Игрушка жестокого шейха

Перевожу взгляд на еду и стараюсь закончить с соусом. После этого начинаю нарезать рыбу, гребешки и фрукты, которые оттенят вкус морепродуктов. В этот момент со стороны арены раздается громкий вскрик, после чего пищать начинают и остальные.

Взгляд мечется к арене, и я вижу, как девушки бросаются врассыпную, а тигр медлит, видимо, раздумывая, на кого именно напасть. Потушенный факел валяется на песке. Мои волосы встают дыбом, когда я понимаю, что девушкам не спастись.

Выхватываю взглядом Алину со смуглянкой. Они несутся через всю арену к другому факелу. Когда останавливаются и пытаются построить пирамиду, чтобы схватить источник огня, мне в спину снова больно утыкается дуло пистолета.

– Готовь! – рявкает этот Ахмед. – Или тебе больше нравилось, когда мои руки сжимали твои сиськи? Это тебя вдохновляет сильнее?

Скриплю зубами и возвращаюсь к своему занятию. Хотя мне чертовски сильно хочется послать и гостя в ложе, и его охранника. Руки делают свое дело, а я при этом успеваю поглядывать на арену. Облегченно выдыхаю, когда вижу, что Алина со смуглой девушкой все же раздобыли факел и теперь медленно двигаются вдоль стены арены к двери, из которой все мы вышли.

Опускаю взгляд на стол. Беру тарелку, устанавливаю на ней металлическое кольцо и начинаю собирать тартар. В конце для усиления вкуса посыпаю его тертым пармезаном и украшаю листочком кинзы.

Когда заканчиваю последние приготовления, раздается удар гонга, и я мечусь взглядом к арене.

Тигра загоняют назад в клетку, но на арене просто кровавое месиво из женских тел. В живых осталось всего пятеро. Мои новые подруги среди этих счастливиц, и это позволяет мне сделать спокойный вдох.

– Готово, – произношу тихо.

– Неси, красавица, – говорит гость в ложе.

Я беру тарелку и несу в ложу. Ставлю на маленький столик перед гостем, и тот немного подается вперед, осматривая блюдо. Наконец мне удается рассмотреть его лицо. Без подробностей, но я вижу, что оно заплыло жиром. Жутко неприятный тип с крысиными глазами в окружении отекших век. На голове традиционный головной убор арабов, названия которого я не помню. Толстые, как сосиски пальцы, унизанные крупными перстнями, тянутся за блестящей вилкой.

Гость набирает немного тартара и подносит его к лицу. Нюхает и стреляет в меня взглядом.

– Ты помнишь, что произойдет, если мне не понравится? – спрашивает он, слегка прищуриваясь.

– Помню, господин, – отвечаю еле слышно.

– Что ж, тогда попробую.

Он распахивает свои пухлые мерзкие губы, подносит к ним вилку, а я вздрагиваю, услышав щелчок затвора пистолета.

Глава 5

Стою, не дыша, в ожидании вердикта. А гость молча съедает уже третью вилку. Прикрыв глаза, смакует блюдо. Почему он молчит? Ему не нравится? Тогда, наверное, не ел бы столько. А если нравится, то почему ничего не говорит?

Я знаю, почему в ответ на дегустацию приготовленного мной блюда звучит тишина. Ему нравится меня мучить. Нравится, что я каждую секунду умираю ста смертями в ожидании его ответа.

Может, надо спросить его? Только вот вдруг так я нарушу какие-то незыблемые правила? Типа нельзя обращаться к гостю первой. Или спрошу напрямую, а надо, как вариант, подползти на коленях, сто раз извиниться и только потом спрашивать? Я откуда знаю, какие тут правила?

Сжимаю перед собой руки, прикрывая ими хотя бы промежность от сального взгляда гостя.

– Что ж, – тянет он, – неплохо. Не скажу, что прямо какой-то бешеный восторг, но это действительно один из лучших тартаров, что я пробовал.

Он склоняет голову набок и рассматривает меня с головы до пят. Внутренности сковывает холодом.

– Спасибо, – отвечаю хрипло.

– Спасибо, – хмыкает он.

– Иди поблагодари господина как положено, – толкает меня в спину охранник.

– А как положено? – спрашиваю тихо.

Гость опять хмыкает, а сидящие у его ног девушки хихикают. Но мне сейчас плевать на их реакцию. Сложно унизить меня еще сильнее, чем они сделали до этого.

– Опустись на колени и поцелуй руку, – подсказывает охранник.

Пока двигаюсь в сторону гостя, стараюсь скрыть брезгливость на лице. Он может счесть это оскорблением, и я даже представить боюсь, какое наказание придумает этот извращенец.

Преодолевая себя и отвращение, опускаюсь на колени. Этот подонок вытягивает руку, я беру ее своими ладонями и, опустив голову, касаюсь губами толстых пальцев. Сглатываю, чтобы меня не стошнило прямо ему на руку.

– Какая послушная девочка, – довольно скалится он. – Ступай, тебя уже подруги заждались. – Вскидываю голову, испуганно глядя на гостя. – На сегодня игра окончена, милая. Встретимся на следующей неделе.

Кивнув, молча поднимаюсь и оглядываюсь в поисках туники. Она ошметками валяется на полу. Но как только я делаю шаг к одежде, охранник наступает на нее грубым сапогом.

– Так иди, – командует он.

Разворачиваюсь и, прикрывшись руками, быстро передвигаюсь по коврам, оставляя на них кровавые следы. Как же хочется помыться! Взять мочалку погрубее и чуть ли не снять верхний слой кожи, в который, кажется, въелась вся эта грязь и мерзость.

У лестницы меня перехватывает второй охранник с автоматом наперевес и, схватив за локоть, буквально волочет вниз. Я запинаюсь, сбиваю ноги о каменные ступени, но он ни на мгновение не сбавляет шага. Проводит меня по коридору и, толкнув тяжелую дверь, практически зашвыривает меня внутрь.

Я опять в том помещении, куда попала сразу после похищения.

Выискиваю глазами своих подруг и тороплюсь к ним. Алина отрывает кусок ткани от своей туники. Поднимает голову, и ее глаза расширяются. Но она не спрашивает, почему я голая. Судя по всему, от этих подонков можно ожидать чего угодно, и она это знает.

– Давай перевяжу, – произносит она, и я только сейчас замечаю, что с руки смуглянки капает кровь.

Алина прикладывает к ране ткань и начинает заматывать. Та шипит и кривится от боли.

– Как так получилось? – спрашиваю.

– Тигр выбил первый факел из ее руки, – отвечает Алина.

– Эй! Кто из вас умеет танцевать? – спрашивает охранник от двери, и мы все переводим на него взгляды. Я замираю и не дышу, как будто в противном случае у меня на лбу появится неоновая надпись “Хорошая танцовщица”. – Что, никто не умеет? – Обводит суровым взглядом оставшихся в живых. – Тогда вы двое пойдете.

Хватает двух девушек, которые стоят ближе всех к двери, и под их стоны и всхлипы вытаскивает из помещения.

– Остальные на выход! – рявкает второй охранник.

Мы разворачиваемся и плетемся на выход из комнаты. Нас осталось всего шестеро, двоих из которых забрали. Смуглянку трясет, и она придерживает поврежденную руку.

– Ей нужна помощь, – говорю я, глядя на охранника.

– Бесполезно, – отзывается Алина. – В комнате, где мы будем спать, есть аптечка.

– Наверняка рану надо зашить, – говорю я.

– Я пока еще не видела, чтобы сюда приводили доктора. Так что не особо на это рассчитывай. Посмотрим, что есть в аптечке. Если что, сами зашьем.

– Но как? Ты умеешь?

– А ты что, курей каких-нибудь на своей кухне не зашивала?

– За-зашивала, – запинаясь, отвечаю я.

– Значит, и руку ей зашьешь. Шевелись, иначе получишь палками по спине.

Всю дорогу по мрачным каменным коридорам нас сопровождают охранники, которые следят за нами, словно коршуны. От их взглядов становится не по себе. Особенно учитывая, что я единственная среди всех девушек иду без одежды.

– Шевелитесь! – рявкает охранник, и мы прибавляем скорость.

Наконец нас заводят в большую комнату. Откровенно говоря, я ждала, что нас поселят в какой-то страшный подвал. Но здесь просторно и довольно светло, хоть нет ни одного окна. Несколько лож на полу покрыты тюлевыми балдахинами, справа вход в уборные и душевые. Нигде нет дверей, и это… смущает. Только туалеты с дверями, но на тех, кажется, не замков.

– Вот эти кровати теперь свободны, – показывает мне Алина на несколько лож. На каждой из них лежат сложенные туники и традиционные тонкие балетки с яркой узорной вышивкой. – Выбирай. В душ можно будет сходить перед тем, как поедим.

– Поедим? Мне кусок в горло не полезет.

– До завтра другой еды не будет. Так что придется затолкать в себя то, что принесут. Ты не в отеле, Маша. Подстраивайся.

Она подводит смуглую девушку к одной из кроватей и помогает сесть на край. Та охает, но не жалуется.

Я присаживаюсь на подушку рядом с ней, а Алина отходит в сторону, чтобы о чем-то поговорить с плачущей девушкой.

– Как тебя зовут? – спрашиваю смуглянку.

– Зачем тебе знать? Я же сказала ни с кем не дружить, – цедит она и зажмуривается от боли.

– Просто назови имя.

– Тамалу, – произносит она, кривясь.

– Какое красивое имя, – отзываюсь. – Ты отсюда родом?

– Я из берберов.

– А кто такие эти берберы? – спрашиваю.

– Слушай, мне больно говорить и двигаться. Отвали, а?

– Прости.

– Давай обработаем рану, – говорит Алина и присаживается на вторую подушку, открывая небольшую коробку с лекарствами.

– Черт подери, лучше бы я умерла, – цедит Тамалу.

– Не говори так, это счастье, что мы выжили. Значит высшие силы помогают нам.

Тамалу впивается в мое лицо яростным взглядом.

– Это значит только то, что мы выйдем на арену на следующей неделе.

Глава 6

Тамалу шипит, когда Алина обрабатывает ее рану.

– Полегче, – цедит и дергает рукой.

– Надо зашивать, – игнорируя замечание Тамалу, произносит Алина. – Давай, Маш.

– Господи, ну почему я? – бубню, но достаю из аптечки степлер для сшивания кожи. Иглы с ниткой в чемоданчике не оказалось. – Я не умею этим пользоваться.

– Здесь есть инструкция.

Следующие полчаса мы занимаемся тем, что разбираемся, как работает степлер. А потом под подвывания Тамалу сшиваем ее рану и накладываем повязку. Она уже совсем бледная. Губы пересохли, все тело покрыто мелкими бисеринками пота.

– Надо замотать в пленку, чтобы сходить в душ, – говорит Алина.

Как только мы обматываем руку Тамалу пленкой, напоминающей пищевую, в комнату заходит охранник, который ставит огромный поднос в зоне с подушками и низким столиком.

– Идем, надо поесть, – говорит Алина.

– Не могу, – отзывается Тамалу. – Меня тошнит.

– Ты же знаешь, что до завтра другой еды не будет. Давай, поднимайся.

Мы помогаем ей встать и доводим до подушек. Девушка, которая до этого рыдала, бледной тенью тянется к столику. Наконец мы усаживаемся и вяло жуем практически безвкусную еду. Я знаю, что она напичкана восточными пряностями, но сейчас я их не чувствую. Такое ощущение, что жую тофу.

С горем пополам нам удается поесть, а потом мы идем в душ. Горячие струи немного возвращают вкус к жизни. Только он теперь горький. Как будто цвета вокруг поблекли. Еда утратила вкус. Зрение размылось. А рассудок постепенно затягивает туманом.

После душа я выбираю себе кровать через одну от Тамалу, потому что та, что между нами, занята, а на следующей от нее отдыхает Алина.

Укрывшись жестким расшитым покрывалом, закрываю глаза. Едва успокоившееся сердце разгоняется и колотится так сильно, что не дает нормально дышать. Перед глазами окровавленные тела ни в чем неповинных девушек, убитых на потеху ублюдкам, сидящим на трибунах.

Вздрагиваю, когда слышу, как распахивается дверь. Открыв глаза, приподнимаюсь и смотрю на девушек, которых забрали танцевать для этих животных с трибун. Мой рот приоткрывается от ужаса. Девушки голые, побитые, на коже засохшие струйки крови. Что эти твари с ними делали? Они всхлипывают и дрожат, обнимая себя за плечи. А охранники, совсем не нежно толкая их, ведут в душ.

– Спи, Мария, – говорит мрачным голосом Тамалу. – Надо набираться сил. Ты еще и не такое здесь можешь увидеть.

– О чем ты?

– Спи, я говорю. Будешь лезть со своей помощью, в следующий раз пойдешь танцевать вместо них, – шепчет она. – Тут уже были помощницы. Умерли раньше своих подопечных. Спи.

Ночь проходит ужасно тяжело. После душа девушек, которые танцевали, заставляют поесть. Они отказываются, но охранники отвешивают звонкие пощечины, и девушкам приходится съесть все, что те принесли. После того, как эти сволочи уходят, забрав с собой пустую посуду, одну из девушек долго тошнит в туалете. Потом они до самого утра всхлипывают.

А утром нас всех выгоняют на арену наводить там порядок. Нам приходится сгребать пропитанный кровью песок, который затем выносят и заменяют чистым. После мы поднимаемся в ложи, чтобы убраться и там. Оттирать пятна крови, вычищать диваны, подушки и вымывать стеклянные балюстрады. Пока охранники не видят, мы с Алиной заставляем Тамалу сидеть на подушках и отдыхать. Она бледная и еле стоит на ногах.

Так проходит целая неделя, пока не наступает ужасный день. С утра нам объявляют, что вечером состоится игра. После этого в комнату сгоняют около пятнадцати новых девушек. Они напуганы. Не понимают, куда попали. А мне даже не хочется их утешать. Потому что если начну с ними сближаться, а после они умрут, я, наверное, сойду с ума.

– Уже не хочется знакомиться? – спрашивает Тамалу, бросая на меня взгляд. Мы обе сидим на своих кроватях и смотрим на новых девушек. Качаю головой. – Я предупреждала. Но ты, кажется, упертая.

– Это так ужасно, – отзываюсь, игнорируя ее замечание. – Они могут не пережить этот вечер.

– Ну ты и идиотка, Мария, – качает головой. – Думай о том, что сегодня ты сама можешь умереть. Что тебе за дело до незнакомых девушек?

Я понимаю, что она права. Но в то же время…

– А ты не думала, что было бы с тобой, если бы мы не объединились? Сама ты не достала бы до факела, не зашила бы себе руку.

– Знаешь, лучше бы я сдохла еще на прошлой неделе. Потому что целый день с ужасом ожидать, что еще для нас приготовили эти ублюдки, тяжелее.

Тамалу ложится и поворачивается спиной ко мне, прерывая разговор.

Чем ближе вечер, тем сильнее нарастает напряжение. Все мы, кто уже участвовал в игре, становимся все молчаливее и бледнее. Бросаем опасливые взгляды на новоприбывших, а они – на нас испуганные.

Когда дверь с грохотом открывается, мне кажется, мое тело превращается в камень. Каждая мышца напрягается так сильно, что тяжело двигаться.

– На выход! – рявкает охранник, и в комнату заходят еще двое.

Все повторяется. Плач, мольбы, кто-то падает в ноги охранников. А мы, кто участвовал в прошлой игре, обреченно плетемся на выход. Потому что уже знаем, что все равно окажемся на арене.

Когда я уже выхожу в коридор, вздрагиваю от звука выстрела за спиной. Оборачиваюсь и вижу распластавшееся на полу женское тело, под которым расползается лужа крови. Глаза наполняются слезами, а внутренности начинают дребезжать. Опять крики и стенания. Кого-то рвет прямо на пол. Но теперь девушки охотнее покидают комнату.

Сегодня на арене нет факелов. Остались только прожекторы, которые светят так ярко, что бьют по глазам и ослепляют. Жмурясь, мы выходим на песчаный настил и жмемся друг к другу. Новенькие пытаются рассмотреть окружающую обстановку, приставив ко лбу ладони в качестве козырьков.

– Почему так ярко? – спрашивает Алина.

Никто не отвечает, потому что всех беспокоит тот же самый вопрос.

Тишину арены разрезает голос ведущего, который, как и в прошлый раз, что-то говорит сначала на арабском, а потом на английском объявляет начало игры.

Я крепче сжимаю свою дубину и всматриваюсь в ту сторону, где находится дверь, за которой от нас прячут животное. Но она не открывается. Как будто совершенно ничего не происходит, и мы просто стоим тут в ярких огнях софитов. От этого напряжение нарастает еще стремительнее.

А потом слышу какой-то шорох слева и перевожу туда взгляд.

– Крокодилы! – вскрикивает кто-то из девушек.

Внезапно на арену обрушивается не меньше нескольких тонн воды, пропитывая песок и заставляя наши туники полностью намокнуть. Быстро стираю с лица воду и вижу, как на арене появляется три огромных крокодила. Просто гигантских. Они, не торопясь идут в нашу сторону, разевая свои уродливые пасти.

Глава 7

Внезапно кто-то хватает меня за локоть и затаскивает назад в коридор. Оборачиваюсь. Охранник толкает меня к боковой лестнице.

– Господин пожелал, чтобы ты и сегодня готовила для него.

Я медленно выдыхаю, бросая палку на песок, и поднимаюсь по ступенькам. Похоже, я должна быть благодарна тому обрюзгшему ублюдку за то, что второй раз спасает меня от смерти.

Вздрагиваю, услышав крик со стороны арены, и быстрее поднимаюсь по ступенькам. Пока тороплюсь к нужной ложе, стараюсь не поворачивать голову в сторону арены. Крепко сжимаю челюсти и, практически не моргая, смотрю вперед.

Ни с кем не дружить. Никого не спасать. Бороться только за свою жизнь. Вбиваю себе в голову слова Тамалу, чтобы не забыть ценные советы. Они и правда такие.

Я знаю, если сейчас посмотрю и увижу, что кого-то из моих новых подруг убили, не смогу готовить. Тогда я наверняка отправлюсь следом за ними.

Когда прохожу мимо одной из лож, слышу глубокий мужской голос с вопросительными интонациями.

– Стоять, – говорит мне охранник, потом что-то отвечает тому мужчине на арабском.

– Повернись лицом ко мне, – произносит на английском сидящий в ложе.

А у меня такое впечатление, что на меня шипит огромный змей, скрывшийся во мраке. Как будто я сейчас повернусь и увижу в темноте два желтых глаза.

Сглотнув, делаю как он сказал, только опускаю взгляд на идеально вычищенный нашими руками ковер.

– Подними голову. Смотри прямо.

Он отдает четкие команды, которые я выполняю, как послушная кукла. Хотя внутри меня все дребезжит от потребности вцепиться ногтями в его лицо и выцарапать эти ужасающие желтые глаза. Пусть даже они другого цвета.

Мужчина что-то коротко бросает, и охранник ведет меня дальше. Через одну ложу от той, возле которой меня остановили, сидит сволочь, которая заставила меня в прошлый раз готовить для него голой. Как же люто я его ненавижу!

Почему-то на секунду захотелось вернуться к тому змею. Не знаю, откуда такая уверенность, но мне показалось, что он может быть хоть чуточку лучше этого урода. Хотя… все сидящие в этих ложах – беспринципные ублюдки и подонки, наслаждающиеся тем, как животные разрывают ни в чем неповинных девушек.

Перед тем, как я подхожу к нужной ложе, арену разрывает душераздирающий крик. Не в силах сдержаться, бросаю туда взгляд и, застыв, вцепляюсь похолодевшими пальцами в стеклянную балюстраду.

По стенам арены все еще течет вода, которая уже покрыла песок примерно на пятнадцать сантиметров. Это затрудняет движение девушкам, зато облегчает крокодилам. Девушка, которая кричит, сидит в воде и смотрит, как крокодил заглатывает оторванную у нее руку.

Меня окатывает ледяной волной, и я резко отворачиваюсь.

– Ну где там моя прелесть? – слышу голос мерзкой сволочи, которой я в прошлый раз готовила тартар. – Я уже проголодался.

– Иди давай, – рявкает охранник, толкая меня прикладом автомата в спину.

Споткнувшись, тороплюсь в нужную ложу. Торможу на входе и киваю.

– Добрый вечер, господин, – здороваюсь, еле сдерживаясь, чтобы не высказать все, что я о нем и ему подобных думаю.

Как, черт подери, можно есть, когда прямо перед тобой людям отрывают конечности?!

– Какая она сегодня покладистая, – слышу насмешливый голос и похожий на довольное мурлыканье звук от сидящих у его ног девушек. – Приготовь сегодня что-то на свой вкус. Но только из морепродуктов, – добавляет. – Тебе принесут все, что скажешь. И ты помнишь правило. Если приготовишь плохо, выйдешь на арену одна против этих зверей.

Звучит грохот гонга, и я бросаю взгляд на арену.

Сегодня немного меньше жертв. Три девушки мертвы, одна – с оторванной рукой. Остальные потрепанные, но живые. Взгляд сразу выхватывает Тамалу и Алину, стоящих у стены с другой стороны от крокодилов.

Дрессировщики загоняют животных, а остальные мужчины выносят с арены тела и девушку без руки, которая уже потеряла сознание.

Остальные падают прямо в воду, чтобы перевести дух.

Пользуюсь этой передышкой, чтобы встать у стола. Как и в прошлый раз, охранник хватается за лямки моей туники и сдергивает ее с моих плеч. Вещица тряпкой падает на пол. Я даже не вздрагиваю. Все тело как натянутая струна.

– Приступай, красавица. А сразу после шоу станцуешь для меня и моих друзей. Хочу посмотреть, как ты двигаешься. Для танцев тоже существуют свои правила. Но я не стану рассказывать о них сейчас. Пусть будет сюрприз.

– Приятный, – язвительно добавляет охранник за моей спиной.

– Главное, что он будет приятен мне и моим друзьям. Правда, милая? Здесь ведь главное наше с ними удовольствие.

Скриплю зубами, чтобы не выдать все то, что хочется ответить на такой вопрос. Вместо этого молча киваю и рассматриваю продукты на столе. Передаю охраннику необходимый список ингредиентов и жду, пока их принесут.

Под грохот гонга подтягиваю к себе разделочную доску. Изо всех сил стараюсь игнорировать крики с арены и ужасающие звуки ломаемых костей. А потом в одно мгновение фонари на арене гаснут, погружая ее практически в полную темноту. Даже мне плохо видно, что именно я делаю на столе. Только индикатор переносной индукционной печи под воком освещает красноватым светом происходящее вокруг.

Перевожу взгляд на арену и в ужасе глазею туда. В отличие от девушек, крокодилы прекрасно видят в темноте. Всматриваюсь вниз, но вижу только мелькающие тени. Почти все звуки стихли, кроме плюханья воды и негромкого рыка крокодилов.

Потом слышу резкий вскрик и даже роняю нож на стол. Поднимаю его дрожащей рукой и стараюсь готовить дальше, боясь представить, что чувствуют девушки внизу.

Не знаю, сколько проходит времени, пока я готовлю. Но по ощущениям целая вечность. Я вся пропитана криками и мерзкими, ужасающими звуками с арены. Но наконец выкладываю на тарелку салат с морепродуктами. Поворачиваюсь лицом к борову, сидящему в ложе.

– Готово, господин, – произношу спокойно.

И тут боковым зрением выхватываю торопящегося к нам невысокого полного мужчину в черной одежде, а за его спиной через ложу стоит крупная тень. Почему-то я уверена, что это тот самый змей, который остановил меня по дороге сюда. Он затягивается сигарой, и огонек на мгновение слегка освещает его лицо. Но я его не вижу. Зато по тому, как по телу прокатывается волна дрожи, могу точно сказать, что он смотрит прямо на меня.

– Иди ко мне на колени, моя прелесть. Лично покормишь меня своим новым шедевром, – произносит гость в ложе.

– Господин, боюсь, это невозможно, – произносит подбежавший мужчина в черном. – Эту девушку только что купили.

Глава 8

Сауд

– Господин, – в комнате появляется мой слуга Кудама. Отворачиваюсь от окна и смотрю, как он низко опускает голову.

– Говори, – велю ему и кладу недокуренную сигару на край пепельницы.

– Господин, сегодня вечером Абид будет на арене.

– В котором часу начало представления?

– В восемь, господин.

– Скажи Гафуру, чтобы готовил машину, а ты предупреди владельца арены, Джасира, чтобы подготовили мою ложу.

– Он удивится, – улыбается Кудама. – Вы еще ни разу не посещали игры.

– Выполняй, – отрезаю коротко.

– Слушаюсь, господин. Кого-то из девушек подготовить для поездки с вами?

– Я туда еду не развлекаться, – бросаю в ответ и, отвернувшись, забираю сигару из пепельницы, после чего подношу к губам.

Развернувшись лицом к окну, смотрю на пустыню. Воздух сейчас раскаленный и как будто плавится. Сухой песок отливает золотом и движется под порывами ветра, оживляя пейзаж. Панорамное окно позволяет рассмотреть практически все детали, которые не видны ночью.

Вся моя семья живет в городе, и только я построил особняк посреди песков. Потому что влюблен в это место. Мне каждый день надо видеть пустыню, чтобы чувствовать себя по-настоящему счастливым. А еще… немного ближе к ней.

Аиша любила пустыню.

Она была настолько поглощена ею, что практически жила в моем доме, чтобы иметь возможность каждое утро бродить босиком по песку и каждый вечер провожать потрясающей красоты закат. Я всегда знал, что если вечером Аиши нигде нет, то она, скорее всего, сидит на просторном балконе верхнего этажа моего особняка.

Прошло уже больше года, а я до сих пор иногда бросаю взгляд на тот балкон в надежде увидеть сестру. Понимание того, что она там уже никогда не появится, скручивает внутренности так сильно, что тяжело дышать.

Мой нежный цветок. Любимая из сестер. Единственная в семье, кто понимал меня без слов. Кто любил меня безусловной любовью. Кто мог молчать со мной по несколько часов, не испытывая при этом никакого дискомфорта.

Коснувшись стекла кулаком, прижимаюсь к нему лбом.

А спустя три часа я уже еду в машине в то место, которое каждый год становится адом для сотен девушек. Такие, как Абид, нашли себе развлечение – выпускают на арену беззащитных девушек сражаться с дикими животными. Кроме основного действа у них много и других развлечений, от которых у нормального человека волосы встанут дыбом. Но такова моя реальность. Когда больше нечего хотеть, ты начинаешь сходить с ума в попытке получить хоть малую дозу удовольствия.