По следам призрака

– Косов… Это не тот, что задержал в прошлом году двоих браконьеров?

– Вот видите, – оживился сразу Никитин, улыбнувшись в первый раз горькой, если не едкой улыбкой, – какой он храбрый и прилежный, оказывается. Даже браконьеров ловит. А меня вот… – Он лишь вяло махнул рукой. – Ладно, чего уж… Так вот, вчера после полудня приехал я на станцию, значит, а там уже пешком через лес двинул к дому Косова. Дорога не близкая, сами знаете. А тут еще дождь. Добрался я до кордона лишь к самой полночи. Небо к тому времени уже прояснилось, луна из-за деревьев вышла. Долго стоял я на той знакомой мне издавна поляне, смотрел на деревья, на травку, а больше на дом лесника, откуда и пошли все мои несчастья. И страшно было мне, и тоскливо, и сердце разрывалось, будто кромсали его ножом…

На глазах у Никитина показались слезы. Он пригнул голову и неловко вытер их рукавом пиджака. Руки его нервно дрожали.

– Когда зашел во двор, – продолжил он с обидой и болью в голосе, – набросилась на меня собака. Хорошо еще на цепи была. Тут и свет в окнах зажегся. Проснулся, стало быть, хозяин. Он сразу-то не узнал меня, принял, видать, за какого-нибудь приезжего, без всяких слов открыл двери, впустил. И когда в избу зашел, не опознал сразу. Лишь когда прошел я и сел на скамейку к самому свету, вперил в меня свои серые, холодные глаза и стоял как вкопанный минуты две, не меньше. Так и занемел прямо. Потом: «Митька, это ты?» – говорит, будто сквозь сон, а сам рукой о спинку стула упирается и тихонько прижимается к ней задом. Сел, наконец, аж дыхание перевести не может. Белый как полотно. Оглядел я его. Стар стал, осунулся, сгорбился даже малость. А каков хват был! И я в те времена был не доходяга, но как смял он меня, как в дугу согнул и бросил на помойку! Гляжу, мало-помалу успокоился. «Зачем пришел?» – говорит, а я ему: «Разобраться нам надо, Михаил… За что ты меня так осрамил и наказал жестоко. Скажи, ведь ты сам тогда убил Ксюшу…» А он лишь губы кривит в усмешке. Чудак, мол, ты… Гляжу, водку выставил на стол, закуску, сесть меня рядышком пригласил. А я и говорю ему: «Нет уж, Михайлушка, спасибо тебе, ты меня вдоволь и накормил, и напоил. Век не забуду. Ты лучше скажи мне, как ты живешь на этом свете после всех своих преступлений, неужто не мучает тебя совесть?» Он будто слов моих совсем не слышит. «Ну, раз водки, – говорит, – не хочешь…»

Никитин внезапно замолк, схватился опять рукой за грудь, чуть покряхтел, потерев левую сторону груди. Затем поднял голову и угрюмо посмотрел на начальника милиции.

– Извините, гражданин начальник. И вы, гражданин прокурор. Нездоровится мне что-то. Не дали бы вы мне стакан водицы?

Лесков кивнул Исаеву. Тот вскочил со стула, налил из графина воды в стакан и подал его Никитину.

Никитин торопливо, взахлеб выпил, поблагодарил.

– Может, врача вам вызвать? – осторожно осведомился подполковник, видя, как побледнело, исказилось от боли лицо посетителя.

– Нет, нет, не надо, – тихо сказал Никитин. – Сейчас должно пройти. Со мной такое уже и раньше случалось…

Он вздохнул раза три всей грудью, потер рукой висок и продолжал рассказывать дальше с прежней горечью и обидой.

– Так, значит, он и говорит: «Не хочешь раз водки, тогда я чаем тебя угощу». Встает тихонько из-за стола и вдруг ни с того ни с сего хрясь, хрясь мне кулаком по лицу. Искры у меня посыпались из глаз – я так и покатился по полу. Очнулся, смотрю – двустволка у него в руках. Закричал я тут и рванулся в сторону, к печке. Выстрел прогремел, но, видать, вовремя я отскочил, лишь гарью мне в лицо пахнуло. Подвернулась мне тут под руки какая-то гиря, схватил я ее и что было сил бросил в Косова. Она ему прямо меж глаз угодила. Зашатался он, выронил из рук ружье и вслед за ним и сам грохнулся на пол. Подполз я к нему, гляжу – кровь у него пошла из носа, глаза помутнели, не дышит. И сам не помню, как выскочил из избы и побежал, ног не чуя. Пришел в себя – лес кругом, одни деревья. Думал, заблудился совсем, да нет, сориентировался кое-как по луне и звездам, выбрался на дорогу и дошел до станции. Сначала думал, не буду никому показываться на глаза, уеду, пока не разнюхали. А потом поразмыслил немного, думаю, зачем мне все это? И так вся жизнь искалечена. Хуже того, что было, думаю, уж не будет. Доехал на попутке до райцентра и…