По следам призрака

– Там заканчивают, Володька. Пора, наверное, подгонять машину?

Только после этого он покосился на Мустафина и, переведя взгляд на Портнова, спросил бесцеремонно, почти нагло:

– А это кто такой?

– Да тише ты, это следователь, – с укором посмотрел на него Портнов, чувствуя, видно, неловкость из-за несдержанности своего знакомого.

– А-а, гражданин следователь! – теперь уже с иронической усмешкой произнес щуплый. – Что же это вы так мешкаете? С улицы-то всяких пьяных-рьяных ловко хватаете да укладываете на нары, а как глухое дело, так и волынку тянете. Нехорошо, начальник!

– Да хватит, Костя, – вмешался высокий. – Что тут трепаться понапрасну. Раз взялась за дело милиция, значит, будет все на мази. А ты бузить сразу.

– На мази. Где уж там? – махнул рукой щуплый и, зло хмыкнув, зашагал к машине.

– Вы уж не обижайтесь на него, – сказал высокий, провожая осуждающим взглядом своего приятеля. – У него тоже, знаете ли, свое горе. Дочь умерла, пока он там… срок тянул. – Он как-то снисходительно улыбнулся, отчего шрам над губой растянулся, исказив лицо, и спросил тихонько, наклонившись к следователю: – Как вы думаете, за что все-таки убили девочку-то, товарищ следователь?

– Пока не знаю, – сухо ответил Мустафин, почувствовав исходящий от собеседника легкий запашок спиртного. – Но скоро, думаю, все прояснится.

– Конечно. А его, наверное, расстреляют?

– Кого?

– Да душегуба этого.

– Наверное…

– Да… – мрачно произнес высокий. – Задал он вам задачку. И о чем только думал зверюга, когда пошел на такое дело!

Он постоял немного и сказал, повернувшись к Портнову:

– Ну, я пойду, пожалуй, Володя. Надо предупредить шоферов…

– Кто такие? – поинтересовался Мустафин, оставшись наедине с Портновым.

– Тот, щуплый – Макаров. Работаем вместе. А высокий – наш сосед, Лачугин, – пояснил Портнов и после некоторого раздумья добавил: – Успели хватить где-то… Зачем только пришли. Ведь и так на душе одна горечь…

Попрощавшись с Портновым, Мустафин зашел в отделение экспертизы.

В небольшом светлом кабинете, склонившись над бумагами, переговаривались помпрокурора и судебно-медицинский эксперт Каримова. Поздоровавшись, следователь подсел к ним. Оправдываться за свое опоздание не имело смысла, и Мустафин решил сразу же говорить о деле.

– Вы, я вижу, уже закончили. Что ж, отлично! И каковы выводы, Равия Мансуровна?

Каримова, маленькая хрупкая женщина с живыми, черными, как две смородинки, глазами, ответила не сразу. Педантичная, взыскательная, она никогда не позволяла себе делать поспешных выводов, тем более когда они касались серьезных преступлений. И на этот раз заговорила, лишь все тщательно взвесив:

– Предварительно могу сказать: смерть девочки последовала от травм черепа. Все травмы одинакового характера. Орудием преступления могла служить обнаруженная на месте происшествия коряга. Более подробное заключение будет дано после лабораторных исследований. И еще…

Каримова как-то многозначительно посмотрела на следователя, медленными движениями пальцев поправила волосы на седеющих висках.

– Осмотр трупа на месте происшествия был несколько затруднен. Не та обстановка, вы сами видели. Лес, люди, внезапно поднявшийся ветер… Еще там я обратила внимание на то, что правая рука девочки сжата в кулак. И знаете, что мы сегодня нашли в этом кулачке? Четыре волоска!

– Четыре волоска? – почти воскликнул Мустафин и с недоверием посмотрел на помощника прокурора. Тот кивком головы подтвердил слова эксперта.

– Да, представьте себе, четыре коротких волоска, – спокойно повторила Каримова. – Судя по всему, девочка сопротивлялась, хватала преступника за волосы…

– Вы полагаете, что в руке у нее остались волосы убийцы?

– Похоже, да.

– Где же они, эти волоски? Могу я взглянуть на них? – Мустафин даже привстал от нетерпения.

Помощник прокурора лишь сочувственно улыбнулся и безнадежно развел руками:

– Сожалею, но волоски уже упакованы и лежат у меня в портфеле. Распаковывать их, я думаю…

– Хорошо, хорошо, – поднял ладони Мустафин. – Я не настаиваю. Скажите только, какого они цвета? Черные, каштановые, русые, рыжие, наконец, черт возьми?

– Русые, – видя волнение следователя, чуть улыбаясь, сказала Каримова.

– Точно, русые, – подтвердил помощник прокурора.

Мустафин, не говоря ни слова, поднял телефонную трубку и поспешно набрал номер. Ему ответил начальник милиции.

– Нагим Сибгатович? Говорит Мустафин. Только что закончилась экспертиза. В руке у убитой обнаружены четыре волоска. Да, четыре коротких волоска. Судя по ним, у преступника русые волосы и короткая стрижка. Так что имейте в виду… Ну, а у вас что? Привезли лесного бродягу? Хорошо, я скоро приеду.

Следователь положил трубку и задумался.

– Так… Что еще… Да, что вы собираетесь делать с трупом собаки?

– Скоро должен приехать врач-ветеринар, – пояснила Каримова. – Мы будем вместе вскрывать труп.

– Хорошо. Но пригласите еще и дантиста и обязательно возьмите слепки с челюстей собаки. Они нам могут пригодиться…

На ногах у него были рваные домашние тапочки. А все остальное – ничего. И рубаха, и брюки еще годились для лесной жизни.

Предложив задержанному сесть и внимательно вглядевшись в него, Мустафин поймал себя на мысли: он уже встречал этого человека. Смуглое угристое лицо, чуть скосившийся набок нос, черные, затравленные глаза, толстые слюнявые губы. Да, несомненно, он видел его, но где и когда – не помнил.

– Ваша фамилия? – начал следователь.

– Мухаметов. Мансур Мухаметов, – ответил хриплым простуженным голосом задержанный, тоже внимательно рассматривая следователя и, видимо, узнавая его по какой-то прошлой встрече.

– Где и кем работаете?

– Не работаю. Три месяца будет, как уволился. А раньше шоферил на грузовике.

– Судимости имеете?

– Судился. Три года назад. Да вы же знаете…

«Ах вон оно что!» Теперь следователь узнал его. Да, именно три года назад он занимался делом группы подростков, совершавших грабежи и кражи. Одним из участников и был этот молодой человек. Тогда Мухаметов получил условное наказание – ввиду молодости. Так что же заставило его опять пойти по скользкой дорожке?

– Я помню вас, Мухаметов… – сказал следователь тоном, не выражающим удовлетворения от встречи. – Где вы живете сейчас?

Услышав вопрос, Мухаметов едва заметно вздрогнул, нетерпеливо заерзал на стуле, показывая тем самым, что вопрос пришелся не по душе.

– Я жду ответа, – поторопил следователь.

– Как сказать? – прервал молчание Мухаметов, облизнув губы. – Раньше я жил с матерью, если помните. Потом поехал в Клиновку, женился там, но прожил с женой недолго. Не поладили мы, уехал я от нее. Теперь вот один…

– И не нашли ничего лучшего, как бродить по лесу?

Мухаметов долго молчал, потом махнул рукой и сказал, тихонько всхлипнув:

– Да чего уж там. Арестуйте сразу, и весь сказ!

– Арестовать? – припал к столу Мустафин. – За что?

– Преступник я. Ребенка убил…

Следователь почувствовал, как у него холодеет спина. Что это? Ниточка к клубку? Полная удача? Случайное совпадение?

Усилием воли он взял себя в руки и спокойно, не выдавая волнения, спросил:

– О каком ребенке вы говорите? Не путайтесь, пожалуйста, расскажите все по порядку.

– Плохо, плохо мы жили с женой, – утирая слезы, проговорил Мухаметов; в его голосе звучали и страх, и жалость. Жалость к самому себе. – Не проходило дня, чтобы не скандалили. Выпьешь рюмку – жена волком на тебя кидается. И она, и ее мать – заодно… Два месяца назад это случилось. Не стерпел я, сильно избил жену. А она беременна как раз была, ребенка ждала. И из-за того, что я избил ее, он раньше времени родился. Мертвый, значит. Испугался я. Убежал из дома и больше не приходил. Жил на кордоне у лесника Сафаргалея. Шалаш у меня там. А когда дождь или что, ночевал в сарае у Сафаргалея. Он и кормил немного. А иногда я в деревню ходил, воровал малость… Виноват я, гражданин следователь, чего уж там… – Мухаметов сморщился весь и, согнувшись, отчаянно покачал головой: – Зачем, зачем я это сделал?

– Как фамилия и имя вашей жены? – спросил следователь, испытывая то внутреннее разочарование, какое бывает у человека, не сумевшего стать свидетелем ожидаемого чуда.

– Мухаметова Луиза, – еле слышно прозвучало в ответ.

Мустафин искоса взглянул на задержанного и нажал кнопку селектора.

– Дежурный? Свяжитесь с участковой больницей и узнайте, не обращалась ли к ним в этом году Мухаметова Луиза, если обращалась, когда и по какому поводу.

– Хорошо, – отозвался дежурный. – Все будет сделано.

Следователь отодвинулся от селектора и вопрошающе посмотрел на задержанного.

– На кордоне вы жили все время или бывали еще где-нибудь?

– У лесника жил, у лесника, у кого же еще, – поднял голову Мухаметов, с какой-то подозрительностью поглядев на следователя. – Никуда от него не уходил. – И опять сник.

– А вы слышали об убийстве в лесу?

– Убийстве? – вскочил со стула Мухаметов, тараща глаза на следователя. – Что вы говорите? Я был у лесника Сафаргалея, разве вы не слышали? Ни про какое убийство не знаю! Избил жену, было дело, ребенка загубил, воровал… Судите меня, арестуйте за это, если хотите. А про убийство и знать не знаю!

– Хорошо, хорошо, – успокоил его следователь, показывая на стул. – Садитесь. Я думал, может, Сафаргалей рассказал что-нибудь, раз сами не слыхали…

– Не знаю, клянусь вам, и Сафаргалей ничего не говорил, – несколько раз ударил себя в грудь Мухаметов и сел, не зная, куда девать свои дрожащие руки.

– Успокойтесь, – сказал следователь, пытаясь привести допрашиваемого в равновесие. – Вас никто и ни в чем пока не обвиняет. За свои преступления вы ответите. Что касается убийства, то разобраться тут поручено мне, и на все вопросы, которые я буду задавать, вы должны давать прямые, ясные ответы.

– Но ведь я уже… – начал было снова Мухаметов, но осекся и покорно опустил глаза.

Следователь уловил момент.

– Меня интересует, где вы были и чем занимались последние три дня?

– Болел я, – угрюмо ответил Мухаметов, ощупывая свои впавшие небритые щеки. – Четыре дня назад чистил колодец леснику Сафаргалею, там, видимо, и прихватило. Два дня лежал у него в сарае, а потом перешел в шалаш. Никуда не выходил. Только один раз ночью побывал в деревне. Лесник Сафаргалей подтвердит…

– Подтвердит… – тихо повторил Мустафин. – Ну ладно…

Он уже чувствовал усталость, какая приходит обычно после спада сильного напряжения. А теперь, когда допрос практически зашел в тупик, эта усталость возросла вдвойне.

Вызвав конвоиров и велев увести задержанного, он распорядился освидетельствовать его и изъять одежду. Сам, посидев немного, припал к селектору.

– Дежурный, как с моей просьбой? Выполнили?

– Да, Марат Сагитович. Мухаметова Луиза обращалась в больницу два месяца назад. Побои и вынужденное прерывание беременности. Копию амбулаторной карты обещали выслать… Что-нибудь еще?

– Нет, спасибо. Подготовьте, пожалуйста, машину. Выезжаем на кордон, к леснику.

С кордона Мустафин возвратился, полностью убежденный в непричастности Мухаметова к совершенному убийству, и сразу же выехал в райцентр.

Сегодня он поторапливался. Дочери исполнилось семь лет, и следователь решил провести вечер в кругу семьи. По пути зашел в детский магазин, купил подарки – платье, туфли, гольфики и, довольный, направился домой по знакомой с детства улице, казавшейся ему на этот раз особенно милой и приветливой.

На перекрестке догнал высокую стройную женщину в милицейской форме.

– Разрешите вас проводить? – с притворной развязностью подошел к ней сбоку и потянул за руку.

– Ой! – вздрогнула та и повернула к нему испуганное лицо.

– И это так реагирует на действия «хулигана» инспектор по делам несовершеннолетних, два года изучавшая приемы самозащиты? – разочарованно сказал Мустафин, глядя с улыбкой на свою растерянную жену.

– Да ты и впрямь настоящий хулиган! – рассмеялась Ильсия, беря его под руку и передавая на ходу сумку с покупками. – Ну, как у тебя дела? – осведомилась она.

– Настроение бодрое, идем ко дну! – отшутился Мустафин и потряс сумкой. – Тяжелая… Что у тебя там?

– Подарки для нашей именинницы. Ну, и еще кое-что… для стола.

– Сама именинница-то, надеюсь, дома?

– Дома. Они там с Санией и Розой пекут перемячи. Молодцы у нас соседи. Как пришли с работы, сразу взялись за дело. Скоро должны и мужья явиться…

В квартире было жарко и пахло печёным. Мустафин сразу заметил: в прихожей на столике две вазы с яркими живыми цветами. В зале стоял убранный по-праздничному стол, а в углу, возле телевизора, – маленький столик для дочери и ее подружек.

Через полчаса гости были в сборе и начали чествовать именинницу…

Шел своего рода импровизированный детский концерт, когда в квартиру позвонили.

– Наверное, Сабир с женой, – поднялась с места Ильсия и направилась в прихожую. Вскоре она вернулась: – Марат, это к тебе… – сказала несколько растерянно и с виноватой улыбкой посмотрела на гостей.

Мустафин извинился и вышел.

В прихожей ожидала женщина, опрятно одетая, красивая, но только очень бледная и усталая, словно перенесшая болезнь. Глаза большие, редкой голубизны смотрели на следователя с болью и страданием. Мустафин не узнал, а скорее догадался, кто это…

Женщина несмело поздоровалась.

– Простите меня, – сказала она тихим, ослабшим голосом. – Я без предупреждения и, кажется, не вовремя…

– Что вы, что вы, – поспешил успокоить ее Мустафин и открыл дверь комнаты, используемой им в качестве рабочего кабинета. – Проходите, прошу вас. Садитесь!.. Если не ошибаюсь, вы – Портнова Евдокия Ивановна. Я собирался встретиться с вами, но вы были заняты…

– Да, я была занята эти дни, – все тем же тихим, ослабшим голосом произнесла она, пытаясь изобразить на лице нечто похожее на улыбку, – а теперь вот свободна, как видите…

Казалось, еще миг, и из глаз ее хлынут слезы, но она прикусила губу, сжалась в комок и, посидев так немного, проговорила с дрожью в голосе:

– Мы похоронили ее и, не знаю почему, меня потянуло сюда…

Из зала послышались звуки пианино – и нестройные детские голоса, перебивая друг друга, запели:

Пусть бегут неуклюжепешеходы по лужам,а вода по асфальту – рекой…

Мустафин встал и быстро прикрыл дверь.

– Простите, – сказал он растерянно, – у дочери день рождения…

– А-а, – привстала Портнова. – Ну, тогда мне лучше уйти. Я приду завтра…

– Ни в коем случае! – он решительно остановил ее. – Вы поступили совершенно правильно, придя сюда. Садитесь, пожалуйста, и расскажите, что вас тревожит. Я уверен, вы пришли не случайно.

– Видите ли, – чуть ободрилась она, доверчиво посмотрев на следователя полными слез глазами, – в жизни иногда на многое не обращаешь внимания, многое пропускаешь мимо ушей и глаз, многое просто забываешь… Горе же заставляет вспомнить все, и не просто вспомнить, а пережить заново, оценить по-иному. Вот и я тоже вспомнила одну странную историю. Да, странную, даже похожую на сказку. Я видела его всего один раз…

– Кого? – сразу же насторожился следователь.

– Призрака… – нахмурилась она и опустила глаза. – Да, да, призрака. Вы, наверное, думаете, что я сошла с ума. Нет, хотя в моем положении и немудрено… Так слушайте. Этот случай произошел больше года назад, как раз после новогоднего праздника. Было около десяти часов вечера. Я возвращалась с работы – в то время мы составляли годовой отчет и приходилось засиживаться допоздна. Когда проходила через лесопарк, то увидела впереди темную фигуру. Она стояла на дороге. Сначала я подумала, что это какой-нибудь ряженый, но фигура продолжала стоять прямо на моем пути, и я невольно приостановилась. Фигура сделала несколько шагов мне навстречу. Освещения в том месте не было, но я сумела кое-что разглядеть. Человек этот был в темном полушубке и темной меховой шапке. Шея и голова до самого носа замотаны шарфом. Я стояла и смотрела на него как загипнотизированная. Внутри у меня все сжималось от страха.

Портнова тяжело задышала, приумолкла и, посидев так с полминуты, вновь вернулась к своему рассказу. Голос ее все дрожал:

– Не знаю, как я выдержала. Хотелось бежать, но ноги не слушались меня. Человек в темном словно пытал меня своим молчанием. Я уже хотела кричать, как он наконец заговорил, прямо через шарф. Чувствовалось: говорил каким-то не своим, глухим голосом. Помню, сказал: «Я не желаю тебе зла. Не стану ни убивать, ни грабить. Но за твоим муженьком числится должок. И ты должна заплатить его мне…»

«Кто вы? Какой должок? Что он такого сделал?» – пыталась выяснить я, но человек в полушубке был непреклонен и продолжал твердить свое. За ним, мол, числится должок, и если ты хочешь, чтобы я оставил тебя и его в покое, то должна сейчас же пойти за мной и сделать то, что я скажу…

Вы знаете, я не верила в происходившее. Думала, может, это просто сон или видение какое. Но это все было наяву. Я прямо заявила незнакомцу, что никуда с ним не пойду, если даже он будет бить меня. Но он бить не стал, а сказал просто: «Хорошо, возвращайся домой и подумай еще раз. Если надумаешь, то приходи завтра сюда в это же время. Не придешь – жди беды…»

Я не помню, как добралась домой, как вбежала в комнату и упала на кровать. Хорошо еще, муж был в командировке, а дети спали, не видели ничего… Всю ночь я бредила, а утром немного успокоилась и пошла на работу. Я никому ничего не рассказывала. Даже мужу. Ни на какое свидание с незнакомцем, конечно, не пошла. Старалась все скорее забыть, но такое, оказывается, не забывается…

Следователь придвинул стул ближе к креслу, в котором сидела Портнова:

– Евдокия Ивановна, а вы не угадывали в «призраке» кого-либо из своих знакомых? Может быть, он был похож на кого-то. Может быть, одежда…

– Да что одежда! – беспомощно вздохнула она. – У нас в таких полушубках и шапках полпоселка ходит. Буровики все же… Нет, нет, я не узнала его ни по одежде, ни по голосу…

– И все же, почему вы не решились рассказать о происшедшем мужу?

– Видите ли… – Она облокотилась на боковину кресла, подпирая рукой голову. – Все, что случилось, выглядело слишком странным и необъяснимым… А потом как-то улеглось, забылось… О происшедшем я рассказала мужу только сегодня, после похорон. Не знаю, какое оно может иметь отношение к нашему несчастью… Может, и никакого. Это уже, наверное, вам решать. Я рассказала все, ничего от вас не утаила.

– Не сомневаюсь, – кивнул следователь, – но позвольте задать вам еще один вопрос. – Этот намек на должок… Что может служить поводом для подобного разговора?

– Не знаю, – вздохнула Портнова. – Ведь незнакомец не стал ничего объяснять. Если он имел в виду деньги, то никаких долгов за нами не числится – я это могу сказать уверенно. На работе у мужа тоже, кажется, порядок. Ну, а если… если говорить о женщинах, то все в поселке считают его однолюбом. И я верна ему – этого никто опровергать не осмелится.

– Ну что ж, спасибо, – встал с места следователь. – И вот что. Если у вас еще осталось хоть немного сил, то нам следует продолжить разговор в более официальной обстановке… В прокуратуре. Ваши показания я должен занести в протокол.

– А как же ваша дочь, гости?

– Ничего, – обронил следователь. – Как говорят, торжественная часть прошла, а попеть и потанцевать всегда успеется. – Он спохватился: – А муж случаем не с вами?

– Да, он ждет в машине.

– Тогда идемте. Заодно и с ним побеседую еще раз…

Из протокола допроса потерпевшего Портнова Владимира Николаевича:

«…Сегодняшний рассказ жены о каком-то человеке в темном полушубке, пытавшемся шантажировать ее, намекая на «должок», поставил меня в крайнее недоумение. Кто этот человек и чего он хотел от нас, неизвестно. Я могу лишь повторить, что никакого вреда никому не причинял и повода для мести, зависти или ревности не подавал. Рябова, с которым у нас вышел конфликт по работе, я с тех пор, как его судили, больше не встречал, каких-либо писем, записок не получал…»

Из сообщения начальника исправительно-трудового учреждения:

«…Осужденный за злостное хулиганство Рябов Петр Егорович назначенное ему наказание полностью не отбыл, умер в межобластной больнице от рака легких…»

Оперативно-розыскная группа во главе с майором Салиховым обобщала полученную за день информацию, когда в поселковое отделение милиции вбежала, запыхавшись, взволнованная до крайности женщина и закричала, простирая руки к сидевшему за барьером дежурному:

– Скорее! Скорее! Да что же вы сидите!

– В чем дело? Что случилось? – словно по команде повскакивали с мест оперативники.

– Спокойно, товарищи, – поднялся Салихов. И, подойдя к барьеру, сдержанно спросил, обращаясь к женщине: – Ваша фамилия?

– Бондарева.

– Где вы работаете?

– В жилищно-коммунальной конторе.

– Хорошо. А теперь расскажите, что произошло.

На мгновение воцарилась тишина, все вернулись на свои места. Возле барьера остался стоять лишь Салихов.

– Вы знаете, шла я сейчас лесом, по дороге, что невдалеке от поляны, где убийство совершилось… Иду, значит, себе спокойно, слушаю, как птицы щебечут. И вдруг из кустов выбегает на дорогу человек, дышит тяжело, стонет будто. Я – сразу в крик, испугалась больно, а он – руками за голову, прыг через дорогу – и снова в кусты. Только я его видела. Ох, и страшным показался мне этот человек! Не то черт, не то леший какой. Не помню даже, как выбралась из леса. Лишь на опушке и опомнилась от страха. А как пришла в себя да успокоилась немного, то грешным делом подумала: что делал там этот человек, на поляне-то? От кого и зачем бежал? Подумалось мне, прости меня господи, уж не он ли загубил девочку-то…

– Вы разглядели этого человека? – Салихов придвинулся к женщине, словно боялся пропустить что-то важное, глаза насторожились.

– Да где уж там разглядеть, – махнула рукой Бондарева. – Он как выскочил из кустов, так у меня свет белый в глазах померк. Тут мгновенье какое-то прошло, не больше, как он прошмыгнул. Прошмыгнул и пропал. Во что был одет, обут, заметить не успела!

– Ну а место, где встретили его, сможете нам показать?

– Место, пожалуйста. Оно приметное. Я по этой дороге весь век свой хаживала.

– Хорошо, – Салихов повернулся к оперативникам: – Все в машину! Каждому иметь оружие! А вы, – обратился он к дежурному, – оповестите кинолога. Пусть ждут нас с Пальмирой. Заберем их по пути.

Сначала хотели начать преследование с того места, где Бондарева наскочила на незнакомца, но Салихов настоял: начинать надо с поляны, а Бондарева с милиционером пусть дожидаются на дороге. И не ошибся. Покружив по поляне, Пальмира взяла след и сразу же потащила кинолога в чащу. За ними устремились Салихов и остальные оперативники. Прошла минута – и они выскочили на дорогу. Салихов успел лишь крикнуть Бондаревой: «Идите к машине и ждите нас!» – как собака с кинологом, перебежав дорогу, уже скрылись в чаще. Майор решил не отставать.

От мелькавших стволов деревьев – белых, серых, коричневатых – рябило в глазах, ветки хлестали по лицу и груди. Но вот лес поредел, все подошли к краю оврага. Пальмира сделала несколько пробежек взад-вперед, принюхалась и бросилась вниз. Преследователи буквально покатились по крутому склону на дно оврага. Тут оказался колодец. Собака обнюхала сруб, покружила возле него и, пробежав немного по оврагу, устремилась вверх по противоположному склону.

И снова бег, но теперь уже не такой трудный: лес все редел и редел. Наконец – поле. Теперь бежать совсем легко, хотя и силы на исходе.

Вот автомобильная дорога, перекресток, где она смыкается с другой полевой дорогой, что ведет прямо в поселок нефтяников. Поселок недалеко, за пригорком.

Собака забегала, закружилась, будто занервничала из-за чего, и вдруг остановилась, вытянув морду в сторону поселка.

– Потеряла след… – вздохнул кинолог, снимая фуражку и смахивая рукавом стекавшие по лицу капли пота.

– Ничего, – тяжело дыша, сказал Салихов. – Она сделала свое дело… Дороги здесь две, а путь один – поселок…

В овраге было сыро и пахло прелой травой. Высившиеся по его краям деревья почти закрывали солнце, и лишь там, где сходились их верхушки, светилась голубизной узенькая полоска неба.

Мустафин только что закончил осмотр, составил протокол и теперь стоял, наблюдая за тем, как эксперт-криминалист с осторожностью отделял от земли гипсовые слепки, изготовленные со следов обуви – обуви человека, побывавшего здесь недавно и убежавшего в сторону поселка.

Эти следы следователь заметил сразу, как только спустился на дно оврага. Они отчетливо отпечатались на влажной земле возле родника, превращенного чьей-то заботливой рукой в лесной колодец.

Обувь, как видно, сорок второго размера, подошва с рисунком в виде мелких поперечных полос, каблуки сзади чуть стерты…