Менеджер

Это и стало для Георгия полным подтверждением её предательства.

Трамваи не ходили, улицы были пустынны, Гоша чувствовал себя глубоко несчастным. Остаток ночи он брёл до тёткиного дома.

Мать знала, что он так и поступит. Даже если бы Георгий остался бы до утра на лавочке, с ним бы ничего не случилось, в этом она была уверена. Как уверена и в своей любви к Митричу.

«Перебесится!», – больше для самоуспокоения проговаривала она на обратном пути к дому.

Митрич спал.

Через неделю Георгий всё равно вернулся домой. Ему стало неприятно, что он «объедает» тётку и Аньку – свою двоюродную сестру.

Дома было всё по-прежнему. Но для Георгия жизнь будто разделилась на «до» и «после». За эти несколько дней он повзрослел, словно прошла не неделя, а целый год.

Митрич в соседней комнате резвился со Светкой, мать гремела посудой на кухне. Гоша придвигал стул спинкой к дверной ручке, чтобы никто не мог просто так войти к нему и занимался своими делами. Когда кухня была пуста, он бесшумно перемещался туда, набирал себе еды и снова уединялся в комнате.

Дни шли за днями, месяцы за месяцами.

Митрич всё больше и больше злился на Георгия, будто однажды просто поставил себе цель – морально сломить и уничтожить подростка. Иногда он бесцеремонно вламывался в комнату Гоши, садился напротив и пристально, как удав, гипнотически смотрел ему в лицо. Гоша опускал взгляд в одну точку и просто ждал. Но всё его тело в это мгновение кричало: «ненавижу тебя!» …

Всё началось с одного дурацкого фильма.

Георгий и не помнит, что это был за детектив. Но он почему-то запомнил способ убийства главного героя – яд. Яд, как и полагается по сценарию, был непонятного происхождения, и персонаж умирал долго и мучительно.

И Георгий открыл поисковик браузера.

Через пару дней он уже многое знал о ядах и способах их приготовления. Он понимал, что вот так просто прийти в аптеку и купить нечто было невозможно. Был, конечно, вариант приобрести в ветеринарной аптеке крысиный яд, но четырнадцатилетний подросток, приобретающий смертельное зелье, также мог запомниться продавцам.

Гоша в разных концах города, дождавшись шумной толпы покупателей, приобретал небольшие дозы определённого ингредиента, не вызывающего подозрения у фармацевта. Потом он собрал весь «букет» и долго раздумывал – в какое блюдо он станет добавлять яд, чтобы отчим ничего не заподозрил…

Митрич умер неожиданно и не особо болезненно.

Сначала ему стало плохо на работе. Он подошёл к мастеру и тот, немного испугавшись бледного лица Михаила, отпустил его домой. Митрич вышел на улицу, и на свежем воздухе ему стало лучше. Даже на секунду мелькнула мысль – а не вернуться ли обратно?

Но обратно он уже не вернулся.

Скорую помощь Митрич игнорировал, своими силами пришёл в поликлинику, долго сидел в очереди и там же, в коридоре на кушетке потерял сознание.

Михаилу Дмитриевичу было всего сорок восемь, и его смерть у многих вызвала удивление. Тем более, что болел Митрич редко, в молодости занимался спортом, а спиртным особо не злоупотреблял.

Вскрытие показало наличие в организме сильнодействующих токсинов, и патологоанатом вынужден был позвонить в полицию. После более подробной судебно-медицинской экспертизы стало ясно, что мужчина просто отравлен.

Когда в квартире появился следователь, Гоша не удивился. Тот долго сидел на кухне, что-то писал и вполголоса разговаривал с матерью. До Гоши долетали резкие обрывки её фраз: «не знаю!..», «я не понимаю!..», «что вы от меня хотите?!».

Гоше надоело это слышать, он бесшумно вышел из своей комнаты и сказал в спину сотрудника полиции:

– Отстаньте от неё, это я отравил отчима.

Дни моего пребывания в новой должности летели бесконечными страницами из недр принтера жизни.

Я не уставал. Больше, скорее, уставала Лори, моя юная спутница, вечно капризничая по поводу и без.

Мы были вместе уже давно, с первых дней работы. Её милое личико, с широко распахнутыми в мир глазами, наверное, могло стать условным логотипом детского отдела. Мисс Детская Мечта! Лори была вечным ребёнком. Но она не жалела об этом. Перспективы повышения даже страшили её.

Она возвращалась в наше гнёздышко раньше меня, создавая уют на обеденном столе, в спальне и в моей душе. Обнявшись, мы непринуждённо болтали о прошедшем дне, с полуслова понимая друг друга.

– Милый, представляешь, все девочки помешаны на этих Барби!.. – искренне возмущалась любимая, – просто какая-то «барбинизация» детства…

Я молча кивал, скорее улавливая её интонацию, чем смысл сказанного. Девочки они такие девочки, им надо выговариваться, для них это важно…

Я сразу приметил Лори в толпе таких же девчонок-старшекурсниц. Хотя «приметил» скорее было бы антонимом. Я не слышал её смеха, так часто возникающего в стайке девушек, не видел её ярких нарядов, не замечал её глупых рассказов о прошедшей вечеринке. Не замечал, потому что попросту этого всего не существовало. И это было её особенностью. Скромность – не всегда достоинство, иногда это просто признак глупости. Но Лори трудно было назвать скромной, и она была далеко не глупа. Это я видел по её рефератам, по её выступлениям на кафедре и книгам, с которыми она возвращалась из библиотеки. Лори была той загадкой, которую так хочется разгадать.

Изредка, встречаясь группами где-нибудь на общих лекциях, я видел, как она печально смотрит в окно и казалось, что она, присутствуя в аудитории, была где-то очень далеко.

После экзаменов я пригласил Лори на свидание.

Тогда, я считал, что именно мужчина, как истинный джентльмен, должен развлекать девушку на первой встрече, рассказывать весёлые истории, говорить ей комплименты. У нас было не так. Болтала, в основном, Лори. И она рассказывала вовсе не весёлые истории, а описывала все свои сто миллионов моментов и обстоятельств, при которых она могла обнаружить мой взгляд.

Если честно, я был растерян, если не шокирован. Я-то считал, что остаюсь вполне недоступным, невидимым для её внимания. Боже, как я ошибался!

– Я всегда чувствовала, как ты сверлишь меня своими зрачками!.. – смеялась Лори, – красивыми, между прочим, – она вскидывала на меня глаза, будто сверяясь со своим предположением. Лори так много об этом говорила, что я не успевал сообразить – злиться ли мне на свою наивность, или радоваться проницательности Лори.

Но она говорила не только об этом. Весь её мыслительный процесс был вывернут наружу, будто где-то в черепе образовалась небольшая щель, и мышление Лори сутками напролёт сочилось через неё.

Одна забавная мысль однажды пришла мне в голову: «Она все эти годы копила свои эмоции и свою болтливость для меня!» …

__________________

… Сегодня я решил начать аудиенцию немного не по плану.

– У нас мужчина, потерявший голову. Ушёл из семьи к новой пассии. Оставил двух девочек. В новой семье – два мальчика от первого брака. В принципе, он там счастлив.

Клерк на пару секунд уставился в одну точку и нервно шевельнул ноздрями.

– От меня что надо?

– У вас в конторе заявка – проклятие брошенной женщины. Оно имеет силу?

– Это наша прерогатива, юноша! От вас обращение есть?

– От меня лично, есть! – я холодно впился в его бесцветные зрачки, – проклятие имеет силу?!

Его когти царапнули крышку планшета.

– Любое проклятие имеет обратное действие, вы это прекрасно знаете.

– Да, – я вежливо улыбнулся, – меня как раз и интересует суть противодействия.

– Да что угодно, выбор обширен: болезни, нищета, вечное уныние…

– Можно ли данное проклятие просто не принимать на рассмотрение? – прервал я его.

– М-м-м…

– Это же ничего не стоит. Более того, это значительно облегчает вашу жизнь.

Большая пауза.

– А Вы прирождённый Клерк! – видимо это был комплимент.

– Благодарю!..– Я сделал паузу и продолжил: – Есть что-то новое по детским домам?

Видимо, сегодняшнюю встречу Клерк запомнит надолго. Я «завёл» его не на шутку.

– Юноша, смею напомнить, Вы – из отдела «Семейное счастье».

– Хм, спасибо. Именно поэтому меня интересуют детдомовцы.

Клерк не стал распутывать мою логическую цепь, а просто и как-то небрежно ответил:

– Ничего особенного. Усыновление и попечительство уходит в прошлое… варятся в собственном соку.

– Меня интересуют отношения между выпускниками приюта и обычными молодыми людьми.

– И что с ними не так?!

– Их должно быть больше. Намного больше! При этом, браки должны быть по большой обоюдной любви. И безо всяких ваших штучек… Пусть хотя бы в этом возрасте у кого-то появятся родители.

Клерк как-то скис, было видно, что он устал. Опыт не всегда побеждает молодость. Особенно когда эта молодость такая дерзкая.

– Чёрт с вами… без проблем.

– Спасибо, – я улыбнулся и почему-то добавил: – Вы ангел!..

История третья. Оксана.

Она уже точно знала, где будет работать после защиты диплома. Ещё на преддипломной практике Оксана пришла в детский дом и за месяц успела привыкнуть и сдружиться с детьми. Впрочем, с персоналом у неё были натянутые отношения. Только Евгения Львовна, психолог детского дома, в который она привела Оксану, сама лично пошла к директору и поручилась за девушку.

Евгению Львовну побаивались и уважали. Возможно за то, что она видела всех насквозь, причём не только души, но и их вместительные сумки, набитые продуктами, которые сотрудники несли с работы.

– Иван Борисыч, голубчик, вот девушка, о которой я Вам говорила, – Евгения Львовна уверенно взяла Оксану за локоток и подтолкнула немного вперёд. Директор равнодушно, как показалось Оксане, оглядел её с ног до головы и не отрывая от неё взгляда сказал:

– Евгения Львовна, может, всё-таки передумаете?

– Нет, дорогой мой, Иван Борисыч, поработала и хватит, пора молодым дорогу…

– Что Вы такое говорите, – картинно возмутился директор, – какие наши годы?!

– Смею заметить, нам на двоих сто двадцать лет, – улыбнулась Евгения Львовна, – а мне надо успеть и внуков своих понянчить…

Оксана знала, что Евгении Львовне шестьдесят пять и не без труда определила возраст директора.

– У Оксаны Сергеевны красный диплом, тема которого, кстати, «Социальные и психологические аспекты жизни детей-сирот», она и практику у нас проходила, Вы же помните, Иван Борисыч?

– Да, конечно, как не помнить? Я и отчёт о практике ей подписывал с удовольствием, да и Вам я доверяю, Вы, Евгения Львовна, за кого попало не поручитесь!

– Вот и славно! – Евгения Львовна приобняла Оксану, – ну тогда мы в кадры, оформляться?

Так Оксана стала работать в детском доме-интернате.

Хотя, после вступления в должность педагога-психолога, она уже и не Оксана, а Оксана Владимировна.

Воспитатели и нянечки сразу дали понять ей, что «она здесь никто и звать её никак» – эту фразу она нечаянно услышала от завхоза Никитичны, болтавшей с кастеляншей. Но Оксану это как-то не очень тревожило. Она знала, для чего она здесь и свои обязанности выполняла на все сто.

Но самое главное – дети потянулись к Оксане. То ли её возраст импонировал им, то ли её лёгкая непосредственность, то ли широкая располагающая улыбка. Младшие, понятное дело, звали её по имени-отчеству, но старшие, сколько Оксана им не запрещала, упорно её называли просто по имени.

А из старших она подружилась с Виталиком. Виталику было пятнадцать, и он был не похож на остальных подростков, ни внешне, ни характером. Но только спустя неделю после знакомства с ним, Оксана поняла почему. Виталик был из нормальной семьи, в отличие от основной массы воспитанников – детей из неблагополучных семей. Родители Виталия погибли в автокатастрофе. Так получилось, что тёток-дядек у него не было, была только бабушка, сердце которой не выдержало горя, и Виталик остался один на всём белом свете. Он много читал, мало залипая в телефоне, и помогал, как мог, воспитателям.

Стал заглядывать Виталик и в кабинет педагога-психолога. Он сам предложил ей помощь и Оксана, сначала немного растерявшись, доверила мальчишке подсчёт баллов в тестировании воспитанников. Виталик соображал быстро, считал не хуже калькулятора и даже умудрялся при этом что-то говорить и смеяться. Он располагал к себе. Внешне он был симпатичный, но как-то по-мужски; в нём не по возрасту чувствовалась самодостаточность и спокойствие. При этом Виталик был умён и обладал хорошим, совсем не пошлым чувством юмора.

Через несколько дней Оксана узнала страшный секрет Виталика.

Вышло это случайно. Виталик куда-то запропастился, а Оксане как раз понадобилась его помощь.

– Да он опять к своей Викуле пошёл, – ухмыльнулся один из мальчишек, в ответ на вопрос Оксаны.

– Это его тёлочка! – похабно добавил второй подросток.

В этот день Оксана уже не видела Виталика, хотя домой она никогда не спешила и уходила намного позже положенного времени. А на следующий день, не сдержав своё девичье любопытство, Оксана безо всякого повода пригласила юношу в свой кабинет.

– Я тебя вчера искала, а тебя не было, – проговорила Оксана, не отрывая взгляда от монитора рабочего компьютера.

Виталий ничего не ответил, просто сидел, задумчиво рассматривая пятна Роршаха.

– У тебя есть девушка? – напрямую спросила Оксана.

Виталий замер, потом поднял глаза на Оксану Владимировну и долго смотрел на неё, будто оценивая, достойна ли она ответа.

– Да, – наконец, сказал он, слегка покраснев.

– Хорошенькая? – улыбнулась Оксана, оторвавшись от монитора. Она облокотилась на свой кулачок, всем видом давая понять, что готова услышать нечто большее, чем просто «да».

Но вместо «да», Виталий сказал:

– Я люблю её.

Это прозвучало серьёзно, по-взрослому, и в голосе подростка слышался целый букет эмоций и чувств.

Из рассказа Виталия Оксана узнала, что Виктория – девочка из обычной семьи. Её отец – бизнесмен, занимается автомобилями, мама – владеет сетью парикмахерских. Вика – их единственный ребёнок. Познакомились Виталий с Викой случайно, в соцсети, через простое общение ни о чём. Потом их переписка плавно перешла в личные сообщения, а через месяц они встретились вживую и уже не представляли свою жизнь друг без друга.

Весь детский дом знал о дружбе Виталика с «чужой» девочкой. Относились к этому по-разному: кто с завистью, кто с искренней радостью за них, а кто-то просто считал это поводом для пошлых шуток и подколов.

А родители Виктории не знали – кто такой Виталий. Нет, однажды они поняли, что их дочь реально сдружилась с каким-то мальчиком, но до поры не пытали её своей навязчивостью. Давая деньги на кино, театр или просто кафе, мама спрашивала:

– Ты с Виталиком?

– Да, мамочка!

Родительница успокаивалась, понимая каким-то материнским чутьём, что это всё серьёзно, парень у Вики надёжный и за неё можно не волноваться.

Но однажды вечером за ужином отец Виктории заявил:

– Дочь, мы в выходные на дачу, ты с нами?

– Наверное, да, – ответила Вика. За окном вовсю благоухал май, и всем уже хотелось куда-то за город, слиться с природой.

– А приглашай своего мальчика, – вдруг предложила мама.

Вика немного смутилась.

– Да, пора бы уже и познакомиться с парнем, – хмуро, но по-доброму проговорил отец…

Оксана первой в детском доме узнала о приглашении Вики. Виталик пришёл к ней в кабинет и поделился своей новостью. Голос его при этом был печален, а вид растерянным. Будто ему предложили сольную партию на скрипке, а Виталик никогда не держал в руках инструмента.

– Это же прекрасно! – поддержала юношу Оксана, – пообщаешься с её родителями, что в этом плохого?!

– Я не знаю, как себя с ними вести, – потупил взгляд Виталик.

– Просто будь собой…

В понедельник Оксане не терпелось встретиться с Виталием и расспросить его о прошедшем уик-энде.

Но Виталик почему-то избегал её. Она это сразу поняла и чувствовала его тяжёлое настроение. Оксана не стала идти на поводу у своего природного любопытства и отложила общение с юношей до следующего раза.

Ждать пришлось недолго. Во вторник, Виталик сам пришёл в кабинет психолога.

– Мне запретили с ней встречаться, – с порога воскликнул он. Виталик буквально рухнул на стул и нервно растрепал пальцами свои волосы.

– Что ты там такое натворил на этой даче? – попробовала пошутить Оксана, но Виталий будто не слышал её вопроса.

– Её отец… он просто… он какой-то монстр…

Оксана взяла стул и подсела вплотную к Виталику.

– Ну, рассказывай.

Виталий поднял взгляд, но он был как будто в никуда. Словно Виталий воссоздавал в своём воображении все события выходного дня.

– Сначала всё было норм, я пришёл к ним домой, мы познакомились, и я помог таскать их вещи в машину. Они всю зиму не были на даче, таскали долго. Ехали ещё дольше. На даче начали обустраиваться, бороться с пылью и паутиной, даже было весело… Мама Вики приготовила что-то вкусное на обед. Мы обедали и наконец, за столом, они стали расспрашивать меня…

– О чём?

Виталий сглотнул, посмотрел Оксане в глаза и ответил:

– Я сказал, что я из детского дома.

– И что такого?! – поспешила успокоить его Оксана, – это совсем не важно, важно какой ты, а не откуда! Разве не так?

– А потом… потом он…

Голос Виталия дрогнул.

– Что?

– Перед тем, как уехать… Он отозвал меня в беседку и сказал, что ему бы не хотелось, чтобы его единственная дочь связывала свою жизнь с детдомовцем.

– Так и сказал? Может быть, ты просто не так понял?

– Всё я так понял. Я ответил ему. Возможно, слишком резко. Я ответил, что Вика сама должна решать, с кем ей дружить.

– И?..

– И тогда он будто слетел с катушек! Пустился в оскорбления, а после всего просто взял меня сзади за шею и прошипел: «в общем, слушай сюда, маленький извращенец, если я ещё раз увижу тебя рядом со своей дочерью, я посажу тебя! Ты понял?».

Оксана покраснела. Ей стало почему-то ужасно стыдно, будто это она была повинна в том, что в мире существовал такой тип людей. Она приобняла Виталика за плечи и не знала, что говорить. Они долго молчали.

Потом Виталик тихо, уже спокойным голосом добавил:

– Я попрощался с Викой, её мамой и ушёл. Пешком. Её отец остался в беседке. Вика какое-то время шла за мной, уговаривая остаться и уехать в город вместе… Но я просто молчал, и она всё поняла. Я не знаю, о чём она там говорила с отцом, но она долго не писала… А вечером позвонила и позвала в наше место, в «заброшку».

– Что она сказала?

– Вика много плакала. Она сказала, что любит меня и всё равно хочет со мной встречаться. Даже готова выйти за меня замуж, родить детей и жить всю жизнь только со мной. И я решил, что мы всё равно будем вместе, будем продолжать отношения.

Оксана не сдержалась и обняла Виталика.

– Ты молодец!

Через несколько дней отец Виктории случайно, из окна своего авто увидел дочь в компании Виталия: они шли, взявшись за руки и весело болтали.

Вечером Вику ждал серьёзный разговор дома. Её закрыли в комнате, отключили интернет и забрали телефон.

Её отец, в сопровождении плачущей жены, утром следующего дня вломился в кабинет директора детского дома и устроил жёсткий «перфоманс», украшенный ненормативной лексикой и угрозами.

Когда гости ушли, туда же был вызван Виталий.

Виталика нашли через день у старой высотной «заброшки». Там, где они тайно встречались с Викой. Тело лежало среди обломков кирпичей и ржавой арматуры, крови было много. Полиция сделала вывод, что смерть подростка наступила вследствие падения с высоты.

Оксану Владимировну уволили через месяц.

… – Ты меня совсем не слышишь, Тео! – Любимая смотрела на меня в упор. Её губки, вечно готовые к поцелую, были сжаты, бровки сошлись орфографической галочкой.

– Извини, задумался. Ты что-то сказала?

– Да, я говорила о Барби. Мне кажется, что девочки становятся похожими на своих кукол, ты не находишь?

– Ты о внешнем облике, или внутреннем содержании?

Она не ответила. Внимательно всматриваясь в меня, провела ладонью по моей небритой щеке.

– Ты долго задерживаешься на службе, дорогой. Это важно для тебя?

– Да, конечно. Самое главное – это важно не только для меня…

– Но, Тео, это же просто ра-бо-та! Ты большой мальчик и понимаешь, что нельзя жить одной работой! Ведь ты дома, со мной и, прошу тебя, будь здесь и сейчас, в моменте!

– А ты?

– Что я?

– Почему ты говоришь о своей работе? Будь в моменте!

Лори на секунду замерла, её «оперативка» анализировала – было ли это моим оправданием или же упрёком в её адрес.

– Ну, я… я просто делюсь с тобой, я не зациклена на своей работе так, как ты и вообще…

– Что?

– Давай не будем ссориться! Ты же из отдела «Семейное счастье», любимый!..

Ну, да, ну, да…

А что вообще это такое – «Семейное счастье»?

Понятно, что для нашего отдела – это просто условное название, больше смахивающее на эвфемизм. Семейного счастья, как такового, у земных людей не существует, ибо счастье величина не константная, а семья – феномен, претендующий на продолжительность. Сегодня семейство вырвалось на пикник: они укатили за город, наслаждаются запахом дикого разнотравья, ходят босые по земле и радуются как младенцы. Они счастливы. Но завтра – понедельник, на работе у родителей аврал, у детей в школе – двойки за невыученные уроки. Вечером у всех членов семьи ужасное, упадническое настроение и ненависть ко всему миру, включая друг друга. Счастье растворилось как маленькое облачко.

И так всю жизнь. У всех.

То же самое и в отношениях. Сегодня – «пикник», завтра – серые будни. От «любимый, я так счастлива с тобой!» до «видеть тебя не хочу!».

Счастье так эфемерно.

Мы, Менеджеры не должны, не имеем права вторгаться в отношения людей, без их запроса. Как говорят там, на Земле – «Догнать и причинить добро!». Равнозначно, как и Тёмные силы руководствуются только противодействием на запрос, исходя из своих антагонистических данных в реестре.

Только запрос!

И только «Меньшее из зол»!

Интересно, если бы мы с Лори были жителями Земли, обратилась бы она к Высшим силам?

А я?!..

___________________

Клерк не спускал с меня холодных глаз. Не исключено, что мы с ним просто ещё не пересекались, поди их разбери. А может быть, это один из моих старых знакомых, проникшихся ко мне пиететом.

Я невозмутимо открыл ноутбук.

– «Маменькин сынок» сорока лет, живут вдвоём, пора бы уже самому обзавестись семейством, но маменька…  наверное, из ваших!

– А вы шутник, – Клерк криво усмехнулся, – нет ничего проще: смерть маменьки и добро пожаловать, новая жизнь! «Казнить нельзя помиловать»!

– Вы случайно не были знакомы с «Великим Самсоном»? – не к месту сострил я, – варианты!

– Это лучший, уверяю вас!

– А всё-таки?

– Пока жива мама-деспот, сыну не светит…

– Варианты! – настойчиво перебил я Клерка.

Тот мельком заглянул в планшет.

– Его собьёт грузовик…Ты-дыщщщ! – Клерк издевательски, как-то по-детски изобразил этот процесс, – он станет инвалидом-колясочником. И только тогда мамочка, из сострадания к чаду, разрешит ему встречаться с одной заботливой сестричкой милосердия, покладистой и безмозглой. Они будут жить долго и… Короче, хэппи-энд. Как Вам?

Паяц! Я почувствовал какую-то тяжесть внутри. Наверное, впервые. Греховная мысль о преимуществе смерти медленно опутывала, связывала чем-то колючим виртуальные крылья под моим одеянием. «Менеджер не должен желать смерти человеку!» – мысленно обратился я к Первому лицу. Ответ был быстрым и безапелляционным, как гильотина. «Обращение пришло от сына этой женщины! Запрос на счастье – его! Если нет запроса от матери – во внимание берётся только его счастье, и ничего более!»

Я взглянул на Клерка. Он был мрачен.

– Первое… – выдохнул я и закрыл пятернёй лицо.

«Босс, это жестоко!»

«Это боль во спасение, сын мой!..»

Не хватало ещё в первые дни работы подхватить эмоциональное выгорание. Мне надо расслабиться и успокоиться. Работать ещё столетия.

История четвёртая. Константин

Косте было семнадцать, когда из семьи ушёл отец. Сорокатрёхлетний Георгий, как часто бывает в жизни взрослых, нашёл молодую любовницу, собрал сумку с вещами и свалил.

Для матери Костика, Людмилы это было страшным потрясением. Привычное течение жизни семьи было разрушено. «Похотливое животное» обратно уже не вернулось. Да если бы Георгий и вернулся, Людмила однозначно не приняла и не простила бы его никогда.

Так они и стали жить вдвоём.

Константин поступил в политехнический. Зарплаты матери не хватало и с третьего курса Костя перевёлся на заочное, для того чтобы устроиться на работу.

Отца вспоминали редко. А если и вспоминали, то только в самом отрицательном контексте. И самым безобидным словом было в его адрес – «предатель!».

Через три года Костя стал общаться с отцом. Сначала через соцсети, потом вживую. Но их встречи всегда проходили на «нейтральной» территории: смотреть в глаза Людмиле Георгий уже не мог, поэтому по старому адресу не появлялся, а Костя не хотел видеть новую женщину отца.