Синий Бык, Красный Дракон

Сосед жил один, но на попытки Исабель сблизиться всегда отшучивался.

Исабель открыла дверь из кухни на балкон и выглянула. Вот удача, окно соседа тоже было открыто; он собирал сухие листья с кустиков герани в ящике.

– Есть правила регулирования популяции бродячих животных, – начала беседу Исабель.

– Может быть вы знаете, где взять правила бережного отношения к природе? – отозвался сосед.

Исабель сделала вид, что тронута.

– Мы могли бы обсудить это за чашечкой кофе, – она произнесла это, невольно изменив интонацию.

– К сожалению, я потерял кофемолку, – засмеялся сосед.

– У меня есть.

– Вам везет, – весело ответил сосед и удалился в комнату.

Исабель вернулась в кухню и стала яростно сметать воображаемые крошки с идеально чистой скатерти.

Тоска и одиночество мучили её. Жизнь пролистывала бессмысленные серые дни, и холодный липкий ужас перед приближающейся старостью накатывал на неё всё чаще.

В Институте социальных программ она долго, изучающе присматривалась к человеку по имени Себастьян. Себас, называли его все. Он был наладчиком электронного оборудования и появлялся в институте нередко. Свои сомнения Исабель объясняла тем, что Себас был эмигрантом из Латинской Америки. Однажды она решила рискнуть. Подсев за его столик в институтском кафе, она завела разговор о любви и дружбе, романтике и встречах, который Себас с удивительным жаром поддержал.

– А разве вы один? – наконец смогла пригвоздить его вопросом Исабель, хотя ответ она знала.

– Да, – опечаленно ответил Себас, и даже седеющие усы его поникли вниз. – Я ещё не нашёл женщину своей мечты…

– Вот как? Почему же? – кокетливо спросила Исабель, тряхнув серьгами.

Себас даже подпрыгнул на стуле. Закатив глаза, он воскликнул:

– О, мне нужна такая женщина, от которой я бы… дрожал! – и он, зажав в кулаке пластиковую вилку, мысленно погрузился в какую-то пылающую красками воображаемую картину, в которой его, лысеющего и седоватого, с круглым выпирающим животом, всё ещё манил далёкий и прекрасный женский образ, и совершенно не обращал внимания на поражённую Исабель.

Вечером она вышла в пассаж. Было сыро, холодно и неприятно так, что по её по спине пробежали мурашки. В безлюдном пространстве слышалось только хлюпанье дождя и отдалённый шум дороги, но Исабель вдруг почувствовала, что не одна. Ощутив на себе чей-то взгляд, она оглянулась, но увидела лишь удаляющуюся пустынную гулкую анфиладу в мертвенном свете витрин.

Странное дело, с тех пор Исабель стала ощущать тот самый взгляд на себе, где бы она ни была: в парке, на набережной у озера, во время вечерних прогулок. Однажды, совершая обычный променад безо всякого дела, она наконец столкнулась с самим смотрящим, глаза в глаза. Она стояла перед старинным зданием на площади, и с трёхметровой высоты на неё взирал немного суровый, но обладающий благороднейшими чертами каменный лик. В его глубоко посаженных под тяжёлыми бровями очах как будто застыл немой вопрос. Ошарашенная, Исабель хлопала ресницами, взгляд её светлых водянистых глаз застыл, серёжки дрожали в её ушах, и она почувствовала себя маленькой девочкой, которая ни в чём не была виновата, но это нужно было ещё объяснить… Изваяние из серого камня представляло собой прекрасную и мощную мужскую фигуру, поддерживающую вычурные балконы в изобилии лепнины – украшенных лентами лавровых гирлянд. Исабель простояла достаточно долгое время, наслаждаясь видом основательно выполненного в анатомическом отношении торса, обладающего безусловной эстетической ценностью – в этом-то она понимала. Изумлённый взор её блуждал по могучим формам, на лицо же она боялась посмотреть. Лицо статуи было как будто живым, пронизывающий каменный взгляд не позволял ей сдвинуться с места. На классически правильных губах застыла играющая самыми разными смыслами полуулыбка.

И так стояла Исабель, не смея оторваться, глядя на скульптуру, пока совершенно не замёрзла. Тогда пятясь, медленно, шаг за шагом, она отдалилась от изваяния и, с трудом перебирая закоченевшими ногами, в задумчивости опустив голову, побрела домой.

Вечером она обнаружила, что совсем забыла зайти в продуктовый супермаркет, на ужин почти ничего не было. Но не идти же одной в ресторан. Она задумчиво сидела за столом, размачивая сухарь в кофе. Это не была тяжёлая задумчивость, наоборот, все мысли испарились куда-то, и её состояние скорее походило на оцепенение или полусон. В ванной она, не моргая, смотрела в зеркало, но как будто не видела себя в нём. Ей захотелось нанести каплю духов. Она выбрала любимый флакон и, вытягивая сморщенную шею, лёгкими движениями нанесла парфюм. Выключив свет, она лежала в постели с открытыми глазами. Сна не было и в помине. Мутный свет проникал из окна – она забыла закрыть жалюзи. Но вставать было лень. Она бессмысленно разглядывала освещенный уличный откос окна. Сколько времени прошло таким образом, она не знала. И вдруг на откос легла тень – кто-то стоял снаружи. Исабель снова почувствовала на себе взгляд. О, теперь она знала, чей это взгляд! Но неужели он смог сюда прийти? Взволнованная, она не могла пошевелиться и недвижно лежала в темноте. Через некоторое время тень исчезла, и Исабель забылась сном.

На следующий день Исабель вспоминала о случившемся и пыталась найти этому объяснение. Она не знала, приснился ли ей странный сон или же произошло чудо… Неужели она теперь не одинока? Приведя себя в порядок, в приподнятом настроении Исабель отправилась к зданию с лепными балконами. Статуя находилась на своём месте, во всём великолепии. Прекрасный торс вновь поразил её воображение. Мощные руки поддерживали тяжесть архитектурной конструкции. Голова была чуть склонена вниз, на губах застыла полуулыбка. Исабель смелым шагом подошла ближе, её глаза встретились с пронзительным взглядом статуи.

– Ну вот, я здесь, – поведя бровью, негромко произнесла Исабель.

Улыбаясь, словно заговорщица, она смотрела прямо в его суровые очи и не могла спокойно устоять на месте. Ей захотелось смеяться. Будто дразня собеседника, она со смехом стала пятиться назад и наконец, резко развернувшись на каблуках, быстро помчалась прочь, не чувствуя ног, и ей казалось, что она летит.

Весь день её мучили предчувствия. «Он придет, – с уверенностью говорила она себе. – Но должна же я всё это как-то обставить. Нужно приготовить ужин». Исабель достала давно спрятанную для особых случаев бутылку дорогого красного вина. Но что делать с закуской? Готовить Исабель терпеть не могла, да и не умела. Пришлось заказать готовые блюда в ресторане. Так и быть, раз уж он приглашён.

Вечером она зажгла свечу и сидела в полутьме без света, будто пребывая в забытьи. Когда совсем стемнело, она по уже знакомому чувству догадалась о его приближении. По окну медленно проползла длинная тень. Исабель неслышно поднялась, открыла входную дверь, вернувшись, снова уселась на стул и, как зверёк, замерла в ожидании.

Он вошёл. Высокий и пропорциональный, с прямой спиной. Красота его торса в очередной раз поразила Исабель. В слабом свете свечи поверхность камня казалась как будто теплее. Не говоря ни слова, исполненный достоинства, он сел за стол напротив неё. Губы его складывались всё в ту же загадочную полуулыбку, глаза были устремлены на Исабель, и в них прочитывалось какое-то новое выражение. Дрожа от волнения, Исабель поднялась со своего места и на ватных ногах молча подошла к нему. Он не двинулся с места. Исабель тихо положила руку на его плечо, пытаясь прислушаться к своим ощущениям. Что это за поверхность? Тепла она или холодна?

Больше она ничего не помнила. Проснувшись утром в своей постели, она не могла понять, случилось ли всё вчерашнее на самом деле или это был только сон. На столе остались стоять приборы, нераспечатанная бутылка вина. «Ну и хорошо, что вино не распечатали, – подумала она. – Не нужно будет тратиться на следующий раз». Настроение у Исабель сделалось приподнятое. Она легко встала, позавтракала стоящими на столе остывшими яствами и отправилась по магазинам. Покупать наряды она любила, особенно когда это имело смысл. В отделах нижнего белья Исабель провела особенно много времени, рискнув приобрести даже такие предметы туалета, которых раньше еще никогда не имела.

Полная радостного предвкушения, она вышла из магазина перед последним звонком. С непокрытой головой, ну и что. Ветер взъерошил клочковатые пряди её стриженых волос, колючий моросящий дождь летел в лицо, но она ничего не замечала. Сияющая, с пакетами в руках она шла по улице, когда случайно встретила коллегу по работе, сотрудницу Института социальных программ.

– Но что за вид! – воскликнула сотрудница. – Только не говори нам, что у тебя не появился дружок! Это слишком очевидно! Ты просто расцвела! Как я рада за тебя…

Исабель даже не могла ничего ответить, и только, моргая, натянуто улыбалась.

– Когда ты нам его представишь? – продолжала сотрудница. – что-то мы ни разу его не видели! Не нужно ничего скрывать, это же так естественно и прекрасно…

Исабель с трудом удалось закончить разговор. Остаток дня прошёл в приготовлениях. Нужно было предусмотреть множество всяких мелочей… Всё должно быть parfait. Иначе она не могла.

Наступил вечер, Исабель томилась в ожидании. Продумав всё до мелочей, она села на тот же стул, что и вчера, и прислушалась к себе. Знакомое ощущение его присутствия не приходило. Напротив, изнутри её как будто глодала странная пустота. Так провела она довольно длительное время, и даже утомилась сидеть. Её клонило в сон, глаза слипались сами собой, и в конце концов она, не раздеваясь, легла тут же на канапе, накинув сверху плед, и крепко уснула. Комната погрузилась во мрак, шуршание автомобильных колёс с улицы доносилось всё реже и реже, и наконец совсем прекратилось.

Проснулась она с трудом, и то потому, что в окно тянуло запахами из соседских кухонь; приближался обеденный час. Исабель обнаружила себя одетой и в украшениях, лежащей на канапе в гостиной, где на столе всё ещё стояли приборы. Она попыталась вспомнить, что произошло вчера. «Он не пришёл?» – спрашивала она несколько раз саму себя, и каждый раз боялась сама себе ответить на этот простой вопрос. Исабель ощутила внутреннюю панику. Она не знала, за какое дело приняться, куда идти. Она бестолково перекладывала предметы с места на место, ходила по квартире, словно в полусне. Наконец она собралась с мыслями. Нужно пойти туда, на площадь. Исабель накинула плащ.

Деловито стуча каблуками, она шагала по лужам. Вот и площадь. Но что это? Она заметила кое-что, чего не было раньше: в центре площади установили новую скульптуру какого-то внезапно признанного гения из современных. Гипертрофированная женская фигура, представленная в округлых бронзовых формах, претенциозно возвышалась на невысоком пьедестале. Как она отвратительна! Надменное выражение искажённого лица, странные петлеобразные выпуклости… Исабель застыла; самые разные чувства обуревали её. Вот кто всему виной! Вот причина её мучительного одиночества! Исабель осознавала, что должна что-то предпринять. Так оставлять этого нельзя. Обернувшись рывком, она огляделась вокруг и заметила обломок кирпича у края дороги. Схватив кирпич и подобрав юбку, она быстро вскарабкалась на пьедестал и с победным воплем принялась колотить обломком по статуе, стараясь нанести как можно больше повреждений. На бронзе оставались лишь едва заметные вмятины, но она не переставала долбить по ней кирпичом, выплёскивая всю свою ярость. Кирпич крошился, она ободрала руки в кровь, но продолжала долбить, издавая громогласный вой. Вокруг стали собираться зеваки, все стояли с озабоченными лицами, но никто не мог понять, что происходит.

– Эта мадам часто бывает в пассаже, – послышался в толпе тихий голосок.

Наконец кто-то из наблюдавших принялся звонить по телефону, и через несколько минут из конца улицы уже доносилась сирена приближающейся машины скорой помощи.

Исабель не обращала ни на кого внимания. Всё смешалось в её голове, боль и отчаяние, обрушенные надежды и напрасные ожидания, всё казалось бессмысленным. Звуки города, шелест дождя, человеческая речь – всё слилось в единый шум вокруг неё, дождевые потоки, соединяясь, становились широкими ручьями, и ей чудилось, что в своём журчании они зовут её: Исабель, Исабель…

ВОРОНА, УМЕЮЩАЯ СЧИТАТЬ ДО ТРЁХ

Влажный сад поёживался от холода. Сырость окутала каждый застывший стебелек, заглянула под каждый камешек, заполнила трещины в серой стене.

– Это-то мне и нужно, – тихо шептал плющ, короткими корешками присосавшийся к стене и тянущий влагу из извилистых щелей. Он уже нащупал узкие отверстия в окне веранды, где стекло отошло от старой покосившейся рамы, и протянул туда молодые побеги.

Временами принимался накрапывать редкий мелкий дождь. Сегодня он не барабанил задорно, как любил делать иногда, а тихо шуршал по сухим листьям. То и дело стряхивая капли с гладких черных перьев, по саду сновала ворона. У нее были некоторые дела внизу, на земле под мокрой листвой и в глиняных кашпо, но нужно было еще не пропустить кое-что очень важное, для чего она взлетала на персиковое дерево и осматривала оттуда сад, старый дом и ведущую к нему дорогу. Персик тихо покачивал набухшими ветвями и лишь иногда тихо вздыхал. Через порог веранды шмыгнула промокшая кошка. Это была полудикая кошка, которая никого к себе не подпускала, но сама приходила иногда навестить дом и сад и покормиться. Она нашла сухое местечко и принялась вылизывать попорченную шубу.

– Сколько можно разводить это болото, – проворчала кошка. – Уже ступить негде.

– Я не виноват, – прошелестел дождь.

– Когда надо – ждешь его, не дождешься. А когда не надо – льёт и льёт, – жалобно затянул виноград. Он любил тепло. Летом он грел на солнце свой корявый, изуродованный ствол, по которому, извиваясь сверкающими ручейками, пробегали быстрые щекотливые ящерицы.

Кошка закончила умывание, подобрала под себя лапы и, полуприкрыв глаза, неподвижно застыла на пороге веранды. Сад был наполнен ожиданием. Ворона, тут же воспользовавшись моментом, слетела вниз, боком подпрыгнула к кошке и клюнула ее в хвост, после чего молниеносно ретировалась. Кошка возмущенно зашипела, но не погналась за вороной. Она всегда держалась надменно, потому что была на особом положении. Ей было дано Имя.

Ворона же не переносила надменного отношения. Она гордилась превосходством своего ума, ведь она умела считать до трех. Когда в сад приходил Хозяин, она поджидала его, сначала высматривая с персикового дерева, затем спускалась вниз, на дорожку сада. Она ждала, когда стукнет дверца посудного шкафа. Хозяин доставал из шкафа три земляных ореха. Ворона запрыгивала на порог веранды, и хозяин кидал первый орех. Ворона подбирала орех клювом и улетала с ним в безопасное место, где был уже приготовлен тайник. Там ворона прятала орех и возвращалась на веранду. Хозяин бросал второй орех, с которым ворона поступала так же, лишь тайник располагался в другом уголке сада. Третий орех ворона разгрызала на месте. После чего каждый из них отправлялся заниматься своими делами. Какое же может быть сравнение с этой глупой кошкой? В имени ворона не нуждалась.

Кошка знала, что свой корм она получит после того, как Хозяин бросит вороне три ореха. Как ни странно, она ничего не имела против этого. Она спокойно сидела на веранде и ждала.

Дождь продолжал моросить, плющ – вытягивать свои плети, золотистый лишайник от сырости стал еще более золотистым; он тоже имел своё мнение, но никто его не слушал. Глубоко под листвой приподняли свои маленькие головки лиловые и жёлтые крокусы.

– Рано, рано! Сидите, не высовывайтесь! – зашикали на них со всех сторон.

Через некоторое время дождь сделался колючим, вместо капель посыпались крошечные льдинки, на палой листве стали образовываться белые островки.

– Чего ещё нам ждать? – ещё больше скрючиваясь, поинтересовался виноград.

Персик, который мог заглянуть подальше, грустно произнёс:

– Салев в тумане… Хорошей погоды не жди.

Все приуныли, только мох очаровывал всех нежной зеленью, выглядывавшей из-под свежего тонкого слоя снега.

Студёный ветер загудел в тугих ветвях персика, вишни, бузины. Вишня, не глядя, хлестала ветвями вокруг себя и всем своим видом выражала решимость бороться со стихией. В жесткой листве плюща послышалось шлёпанье:

– А я вот ползу потихоньку и доползаю куда мне надо, главное – настойчивость. От меня не избавиться.

Молодой лавр бодро зашумел:

– Я здесь самый сильный, молодой, здоровый!

– Вот придут с ножницами, посмотрим что ты запоешь, – возмутилась вишня.

– Не выношу обрезки, – пожаловался виноград.

Плющ зашелестел:

– А ты ползи.

Бузина, которая была самой высокой, качала мокрыми набухшими красными ветвями в вышине, и никто не слышал ее мыслей.

Мох прошептал:

– Я мягкий и никто меня не трогает.

– Да уж, кому ты нужен, мокредь, – фыркнула кошка и даже тряхнула лапой.

Она снова прикрыла глаза и замерла. Сейчас ей жилось спокойнее, чем раньше, когда по саду бегала маленькая девочка и норовила приманить кошку, но при этом производила слишком много шума. Кошка терпеть не могла детей. А ещё теперь она может спокойно сидеть на пороге веранды, на котором раньше обычно сидела высокая и очень худая женщина со впалыми щеками. Женщины кошка сторонилась.

Несколько минут прошли в тишине, слышалось лишь завывание ветра в узкой печной трубе. Время тянулось медленно, снег тихо сыпал, тусклый рассеянный свет усыплял.

– Смотрите, какой франт! – вдруг воскликнул персик.

В ветвях нескромно засверкал чей-то яркий, переливающийся голубыми оттенками наряд.

– Это птица или цветок? – близоруко щурилась вишня.

Появившийся невесть откуда зимородок тщательно осмотрел сад, поправил оперение и исчез так же внезапно, как появился, видимо, сделав определённые выводы. Кошка, насторожившаяся поначалу, снова занялась своей шубой. Ворона издала горловой звук и переменила место наблюдения. Маленькие снежные шапки легли на кольях ограды, на неосторожных ростках, на нескольких оставшихся с осени сморщенных потемневших яблочках. Кошка понюхала воздух в разных направлениях и снова замерла в ожидании, подобрав лапы. Начинало смеркаться.

Наконец хлопнула входная дверь дома. Ворона каркнула, кошка выбежала вон. Послышались тяжёлые шаркающие шаги, и через некоторое время Хозяин переступил порог веранды. От него исходил застоялый кисловатый запах с примесью табака. Некоторое время он возился на веранде, с трудом что-то передвигал, тяжело переступая большими ногами. Ворона спустилась на дорожку и ждала. Стукнула дверца посудного шкафа, и ворона подошла ближе. Хозяин ждал, держа в руке три земляных ореха. Ворона вспрыгнула на порог веранды, и первый орех упал рядом с ней. Ворона захватила орех клювом и полетела в специально отведенное ею для тайника место. Там она закопала орех и вернулась на веранду. Второй орех упал чуть дальше от порога. Стуча по полу длинными черными когтями, ворона подобралась к ореху и так же ухватила его. Этот орех она отнесла подальше, в противоположную сторону сада. Никто не видел, как она спрятала его; ворона внимательно осматривалась, зарывая тайник. Затем она вернулась за третьим орехом.

– Последний, – сказал Хозяин.

Ворона, схватив орех, выпрыгнула за порог. Она остановилась на дорожке у входа, прижимая орех лапой и оглядываясь по сторонам. Её товарки, другие вороны, поглупее и потрусливее, уже наблюдали за ней. Ворона издала три последовательных отчетливых горловых звука с прищёлкиванием, после чего другие вороны разлетелись, а сама она спокойно и неторопливо принялась крошить скорлупу. Проглотив ядра, она отправилась к глиняным кашпо, так как там её ждали неотложные дела, которые нужно было закончить.

Медленно выпуская редкие клубы белёсого дыма, Хозяин задумчиво курил, сидя на веранде.

КУКУЛЬГЕГЕЛЬ

Было это давным-давно. Жил один, с позволения сказать, народ в дремучих влажных лесах. Жили кое-как, но совсем друг друга не успели поубивать, ибо разбрелись в разные стороны, а свободного места тогда много было. Житьишко свое никчёмное пытались наладить, но договариваться не умели. Стали по тенистым рощам прятаться среди плаунов и добро свое хоронить, ибо того и гляди, наскочит более сильный и отберет. Разнообразие тогда большое было: и летали, и ползали, и плавали, и на двух ногах ходили, а кто и на четырёх. Кто волосами оброс, а кто облысел совсем. Иная обмотается змеиной шкурой, перьев соседских навтыкает в волосы и ходит красуется, пока не напрыгнет на нее из куста кто-нибудь дикий. Находились отдельные идиоты, пытавшиеся установить порядок какой-никакой договорным путем, но таких быстро съедали. В разговорах толку мало, говори да оглядывайся, не подкрался ли кто сзади с дубиной.