Тайна Рохана

Внезапно голос Гэндальфа прорезал тишину:

– О! Нам туда! – заявил он, указывая на один из проходов.

Мэрри мгновенно приободрился:

– Он вспомнил!

– Нет… – Гэндальф усмехнулся и повернулся к хоббиту. – …но оттуда повеяло не слишком затхлым воздухом. Когда сомневаешься, Мериадок, доверяй собственному носу.

Они двинулись вперёд, погружаясь в узкие залы, освещённые едва заметным светом посоха Гэндальфа. Когда коридоры начали расширяться, маг остановился.

– Рискну сделать свет поярче, – произнёс он, и пламя на его посохе разгорелось, озаряя стены и потолки. – Дивитесь… Вот она, великая столица подземного царства гномов.

Свет разлетелся по древним колоннам, уходящим вверх на десятки футов, поддерживающим огромный сводчатый потолок. Кай замерла на месте, не в силах оторвать взгляд от грандиозного вида. Глубокие колоннады, украшенные вырезанными в камне сценами, изображавшими древние подвиги гномов, уходили в бесконечную темноту, где свет Гэндальфа едва мог их коснуться. Стены были гладкими, словно их обтёсывали веками, а пол, испещрённый узорами и гравировками, казался бесконечным.

Для неё, которая привыкла считать Эдорас, с его высокими стенами и резными деревянными постройками, вершиной величия, это было откровением. Она едва могла поверить, что люди, её народ, способны на нечто подобное. Внутри поднялось чувство, одновременно захватывающее дух и вызывающее страх. Это место было полным древних тайн, и красота его была мрачной, опасной.

Рядом раздался восторженный голос Боромира:

– Глаза разбегаются, это точно.

Но захватившее их величие вскоре сменилось чем-то другим, когда они добрались до Зала записей. Здесь, среди пыльных томов, сломанных чернильниц и брошенных пергаментов, был гроб Балина, кузена Гимли. Каменная плита, украшенная рунами, лежала в центре, покрытая пылью и заброшенная, как и весь этот мир. Гимли остановился, его плечи поникли, и он замер, будто борясь с нахлынувшим горем.

Гэндальф тихо подошёл к гробнице, затем осторожно взял в руки обветшавшую книгу, вытаскивая её из костлявых пальцев скелета, и развернул её, читая вслух.

– «Они захватили мост и второй чертог. Мы закрыли ворота… но мы не сможем их удержать. Земля трясётся под ногами. Барабаны… барабаны грохочут в глубине. Нам не выбраться отсюда. Во тьме появилась Тень. Нам не выбраться. Они приближаются».

Эти слова прозвучали в полной тишине, словно их читали из самой глубины тьмы. Лицо Гимли потемнело от горя, его взгляд упал на гробницу, и он, опустив голову, тихо застыл перед памятью своего народа.

Но тут тишину разорвал резкий звук. Кай взвизгнула, едва успев зажать рот рукой, когда сердце у неё ушло в пятки. Но внимание всех обратили не на неё, а на Пиппина, который случайно уронил ведро и скелет в пустой колодец. Звук эхом прокатился по залу, зловещим гулом отдаваясь в древних стенах.

Гэндальф резко обернулся, глаза его сверкнули, и он стукнул посохом Пиппина по плечу.

– Глупый Тук! В другой раз прыгай сам, избавишь нас от своей дурости, – буркнул он, стараясь унять раздражение, но было видно, что его собственные нервы были на пределе.

Они затаили дыхание, прислушиваясь, но тишину вскоре прорезал зловещий визг из глубины, а затем раздался глухой стук барабанов, грохочущий с нарастающей мощью. От этого звука по спинам пробежал холод, заставляя Кай невольно сжаться, и все мгновенно обнажили оружие.

Внезапно их окружили орки, злобные, с налитыми кровью глазами, выходящие из-за углов и коридоров, словно проснулись от векового сна. Они были везде, чёрные фигуры мелькали в свете факелов, вооружённые грязными клинками и натянутыми луками. Братство сбилось в круг, защищая друг друга.

– С ними пещерный тролль, – пробормотал Боромир, уклоняясь от стрелы, которая просвистела мимо.

Кай было встала рядом с воинами, пытаясь подготовиться к бою, но Боромир остановил её, твёрдо глядя в глаза.

– Нет, стой сзади.

– Но…

Арагорн быстро бросил ей указание, понимая, что сейчас нужно сохранить боевые силы и сконцентрироваться.

– Охраняй хоббитов, Кай, – приказал он с нажимом. – Сделай так, чтобы они остались в безопасности.

Её сердце забилось сильнее от этой задачи. Она едва сдерживала дрожь, но понимала, что не имеет права подвести. Её взгляд встретился с тревожными глазами Мерри и Пиппина, которые, как и она, с трудом скрывали страх. Кай сжала свой меч и встала перед ними, внутренне готовясь встретить любого, кто осмелится подойти к хоббитам.

Битва разгорелась. Тролль, массивный и чудовищный, пронёсся через зал, круша всё на своём пути. Арагорн и Боромир обрушили на него свои мечи, Леголас выпустил стрелу за стрелой, которые вонзались в плоть орков, но их становилось всё больше. Уродливые конечности тролля метались в воздухе, обрушивая на всех мощные удары. Кай, видя, как её товарищи сражаются, почувствовала одновременно страх и решимость.

Сквозь звуки боя, её задача была ясна – защищать хоббитов. В её руках был всё тот же тяжёлый меч, но в этот миг он казался легче, словно память об отце придавала ей сил.

В её голове эхом прозвучали слова матери, так знакомые и родные, как будто доносившиеся из далёких дней, когда жизнь была проще и мир казался безопаснее. "Ты сильная, ты со всем справишься," – уверял её голос, звучавший так тепло и твёрдо, что Кай почувствовала, как страхи и сомнения на миг отступают. "В твоём имени заключена наша сила, наша связь с землёй Рохана. Твоя кровь древняя, её корни уходят в историю наших предков."

Кай вспомнила, как мать с гордостью говорила о её имени, словно разделяя его на части, как будто в них заключалась суть её характера, её судьбы. Первая часть её имени означала защиту и преданность своему народу, указывая на её долг и силу. Вторая же часть была полна надежды и мира, той самой мягкости, что досталась ей от матери, словно напоминая ей, что сила – это не только умение держать меч, но и способность сохранять верность своим близким и самому себе.

«В тебе течёт наша древняя кровь, – слышала она, – Не смей в себе сомневаться! Ты – наследие тех, кто сражался и побеждал, кто защищал Рохан. Ты сильная, и ты пройдёшь свой путь.»

В следующей главе:

– Ты держишься за грудь всю дорогу, – продолжил он, внимательно разглядывая её. – Если ранен, не скрывай. В этом нет слабости.

4. Сомнения

Кай вырвалась из подземной темноты на дневной свет, и яркие лучи солнца ослепили её, но это не помешало ей видеть. Видеть слишком хорошо, как слёзы застилали ей глаза, как тяжесть утраты давила на грудь. В голове всё ещё звучал отчаянный крик Гэндальфа, последний призыв мага, разрывающий сердце и эхом отдающийся в её мыслях. Она задыхалась, и не от беготни и изнурения, которые они пережили на мосту Казад-Дум, где её товарищ пал в борьбе с Балрогом, а от болезненных спазмов, сжимавших горло и душу. Ей не было дела до того, как она выглядит, заметит ли кто-то её слёзы или догадается, что перед ними вовсе не мальчишка. Она стояла, прижимая одну руку к груди, где под одеждой прятался медальон матери, а другой сдавливала горло, словно пытаясь вырвать из себя крик или хоть как-то добыть глоток воздуха.

Вокруг неё товарищи тоже жили эту потерю, каждый по-своему, каждый по-своему скорбя. Арагорн стоял рядом, его взгляд был твёрдым, но полным боли, его дыхание было тяжёлым, словно сама скала давила на его грудь, но он не мог позволить себе упасть. Как лидер, он понимал, что должен направить их, должен продолжить путь, но потеря друга и наставника глубоко поразила его. Он крепко сжал плечо Кая, словно пытаясь понять, держится ли она, и продолжил поднимать остальных, опираясь на свою обязанность как на якорь в этом море боли.

– Леголас, поднимай их, – тихо, но твёрдо сказал Арагорн, хотя его голос, казалось, звучал для Кая откуда-то издалека, едва различимый за завесой горя.

– Дай им немного времени! Будь милосерден! – почти со стоном вырвалось у Боромира, и Кай, посмотрев на него, заметила, как его суровый взгляд был полон той же боли, что и у неё, той же невыносимой тяжести, которая сдавливала его горло. Этот сильный и смелый воин, всегда казавшийся незыблемым, сейчас был подавлен утратой.

Арагорн вздохнул, но понимал, что опасность приближается, и времени действительно нет.

– Когда стемнеет, на этих скалах появятся тучи орков, – ответил он, голос его дрогнул, но оставался уверенным. – Нам нужно добраться до Лориэна. Идём, Боромир. Леголас. Гимли, поднимай их.

Он взял хоббитов за плечи, помогая каждому встать на ноги, вырывая их из боли, словно вытягивая из водных глубин. Сэма он почти поднял за шкирку, крепко держа его, пока тот, дрожа, пытался справиться со своими слезами.

– Вставай, Сэм, – тихо сказал он, его голос был полон грусти, но и мягкости, как будто он пытался защитить их, утешить.

Братство продолжало идти, каждый шаг давался тяжело, словно вместе с ними шла сама тень утраты. Когда они наконец добрались до лесных окраин царства эльфов.

Лес Лотлориэна принял их в свои мягкие, зеленоватые тени, и для каждого из них это было облегчением после давящей тьмы Мории. Воздух казался чистым и прохладным, пахнущим свежими листьями и травами, словно здесь время двигалось медленнее, не затронутое внешними тревогами. Но тягость утраты по-прежнему ощущалась. Даже величественные деревья и мягкие звуки леса не могли унять боль, гнездящуюся в их сердцах.

Кай шла молча, чуть позади остальных, всё ещё прижимая руку к груди, где покоился медальон. Время от времени её глаза поднимались к высоким деревьям, словно она искала в их тихом великолепии ответ, утешение. Но утешения не было. Казалось, даже этот светлый лес чувствует их утрату и печально склоняет свои ветви над ними.

Арагорн выбрал место для привала, и они остановились, с трудом сдерживая усталость и эмоции. Боромир сел у подножия большого дерева, прислонившись к стволу, его взгляд был устремлён в пространство, словно он был где-то далеко. На его лице всё ещё виднелась боль, но он молчал, крепко сжимая рукоять своего меча, словно это единственное, что сейчас держит его в реальности.

Леголас тихо смотрел на лес, его глаза блестели от скорби и светлого спокойствия Лориэна, что-то непроизвольно умиротворяло его, хоть тьма ещё не ушла из его души. Он стоял неподвижно, словно пытаясь впитать свет и силу древних деревьев, наполняющих его покоем. Гимли, напротив, сидел опустив голову, его обычно громкий и твёрдый голос молчал, и Кай заметила, как он мрачно покусывал губы, пытаясь не выдать своих чувств.

Хоббиты собрались тесной группой, казалось, они искали утешение друг в друге. Сэм положил руку на плечо Фродо, его лицо было бледным, но твёрдым. Он понимал, что Фродо сейчас, как и все, нуждается в поддержке, и это дало ему сил. Пиппин и Мэрри сидели рядом, прижавшись друг к другу, их глаза ещё покраснели от слёз, и, казалось, они вот-вот снова заплачут, но сдерживались, крепко сжимая друг другу руки.

Кай опустилась рядом с ними, чувствуя себя такой же маленькой и беспомощной, как эти хоббиты. Она по-прежнему ощущала тяжесть потери, навалившуюся на неё и выжимающую все силы. Медальон под рукой казался последней связью с чем-то тёплым, родным, с тем, что помогало ей не утонуть в этом море отчаяния.

Арагорн подошёл к ним, тихий, но с твёрдым, спокойным взглядом, в котором отражалась непоколебимая сила. Он скользнул взглядом по каждому, словно стараясь передать частицу своей решимости.

– Здесь мы сможем немного отдохнуть, – сказал он, его голос звучал уверенно, почти умиротворяюще, словно свет леса наполнил его силой. – Нам дали отсрочку, и мы должны использовать её, чтобы восстановить свои силы.

Сказав это, он указал на себя первым, добавив, что начнёт дежурство, и кивнул Боромиру, чтобы тот сменил его позже. Боромир молча кивнул, устало прикрыв глаза и прислонившись затылком к дереву, его лицо всё ещё хранило следы глубокой усталости и горя. Они все надеялись, что хоть в этом покое Лориэна им удастся найти передышку.

Кай лежала неподвижно, смотря в темноту и чувствуя, как тишина леса Лотлориэна окутывает её. Она пыталась найти в этом покое утешение, но вместо облегчения ощущала лишь глухую боль, растущую внутри. Медальон, который она сжимала через одежду, как напоминание о матери и доме, больше не приносил прежнего успокоения. Что-то грызло её изнутри, не позволяя забыться сном, отягощая тело и мысли.

Сдерживать себя – быть кем-то другим – было труднее, чем она могла признать даже перед собой. Бинты, туго стягивающие грудь, уже казались частью её, врезаясь в кожу и в эти минуты боль от них стала особенно заметной. Она вспомнила, как впервые их наматывала: ткань стягивала ребра, лишая её возможности дышать свободно, сковывая дыхание, как невидимая цепь. С каждым днём они всё сильнее натирали, оставляя красные полосы, порой даже больно царапая, до крови, и от этого хотелось сорвать их и забыть о притворстве. Каждый вздох был напряжённым, каждая попытка двигаться вызывала раздражение. Но ради сохранения тайны, ради своей цели она терпела, уговаривая себя, что это всего лишь временная жертва.

Сейчас, в этом тихом лесу, эта необходимость казалась особенно ничтожной и абсурдной. Потеря Гэндальфа, тяжесть утраты и усталость делали её притворство бессмысленным, слабым. Она задумалась, стоит ли ей скрывать, кто она на самом деле. Должна ли она продолжать терпеть, сдавливая своё тело, когда её душа едва не рвётся наружу от боли? Она ощутила, как стягивающая ткань становится символом не только её тайны, но и всего того, что она носит в себе – страха, одиночества, тоски по дому и той жизни, которую она оставила позади.

Не выдержав, она осторожно, чтобы не разбудить никого, просунула пальцы под рубашку и достала медальон. Холодный металл прикоснулся к её коже, и она почувствовала как отголосок далёкого тепла, исходящего от родных мест. В этот момент её сердце сжалось, и слёзы, накопившиеся за весь этот путь, вырвались наружу.

– Ты ранен? – раздался рядом голос, и она вздрогнула, поспешно запахивая рубашку и проглатывая ком из слез. Кай мельком взглянула на Боромира, её пальцы судорожно сомкнулись на ткани. В теории их можно было бы объяснить как повязки от раны, но на практике – у неё пересохло в горле, и слова застряли на языке.

Боромир наклонился ближе, взгляд его был серьёзен, но без следов подозрения.

– Ты держишься за грудь всю дорогу, – продолжил он, внимательно разглядывая её. – Если ранен, не скрывай. В этом нет слабости.

Она почувствовала, как напряжение отступает, когда осознала, что он ничего не заметил и просто обеспокоен её поведением. Он не знал ни про бинты, ни про медальон, спрятанный у неё под одеждой. Она тихо выдохнула, но ответ всё ещё казался неясным.

– Всё в порядке… просто… – начала она, но голос её дрогнул. Как объяснить дальше? Внезапно она задумалась: разве воин делится такими вещами? О чём вообще говорят мужчины?

Кай росла среди воинов и пастухов Рохана, и их разговоры были совсем иными, простыми и прямолинейными. Её братья постоянно обсуждали лошадей и боевые тактики, рассказывали о дальних походах, спорили, чей конь сильнее и выносливее, или кто сможет оседлать дикого мустанга. Они делились своими успехами и провалами на турнирах, рассказывали истории о столкновениях с дикими зверями или о тяжёлых ночных дежурствах на границе.

Боромир и Арагорн были совершенно другими. В их словах чувствовался опыт и груз ответственности, а их разговоры касались не только воинских дел, но и политики, долга, будущего. Боромир рассказывал о Гондоре и своём отце с гордостью, и иногда в его голосе проскальзывало сожаление о неудачах. Арагорн, напротив, говорил редко, его слова всегда были обдуманными, а за ним ощущалось скрытое знание и глубокая забота о судьбе всех свободных народов. Гимли и Леголас – их разговоры были наполнены древними легендами и загадочными рассказами о своих народах. Они спорили о подземных чертогах и лесах, о том, кто больше предан своему делу и где истинная красота. Эти разговоры казались Кай далекими от тех, что вели её родные братья, чужими и величественными.