
Полная версия
Брежнев. Золотой век правления
К слову: буквально через месяц в Крыму умер ещё один коммунистический деятель Запада – лидер итальянских коммунистов Пальмиро Тольятти. Гроб с его телом в Италию повезла наша делегация во главе уже с Брежневым. И теперь уже Брежнев завёл в поездке опасный разговор о Хрущёве с другим членом делегации – первым секретарём Ленинградского горкома партии Георгием Поповым. Родные Попова рассказывали: «На прямой вопрос Брежнева, поддержит ли ленинградская парторганизация отставку Хрущёва, отец ответил положительно» («Литературная Россия». 2016. 3 февраля).
Почему для Брежнева это было очень важно? Егорычев рассказывал, что в какой-то момент ему поручили прозондировать настроение первого секретаря Ленинградского обкома КПСС Василия Толстикова. Поручение это исходило, видимо, или от Шелепина, или от Демичева. Судя по всему, Егорычев рассчитывал, что Толстиков без раздумий присоединится к инициаторам смещения Хрущёва. Откуда была такая уверенность? Существовало мнение, что это Шелепин в 1962 году посоветовал Хрущёву, когда решался вопрос об укреплении руководства Ленинградским обкомом, выдвинуть именно Толстикова, и якобы Толстиков с тех пор был заточен прежде всего на Шелепина. Но Толстиков отказался вступать в борьбу против действующего лидера. Он сказал Егорычеву: Хрущёв – это молоток. И команде Шелепина стоило многих усилий, чтобы Толстиков потом не донёс на неё людям Хрущёва, а заодно ей пришлось срочно искать в Ленинграде другого видного функционера, который мог бы в соответствующем духе настроить местный актив.
Вообще начиная со второй половины августа недовольные Хрущёвым члены Президиума и Секретариата ЦК вели усиленную работу среди колебавшихся членов советского руководства и первых секретарей ключевых российских регионов, с тем чтобы подбить их выступить за смену в партии лидера. На тот момент группу недовольных составляли (перечислю людей не в порядке их вовлечённости в процесс, ибо вопрос, кто в большей степени был причастен к тем делам, а кто в меньшей, до сих пор дискуссионный, а в алфавитном): секретарь ЦК Андропов, секретарь ЦК Брежнев, секретарь ЦК Демичев, первый секретарь Московского горкома КПСС Егорычев, председатель Президиума Верховного Совета РСФСР Николай Игнатов, первый зампред Совмина СССР Косыгин, первый секретарь Ставропольского крайкома КПСС Кулаков, секретарь ЦК Подгорный, зампред Совмина СССР Полянский, председатель КГБ СССР Семичастный, секретарь ЦК Суслов, председатель Высшего Совета Народного Хозяйства Устинов, секретарь ЦК Шелепин, первый секретарь ЦК КП Украины Шелест… К тому времени с ними заодно уже были также министр обороны СССР Малиновский, начальник Генштаба Бирюзов и завотделом административных органов ЦК Миронов…
Безусловно, сложилась очень серьёзная команда. Но для успешной организации замены первого лица этого, видимо, было недостаточно. Вот почему самые активные организаторы смещения Хрущёва постоянно думали о расширении круга своих союзников. Особенно в этом плане старался Брежнев.
Из воспоминаний тогдашнего председателя правительства России Геннадия Воронова известно, что Брежнев использовал любую возможность, чтобы привлечь на свою сторону высокопоставленных функционеров. Скажем, того же Воронова он, грубо говоря, завербовал в середине августа. Дело было в подмосковном Завидове на охоте. Брежнев, пока специально обученные люди освежёвывали трофеи, стал под водочку прощупывать настроение Воронова. Тот сразу догадался, что от него хотели услышать, и попробовал уклониться от разговора. Но Брежнев ему показал список членов ЦК с отметками, кто уже согласился участвовать в смещении Хрущёва. А окончательно убедило Воронова в серьёзности планов Брежнева присутствие при разговоре секретаря ЦК Юрия Андропова, который в его понимании отличался сверхосторожностью и, если б затевалась авантюра, в неё бы не влез.
Очень усердствовал тогда и Николай Подгорный. «Он был одним из основных действующих лиц, – рассказывал Николай Егорычев. – Подгорный ездил на Украину и беседовал с товарищами, которые были членами ЦК КПСС, уговаривал и убеждал их, что надо менять руководство».
Судя по некоторым данным, в кругах, близких к Шелепину, смена власти поначалу планировалась на вторую половину августа 1964 года. К этому склонялся тогдашний начальник 7-го Управления КГБ Виктор Алидин. Он в конце июля собрался в отпуск, но Семичастный обязал его к 15 августа вернуться в Москву и быть на работе. Алидин догадался: грядут перемены в Кремле.
Но почему же к осени 1964 года так ничего и не решилось? Похоже, ни одна из групп, стремившихся сместить Хрущёва, ещё не была полностью уверена в своих силах. Требовалось дополнительное время для наращивания мускулов и мышц. Это первое. И второе. Видимо, среди групп, планировавших отставку Хрущёва, ещё не был достигнут консенсус насчёт того, кто бы смог возглавить партию.
К слову: недовольные Хрущёвым круги времени даром не теряли. Поскольку август и начало сентября традиционно считались отпускной порой и бдительность многих служб соответственно в этот период притуплялась, то в этих кругах решили использовать летнее затишье на полную катушку, и в первую очередь – для вербовки региональных руководителей. Скажем, Игнатов взял на себя прощупывание облисполкомовцев и обкомовцев, проводивших в августе 1964 года свои отпуска в правительственных санаториях Сочи. Он лично встретился с представителями элит Волгограда, Белгорода, Камчатки, Чечено-Ингушетии и других республик и областей и заручился их поддержкой. А уже 29 августа ему в Сочи позвонил Брежнев и попросил слетать в Краснодар под видом вручения ордена какому-то предприятию – чтобы переговорить по поводу будущего Хрущёва с первым секретарём крайкома партии Георгием Воробьёвым.
Одновременно чем-то подобным на Кавказских Минеральных Водах занимались отдыхавшие там Демичев, Полянский, Семичастный и Шелепин.
Не сидели сложа руки и те входившие в круги недовольных Хрущёвым руководители, которые оставались в Москве. Возглавлявший в правительстве комиссию по вопросам СЭВ в ранге министра Владимир Новиков вспоминал: «Примерно в сентябре 1964 г. как-то вечером меня пригласил к себе Д.Ф. Устинов как председатель ВСНХ… У него сидел А.М. Тарасов, его заместитель… С места в карьер пошёл разговор о том, что в ближайшее время состоится пленум ЦК КПСС: надо, чтобы я подготовил тексты двух выступлений: одно – для Устинова, другое – для себя. Оба предназначались для выступления на пленуме, с тем чтобы показать руководящему составу партии все безобразия, которые “вытворяет Хрущёв”. Устинов сказал: “Ты ряд лет работал в Госплане РСФСР и в Госплане СССР, и у тебя должно быть материалов предостаточно”. Я спросил: “Что, Хрущёва снимать собираются?” Устинов подтвердил. У меня возник вопрос, как к этому отнесутся военные и КГБ? Получил ответ: тут всё в порядке, будет полная поддержка. Тогда я согласился» («Вопросы истории». 1989. № 2. С. 115).
Значило ли это, что у недовольных Хрущёвым не возникало проблем и все, с кем они вели переговоры, незамедлительно вливались в их команду? Нет. Были в партийном и государственном аппаратах и сомневающиеся, и просто трусы. Скажем, стоило Косыгину – а он тогда был первым зампредом Совмина – завести разговор о планах в отношении Хрущёва с работавшим в Совете народного хозяйства СССР Вениамином Дымшицем, как его собеседник сразу впал в ступор, потом молча попятился к выходу из кабинета, а затем поспешил лечь в больницу. Кстати, в коридорах власти тогда обнаружились и убеждённые сторонники Хрущёва. К их числу принадлежал, в частности, бывший завотделом машиностроения ЦК Иосиф Кузьмин.
Как долго недовольная Хрущёвым часть верхушки занималась бы лишь вербовкой своих сторонников, при этом не предпринимая конкретных шагов по замене лидера, неизвестно. Но Хрущёв сам вновь лопухнулся и ускорил процесс. 17 сентября на заседании Президиума ЦК он заявил, что на ближайшем пленуме ЦК займётся омоложением высшего руководства страны.
Анастас Микоян в своих мемуарах утверждал, что Хрущёв собирался ввести в высший парторган секретарей ЦК Александра Шелепина, Леонида Ильичёва, председателя КГБ СССР Владимира Семичастного, гендиректора ТАСС Дмитрия Горюнова, главреда «Правды» Павла Сатюкова, главреда «Известий» Алексея Аджубея. О возможных переменах в Президиуме ЦК рассказывал в 1990-е годы и сын Хрущёва Сергей. «Отец действительно, – вспоминал он, – не остерегался, даже мне в сентябре говорил о планах омоложения Президиума ЦК уже на ближайшем, ноябрьском, пленуме ЦК ‹…› Они – живее “стариков”, легко улавливают новое, развивают брошенную им мысль, вываливают в ответ ворох дельных предложений» (С. Хрущёв. Реформатор. М., 2010). Правда, Сергей Хрущёв утверждал, что отец планировал сделать членами высшего партийного ареопага не всех, кого перечислил Микоян, а только Шелепина, Ильичёва, Сатюкова и Аджубея, плюс Андропова, председателя Гостелерадио Михаила Харламова и секретаря ЦК по сельскому хозяйству Полякова. И если б эти планы Хрущёва осуществились, то, вероятно, следовало бы ждать отставок как минимум Брежнева, Подгорного, Суслова и Косыгина, кем вождь уже не раз публично возмущался.
Естественно, Брежнев – и не один он – сильно обеспокоился. Влиятельный секретарь ЦК занервничал и задумался о том, как бы ускорить ход событий.
Уточню: беспокойство Брежнев стал проявлять ещё до заседания Президиума ЦК. Напомню, 7 сентября по поручению Кремля он прибыл в Софию на празднование 20-летия победы болгарских коммунистов. Но сразу по приезде в Болгарию Брежнев потребовал, чтобы ему каждый день приносили сводки новостей из Москвы. Он нутром чувствовал, что Хрущёв замышлял в отношении членов Президиума из старшего поколения что-то нехорошее. Поэтому, когда пришло время возвращаться в Союз, Брежнев решил сделать промежуточную посадку в Киеве. Ему необходимо было ещё раз обо всём переговорить с Шелестом. «Я сказал, – вспоминал Шелест, – что в “дело” посвящено слишком много людей и промедление его решения чревато большими неприятностями ни в чём не повинных людей. Брежнев пытался что-то объяснить, но всё было довольно невнятно и даже “подозрительно”» (П. Шелест. Да не судимы будете. М., 2016. С. 224).
Но подтверждало ли это, что именно к Брежневу тогда окончательно перешла роль главного организатора смены в Кремле лидера? Нет. На тот момент претензии на лидерство имел как минимум ещё один человек: Николай Подгорный. Правда, Владимир Семичастный утверждал, что ничего подобного, будто бы изначально все недовольные Хрущёвым делали ставку исключительно на Брежнева. Уже в 1999 году он напомнил журналисту В. Ларину: «Вы забываете о партийной иерархии. Брежнев был вторым человеком в партии. И никакая другая кандидатура на роль лидера даже не обсуждалась. А жаль» (Власть. 1999. № 40. 12 октября).
В другой раз Семичастный подчеркнул: «Конкурировать с Брежневым не могли ни Суслов, ни Подгорный».
Однако Дмитрий Полянский рассказывал совсем другое. «Сначала склонялись в пользу Подгорного, – вспоминал он, – но он сам отвёл свою кандидатуру» («Правда». 1993. 18 марта). Велись по этому вопросу, по словам Полянского, разговоры и с Алексеем Косыгиным. Но и тот отказался от первой роли. И только после этого осталась лишь одна кандидатура – Брежнева. Повторю: это утверждал Полянский.
И кому верить? Как обстояли дела в реальности?
Сейчас нет никаких сомнений в том, что в конце сентября 1964 года в узких кругах на место Хрущёва обсуждались уже только две кандидатуры: Брежнева и Подгорного.
Шелепин, по сути, выпал из списка возможных лидеров ещё в августе. Он сам уже в начале 1990-х годов говорил давнему партаппаратчику Валерию Болдину, будто бы всю историю со смещением Хрущёва придумали Брежнев и Подгорный, а его всего лишь использовали. «Моя роль, – рассказывал Шелепин, – состояла в том, что Брежнев поручил мне принять участие в подготовке материалов к докладу». Доклад должен был осветить все ошибки и промахи Хрущёва во внутренней и внешней политике. Шелепин начал над ним работу во время отпуска в Железноводске. Ему тогда регулярно названивал Брежнев. Тому было важно узнать, как далеко Шелепин продвинулся. Но когда в сентябре Шелепин вернулся в Москву и первый вариант доклада показал Брежневу, тот только сморщился: всё оказалось очень и очень плохо. Поэтому вскоре к работе над материалами об ошибках Хрущёва был привлечён Полянский.
А дальше произошла серия утечек. О вынашиваемых недовольной Хрущёвым частью советского руководства планах стало известно родным и близким советского вождя. Какую-то информацию зятю Хрущёва – Аджубею передал секретарь ЦК КП Грузии по пропаганде Дэви Стуруа (его родной брат работал у Аджубея в газете «Известия»). Что-то сообщили доброжелатели жене Аджубея – Раде Никитичне, которая работала в редакции журнала «Наука и жизнь». Но больше всех сыну Хрущёва – Сергею наболтал охранник Николая Игнатова – Виктор Галюков.
Реакция Хрущёва оказалась странной. Он заявил, что Брежнев, Подгорный и Шелепин – совершенно разные люди, чтобы могли против него объединиться. Тем более в его планах было повышение статуса Шелепина. Видимо, Хрущёв забыл об уроках 1957 года, когда к старой гвардии, попытавшейся вернуть себе прежнее положение, присоединился его недавний фаворит Шепилов. Впрочем, нельзя было исключать и другой вариант: Хрущёв уже давно о многом догадывался, но по каким-то причинам решил больше не бороться за своё лидерство (или кто-то убедил его в том, что пришло время расставания с властью).
Правда, 28 сентября вождь незадолго до своего отъезда на юг, где собирался догулять отпуск, всё-таки вскользь намекнул Николаю Подгорному, что он кое-что уже прослышал про заговор. «Идут разговоры, – мельком бросил Хрущёв Подгорному, – что существует какая-то группа, которая хочет меня убрать, и вы к этой группе причастны».
Подгорный перепугался и ринулся к Брежневу. Как он потом рассказывал Шелесту, Брежнев якобы ещё больше струсил и даже предложил отложить все планы по смещению Хрущёва.
Удивлённый поведением Брежнева, Подгорный стал искать возможности наведать в Киеве первого секретаря ЦК КП Украины. «С Н.В. Подгорным, – вспоминал Шелест, – мы пришли к верному убеждению, что «промедление в этом деле смерти подобно», надо форсировать события, доводить вопрос до развязки, причём максимально для этого использовать время отсутствия в Москве Н.С. Хрущёва» (П. Шелест. Да не судимы будете. М., 2016. С. 231).
О страхах Брежнева позже писал и Егорычев. С его слов выходило, что Брежнев при встрече чуть ли не на грудь ему кинулся и стал плакаться. «Коля, – вспоминал тот разговор Егорычев, – Хрущёву всё известно. Нас всех расстреляют». Правда, есть большие сомнения: а не насочинял ли что-то Егорычев в отместку Брежневу за своё увольнение через три года после низвержения Хрущёва?
Тут возникает ещё один интересный вопрос. Если Брежнев, когда узнал о том, с каким настроением Хрущёв собирался покидать Москву, сразу стал праздновать труса, то почему тогда недовольные вождём члены Президиума ЦК не отодвинули его от руководства процессом по смене власти в Кремле и не поручили дальнейшую реализацию своих планов тому же Подгорному? Одну из версий в своих мемуарах выдвинул академик Георгий Арбатов. По его мнению, в той ситуации неопределённости, когда теоретически могли победить и несогласные с Хрущёвым, но и Хрущёв имел шансы уцелеть во власти, Брежнев более всех устраивал практически все элитные группы. А почему? Он представлялся самой сильной личностью? Да нет. «Л.И. Брежнев, – утверждал Арбатов, – рассматривался большинством людей в аппарате ЦК и вокруг как слабая, а многими – как временная фигура. Не исключаю, что именно поэтому на его кандидатуре в первые секретари ЦК и сошлись участники переворота» (Г. Арбатов. Человек системы. М., 2015. С. 166).
Судя по всему, Брежнев должен был проделать большую часть самой грязной работы, а потом уступить добытое место Подгорному или Шелепину. На это позже указывал и Шелест. Давая в конце 1980-х годов интервью главному редактору газеты «Аргументы и факты» Владиславу Старкову, он подчёркивал: «Считаю, что Брежнев как руководитель партии и государства был фигурой случайно, переходной, временной» (приведено в кн.: А. Аджубей. Те десять лет. М., 1989. С. 292). Осенью 1964 года Шелест не сомневался, что уже через год Брежнев будет заменён Подгорным.
Вернёмся к Хрущёву. На отдых он отбыл 1 октября. «На хозяйстве» по партийной линии им был оставлен Подгорный, по правительственной – Полянский. Но в Крыму вождь пробыл недолго. Его не устроила испортившаяся там погода. Поэтому вскоре он перебрался в Пицунду, где уже находился на отдыхе Микоян. И именно в Пицунде Хрущёв сделал ещё один непродуманный шаг: вечером 11 октября он неожиданно позвонил в Москву оставленному «на хозяйстве» по линии правительства Дмитрию Полянскому – видимо, в связи с готовившимся на ноябрь пленумом ЦК по сельскому хозяйству. Однако делового разговора не получилось. Хрущёв, накричав на собеседника, пообещал по возвращении в столицу всему Президиуму ЦК показать кузькину мать. Перепугавшийся Полянский тут же соединился по телефону с Подгорным и Брежневым (первый тогда с рабочей поездкой находился в Молдавии, а второй – в Берлине).
Кстати, а что Брежнев делал в Берлине? Он возглавлял нашу делегацию по случаю 15-летия ГДР. Во время празднеств его познакомили с гастролировавшими в Берлине певицей Галиной Вишневской и виолончелистом Мстиславом Ростроповичем. «Вечером 8 или 9 октября 1964 года в посольстве, – рассказывала в мемуарах Вишневская, – был обед, не в парадной, а в небольшой комнате и для очень узкого круга – кроме Брежнева, <посла> Абрасимова, Славы и меня, ещё, пожалуй, человек шесть. Весь вечер я сидела рядом с ним [с Брежневым. – В.О.], и он, как любезный кавалер, всячески старался развлечь меня, да и вообще был, что называется, в ударе. Хорошо одетый, черноволосый, нестарый мужчина – ему было тогда 57 лет, – энергичный и очень общительный, компанейский. Щеголял знанием стихов, особенно Есенина… Пил он не много, рассказывал анекдоты и даже стал петь смешные частушки, прищёлкивая пятками, руками изображая балалайку, цокал языком и на вятском наречии пел довольно приятным голосом. И это не были плоские потуги, нет, это было артистично и талантливо».
На том вечере посол Абрасимов шепнул Вишневской, что Брежнева ждало большое будущее. Абрасимов как в воду глядел (а может, уже многое и знал): буквально через несколько дней Брежнев стал новым лидером партии.
К слову, Брежнев собирался пробыть в Берлине чуть ли не до середины октября. Но внезапный звонок Полянского заставил его немедленно вылететь в Москву.
Уже 12 октября все недовольные Хрущёвым члены Президиума ЦК собрались в Кремле. Судя по всему, многие из них уже были готовы к переделу власти. На чём основывается этот вывод? Смотрите, они заранее убрали из Москвы несколько опасных фигур, которые могли бы всё сорвать. В частности, 11 октября неожиданно в командировку во Францию был отправлен главред газеты «Правда» Павел Сатюков. Его обязанности временно возложили на Козева. И он тут же был проинструктирован, какие материалы ему не следовало ставить в ближайшие номера. В те же дни в заграничную командировку Кремль отправил председателя Гостелерадио Михаила Харламова. Какое-то срочное задание, связанное с отъездом из Москвы, получил и редактор «Известий» Аджубей.
То есть начальников всех ведущих СМИ, заточенных лично на Хрущёва, сознательно в начале второй декады октября 1964 года из Москвы убрали – чтобы, не дай бог, они не напечатали бы что-то против намеченной отставки Хрущёва. Сама отставка, видимо, прогнозировалась условно на конец отпуска Хрущёва – 15–16 октября. Но неожиданный хамский звонок Хрущёва из Пицунды Полянскому побудил членов Президиума ЦК приступить к процедуре чуть раньше.
После состоявшегося 12 октября на Президиуме ЦК обмена мнениями высший парторган постановил:
«1. В связи с поступающими в ЦК КПСС запросами о возникших неясностях принципиального характера по вопросам, намеченным к обсуждению на пленуме ЦК КПСС в ноябре с.г. и в разработках нового пятилетнего плана, признать неотложным и необходимым обсудить их на ближайшем заседании Президиума ЦК КПСС с участием т. Хрущёва.
Поручить тт. Брежневу, Косыгину, Суслову и Подгорному связаться с т. Хрущёвым по телефону и передать ему настоящее решение с тем, чтобы заседание Президиума ЦК провести 13 октября 1964 г.» (РГАНИ, ф. 2, оп. 1, д. 749, л. 7).
Звонок Брежнева Хрущёву в Пицунду последовал в тот же день, в девять вечера. Хрущёву было предложено срочно прервать отдых и вернуться в Москву.
К слову: не то что страна, даже большая часть аппарата ЦК о происходившем в тот день в Кремле ничего не знала. В тайны мадридского двора были посвящены единицы. Скажем, тогдашний завсектором телевидения и радио ЦК Александр Яковлев был проинформирован о планах группы Брежнева лишь поздно вечером 12 октября. Его вызвал Суслов. Он и сообщил, что готовится пленум ЦК, на котором Хрущёв будет отправлен в отставку. В связи с этим Яковлеву было поручено за ночь набросать проект передовицы для газеты «Правда». В конце короткой беседы Суслов сказал: текст должен уже в восемь утра лежать в его приёмной, причём в запечатанном виде. Яковлев подчинился. К утру он набросал 15 страниц (часть из них в переработанном виде «Правда» опубликовала в номере за 16 октября).
Ещё одно важное уточнение. Об истинных намерениях большей части Президиума ЦК до самого последнего момента не знали даже некоторые кандидаты в члены этого высшего парторгана. Сошлюсь на Леонида Ефремова (он был заместителем председателя Бюро ЦК КПСС по сельскому хозяйству РСФСР). Ближе к обеду 13 октября этот партчиновник вернулся из Тувы в Москву, но, как только он заехал к себе на работу (на Старую площадь), его тут же пригласил к себе Подгорный. «Николай Викторович, – вспоминал Ефремов, – задал мне два-три вопроса относительно поездки в Туву и сообщил, что вчера вечером на Президиуме ЦК, после рассмотрения плана встречи космонавтов, они обменялись мнениями о положении в руководстве». Подгорного волновала позиция собеседника, готов ли он выступить за отставку Хрущёва. Ефремов поначалу растерялся, но потом, быстро всё в уме просчитав, сказал, что будет вместе со всеми членами Президиума. И Подгорный тут же предложил ему вместе отправиться в Кремль, на новое заседание Президиума ЦК, чтобы окончательно решить вопрос об отставке Хрущёва.
Думается, что Брежнев и Подгорный до последнего не посвящали в свои планы не только Ефремова.
Итак: заседание Президиума ЦК с участием уже Хрущёва открылось 13 октября в 15.30. В этот момент Семичастный дал указание произвести замену охраны в приёмной, на квартире и на даче ещё действующего, не свергнутого лидера.
Кстати, сам Хрущёв, когда приехал с аэродрома в Кремль, первым делом, продолжая считать себя вождём, занял место председательствующего. Однако ему даже не дали возможности открыть рта. Слово сразу взял Брежнев. Сохранились записи заведующего Общим отделом ЦК Владимира Малина, в которых тезисно перечислялись все основные пункты речи Брежнева с обвинениями в адрес Хрущёва. Цитирую:
«1) Ставят вопрос секретари: что означает восьмилетка? [Хрущёв предлагал вместо семилетнего планирования перейти к восьмилетнему. – В.О.];
2) о подготовке к пленуму <ЦК>;
3) о разделении обкомов <на промышленные и сельские>;
4) о частых структурных изменениях;
5) т. Хрущёв, не посоветовавшись, выступил на совещании о восьмилетке;
6) общение стало через записки;
7) высказаться о положении в Президиуме ЦК;
8) обращение с товарищами непартийное» (цитирую по кн.: Никита Хрущёв. 1964. М., 2007. С. 217).
Не ожидавший такого мощного напора, Хрущёв вынужден был признать часть своих ошибок. Но совсем сдаваться он не захотел и выразил готовность продолжить работу в прежних качествах, пообещав быстро выправить ситуацию. Но понимание он нашёл лишь у одного Микояна. Все другие члены Президиума идти на какие-либо уступки Хрущёву не собирались.
Позже по Москве стали бродить самые разные слухи. «Среди народа, – записал 25 октября 1964 года в свой дневник Владимир Семёнов, – ходят всякие ничем не подтверждённые слухи и предположения о недавних перемещениях. Говорят, например, что Н.С.<Хрущёв> и А.И.<Микоян> были вызваны с юга для них неожиданно. Н.С. пробурчал: “И пяти минут без меня не можете обойтись!” Однако поехали. На аэродроме Н.С. встречал Семичастный В.Е., а А.И.<Микояна> – Георгадзе М.П. Семичастный сказал, что машины готовы и можно ехать. Н.С. спросил: “Куда?” “В Кремль”, – был ответ. Обсуждение началось речью А.И. Шелепина, на что последовала якобы брань. Потом дело развернулось жарче, и Н.С. заплакал. Он якобы разжалобил товарищей, и было решено ограничиться формулировкой о преклонности лет и болезни». Но в реальности всё, как я уже рассказывал, обстояло чуть иначе. Это к тому, что далеко не всегда можно верить слухам.
Поздно вечером 13 октября Президиум ЦК перенёс дальнейшие баталии о судьбе Хрущёва на утро. Правда, все покидали Кремль с тревожным чувством. Никто не мог гарантировать, что Хрущёв не выкинет за ночь какой-нибудь фортель и не попытается в свою защиту поднять остававшуюся ему верной часть партаппарата, а то и армию. Ведь сильного льва пока удалось лишь тяжело ранить, но не полностью повергнуть.