Вот такой сценарий

Мама послушалась и убедилась, что дочка, когда ненавистный суп наливаешь в тарелку на донышко – сама возьмет ложку и съест с удовольствием. И с остальным так же – на целую котлету смотрит, как на врага, а половинку дашь – лопает, и еще как! На повторной консультации, когда мама взволнованно попросила профессора объяснить такой феномен, то только улыбнулся:

– Смотрите, какая она у вас маленькая. Она просто боится такого количества еды. А небольшая порция не пугает ее. Не волнуйтесь, что не наестся – тогда просто добавку попросит.

Так и стали делать. Когда Яппи в детский сад пошла, мама заранее предупредила воспитателей и нянь о такой особенности дочки. Правда, в первый же завтрак те решили сделать по-своему: положили полную тарелку каши. И уговорили съесть всю, мол, детки-то едят. За что тут же и поплатились: Яну вырвало этой кашей обратно в тарелку. Взрослые испугались, решили, ребенок заболел, вызвали медсестру. Та посмотрела девочку, ничего особенного не увидела. Позвонила маме узнать, как себя чувствовал ребенок дома. Та тут же прибежала – благо занятия в музыкальной школе позже начинались. Мигом оценила обстановку, отозвала няню с воспитательницей в раздевалку и что-то там стала говорить. О! Мамуля могла своим нежным тихим голоском убедить кого угодно в чем угодно! Няня с воспитательницей вернулись в группу разве что хвостиками не виляя, и больше никогда Яну едой не «доставали».

Да, в детстве Яппи была Яной, Яниной, Яночкой. Но со временем, когда стало понятно, что ее рост так и будет всегда миниатюрным, ей стали надоедать сравнением с Яниной Жеймо. И восхищались ролью той в «Золушке». Смотрела Яппи эту сказку. И фильм дурацкий, и Золушка – полная идиотка. Надо же – попала на королевский бал, нарядили ее принцессой, так она песенку глупейшую поет про нелепого жука, и хороводы пляшет! Принц, конечно, обалдел от такого нестандарта, вот и ходил за ней – игрушку себе нашел. А эта дурында, мало того, что туфлю умудрилась потерять, так еще и на сестрину ногу помогла ее надеть! В общем, и Янину Жеймо, и заодно свое имя Яппи возненавидела. Даже заявила родителям, что поменяет его, как только исполнится 18 лет. Но тут папа взмолился, чтобы она этого не делала: назвал ее Яниной в честь своей любимой мамы, рано умершей. Ладно, Янка согласилась – пусть в паспорте так будет. Но звать ее будут…да вот хоть так, как в классе кличут за разрез глаз и черные волосы с глазами – Японкой. Японку потом сократила до Яппи – стильно, коротко, необычно. И теперь всем так и представлялась. А на недоуменные расспросы просто ничего не отвечала – Яппи, и все!

И еще в детстве Янка была уверена, что у всех людей есть хвостики, просто у многих они не видны. Но она ясно понимала: вот человек хвостиком виляет – хочет подружиться, или чувствует себя виноватым, или просто радуется. А вот хвостик поджал – испугался. У самой-то Янки хвост был очень даже виден, даже не хвост – хвостище: ее Коса. Коса чувствовала все Янкины эмоции: когда Янка злилась – Коса дергалась, как кошачий хвост, когда пугалась – поджималась и старалась вжаться между лопатками, когда радовалась – так и норовила раскачиваться из стороны в сторону. Мама смеялась, говорила, что это детские фантазии, что ничего не видно, но Янка-то все это ясно чувствовала! Коса была всегда, и всегда она была ниже пояса. Янка росла – и Коса росла. А потом Янка почти перестала расти, а Коса продолжала. И выросла такой, что при ходьбе, если ее не подвязать, била сначала по попе, а потом уже и под коленками. А если косу распустить, то волосы спускались намного ниже коленок. Коса всегда ужасно мешала – вечно за что-то цеплялась, а у мальчишек во все школьные годы было любимое развлечение – подкрасться, дернуть за ленту, которой приходилось подвязывать Косу, и смотреть, докуда она достанет. Во время купания приходилось обматывать Косу вокруг шеи, и еще лентой перехватывать, иначе не поплаваешь. А уж сушиться потом! Мучение! Сидишь рядом с мамой на покрывале, как болванчик, вокруг распущенные волосы все место занимают, и сама будто в шатре – жарко! Да еще и люди вокруг вечно ахают, разглядывают, вот, мол, девочка маленькая, а какие волосы длинные и густые… Сколько раз Янка просила стрижку ей сделать, ну хоть немного обрезать, папа ни за что не разрешал. Сказал: до окончания школы – никаких стрижек!

Зато на другой же день после вручения аттестатов Янка отправилась в парикмахерскую. Не тут-то было! Все парикмахерши сбежались: восхищались волосами, их густотой да длиной, возмущались Янкиным решением отрезать Косу. Велели маму привести. Янка паспорт показала, что не малышка неразумная, а вполне взрослый человек – ни за что не стали резать! И во второй парикмахерской повторилось то же самое, и в третьей.

– Ладно, – решила Яппи, – без вас обойдусь.

Пришла домой, расстелила на полу перед трюмо простыню и взяла большие кухонные ножницы. Распустила Косу. Волосы опустились ниже колен, обняли ее всю… Они были как только что срезанная трава – еще живые, прохладные, но уже какие-то вялые. Коса чувствовала, что ее сейчас отрежут, и грустила. Янка остановилась, ей вдруг стало жалко резать волосы. Но тут же почувствовала, как от них становится жарко, представила, что завтра пойдет купаться, и они не будут мешать, и решительно захватила в кулак первую прядь. Она отрезала прядь, укладывала ее в ряд на простыне, бралась за следующую… уже и руки устали, а она все резала, и резала, и резала – уже не заботясь, чтобы волосы получались одинаковой длины, стараясь только побыстрей закончить и наконец опустить руки. И к тому же почему-то начала сильно кружиться голова. Когда на простыню легла последняя прядь, у Яппи осталось только одно чувство – облегчение. Она намеренно не смотрела в зеркало – было страшновато. Убрала ножницы; собрала и выровняла пряди. Лежащие отдельно, они не выглядели такими уж длинными, и вообще казалось, что их не так-то и много. Взяла ленты и перехватила волосы в нескольких местах. Так они совсем не производили никакого впечатления, и Яппи почему-то от этого очень расстроилась. Завернула жгут из бывшей Косы в какую-то газету, вытряхнула и положила в стирку простыню… Наконец, решилась и подошла к зеркалу. Волосы теперь шапкой стояли вокруг головы, торчали неровными прядями, но даже несмотря на это, результат ей понравился. Лицо стало взрослее и вместе с тем нежнее. Теперь из зеркала на нее смотрела уж точно не девочка-школьница, а милая юная девушка.

Тут в двери повернулся ключ – пришла с работы мамуля. Яппи вышла в прихожую. Мама начала что-то говорить, но Яппи перебила ее:

– Мам! Посмотри на меня.

Мама взглянула и замерла.

– Все-таки подстриглась, – вздохнула она. И вдруг удивилась:

– Подожди, Яночка! А почему так неровно? Или это специально так, стрижка такая, что ли?

– Да нет, мамуля! Просто пришлось самой стричь, в парикмахерских не стали, – и Яппи рассказала про сегодняшние мытарства.

– Ладно, отрезала косу, так отрезала. Вот только надо теперь стрижку твою в нормальный вид привести. Позвоню-ка я тете Свете.

Мама тут же набрала тети-Светин номер. Та, к счастью, тоже уже оказалась дома, долго причитала в трубку насчет загубленной косы, и сказала, чтобы Яна немедленно шла к ней. Ловкие тети-Светины руки сделали настоящее чудо: она не просто подравняла волосы, а сделала модную стрижку с челкой, с приподнятым затылком. Теперь девушка, смотревшая на Яппи из зеркала, оказалась не только юной и симпатичной, но к тому же и стильной.

– Ой, тетя Света, вы просто волшебница! – восхитилась Яппи.

– Могём кое-что, – засмеялась та. – Да с твоими волосами работать приятно. Богатый волос, хороший. Ты не стригись больше ни у кого – испортят. Только ко мне ходи, поняла?

– С удовольствием! Такую красотку из меня сделали! Спасибо вам огромное!

Когда Яппи вернулась, папа был уже дома. Мамуля, видимо, успела его подготовить и правильно настроить, так что он даже и не ворчал. Наоборот, с интересом рассмотрев дочку со всех сторон, признал, что ей так больше идет.

– Мам, только у меня почему-то все время кружится голова, – пожаловалась Яппи. – И такое чувство, что это не голова, а воздушный шарик, и он вот-вот улетит в небо, и меня унесет.

– Да все понятно, – улыбнулась мама. – Коса-то тяжелая была, а теперь тебе от легкости так кажется. Привыкнешь постепенно.

Поэтому поступать приехала уже не малышка Яночка, а вполне себе Яппи. Девчонки-абитуриентки, которые жили в общаге, быстро перезнакомились и даже сдружились, так что когда какая-то из них получала на экзамене двойку и «вылетала», то ее было кому обнять, посочувствовать и даже поплакать вместе. Яппи тоже познакомилась с двумя приятными девчонками, но на второй же экзамен они не появились – «вылетели» сразу после сочинения. Это ей сказала смешная рыженькая Тома – она, кажется, знала все и про всех. У нее был легкий характер: на все смотрела с неиссякаемым оптимизмом и прямо-таки заражала уверенностью и весельем. С Томой они ходили в знаменитую пышечную на Желябова после каждого экзамена, вроде как даже подружились, и Яппи очень надеялась, что они обе поступят – тогда можно было бы поселиться в одной комнате. Но когда вывесили списки поступивших, Томы в них не оказалось.

– Что ж, придется годик поработать, а уж на следующий точно поступлю, – заявила она в ответ на Яппины попытки сказать какие-то утешительные слова.

А у Яппи началась другая жизнь: с триумфом вернулись домой, беззаботно пролетел август, а перед первым сентября опять с мамой поехали – пришлось взять много вещей, да и мама хотела удостовериться, что все в порядке. Собеседование, устройство в общежитие… Соседки по комнате и ей, и мамуле понравились. Катя была, как и Яппи, сразу после школы, а Наташа уже успела закончить педагогическое училище, и даже с красным дипломом, что и дало ей большие преимущества при поступлении.

Первого сентября был праздник посвящения в студенты. Вроде всё, как в школе – и торжественная линейка, и концерт – но вокруг вполне осмысленные лица, никаких бантиков и букетов, и никаких волнующихся родственников. А самое главное – атмосфера. Все вокруг – взрослые: никто не бегает, не толкается, не орет, мальчики (их довольно много оказалось, наверное, «физики», «химики», да «физкультурники») в дверь пропускают, преподаватели на «вы» обращаются.

После праздника прошло собрание группы. Оказалось, у них первые курсы будет куратор (какое солидное слово!) – милая пожилая женщина. Она сказала, что сегодня им нужно выбрать «тройку»: старосту, профорга и комсорга, и рассказала, зачем они все нужны. Девчонки сидели озадаченные. Вдруг встала самая красивая девочка из их группы, да и, наверное, изо всего курса. Яппи заметила ее еще на абитуре, а всезнающая Томка сказала, что ее зовут Илона, что поступает сюда она уже во второй раз, и что приехала аж из Анапы.

– Девчонки, – сказала Илона, – у меня есть предложение. Ведь чтобы кого-то куда-то выбирать, надо сначала познакомиться. Давайте, мы все по очереди будем рассказывать немного о себе: как зовут, откуда приехали, вообще говорить то, что сами захотите. И чтобы быстрее сдружиться, предлагаю вот что: может, кто-то хочет, чтобы его как-то определенно называли, как ему привычнее. Вот начну с себя. Я – Илона Дудкина, – она улыбнулась, – смешно звучит, правда? В школе, конечно, меня дразнили Дудкой, Илюшей и Ильюхой. Так что я терпеть не могу никаких сокращений от моего имени и прошу называть меня всегда только Илоной или Илонкой. Школу окончила в прошлом году. А приехала я из Анапы. Так получилось, что у моей лучшей школьной подруги в Ленинграде дальние родственники, мы и поехали с ней поступать. Она поступила, а я не прошла по конкурсу. Поэтому устроилась здесь на работу, а вот теперь поступила.

Она еще раз улыбнулась и села. Куратор, а за ней и вся группа, немного похлопали. Потом все по очереди стали рассказывать о себе. Идея с именами всем очень понравилась. Одна девчонка, например, просила называть ее Котя – ее так звали в школе, и ей нравится, а другая, Аня, сказала, что она в детстве очень любила сказку о Златовласке и мечтает, чтобы ее звали Златовлаской. При этом ее волосы были обычного темно-русого цвета. Все, конечно, обалдели от такого заявления, а кто-то даже и похихикал. Кстати, они потом пытались ее так называть, но быстро сократили до Златы, Анька не возражала.

Так что Яппину историю с Яниной Жеймо все уже приняли с пониманием. А когда она спросила, на кого она похожа, все в один голос сказали:

– На японку!

– Вот так и зовите, а чтобы не выглядело странно, то – Яппи. А кто Яной назовет, или даже Яночкой, покусаю! – Яппи сделала зверскую гримасу.

Народ засмеялся и тоже немножко похлопал.

Старостой вызвалась быть самая старшая девушка, Ирина. Она окончила педучилище, проработала уже три года в детском садике.

– Я была старостой и в школе, и в училище. И я очень ответственная и аккуратная, ничего никогда не путаю. Так что советую выбрать меня, – она строго оглядела группу.

Никто и не возражал. Возиться с журналом посещений, узнавать и сообщать всем об изменениях в расписании – скукота! Отлично, что нашелся человек, добровольно согласившийся взвалить на себя эту обузу.

С профоргом тоже быстро решилось – неприметная Валя сказала, что ее старшая сестра учится здесь же на четвертом курсе, и она профорг группы, так что Валя знает по ее рассказам, что это за нагрузка, и готова взять ее. Конечно, опять никто не возражал.

А когда дело дошло до выборов комсорга, встала Яппина соседка по комнате Наташа (впрочем, она просила называть ее как в семье – Тата) и предложила выбрать Илону, потому что та инициативная, смелая и нестандартно мыслящая – во как! Народ одобрительно захлопал и заулыбался.

Так что с выборами быстро закончили, а так как куратор сказала, что на сегодня в расписании у них занятий никаких нет, то все дружно пошли закреплять знакомство – пить кофе с пирожными на Невском.

***

Наташа:

Наташа повернулась к зеркалу другим боком и снова вздохнула. Хорошо, что девчонок нет, а то опять принялись бы утешать и уверять, что у нее прекрасная фигура. Да кто б спорил, прекрасная, вот только грудь! – вернее, ее почти абсолютное отсутствие. Нулевой размер, без лупы не разглядишь. В почти двадцать лет! Она в который раз вспомнила гадкий анекдот про «прыщики», который надо зеленкой смазывать, а не бюстгальтеры на них покупать, и сморщилась.

Япику вчера на вахту позвонила мама, сказала, что передала посылку с какими-то знакомыми, так что Яппи поехала передачку забирать.

Катька сидит в библиотеке, готовится к завтрашнему зачету по «Истории КПСС». Вернее, их готовит. Историю КПСС у них ведет проректор со смешной фамилией Лейкин. Весь поток в него влюблен: под сорок лет, подтянутый, симпатичный, обаятельный, одет в отлично сидящий костюм и безукоризненно подобранные рубашку с галстуком. А уж скучнейший свой предмет читал так, что хотелось его слушать и слушать – бесконечно! Так вот он сразу предупредил, что в первую сессию по его предмету будет пока только зачет, и, что если кто хочет получить «автомат» – должен посещать все лекции и семинары, активно работать и иметь конспекты первоисточников, список которых тут же и продиктовал. И какое счастье, что у них есть Валюшка с ее старшей сестрой, учащейся на четвертом курсе! Сестра предупредила, что Лейкин – вовсе не такой милашка, как кажется, и что зачет у него можно получить действительно только соблюдая эти условия. Иначе замучает так, что мало не покажется. Непременно нужно посещать все его занятия, особенно семинары – пусть хоть температура сорок – приди! И на семинарах отвечай, сама вызывайся хоть иногда – он любит, когда проявляют инициативу. «Плюсики» зарабатывай. И конспекты – обязательно, да чтобы аккуратные, четкие, желательно с подчеркиваниями разными, чтобы видно, что человек не просто тупо переписал, а работал! – наставляла она Валюшку. Все эти премудрости Валюшка сразу доносила до сведения своей группы. И еще сестра научила их схитрить – пусть три-четыре человека скооперируются и конспектируют по очереди, а остальные переписывают, но так, чтобы не понятно было, что переписали. У них своя система была: У Катьки почерк с наклоном влево (в детстве была левшой, потом переучили, но в наклоне «левшество» все равно проявлялось), Япик подчеркивала некоторые слова и фразы красной пастой, а она, Натка, писала каждую фразу с красной строки. Просмотришь бегло – кажется, что конспекты совершенно разные.

Занятия они не пропускали, на семинарах «плюсиков» достаточно зарабатывали (так что Лейкин даже удивлялся, какая активная группа), конспекты все есть, сейчас Катя последний допишет, а они с Яппи вечером перекатают. «Автомат», считай, у них в кармане. Этот зачет – последний, до экзаменов можно немного расслабиться, уж Новый год-то встретить спокойно – точно! И вот ведь везение еще: Катька недавно столкнулась в их студгородке со своим знакомым – мальчиком из параллельного класса. Оказалось, он учится в ЛЭТИ и живет в «пятерке», которая окна в окна с их корпусом. Мало того, этот Катькин знакомый играет на гитаре, и уже успел зарекомендовать себя настолько, что попал в ВИА студгородка. От радости встречи и от широкой души подарил Катьке три билета не новогоднюю межвузовскую дискотеку. Дискотеки эти славились не только на весь студгородок, но и на вузы, общежития которых были здесь расположены. Попасть туда было поголовной студенческой мечтой, но уж зеленым-то первокурсникам никак не светило, так что им, получившим заветные билетики, все завидовали. Приходили даже девчонки со старших курсов, просили продать им билеты чуть ли не за любую цену. Конечно же, они всем отказали. Еще чего! Самим хочется.

Дискотека завтра. С нарядами они уже определились. Яппи вообще на днях заявила, что ей все равно, в чем идти, но потом все-таки вытащила из чемодана черные струящиеся широкие брюки и золотистую маечку на тонких бретелях. А Катька сказала, что у нее ничего нет, кроме финского брючного костюма. Костюм, конечно, финский, и фасон Катьке идет – приталенный пиджачок, расклешенные брюки, но он кримпленовый. Какая хоть немного уважающая себя девушка наденет сейчас кримпленовый костюм!

Спасибо Таткиной маме. Мама работала в школе учителем литературы и русского, но дело не в этом, а в том, что она – гениальная портниха. Возьмет какую-то тряпочку, повертит, поколдует над швейной машинкой – и готово дело: юбка, брюки, блузка, да такие, что та, кому это предназначено, становится в мамином наряде настоящей красавицей, а любая фигура преображается в безупречную. Поэтому маму постоянно просили что-нибудь сшить. Она старалась не отказывать, если только была возможность – работа в школе отнимала много сил и времени. Но подработка была нужна: с тех пор, как умер папа, маме приходилось обеспечивать себя и дочку. Конечно, Ната помогала ей, сколько могла – делала простые операции: петли сделать, швы на оверлоке обметать. Да, у них был даже оверлок – одна из маминых клиенток, восхищенная свадебным платьем для дочки, умудрилась достать списанный в ателье, и подарила маме.

Папа умер, когда Наташа была в пятом классе. Инфаркт. А больше у них с мамой никого не было – никаких бабушек-тетушек и прочих родственников. Во время войны мама и папа были подростками и потеряли все свои семьи – кто на войне погиб, кто в оккупации. Попали оба в детдома. Оба сначала закончили педучилища, после заочно пединституты. Только папа преподавал математику и физику, потом стал завучем, а потом – и директором школы, а мама так и работала учителем. Работали в одной школе, там и познакомились. Поженились. Оба, детдомовские, мечтали иметь большую семью, чтобы было много детей. Но не получалось. Дочка родилась, когда им было уже по тридцать лет и когда начали терять надежду. Как они радовались! Хотели еще родить, вот бы сыночка – мечтали, но не случилось. Так и была Наташа единственным ребенком. Ее, понятно, очень любили, особенно папа. Называл – Тата, Татуська моя, и, мама рассказывала, лет до трех носил на прогулках исключительно на руках. Никаких колясок не признавал, боялся, что в коляске трясет… Татка его хорошо помнила. Боль утраты не стиралась с годами ни у нее, ни у мамы, только они научились эту боль прятать. Поэтому на собрании группы первого сентября Наталья и попросила ее звать Татой – пусть хоть кто-нибудь в целом мире ее так называет. Мама не могла, до сих пор слезы наворачивались у нее на глаза, когда она пыталась звать дочку так.

Натка хотела быть учителем, как мама и папа, только она задумала сразу в институт поступать, их, областной. После папиной смерти решила: надо учиться хорошо, чтобы папе там, где он теперь, было не стыдно и не больно за любимую дочку. Постепенно все заговорили о возможности золотой медали, и Натка обрадовалась: вот получу ее – точно папу порадую! Да и в институт будет намного легче поступить. Так что Натка очень старалась, впрочем, учеба ей давалась совсем не трудно. И получила бы медаль, но… в десятом классе безумно влюбилась (хотя разве можно влюбиться «с умом»?).

Был у них в классе мальчик – симпатичный, тихонький, учился средне, в общем, совсем незаметный. Да и роста совсем маленького всегда, а фамилия, как нарочно, Зайцев. Так что звали его, естественно, Зайцем. А после какой-то школьной постановки, где Ваньке, как самому мелкому, поручили роль Зайчика, – имя «Зайчик» намертво приклеилось к нему на все оставшиеся школьные годы. Впрочем, Ванька и не возражал, да он и вообще ни с кем никогда не ссорился, и, кажется, обижаться-то не умел. Зайчик – так Зайчик. Натка на него никогда и внимания не обращала – так, вертится какой-то малой под ногами, – а в девятом классе немного изменила свое мнение.

Она тогда с утра чувствовала себя неважно, но решила все-таки пойти в школу: предстояла четвертная контрольная, первая в году, не хотела пропускать. Пойти-то пошла, и даже контрошу на автомате написала, да перед третьим уроком, физкультурой, почувствовала себя настолько плохо, что решила отпроситься у физрука. Перед глазами уже все плыло, губы еле двигались, и даже ноги как-то противно тряслись. Физрук посмотрел на нее:

– Да ты больная совсем! Какая тебе физкультура! Иди-ка в медкабинет!

Наташка поплелась туда. Там их добрейшая медсестра Таньванна немедленно раскудахталась, принялась расспрашивать, мерять температуру, смотреть горло, слушать. Оказалось, у нее хорошенькая такая простуда, и поднялась температура. Так что всю физру она пролежала на диванчике в медкабинете, напоенная лекарствами. А когда урок закончился, заглянула классная, предупрежденная физруком, узнать, что с ней. Таньванна сказала, что Наташа заболела и хорошо бы отправить ее домой.

– Таблетку-то я ей дала, но все равно надо лежать в тепле и покое и нормально лечиться, – объяснила она.

Классная позвонила маме (Натка училась не в маминой школе, так решили когда-то родители). Мама объяснила, что освободиться сможет только к следующему уроку. Тогда классная, оглядев класс, объявила:

– Наташу надо отправить домой. Но, хоть ей сейчас и получше стало, я одну ее боюсь отпускать, мало ли что. Нужно, чтобы ее кто-то проводил до дому и дождался ее маму.

Вдруг Зайчик поднял руку:

– Я живу в соседнем доме и могу проводить, – сказал он. И сказал так спокойно и уверенно, что ни у кого даже сомнения не возникло, только Натка сквозь температурный туман подумала про себя:

– Да уж, провожатый! А вот если я, например, упаду на улице, что он делать-то будет? Ну, тогда и не падай, а иди, – посоветовала она себе.

Зайчик решительно забрал ее портфель. А Натке опять стало хуже, видимо, снова поднималась температура. И вдруг Ванька серьезно сказал:

– Наташа, обопрись на меня. Не бойся, что я маленький и не выдержу, я сильный.

У Натки, и правда, заплетались ноги. Она положила руку на Ванькино плечо. Оно оказалось неожиданно крепким, и идти действительно стало полегче. Хорошо, хоть их дома были совсем недалеко. А дома Ванька вдруг наклонился и стал стаскивать валенки с ее ног.

– Вань, да что ты, я сама, – вяло попыталась возразить Натка.

– Да ладно, что мне, трудно, что ли, – хмыкнул тот. – Иди ложись давай. А я пойду чайник поставлю, чаю тебе сделаю. Можно? – вдруг спохватился он.

– Конечно, – Натка сглотнула. – Пить очень хочется. Сахар и чай на столе, а в холодильнике лимон есть. И себе тоже сделай. И, если хочешь, возьми чего-нибудь поесть.

Она рухнула на диван в большой комнате и сразу провалилась в сон. Только помнила еще, как Ванька поил ее жутко сладким чаем, ложек пять сахару в чашку вбухал, наверное. Потом так же сквозь сон услышала, как пришла мама, трогала ее лоб прохладными губами…

Она проспала до самого вечера, когда мама разбудила ее, чтобы померить температуру и дать какие-то лекарства. Встала в туалет, потом снова легла. Мама принесла бульон в пиале и чай. Села рядом.