Отсутствующие

Уши заложены, сердце стучит уже, наверное, громче этой чертовой сирены, мы бежим, спотыкаясь и кашляя, вперед к спасительному окну: до него всего метров тридцать, прямо по коридору, и это самые тяжелые тридцать метров бега в моей жизни. Сэм спотыкается, в приступе кашля сгибается пополам, отпускает мой рукав, но теперь я реагирую, а не замираю, и подхватываю ее на руки, ускоряя темп ходьбы. Бегом мои ковыляния точно не назвать. Добравшись до цели, подсаживаю Сэм к окну, и она оказывается на улице.

Только сейчас меня охватывает новая волна паники. Я не выберусь сам через это окно, если она не поможет мне. Я реально не знаю эту девушку, не понимаю, чего от нее ожидать, и точно не доверяю ей. Пробую допрыгнуть до окна и подтянуться на руках, но только режу руки осколками стекла. Резкий приступ кашля, и я сворачиваюсь на полу, глаза щиплет от едкого дыма, и я, кажется, физически чувствую жар от огня, разлепляю веки и, обернувшись, вижу огонь.

– Микел! Ну же! Вставай, дай мне руки! Микел! – Сэм кричит, и ее голос срывается. Я вижу, как она пытается дотянуться до меня. Наконец мне удается выпрямиться, я подпрыгиваю как можно выше, и Сэм хватает меня за руки, подтягивая изо всех сил, пока я пытаюсь выбраться, цепляясь за стену. Спустя ужасно долгую минуту я, задыхаясь в очередном приступе кашля, в крови и осколках, лежу на земле в паре метров от чертова коридора. Сэм на коленях рядом, она плачет и неловко обнимает меня, гладит по волосам, пока я наконец не прихожу в себя. Мы снова слышим звуки сирен – теперь это уже пожарные машины, мчащиеся к зданию.

– Идем, нам нужно быстрее уходить отсюда, – говорит Сэм, помогая мне встать. Пригнувшись, чтобы нас не обнаружили, мы перебегаем парковку, пересекаем парк и оказываемся у моего общежития.

– Стой. Нам нужно подняться по пожарной лестнице. Мы не можем войти так, – запыхавшись говорит Сэм. И она права.

Во-первых, приводить гостей в общежитие разрешено только до десяти вечера, сейчас уже больше, так что Сэм не пропустят.

Во-вторых, почему она идет ко мне? Все, чего я хочу сейчас, это душ и кровать: чтобы забыть этот хренов день. Но у меня нет сил, чтобы спорить или объяснять, так что проехали.

И, наконец, самое главное: мы оба выглядим так, будто пережили апокалипсис. Если кто-то увидит нас сейчас в таком виде, – вывод о том, кто совершил поджог главного корпуса университета и уничтожил архив, будет очевидным. А я не хочу в тюрьму. И мне нужно закончить обучение. Не знаю, какие там цели у Сэм, но арест, уверен, в ее планы тоже не входит. Поэтому мы находим пожарную лестницу и поднимаемся на второй этаж: прямо в мою спальню. Это крошечная комната, буквально размером с кровать и небольшой комод с вещами, на котором стоит телевизор. Между стеной и кроватью остается узкий проход: ровно столько места, чтобы свободно пройти, не падая. С других сторон кровать вплотную стоит к окну и другой стене.

Подмечаю, что влезть через окно в мою спальню оказывается намного проще, чем выбраться из горящего подвала. И я наконец немного расслабляюсь. Достаю пару полотенец, футболок и шорт для себя и Сэм. Бросаю вещи для нее на кровать и молча иду в душ, пока Сэм, неловко переминаясь, осматривается в комнате.

Сегодня с меня хватит разговоров. Если хочет – пусть остается, но это все.

Глава 6. Тайное и не тайное

Микел

Просыпаюсь от того, что затекла рука. Пытаюсь размять её и сквозь сон чувствую, что рядом кто-то лежит.

Открыв глаза, обнаруживаю Сэм. Похоже, я уснул, как только вернулся из душа, и туда пошла она. Нет, конечно, я не собирался оставлять её на ночь в своей кровати. И уж точно мы это не обсуждали, но я не удивлен такому повороту событий. На самом деле даже рад, что она здесь: от этого не так страшно, хотя, по сути, именно она создала этот кошмар и сделала его реальным.

Вроде как она на моей стороне? Она ведь всё-таки вытащила меня из пожара. Или это я её успокоительный буфер, и это я на её стороне? Поворачиваюсь и разглядываю эту безумную, которая меньше чем за десять часов перевернула мою жизнь с ног на голову. Она лежит на самом краю в моей одежде, скрутившись калачиком и мирно сопит, розовые волосы растрепались по подушке. Одеяла ей, видимо, не хватило: только кусочек натянут в районе живота, и, похоже, она вся пыталась под ним поместиться. Это выглядит мило. Кровать с трудом можно назвать двуспальной, а она умудрилась лечь так, чтобы не мешать и никак не соприкасаться со мной. Делюсь одеялом и вновь откидываюсь на подушку.

Самое время подумать обо всем, что сегодня произошло. Итак, что мы имеем.

Странная и определенно очаровательная незнакомка врывается в мою комнату, представляется чужим именем и умоляет найти некоего Эвана Макроя.

Я соглашаюсь и нахожу в базе целых двенадцать Эванов Макроев, и все с одной кафедры. Совпадение за гранью реальности. И ни один из них не закончил учебу, бросил её по разным причинам. Эту часть вроде объяснили тестовыми профайлами.

А позже Сэм рассказывает, что её дядя тоже Эван Макрой – именно тот, которого она ищет, уехал учиться сюда десять лет назад, на ту же самую кафедру, и больше не вернулся.

Далее мы находим бумажное досье того самого первого Эвана (наверное) и забираем его. Но при этом кто-то пытается уничтожить все документы и сжигает архив, пока мы все еще там. Надеюсь, цель была всё же уничтожить документы, а не убить нас.

– Черт! Старина Эдди! – вскрикиваю и тут же вспоминаю о Сэм, спящей рядом. Она тут же просыпается и подскакивает на кровати, пытаясь понять, где она и что происходит.

– Прости, я забылся, – успокаивающе говорю я. Она пристально смотрит на меня, долго фокусирует взгляд, и наконец я вижу осознание в её глазах. Она ложится обратно и поворачивается лицом ко мне.

– Кто это? Старина Эдди? – сонным голосом спрашивает Сэм.

– Так зовут охранника, который дежурил вчера… надеюсь, с ним всё в порядке.

– Когда я пришла из ванной, ты уже уснул. Спасибо, кстати, за вещи, душ, постель. Вообще спасибо, тебе, Мики, – коротко киваю, не зная, что еще сказать, и она продолжает: – Я не могла уснуть, так что немного погуглила: говорят, пожар быстро локализовали, выгорел весь подвал, частично нижний этаж, пострадали некоторые коммуникации. О жертвах не сообщали. Я думаю, старина Эдди, как ты его назвал, в порядке. Его каморка этажом выше и в другом конце здания. Возможно, только запах почувствовал и отделался испугом.

Выдыхаю с облегчением и начинаю тереть лицо ладонями, но тут же одергиваю: резкая боль в руках заставляет почти вскрикнуть. Вглядываюсь в ладони в полумраке комнаты.

– Покажи, – Сэм включает светильник и поднимает мои руки к глазам. – Осколки стекла оставили довольно много мелких царапин, в целом всё неплохо, есть несколько застрявших стекляшек и одна более глубокая рана, сейчас всё промоем и вытащим.

С моими подсказками она находит бинты, ножницы и перекись и обрабатывает мои руки.

– Ты хорошо справляешься, – замечаю я, оценивая, как ловко она вытащила все осколки, почти не причинив мне боли.

– Да, так и есть. Не только с этим. Замки мне тоже поддаются, – она едва заметно улыбается. – Кстати, ты тоже.

– Что тоже?

– Ты тоже очень хорошо справляешься, Микел. Спасибо тебе за это. За то, что согласился помочь и не бросил меня там, в этом подвале. Позволил остаться здесь.

Думаю, сказать, что я удивлен этим её порывом, недостаточно. Я шокирован. Вот, значит, как всё выглядит с её стороны? Я – герой, который бросился на помощь незнакомке, вытащил её из огня, рискуя жизнью, дал ночлег, одежду и даже подоткнул одеяло. Погодите, всё так и было. Это с моей стороны я просто болван, который не смог вовремя отказать, а не бесстрашный герой.

Я хихикаю, но тут же беру себя в руки:

– Ты тоже вытащила меня, сам бы я уже не успел.

Она опускает глаза, смущается? Что-то новенькое.

– Микел… я понимаю, еще очень рано, и я определенно задолжала тебе пару ответов, но… где досье Эвана?

Я подскакиваю. Точно, я ведь забрал его. Спрыгиваю с кровати и несусь в ванную, вещи, в которых я вчера был, валяются посреди пола. В кармане толстовки нахожу сложенное вчетверо, помятое и потрепанное досье. То самое, ради уничтожения которого кто-то спровоцировал пожар.

– Сэм, по шкале от 0 до 10, как безопасно тут сейчас находиться? – эта мысль возникает в моей голове внезапно. Если кто-то устроил поджог, то он точно видел и слышал, как мы убегаем оттуда, а значит: либо у нас есть то, что этот кто-то пытался уничтожить, либо мы ошибочно выжившие. В обоих случаях мне не нравятся наши шансы на то, что утром мы как ни в чем не бывало вернемся к обычной жизни.

– Эм… может, четыре? – она опирается плечом о дверной косяк и кажется немного рассеянной.

– Ты выглядишь слишком спокойной для оценки в четыре балла по шкале катастрофы, – Сэм пожимает плечами и отводит взгляд. – Что ты собираешься делать дальше?

– Микел.

– Сэм, – Она пристально смотрит, но я выдерживаю этот взгляд. У меня же новая роль, я – героический герой, значит, надо соответствовать.

– Ладно, – она резко выдыхает и закатывает глаза. – Идем в спальню, поговорим там?

Я соглашаюсь, ликуя про себя: с тех пор как я понял, что в ее глазах мои поступки почти геройские, мне легче получать от нее ответы. Да, черт подери.

Сэм подхватывает с пола наши испорченные огнем вещи:

– Идем, их надо уничтожить, всё равно не спасти.

Я разворачиваюсь, чтобы выйти, и в ту же секунду врезаюсь в Люка:

– О, это ж утренняя крошка, – Люк лениво отодвигает меня в сторону и разглядывает мою одежду на Сэм, лениво проводит рукой по волосам и включает эту свою мерзкую маслянистую улыбочку, – Как тебя там… Эмили, да? Не ожидал от тебя, тихоня Микел.

Сэм смотрит на меня взглядом «Разберись сам со своим соседом», поэтому я говорю:

– Хорош, чувак. Будь вежлив с моей гостьей, – с этими словами я беру за руку Сэм и, довольно сильно толкнув плечом Люка, веду её обратно в свою спальню.

Мы с Люком стали соседями не случайно. На самом деле я сам выбрал его. Эй, у меня ведь есть доступ к данным всех студентов, и это должно приносить мне пользу!

Когда мой первый сосед по комнате, Фред, начал почти ежедневно устраивать бешеные вечеринки в нашей общей комнате, я быстро подыскал того, кто, судя по данным анкеты, к вечеринкам и тусовкам не склонен, но при этом не совсем унылый ботаник и не станет сидеть рядом со мной днями напролет. Подкинул пару фактов, и Фред благополучно был выселен из общежития, а ко мне переселили Люка.

Он из небогатой семьи врачей всего в паре сотен миль от нашего студгородка. Спортсмен, пловец местной сборной, даже победил на каких-то значимых соревнованиях в прошлом году и учится по спортивному гранту. А в переводе на человеческий это значит: не будет устраивать вечеринки, ценит свой имидж, не станет нарушать режим тишины и отдыха, часто будет отсутствовать, и я смогу комфортно жить.

Бонусом ко всему этому мне досталось то, что его родители регулярно присылают нам домашнюю еду в достаточном количестве для двоих, так что мы почти не тратимся и не готовим.

Его легкий оптимистичный нрав тоже большой плюс – именно он убедил меня тоже попробовать плавать, и в начале этого года я тоже вступил в команду. В отличие от Люка, у меня нет спортивных амбиций. Но само занятие мне нравится: спорт вроде командный, но по большей части ты скорее борешься с самим собой. К тому же, «пловец сборной белвилского университета» отлично смотрится в резюме. А для меня это очень важно.

К тому же мы и правда подружились. Минусы, однако, тоже нашлись: Люк – настоящий бабник. Спортивная фигура, голубые глаза, светлые волосы и смуглая кожа делают его похожим на серфера, и, оказывается, это выигрышная комбинация у девушек. Поэтому мне кажется, что все до одной студентки побывали в нашей комнате за те два с половиной года, что мы вместе живем. Правда, в основном я их даже не замечаю. В местах нашего с ним общего пользования они не бывают, а наушники решают все остальные проблемы. Но вот что меня действительно в нем раздражает, так это неаккуратность (но сейчас не об этом), и то, как его поведение меняется при появлении девушек: он буквально становится как наглый деревенщина, ни во что не ставящий женщин. Ума не приложу, как девушки ведутся на это даже в сочетании с его внешностью.

Оставив Люка позади (через плечо он бросает мне виноватую улыбку и скрывается из виду), я закрываю дверь в свою спальню и сажусь на кровать в ожидании ответов. Я по-прежнему сжимаю в одной руке потрепанное досье Эвана – это мой залог, гарант того, что Сэм будет говорить.

– Итак, уровень опасности сейчас 6 из 10. Что ты собираешься делать дальше? – она почти начинает говорить, но я прерываю жестом. – Стоп. Давай лучше с самого начала.

Сэм тоже садится и, глубоко вдохнув, наконец-то начинает рассказывать.

– Я выросла в крошечном городке в Джорджии, Лоресвилле. Моя мама воспитывала меня одна, отца я никогда не встречала и ничего о нем не знаю, бабушки и дедушки тоже не знаю: они погибли еще до моего рождения, кажется, от какой-то вирусной болезни. Но зато я знаю Эвана. Это мамин младший брат, и он жил вместе с нами, сейчас я понимаю, что мама была его опекуном, ведь он был несовершеннолетним. Мы были очень близки: он помогал мне с уроками, защищал, играл и вообще, проводил со мной все свободное время – мама работала медсестрой, и ночные смены были совсем не редкость.

Когда Эван получил грант на обучение в Белвилском университете на факультет экономики, мы были счастливы. Так праздновали – это была его мечта, уехать из нашего захолустного городка, получить образование и забрать нас с мамой жить в Нью-Йорк, получив там престижную работу.

Первые несколько месяцев, когда он уехал, все было нормально. Конечно, я скучала: без Эвана было пусто, тихо и одиноко. И маме было тяжелее растить меня без его помощи, но мы справлялись. Эван постоянно звонил и писал мне, присылал фото. Собирался приехать на рождественские каникулы. Даже купил билет на самолет: я знаю, ведь его оплатила мама, отказавшись для этого от покупки моих любимых хлопьев для завтрака. Я тогда разозлилась. Это так глупо. Я тогда сказала ей, что Эван для нее важнее родной дочери – она на секунду замолкает, в ее глазах слезы. – Но я тоже скучала и буквально считала дни до его приезда. Вот только он не приехал. И вообще перестал как-либо выходить на связь.

Сначала мама звонила в университет: «да, был, да, жил в общежитии, больше ничего не знаем, сейчас комната заперта, наверное, уехал на каникулы, как и многие»; затем в авиакомпанию: «да, на рейс он зарегистрировался, но в самолет не садился»; затем во все больницы и морги в радиусе двадцати километров от студенческого городка. А потом, конечно, в полицию.

Но расследовать особо ничего не стали: молодой парень, уехавший на каникулы и не приехавший домой – им показалось довольно логичным, что он изменил планы и поехал куда-нибудь с друзьями, не предупредив об этом.

Спустя несколько дней мама приехала в общежитие: забрать вещи, поговорить с соседями, охраной, самой поискать Эвана. Но все, что она узнала, это то, что он был старательным, тихим юношей и прекрасным студентом, друзей он не завел, ни с кем отношений не поддерживал, соседи едва встречали его.

Жил в комнате один: его бывшего соседа отчислили пару недель назад, так что сама комната в общежитии была заперта. А когда мама все же убедила ее открыть: она оказалась абсолютно пуста. В ней не было не то, что вещей Эвана, не оказалось даже элементарных посуды и постельных принадлежностей. Вообще ничего, только мебель: будто после ремонта сдали.

Мама тут же вызвала полицию, заставила принять заявление и начать расследование. Но это тоже мало что дало: узнали только, что комната в общежитии была абсолютно стерильна: не нашли ни одного отпечатка или волоска. Последний звонок с его номера был нам с мамой вечером накануне исчезновения, а сигнал полностью пропал уже утром. Отследить локацию по GPS им тоже не удалось: она оканчивалась как раз в общежитии, так что и это ничего не дало.

Университет был довольно грубо настроен замять это дело и никак не помогал в расследовании: это место всегда было престижным, и здесь учится много богатых деток, чьи родители помогают университету с размахом лишь бы закрывали глаза на проступки их бесноватых чад. Дело об исчезновении студента могло сильно пошатнуть репутацию и престиж: так что спустя несколько месяцев дело закрыли, признав Эвана без вести пропавшим. Об его исчезновении не говорили по новостям и не писали в хоть немного значимых газетах. Была только публикация в местной газете: студенческие активисты призывали к поискам, но их быстро остановили, припугнув отчислением, и все забылось.