог и приложился к поданной ему дамской ручке.

– Никаких полчаса, уговор, господа, был, что вы не менее часа у нас будете! – воскликнул барон. – Машенька, дорогая, у нас ведь найдётся, чем накормить голодных офицеров? Они с дороги. Да, признаться, и я сам порядком проголодался.

– Я уже распорядилась, дорогой. Вы так долго сидели в своих каретах у входа, что я успела до полусмерти заскучать, – обиженно сложив губки, проворчала баронесса. – Ну и о чём можно было там беседовать, зная, что жена умирает со скуки?

– Политика и война, дорогая. – Полковник развёл руками. – О чём ещё могут говорить господа офицеры?

– Фи, как это банально! – Мария Ивановна покачала неодобрительно головой и сама взяла под руку Егорова. – Алексей, я надеюсь, у тебя для меня есть что-нибудь интересное, то, что можно рассказать заскучавшей в провинции молодой женщине, а не это вот всё? Учти, проказник, ты мне должен за то, что убежал мальчишкой тогда в юности на войну с этим своим штуцером.

– Хорошо, Мария Ивановна, но я даже представить не могу, что же вас может заинтересовать, – пролепетал Алексей, шагая под руку с хозяйкой дома.

– И перестань называть меня Марией Ивановной! – воскликнула баронесса. – Неужели я так старо выгляжу?! Для тебя я прежняя подружка детства Машенька Троекурова, а ты мой герой-мальчишка! А рассказывать ты мне будешь… – И она закатила глаза, задумавшись. – А расскажи-ка ты мне о Зимнем дворце и о приёме у императрицы Екатерины?! Тебе ведь туда, я знаю, посчастливилось быть приглашённым? Какое на ней было тогда платье? А в какое были одеты другие присутствующие дамы? А фрейлин видел? Во-от! Ну же, и о них тоже расскажи! Каков сам дворец? А стены внутри расписаны или покрыты бархатом?

Вопросы так и сыпались на Алексея как из рога изобилия, и целый час, сидя за обеденным столом, он вынужден был рассказывать обо всём увиденном в деталях и подробностях.

– Дорогая, ну дай ты уже нашему гостю ложку ко рту поднести, – в который раз пытался остановить поток вопросов барон. – Их превосходительство ведь так и уедет от нас голодным.

– Он прекрасно со всем справляется, в отличие от некоторых. – Супруга обожгла его негодующим взглядом. – Вон как усердно пережёвывает разварную говядину! Именно такую, кстати, господа, и готовили повара для государыни, шпиговали её салом, мариновали три дня, а потом в этом же маринаде томили в духовом шкафу и подавали с отварным картофелем. Правда ведь вкусно?

– Изумительно! Превосходно! – воскликнули одновременно егеря.

– Ну да, мои повара получше многих княжеских готовят, а уж тем паче лучше всех в этой провинции, – согласилась хозяйка. – Знала бы, что у нас гости будут, и больше бы блюд наготовили. Не представляю даже, что теперь подавать на столичных обедах станут. Новый-то государь, как я слышала, французскую кухню не очень-то жалует. Требует самую простую еду подавать. Особые, большие обеды при дворе и вовсе даже запретил. Все сервизы на монеты переплавил. Ефросинья! – подозвала она прислуживавшую горничную. – Подай гостям мясо ягнёнка с овощным гарниром.

После чая с десертом начали собираться.

– Уговаривал я их уже остаться, – пояснял опечаленной супруге полковник. – Как только ни убеждал, не соглашаются, потому как спешат очень.

– Значит, так уговаривал, что не остались, – проворчала та. – Ладно, Алексей, в следующий раз просто так не отвертишься. – Она хлопнула его веером по плечу. – Про долг передо мной ты, надеюсь, не забыл?

– Как можно, Маша, – проговорил тот с улыбкой. – Буду в Калуге, всенепременнейше заеду к вам с Филиппом Ивановичем. Нарочно теперь всё время буду думать, что же ещё интересного тебе рассказать.

– Обманщик. – Баронесса покачала недоверчиво головой. – Ну ладно, жду, и навести, пожалуйста, как только приедешь в столицу, Сашеньку. Истосковалась я уже по своему малышу. Передать бы ему кушанье из дома, так ведь не довезёте, пропадёт всё в дороге.

– Не волнуйся, я ему и так гостинцы занесу, – успокоил баронессу Алексей. – А вот письмо для него от самых близких будет весьма кстати. Непременно его передам. И если вы сами в Санкт-Петербурге будете, останавливайтесь у меня в доме и живите сколько душе угодно, всё равно он по большей части пустует, семья в поместье предпочитает жить.

– И правильно, – отозвался барон. – Там воздух здоровый, нет такой сырости и гари от тысяч печных труб.

– Ну что ты говоришь, Филипп! Какая сырость, какая гарь?! – Маша закатила глаза. – Господи-и, и это мой муж!

До пролёток офицеров провожал полковник, баронесса вышла на балкон и грустно смотрела на отъезжающих.

– Не обращайте внимания на ворчанье супруги, Алексей Петрович, – проговорил приглушённо фон Эльмпт. – С утра жаловалась, что голова у неё сильно болит. Как это по-модному нынче называется? Мигрень? По сыну она сильно скучает, подруг здесь не приобрела, общества, почитай, что никакого приличного нет. Если бы раньше судьбу друг с другом связали, глядишь, и господь бы детишек побольше послал, было бы чем заняться, а сейчас-то на старости лет куда.

– Ну уж, какая там старость, Филипп Иванович? – Алексей покачал головой. – У вас ещё всё впереди, может, и правда решитесь?

– Нет, что вы, Алексей Петрович?! – воскликнул тот. – Я ведь вас на два года старше, сорок пять мне уже этой зимой стукнуло. Карьеру надобно делать и встречать старость в генеральском чине. Но для этого хорошая война нужна, а то и правда засосёт провинциальная трясина.

Глава 6. Ну вот и всё…

Две лёгкие пролётки резво катили по большой дороге, как ни смягчали усиленные в каретной мастерской рессоры, а на ямах и ухабах пассажиров изрядно мотало и подкидывало. В дождь старались ночевать на почтовых станциях, при хорошей погоде выбирали просёлок и, отъехав, располагались на живописном берегу какой-нибудь небольшой речушки, которыми так изобиловала Русская равнина. В Москву не заезжали, объехав её стороной через Рузу и Клин. Переправившись через Волгу в Твери, в большом путевом дворце получили сведения о полку.

– Две недели назад через наплывной мост гвардейские егеря, ваше превосходительство, проходили, – доложился дворцовый смотритель. – Думал, может, начальство его захочет у нас остановиться, даже десять комнат приличных на втором этаже освободили. Так ведь нет, они у лагерных костров, как и солдаты, в устье Межурки два дня пребывали. Так вот, два дня этот полк постоял, а потом опять по дороге пошёл.

– Две недели, минус два дня, да на тридцать вёрст в сутки, это наш полк уже за Вышний Волочёк, скорее всего, заходит, – подсчитывал Алексей. – Нужно поспешать.

Торжок, Вышний Волочёк, Валдай – проскакивали знакомые, такие русские названия малых городков Большой Государевой дороги.

– Позавчерась с утреца егеря от нас, барин, вышли, – пояснил Гусеву пожилой, но крепкий с виду ямщик в Яжелбицах. – Так-то в Крестцах они должны заночевать, а уж потом к Зайцеву выходить. Вот ежели поспешите, то как раз за ними, Бог даст, и нагоните служивых.

Как и предположил многоопытный ямщик, в двадцати верстах за Зайцевом при переправе через малую речушку нагнали полуэскадрон Травкина.

– Ваше превосходительство, идём арьергардным отрядом! – частил с докладом улыбавшийся поручик. – Никаких происшествий и отстающих нет! Головной дозор уже к переправе через Мсту вышел! С прибытием в полк, ваше превосходительство!

– Спасибо, Кузьма, – поблагодарил Алексей. – Как в полку дела? Как с провиантом и фуражом? Говоришь, без происшествий у вас?

– Так точно, ваше превосходительство, – подтвердил поручик. – Во время перехода три лошади охромели, списать их пришлось, а ремонтом новых выкупили. У Лузгина на карабине шомпол из цевья вылетел, потерялся. Получил он за это уже. За Валдаем Булякин в горячке свалился, сейчас на лазаретной фуре едет, вся спина и седалище у него чирьями покрылись. А так всё в порядке, всего хватает, нужды никакой не имеем. Осталось два дня нам в арьергарде идти, потом полуэскадрон Луковкина сменит.

– Понятно. Ладно, поехали мы догонять полк.

Две пролётки медленно переехали через реку и уже на противоположном берегу, набрав скорость, понеслись по тракту. Через полчаса показался хвост длинной войсковой колонны.

– Их превосходительству генерал-майору Егорову Алексею Петровичу ура! – прокричал, салютуя саблей, шедший во главе роты капитан Крыжановский.

– Ура-а-а! – дружно грянули егеря, и сопровождаемая этим криком генеральская пролётка катила далее вдоль всех шедших подразделений к голове колонны.

– Здравия желаю, ваше превосходительство! С прибытием, господин генерал! – приветствовал его полковой штаб.

– Да мы уж поняли, что это вы нас догнали, – обнявшись с друзьями, проговорил довольный Живан. – Кому ещё так громко реветь-то наши будут? Только командиру.

Бежала к Ильмень-озеру полноводная Мста, на её левом берегу у переправы разбил лагерь полк егерей. Дымили артельные костры, по округе разносился запах солдатской каши, слышался шум множества людских голосов, ржание коней, от выставленных в ряд повозок долетал стук молотка или обуха топора о металл. Всё было привычно, сотни и сотни раз Алексей уже слышал эти звуки и вдыхал запах полевого лагеря. Как будто и не отъезжал он из своего полка, как будто бы и не было этой короткой побывки в поместье.

– Думаю, нет смысла нам в Новгород заходить, сами посмотрите, – вывел его из задумчивости голос Хлебникова. – Эдак мы напрямую можем к деревне Подберезье выйти и чуть ли не сорок вёрст пути срежем. Провианта и фуража пока достаточно, а если в город заходить, то дня три там точно придётся пробыть. Я не знаю, может, у Александра Павловича, конечно, другие мысли? – Он вопросительно посмотрел на главного интенданта. – Но егеря у нас не вымотанные, только вот недавно хороший длительный отдых был, важно то, что июнь уже наступает, все сроки на прибытие в столицу выходят. А ещё прибавьте сюда два полных дня, которые уйдут на переправу через Мсту и Волхов. Сами понимаете, господа, через такие большие реки за пару часов никак не перескочишь.

– Согласен с Вячеславом Николаевичем, – кивнув, проговорил Милорадович. – До Санкт-Петербурга меньше двух сотен вёрст осталось, за неделю вполне их можем пробежать и около столицы днёвку сделать. Оправимся, в порядок себя приведём и достойно через весь город сможем пройти.

– Я как бы тоже согласен, – задумчиво произнёс Рогозин. – Для закупки приварка в Новгород можно и пяток подвод отправить. Там хорошие армейские магазины, не грех заехать. А уж за Тосной они смогут полк нагнать. Так что да, можем в Новгород не заходить.

– Согласен, господа. Тогда именно так и сделаем, идём сразу к столице и уже там, у пригорода, делаем однодневную остановку, – выслушав заместителей, принял решение Алексей. – Таким образом, в Санкт-Петербург мы зайдём в первую декаду июня, как и было предписано Военной коллегией.

Первой через Мсту переправилась работная команда во главе с Радованом. Паром был огромный, и в него уместились вместе с людьми полдюжины повозок. Далее на правый берег начали перевозить эскадроны, роты и полковой обоз, уже затемно работавшие в поте лица паромщики переправили полуэскадрон Травкина. Двадцать вёрст перехода севернее Великого Новгорода – и точно такой же паромной переправой полк пересёк широкий Волхов. Всё, теперь до самого Санкт-Петербурга больших водных преград не было, и роты пошли самым скорым маршем по тракту. Седьмого июня под вечер колонна достигла Шушар, и егерям велено было вставать на днёвку у речки Кузьминки.

– Неужто дошли, братцы? – удивлённо спросил, подбивая подмётку на сапоге, Южаков. – Считай, ведь четыре месяца от самых персиян сюда топали. Их благородие говорит, более двух с половиной тысяч вёрст пути за спиной. Даже из Туретчины, от самого Дуная столько не шли, а там ведь в Николаеве долгая передышка у нас была.

– Да уж, и Польский поход никак с этим не сравнится, – поддакнул Калюкин. – А ведь думали тогда: «Ох как далеко мы бежим!»

– Да чего уж там Польский, тыш-ша вёрст только и бежали там, – отмахнулся Лыков. – А вы сюда, в эту нашу дорогу, и дорогу от Аракса до Кизляра ещё прибавьте, небось, опять не меньше тыш-ши в ней будет, да ещё и по горам. Я вон которую по счёту подмётку на сапогах, как наш Ваня, меняю. – Он указал на пристукивавшего молоточком Южакова. – Уже и прибивать-то, почитай, не к чему, всё поизносилось, теперяча только лишь всю пару менять нужно.

– Небось, поменя-яют в столицах, – помешивая в котле навязанной на палку ложкой, пробасил Дорофеев. – И мундиры на новые тоже сменят, не будет же государева гвардия в ошмётках ходить.

– Это само собой, – согласились с готовщиком все сидевшие. – Латка на латку налезает после этого похода.

– А ещё бы медалию на грудь, – проговорил мечтательно Капишников. – А чего смеётесь? У самих-то и не по одной, а у меня только вот за польскую Прагу.

– Медалия – не знаю, а вот премиальные бы точно не помешали, – заметил, откладывая в сторону свой сапог, Южаков. – Вон как после турецкой и польской войны матушка императрица войска одаривала, небось, сынок уж не хуже её.

– В воскресенье пропускную бумагу с печатью получу, медалию начищу получше и на торг с теми премиальными пойду, – заявил, продолжая мечтать, Капишников. – Чего только не накуплю на нём, всё, на что глаз только упадёт. А может, и молодке какой при параде приглянусь. Смейтесь, смейтесь, – отмахнулся он. – Так и просидите со своим серебром в казарме как сычи.

– Ты сначала получи эти премиальные, Спирка, – дуя на ложку с варевом, произнёс Дорофеев. – А уж потом похваляйся. Не знай, как там нас в столицах ещё встретят. Вспомните, братцы, после Польского похода тоже ведь, пока государыня матушка из Москвы не приехала, не больно-то жаловали. Это уж потом, как она обласкала нас на параде, так и все бла́га как из рога изобилия посыпались. Кажись, сварилось? – глубокомысленно произнёс он, пробуя кашу. – Ванюш, ты с сапогом закончил, попробуй, а?

Южаков зачерпнул в котле, также подул на ложку и положил варево в рот.

– Снимай, готово, – вынес он свой вердикт. – Расстилайте полог, братцы, трапезничать будем.

Девятого июня ротные барабаны забили побудку на рассвете. Вот только-только погасли звёзды, небо на востоке начало сереть, а от реки поднимались хлопья тумана.

– Час на то, чтобы свернуть лагерь, перекусить и оправиться! – отдал команду Егоров.

На горизонте едва начало всходить солнце, а полковая колонна уже топала по Государевой дороге. Вот показалась такая знакомая застава у Обводного канала. У преграждающего путь шлагбаума стоял спешенный эскадрон Воронцова.

– Не пропускают, ваше превосходительство. – Капитан кивнул на стоявших за полосатой жердью семёновцев. – Я уж и так и эдак, ни в какую не открывают. Поручик гонца в город послал, говорит, пропуск от столичного коменданта нужен.

– Господин поручик, а вы разве не извещены о проходе нашего полка? – поинтересовался у подходившего от караульной избы офицера Алексей.

– Ваше превосходительство, поручик Авдеев! – представился тот, вскинув ладонь к шляпе. – О подходе лейб-гвардии егерского полка предупреждены, соответствующая запись в караульном журнале имеется, но согласно Уставу гарнизонной службы ждём команду вышестоящего начальника. Вестовой мной в ордонансгауз[4] послан, ждём решения.

– Смотри как строго, – заметил Егоров. – Ну ладно, тогда будем ждать, порядок есть порядок.

– Ваше превосходительство, – понизив голос, проговорил офицер. – Если вы пожелаете, так можете ехать, вам мы никаких препятствий чинить не будем, а уж потом, как всё образуется, на Семёновскую площадь следом и полк ваш подойдёт.

– Нет уж. С егерями подожду, потом вместе и пойдём. По-олк, слушай мою команду! – крикнул он, обернувшись. – Вправо, на обочину принять. Вещевые мешки с плеч снять, стоять вольно по подразделениям!

Послышались окрики командиров, и роты сошли с дороги, освободив проезд. Мимо начали проезжать телеги и повозки. Каждый въезжавший в город или выезжавший из него был обязан пройти контроль. У представителей «подлого сословия» требовали «пропускное письмо» (крестьянину разрешалось наниматься на работу «для прокормления» в своём уезде). Но для этого помещик (а если его не было, то приказчик или приходской священник) должен был выдать ему «письменный отпуск». Для отхода в более отдалённые места необходимо было получить «пропускное письмо» в уездной канцелярии. В «пропускных письмах» описывалась внешность владельца: «рост, лицо, непременные приметы», чтобы «кто другой, воровски получая оное, не мог им воспользоваться». Выдавались «письма» не более чем на три года. После губернской реформы 1775 года дворянин должен был предъявить паспорт, пройти регистрацию на заставе и пояснить причину въезда-выезда. В течение суток он обязан был представиться лично столичному коменданту.

Застава занималась своим делом, а от растянутой полковой колонны слышался гул тысячи голосов. Егеря переговаривались, шутили, кто-то подтягивал ослабший ремень на мешке, кто-то сбивал пыль с сапог и отряхивал мундир, кто-то просто грыз сухарь, думая о своём. Наконец с северной стороны через мост проскакал всадник, спешившись, он подбежал к поручику и подал ему свёрнутый лист бумаги.

– Ваше превосходительство! – подойдя к Егорову, воскликнул командир дорожной заставы. – Приказ от коменданта для командира лейб-гвардии полка егерей – следовать к Семёновской площади и ждать в парадном строю государя императора!

– Благодарю, поручик. Эко же быстро всё решилось, я уж думал, до обеда как минимум придётся ждать, а тут даже заскучать не успели.

– Это да-а, – протянул тот. – Порядок. Ныне все как ошпаренные носятся. – И, обернувшись на своих солдат, понизил голос: – Чуть что не так – на гауптвахту или вовсе из армии долой.

– По-олк, становись! – скомандовал Егоров. – Оправились, разобрались в строю. За мной шаго-ом марш!

Рота за ротой, топая сапогами, шли егеря по городу. На плечах фузеи и штуцера, обветренные лица, штопаные мундиры и этот размеренный шаг. Два года назад они выходили из столицы в дальний поход и вот теперь возвращаются обратно. Позади тысячи и тысячи вёрст пути, жара, холод и вьюги, переправы через бурные реки и война в горах. И вот они наконец дома, они дошли.

– Твёрже шаг! – воскликнул, обернувшись, Егоров. – На Семёновскую выходим!

Огромная площадь была пуста, только у казарм Московского и Семёновского полков стояли караулы. Странно, всегда кто-нибудь на ней да занимался строевыми экзерцициями, плутонгом, поротно или даже целым батальоном. А сейчас на ней было пусто.

– Становись! Разобрались в шеренгах! – скомандовал, пройдясь перед подразделениями, Алексей. – Ровненько, в линию стоим! Приветствуем государя дружно и радостно!

Ждать долго не пришлось, сначала со стороны Семёновского моста с грохотом выехали на площадь два эскадрона лейб-гвардии Конного полка. Развернувшись фронтом к егерям, они замерли, блестя на солнце медными элементами кирас.

– Что-то они слишком яро держатся, – проворчал, поглаживая ствол фузеи, Лошкарёв. – Как будто стоптать нас хотят.

– Не выдумывай, Нестор, и не болтай, – оборвал его Кожухов. – Мало в штрафных ходил? Личный конвой амператора, вот и кичатся, показывают, что не чета нам, стрелкам, а что ближние государевы охранители.

Вот с северной стороны раздался ещё цокот копыт, и сопровождаемые третьим эскадроном конных гвардейцев на площадь выкатились три лёгкие кареты.

– Гляди-ка, у тебя, небось, не хуже. – Стоявший сбоку Живан, ухмыльнувшись, толкнул Алексея. – Ещё бы только коней статных подобрать…

– Тихо! – прошипел Егоров. – Выходят.

Резко распахнулась дверца на передней карете, из неё выскочил офицер с длинной косой и навитыми сбоку буклями и, подбежав к той, что ехала в середине, распахнул дверцу. Из неё на плотно утрамбованную землю площади выскочил он, Божьей милостью государь император Павел Первый.

– Полк, смирно! – громогласно скомандовал Алексей. – Равнение на середину! – И пошёл строевым к невысокому, худощавому человеку с лицом бледно-жёлтого цвета под широкой треуголкой. – Ваше императорское величество, лейб-гвардии егерский полк прибыл к месту постоянного квартирования из военного похода! Докладывает командир полка генерал-майор Егоров!