Брежнев. Золотой век правления

Один из помощников Хрущёва, Олег Трояновский, позже вспоминал, как он был уверен в том, что шеф не успокоится и продолжит борьбу. Но босс принял иное решение.

«Когда <первое> заседание <Президиума ЦК> кончилось [а это, напомню, было уже поздно вечером 13 октября. – В.О.], – рассказывал Трояновский, – Никита Сергеевич сразу вернулся в свой кабинет и через несколько минут вызвал меня. Когда я зашёл в кабинет, то увидел его сидящим за длинным столом, за которым он обычно работал и принимал людей. Меня поразил его усталый, подавленный вид. Первыми его словами были: “Моя политическая карьера закончилась, теперь главное – с достоинством пройти через всё это”. Я спросил: “Никита Сергеевич, а вы не думаете, что на Пленуме ЦК обстановка может измениться в вашу пользу, как это произошло в 1957 году?” Он быстро ответил: “Нет, нет, это исключено. К тому же вы ведь знаете, что я не цеплялся за это кресло”. И потом как-то неожиданно для меня сказал: “Когда-то Каганович советовал мне каждую неделю встречаться с двумя-тремя секретарями обкомов и крайкомов. Я этого не делал, и, видимо, в этом одна из моих ошибок”. Потом я его спросил: “А как вы расстались, по-доброму ли?” И про себя невольно подумал о собственном будущем, о том, как отнесутся ко мне новые руководители. Никита Сергеевич немного задумался и потом ответил: “Да, пожалуй, по-доброму, во всяком случае, я считаю это моим достижением, что всё прошло более или менее цивилизованно”. Потом, по-видимому, почувствовав подоплёку моего вопроса, он добавил: “Что касается вас, то мне трудно сказать, как сложатся ваши дела. Скорее всего, вы вернётесь обратно в МИД”. Затем мы обнялись и на этом расстались» (О. Трояновский. Через годы и расстояния. М., 2017. С. 241).

Почему же Хрущёв отказался от дальнейшей борьбы за власть? Да потому, что увидел, что его недавние соратники действовали не экспромтом. У них почти всё было продумано. И они имели планы на час Икс. Сопротивляться было бесполезно.

Хрущёв не заблуждался. Брежнев действительно заранее предусмотрел все варианты. И поэтому у него уже наготове были группы оперативного реагирования.

Брежнев не стал дожидаться до утра. Он уже поздним вечером предпринял ряд контрмер. Не зная, что за ночь мог бы учудить Хрущёв, он распорядился вытащить из сейфа доклад об ошибках ещё не поверженного вождя, который после Шелепина готовила бригада под руководством Полянского. Этот доклад предполагалось, в случае если б Хрущёв всё-таки преподнёс какие-то неожиданные сюрпризы, зачитать на пленуме ЦК – чтобы все могли понять масштаб бедствий, которые Хрущёв нанёс за последние годы партии и стране. Как потом выяснилось, убийственную для Хрущёва фактуру собрали работавшие в КГБ экономисты.

Брежнев не исключал, что на пленуме ЦК могли бы объявиться защитники Хрущёва. Поэтому он заранее озаботился подбором людей, кто аргументированно бы развенчал Хрущёва. И тут особая роль им отводилась завотделом административных органов ЦК Миронову. Секретарь этого отдела Галина Романова рассказывала, как она в ночь на 14 октября печатала предполагавшееся выступление Миронова. Шеф сочинял экспромтом. Он диктовал с голоса, «и при этом ему без конца звонил Семичастный, председатель КГБ. Николай Романович называл его Володей. Миронов диктует: “Сегодня мы рассматриваем неправильное поведение…” Потом прерывается и спрашивает меня: “Как ты думаешь, кого?” Я отвечаю, что в наше время всё может быть. И вдруг он произносит фамилию Хрущёва. Мне стало совсем не по себе, и печатать стала ещё хуже» (цитирую по кн.: В. Некрасов. Аппарат ЦК КПС в погонах и без. М., 2010. С. 79).

Пока одни соратники Брежнева уже ночью готовили материалы к внеочередному пленуму ЦК, сам Брежнев раздавал поручения другим верным ему людям проверить основные средства СМИ, армейские штабы и разные органы управления

Николай Месяцев рассказывал, как в ночь на 14 октября его неожиданно вызвали к Брежневу. «В кабинете, – вспоминал он, – находились Л.И. Брежнев, сидевший в торце длинного стола заседаний, А.Н. Косыгин сидел сбоку, поставив ногу на стоявший рядом стул, напротив него Н.В. Подгорный и рядом с ним П.Н. Демичев, секретарь ЦК КПСС. Следом за мной в кабинет вошёл Л.Ф. Ильичёв, секретарь ЦК КПСС.

Было около полуночи 13 октября 1964 года.

После того как я поздоровался и сел около А.Н. Косыгина, Л.И. Брежнев спросил: “Кто поедет на радио представлять Николая Николаевича коллегии Комитета?” Подгорный: “Ильичёв, это его епархия, там, наверное, его хорошо знают”. Ильичёв: “Хрущёв может проходить и дальше в радиотелевизионных программах или убрать его из эфира совсем?” Демичев: “Убрать совсем”. Брежнев: “Да, так будет правильно”. Косыгин и Подгорный согласились с этим. Брежнев: “Коля, желаем тебе успеха. На днях мы встретимся. В случае необходимости звони”.

Ильичёв и я попрощались с присутствующими и вышли.

Вот и всё. Рубикон перейдён. Без всяких словопрений и эмоций. Новая страница жизни открыта… Для меня… Для Н.С. Хрущёва книга его большой жизни, судя по поведению и настроению его бывших сподвижников, дописана. Внешне они были спокойны. Что делалось в их сердцах и умах – неведомо» (Н. Месяцев. Горизонты моей жизни. М., 2005. С. 449).

Искать поддержки у военных Хрущёву тоже уже не имело смысла, ведь если министр обороны и начальник Генштаба оказались на стороне недовольных им, то понятно, что войска в его защиту не вступились бы. Исчезли у Хрущёва и все иллюзии задействовать в свою поддержку кассу партии: об этом побеспокоился замуправделами ЦК Грант Григорьян (с которым заранее соответствующую работу провёл его бывший босс Александр Шелепин).

За ночь Хрущёв, уже зная о происшедших переменах в Гостелерадио, понял, что никаких шансов остаться у руля у него уже не было. Дальше упорствовать смысла не имело. Второе заседание Президиума ЦК с участием Хрущёва началось 14 октября в одиннадцать часов. Хрущёв получил слово почти сразу же. Он без долгих речей согласился добровольно подать в отставку.

Дальше – только слухи. Протоколы того заседания Президиума ЦК отсутствуют (или до сих пор находятся в архивах на секретном хранении). По одним разговорам, на освободившееся место руководителя партии кто-то предложил Суслова, но тот сразу отказался в пользу Брежнева. По другим – председательствовавший на заседании Президиума ЦК Брежнев якобы выступил за Подгорного, но Подгорный вроде сам отклонил этот вариант, посчитав, что целесообразней избрать Брежнева. Но часть исследователей утверждают, будто на Президиуме ЦК была выдвинута только одна кандидатура, и это была кандидатура Брежнева.

Тут интересная вещь. Когда 14 октября заседание Президиума ЦК продолжилось, к Москве подлетал самолёт, на борту которого находился президент Кубы Освальдо Дортикос Торрадо. По протоколу кубинского гостя должны были встречать первые лица страны, включая Хрущёва, а также главный редактор главной газеты Советов – «Известия» Аджубей. Но зять Хрущёва догадывался, что в тот момент происходило в Кремле, и поэтому не знал, стоило ли ему ехать в аэропорт и принимать участие во встрече кубинского президента. Он в мемуарах рассказывал «По протоколу, как главный редактор газеты “Известия”, я должен был быть среди тех, кто встречает гостя. Ехать не хотелось. К этому времени уже не первый час шло заседание Президиума ЦК партии. Смещали Хрущёва. Я знал, что никакой обратный ход невозможен. По-видимому, задержка происходила из-за каких-то деталей. Позвонил в МИД, заведующему отделом печати Леониду Замятину. Он, конечно, догадывался о том, что происходит. Спросил его: “Стоит ли мне ехать на аэродром?” Он ответил: “Обязательно, я тебя прихвачу”».

Далее Аджубей рассказывал, как самолёт долго в ожидании разрешения заходить на посадку кружил над Москвой. Он понимал, что в Кремле ещё не определились, кто будет у трапа встречать кубинского президента. Наконец подъехала машина председателя Правительства России Геннадия Воронова, а затем появился ещё и Подгорный, который при всех бросил фразу: «Всё, дожали Хрущёва».

Но ничего ли Аджубей за давностью лет не перепутал? Совсем по-другому сцену встречи кубинского гостя описал в мемуарах бывший сотрудник службы протокола МИДа Борис Колоколов. Он писал: «Я вспоминаю вторую половину дня 14 октября 1964 г. На это время был запланирован приезд в Москву Освальдо Дортикоса Торрадо – президента Кубы. И по программе визита, которую согласовали заранее, в аэропорту Дортикоса должен был встречать Хрущёв. Когда мы приехали в действовавший уже тогда аэропорт Внуково-2, до настоящего времени используемый для специальных мероприятий, то почувствовали что-то неладное. Было какое-то необычное оживление в зале аэропорта. Хрущёв не появлялся. Прибыл специальный самолёт, из него вышел Дортикос, стал медленно спускаться. Его встречал А.И. Микоян. Он был тогда председателем Президиума Верховного Совета СССР. Анастас Иванович сказал: “Сейчас Никита Сергеевич, к сожалению, находится в Кремле, где проводится очень важное мероприятие. Программу мы, возможно, немножко модифицируем”». (Б. Колоколов. Профессия – дипломат. М., 1998. С. 45).

Подгорный же во встрече на московском аэродроме кубинского президента участия не принимал.

Ещё по дороге из аэропорта Аджубей был вызван на Старую площадь к секретарю ЦК по пропаганде Леониду Ильичёву, который объявил о снятии его с работы. Новым редактором «Известий» был назначен заведующий идеологическим отделом ЦК КПСС по сельскому хозяйству РСФСР Владимир Степаков, который одно время вместе с Демичевым работал в Московском горкоме партии.

Президиум ЦК закончил заседать в обед 14 октября и тут же созвал на шесть вечера пленум ЦК. Поскольку Хрущёв уже подписал заявление об отречении, Брежнев отказался от варианта с докладом Полянского на пленуме, как и от проведения на пленуме каких-либо прений. В ход пошёл запасной вариант. Я имею в виду доклад без убийственной фактуры, подготовленный в ближайшем окружении Суслова.

К слову: исходя из того, что с главным сообщением на пленуме ЦК о причинах смены руководства в партии выступил Суслов, историк Рой Медведев в своё время сделал вывод, что именно Суслов и организовал весь процесс по смещению Брежнева. Но с такой трактовкой не согласился Пётр Шелест. «Считаю, – заявил он как-то главному редактору газеты “Аргументы и факты” Владиславу Старкову, – что такая роль преувеличена. При Хрущёве Суслов не являлся вторым человеком в руководстве, как это стало при Брежневе. Доклад, с которым Суслов выступил на пленуме, готовил Полянский и другие товарищи. По идее с ним должен был выступить Брежнев или в крайнем случае Подгорный. Брежнев просто сдрейфил, а Подгорный категорически отказался. Тогда поручили сделать это Суслову. Если Шелепин, как утверждает Медведев, и принимал какое-то участие в подготовке материалов к пленуму, то Суслов до последнего момента не знал о предстоящих событиях. Когда ему сказали об этом, у него посинели губы, передёрнуло рот. Он еле вымолвил: “Да что вы?! Будет гражданская война”. Словом, сделали Суслова “героем”. А он не заслуживает этого. Решающая роль в смещении Хрущёва принадлежала Брежневу и Подгорному, и никому другому. Такова истина».

Это заявление Шелеста, сделанное Старкову, позже включил в книгу своих мемуаров «Те десять лет» Аджубей (по ней и приведена цитата: М., 1989. С. 291).

Но Шелест всё-таки недооценивал закулисную роль Суслова.

Да, на самом пленуме с предложением избрать Брежнева новым лидером партии выступил член Президиума ЦК Дмитрий Полянский. Оно сразу – без каких-либо обсуждений – было проголосовано. Все подняли руки «за».

Кстати, а имелась ли альтернатива Брежневу на тот момент? Безусловно. Я уже называл фамилию Подгорного, который имел огромные амбиции. Правда, в октябре 1964 года он сам не пожелал выдвинуть себя на главную роль, решив с годик или два подождать, пропустив вперёд Брежнева.

Но альтернативные варианты не исчерпывались фамилией одного Подгорного. Понятно, что осенью 1964 года мог быть выбор только из членов существовавшего на тот момент руководства. Так вот Аджубей полагал, что для партии и страны в ту пору полезней было бы новым лидером партии избрать Геннадия Воронова или Александра Шелепина, которые могли бы, к слову, устроить и Хрущёва. Он сам себя в мемуарах спрашивал: к кому бы Хрущёв отнёсся с уважением? И сам ответил: «Предполагаю, что такими людьми могли стать Геннадий Иванович Воронов, член Президиума ЦК, образованный, опытный, энергичный человек, руководивший Правительством Российской Федерации, и Александр Николаевич Шелепин, ведавший в партии и правительстве вопросами партийно-государственного контроля» (А. Аджубей. Те десять лет. М., 1989. С. 299).

Вернусь к пленуму. Конечно, он всех потряс, ведь в истории партии и страны открывалась новая страница.

«Сегодня был пленум ЦК КПСС, – записал уже почти в полночь 14 октября в свой дневник замминистра иностранных дел Владимир Семёнов. – По просьбе т. Хрущёва он освобождён от обязанностей Первого секретаря и члена Президиума ЦК КПСС и председателя Совмина СССР вследствие преклонности лет и по состоянию здоровья. Первым секретарём избран Л.И. Брежнев, председателем Совмина – А.Н. Косыгин. Докладывал М.А. Суслов. Н.С.<Хрущёв> сидел довольно осунувшийся, внезапно постигший реальность положения. После пленума ездил вместе с А.А.<Громыко> в Барвиху. По дороге говорили о событиях последних лет и о решениях пленума. Резонанс будет громадный, и последствия необозримые».

Когда пленум закончился, Хрущёву разрешили зайти в комнату Президиума ЦК. Он с каждым из членов высшего партийного ареопага попрощался за руку. С тех пор с большинством из них поверженный вождь уже никогда не встречался.

К слову, до сих пор неизвестно, все ли члены ЦК прибыли на тот октябрьский пленум, где решалась судьба Хрущёва и всей партии. В хранящемся в РГАНИ протоколе пленума перечислены 154 присутствовавших членов ЦК. Но Михаил Халдеев, который тогда занимал должность заведующего Идеологическим отделом ЦК КПСС по промышленности РСФСР, в своих мемуарах утверждал, что на пленуме отсутствовали первые секретари Ленинградского и Ивановского обкомов партии Василий Толстиков и Иван Капитонов. Халдеев не верил в случайности. Видимо, или сам Брежнев, или кто-то из его ближайшего окружения не были до конца убеждены в стопроцентной поддержке всех членов ЦК, и на всякий случай была дана команда кое-кого в Москву не вызывать.

Кстати, не было у Брежнева стопроцентной уверенности в лояльности к нему и со стороны руководителей большинства структурных подразделений ЦК. Халдеев рассказывал, как в ночь на 15 октября – уже после состоявшегося пленума ЦК – его срочно вызвали на работу, а потом пригласили в кабинет Николая Вороновского, который курировал парторганы РСФСР по промышленности, а у того уже сидел незнакомый ему человек, некоторыми своими манерами позволявший предположить, что он представлял Лубянку. И Вороновский стал выяснять у Халдеева его отношение к уже поверженному Хрущёву. У Халдеева сложилось впечатление, что люди Брежнева всю ночь вычисляли, кто в центральном партаппарате мог бы публично выступить в защиту Хрущёва и выразить недовольство избранием Брежнева.

Понятно, что все сотрудники аппарата ЦК ещё с вечера 14 октября пребывали в некоем смятении. Многие не знали, что последует дальше. А команда победителей с разъяснениями не торопилась. Всех заведующих отделами ЦК собрали в зале заседаний Секретариата ЦК лишь в десять утра 15 октября. Хрущёв вспоминал: «Брежнев проинформировал о событиях, связанных с Никитой Сергеевичем, ошибках в его работе, проявленных им субъективизме и волюнтаризме ‹…› Мне удалось сделать довольно-таки подробные записки услышанного на этом совещании ‹…› Но Леонид Ильич не сказал нам, что решение по Хрущёву есть решение Пленума ЦК КПСС» (М. Халдеев. Жизнь есть действие. М., 2006. С. 290).

Впоследствии зять Хрущёва, Аджубей, не раз интересовался у тестя, не жалел ли он, что в послевоенные годы стал двигать Брежнева на Украине, а потом сильно приблизил его к себе в Москве. «Я, – рассказывал Аджубей, – спросил как-то Хрущёва: только ли его стараниями возник Брежнев на московском горизонте? Хрущёв ответил, что Брежнева приметили в Москве давно, а после войны Молотов даже просил откомандировать его в Министерство иностранных дел на должность своего первого зама» (А. Аджубей. Те десять лет. М., 1989. С. 299). А ведь, похоже, Хрущёв говорил зятю правду.

Всё сейчас свидетельствует о том, что на верх Брежнева много лет продвигали другие фигуры, которые до сих пор не попали в поле внимания историков, а Хрущёва какие-то силы до поры до времени использовали втёмную, и, когда Хрущёв стал не нужен, его заменили Брежневым.

Этого человека учить борьбе за власть не придётся

1

Итак, вечером 14 октября 1964 года Леонид Брежнев одержал на внеочередном пленуме ЦК внушительную победу: он стал новым лидером партии, а по сути – и всего государства. Но имелась ли у него конкретная программа дальнейших действий? Отдавал ли он себе отчёт в том, с чем столкнётся и что в срочном порядке придётся делать?

Безусловно, Брежнев имел не только общее представление о том, что творилось в стране. Многое он знал в деталях. Не забудем: человек до этого много лет находился в высшем партийном ареопаге, с конца 1950-х годов предметно занимался оборонкой и космосом, до этого поднимал целину в Казахстане и поэтому хорошо разбирался в вопросах сельского хозяйства, плюс, будучи короткое время председателем Президиума Верховного Совета СССР, успел приобрести и некий международный опыт. Однако планов конкретных реформ во внутренней политике и в экономике Брежнев на тот момент точно не имел.