
Полная версия
Посмотри, как далеко я зашла
– Тренер нас очень хвалит. С тех пор как Николауш появился в нашей команде, он только и говорит о нашей блестящей карьере. Он уверен, что наша игра вдвоем будет замечена клубами. – Мой брат похлопывает своего приятеля по плечу и улыбается своей самой потрясающей улыбкой, которая заслуживает только глянцевых журналов, рекламных плакатов и роликов на телевидении.
Несмотря на то что родители уже давно определили для себя, кто именно будет их любимым ребенком, и делали все возможное, чтобы мы с братом недолюбливали друг друга из-за предписанных нам ролей в семье, мы с Дани предпочли выбрать для себя другой сценарий отношений и обожаем друг друга. Осмелюсь сказать, что он, скорее всего, единственный человек, которого я могу назвать близким, которому доверяю все свои секреты, а еще он единственный, кого я по-настоящему люблю.
– Значит, Ники, ты играешь с моим братом в одной команде?
Я закидываю в рот кальмара и устремляю взгляд прямо на малыша, который, кажется, не знает, куда деться от такого внимания к его персоне. Он делает глоток воды, держа стакан дрожащими руками. Я автоматически делаю вывод, что он никогда не обедал за таким столом, как этот, и не бывал в кругу таких людей, как мои родители. Впрочем, как я уже говорила, мы с братом тоже не часто удостаиваемся внимания своих родителей и тем более семейного обеда.
– Меня зовут Николауш. – Он откашливается и снова делает глоток воды. – Да, я пришел в команду пару месяцев назад, после того как мы переехали из Фолка.
– Господи, что за дыра! Это вообще где? – Я всем своим видом показываю презрение и достаю из кармана шорт свой телефон, отдавая теперь свое внимание ему одному.
– Марианна! – Моя мать бросает на меня взгляд, полный гнева, но она уже не способна вызвать во мне хоть какие-то чувства.
– Ничего, сеньора Инфернати. Фолка – небольшая деревня на побережье, недалеко от Назаре, – поясняет малыш, но я уже не слушаю ни его, ни своих родителей.
– Без разницы, Ники. Видимо, единственное, что было примечательного в этой деревне, – ты, а раз ты теперь здесь, значит, теперь и нам удастся повеселиться. – Я вскакиваю с стула, поправляя волосы, упавшие на плечи. – Как обещала, не буду больше обременять вас своим обществом. Увидимся, – больше обращаюсь я к брату, чем к любому из присутствующих, и выбегаю из дома, прежде чем моя семья успеет сказать что-нибудь мне вслед и тем самым попытается испортить мое неожиданно поднявшееся настроение.
Десять лет назад
11 сентября
Позади хлопнула дверь, но я даже не вздрогнула от этого знакомого звука, который всегда первым приветствовал меня в стенах этого огромного и, по сути, безлюдного дома. Несмотря на цветы, стоящие возле зеркал у самого входа, ковер на лестнице и фотографии, развешанные на стенах, этот дом всегда был пустым и холодным.
Мой дом. Хотя можно ли его так называть, ведь последние пять лет я провела в поисках себя в самых разных уголках земли. Пять лет я пыталась понять, кто я и зачем нужна в этом мире. И нужна ли вообще.
Чемодан упал возле меня, отчего пластиковая ручка разбилась и разлетелась осколками по полу. Но, кажется, это единственное, что может потревожить дом. Только громкие звуки способны вдохнуть в него хоть какую-то жизнь. Он был безмолвен, как и всегда.
Хотела бы я, чтобы мои родители встретили меня? Хотела бы, чтобы мой единственный брат приветствовал меня после долгой разлуки своей обезоруживающей улыбкой? Ответ: скорее да, чем нет. Но их здесь нет. Мои родители, как всегда, лишь прислали автомобиль в аэропорт, чтобы убедиться, что по дороге я опять не выкину какой-нибудь фокус. Их я могу винить в равнодушии. А вот брата не могу. Он наверняка занят на очередной тренировке. Мой маленький чемпион будет большой футбольной звездой и обязательно получит «Золотой мяч», завоюет Кубок УЕФА и будет на всех обложках глянцевых журналов улыбаться этой самой улыбкой, которая зарождает в твоем сердце надежду на светлое и самое безоблачное будущее.
Я перешагнула через упавший чемодан, убежденная в том, что, как только я поднимусь по лестнице и скроюсь в своей комнате, наша домработница уберет и разлетевшиеся кусочки ручки, и мой чемодан, скрыв его в чулане под лестницей, пока ей не представится возможность с помощью остальной прислуги поднять его в мою комнату и разложить вещи по своим местам в шкафу, наверняка ставшем воплощением желаний моей матери о дочери – нежной принцессе во всем розовом.
Мне хочется чувствовать мягкость персидского ковра, поэтому я скидываю кеды прямо возле лестницы и погружаю пальцы в его ворс, который мгновенно впитывает запах уставших от перелета длительностью в девятнадцать часов ног. Это вызывает на моем лице улыбку, потому что хотя бы так этот дом обретает немного жизни.
Это, наверное, нескромно, но я точно была самым ярким и светлым созданием в нашем доме в пригороде Лиссабона. Пусть мой брат и является самым добрым человеком во всем этом омерзительном мире, но я точно самая заводная в нашем семействе. Уверена, именно поэтому за пять лет здесь все будто покрылось пылью и паутиной.
Открывая дверь в свою комнату, я не рассчитываю обнаружить там ничего, что могло бы рассказать о том, какой я на самом деле человек или каким человеком я стала. Пять лет назад, в семнадцать лет, я уехала на поиски себя, находясь в эпицентре бури под названием «подростковый бунт» и ненавидя каждое слово, вылетающее изо рта моих родителей. Моя комната была жалкой пародией на комнату идеальной дочери, которую так хотели мои родители. Розовые стены, на кровати розовое постельное белье с оборками, будто мы в семидесятых. В моем шкафу преимущественно платья пастельных оттенков и десятки туфель на слишком высоких каблуках, чтобы я выглядела достаточно статной на вечерах, посвященных каким-то людям или событиям, которые стираются из памяти на следующий день.
Я падаю на кровать, раскидывая руки в стороны, и упираюсь взглядом в потолок, белый, словно новая страница моей жизни. Она еще не омрачена никакими событиями, и я могу написать или нарисовать что угодно. Вот только что я хочу там увидеть?
Глаза сами собой закрываются, хотя мне казалось, что я совсем не устала после перелета.
Черт, это был ужасно долгий день.
Слышу, как хлопает дверь, и нехотя открываю глаза. Свет такой яркий, что они сами закрываются, вновь не давая мне увидеть того, кто потревожил мой сон. Чувствую, как под чьим-то весом прогибается кровать, и предпринимаю очередную попытку разлепить глаза. На этот раз мне удается увидеть белый потолок. Я поворачиваюсь, и прямо передо мной, слишком близко даже для наших теплых отношений, оказывается красное, распаренное лицо моего брата, а капелька пота с его носа капает прямо на мой лоб, отчего лицо Дани озаряется улыбкой, и, несмотря на мой протест, он трясет влажными от пота волосами, и все мое лицо вмиг оказывается мокрым.
– Фу! – Я пытаюсь сбросить брата с кровати, но за эти годы он явно стал куда сильнее, и мне едва удается самой выползти из-под него и подняться на ноги.
– Иди сюда, красотка!
Дани так быстро оказывается возле меня, что я даже не успеваю оттолкнуть его и оказываюсь прижатой к мокрой насквозь футболке, но теперь не ощущаю отвращения, как всего мгновение назад, и сцепляю руки на его широкой спине.
Из всех своих путешествий я вынесла не так много уроков, но одно узнала точно: моя жизнь не будет полной, если мой брат будет слишком далеко от меня. Он тот, кто привносит в нее немного спокойствия, рациональности и остужает мой пыл. А рождение брата – единственное, за что я благодарна нашим родителям. За время, проведенное вдали от них, я поняла, что хотелось бы найти куда больше причин для теплых чувств, но, видимо, стоит радоваться хотя бы одному поводу.
– Ты стал такой большой, я едва достаю тебе до шеи.
Я отстраняюсь от брата, отхожу на пару шагов и разглядываю его. Он такой взрослый, красивый и возмужавший, темные волосы отросли и падают на глаза, а на щеках и скулах появилась юношеская щетина.
– Это ты еще не видела меня на поле, – усмехается он и отбрасывает волосы с лица. – Мне нужно принять душ, а потом ты расскажешь мне все о своих приключениях. – Он играет бровями и уходит из комнаты под мой громкий смех.
Иногда мне кажется, что старший из нас двоих именно он.
Дверь комнаты закрылась, и мне вдруг снова стало холодно и одиноко в стенах, казалось бы, моей комнаты. Оборачиваюсь к шкафу, который в мои более ранние годы был увешан розовыми платьями и кружевными юбками. Мать так хотела, чтобы я была похожа на нее, – идеальная, примерная девочка, которая каждый раз в обществе делает реверанс и улыбается самой искренней улыбкой, чуть ли не пукает сахарной ватой. Меня тошнило от этого образа и от того, что мать упорно навязывала мне его. Наверное, это было одной из причин того, почему я стала полной противоположностью этой девочки.
Из глубины шкафа достаю свои самые короткие шорты и едва прикрывающую грудь майку. Надевая их, вспоминаю, как несколько лет назад я решила уехать подальше отсюда и найти свое место в этом мире. Я была наивна и верила в свою исключительность. Вот только ты просто человек, а исключительным становишься со временем. Хорошо, что мне удалось осознать это и вступить на путь, благодаря которому я стану тем человеком, которым хочу быть.
Я выхожу из комнаты и прикрываю за собой дверь. Разглядываю появившиеся на стенах фотографии моего брата и его трофеи, испытывая одновременно гордость, зависть и странное ощущение одиночества. Но не успеваю разобраться в этом клубке чувств, как позади слышу звук открывающейся двери и оборачиваюсь, чтобы увидеть Дани.
Но передо мной совсем не мой брат.
В дверях ванной комнаты для гостей стоит молодой мужчина в одном полотенце, висящем на бедрах непозволительно низко и не оставляющем пространства для фантазии. Он будто слеплен итальянским скульптором, только глины оставалось слишком много, и скульптор решил уделить внимание тем частям тела, которые прикрывались листочком в «целомудренном» мире Древнего Рима.
Если бы я была той самой идеальной девочкой из фантазий моей матери, то покраснела бы и потупилась. Но я не из тех, кто стесняется и смущенно опускает взгляд в пол. Мои плечи расслабляются, а руки непроизвольно соединяются под грудью, я хотела бы скрыть свое отношение к этому подобию греческого бога. Прикусываю губу, продолжая разглядывать его. Он высокий, я едва достала бы до его плеч. Короткие волосы, с которых стекают капли. Идеально высеченный нос, губы как на картинах – алые и пухлые, только пробивающаяся щетина на щеках, кричащая о его юном возрасте, но нисколько меня не останавливающая. Мускулистая шея, острые ключицы, накачанные руки, плоский живот и поросль волос, ведущая прямо туда, где почти все это время находится мой взгляд. Я уверена, что этот мальчик – нечто во всех смыслах этого слова, несмотря на то что полотенце сейчас лишает меня возможности лицезреть наверняка его самую выдающуюся часть.
– Увидела что-то интересное? – слышу я.
Я резко отворачиваюсь от дьявола в дверном проеме и смотрю на брата, застывшего совсем рядом от меня.
– Ничего я не увидела, думала, вызывать ли полицию. К нам в дом пробрался какой-то… – И вот тут я поняла, что мои щеки полыхают, как в дешевом сериале.
– Ну конечно! – Дани громко смеется, отходит от меня в сторону лестницы и спускается по ступенькам. – Кстати, ты ведь помнишь Николауша, моего приятеля по команде? – слышу я уже удаляющейся голос брата.
Но, сказать честно, я совсем не помню никакого Николауша. Снова оборачиваюсь к парню.
– Ты собираешься одеваться или так и будешь ходить в одном полотенце? – зло спрашиваю я и удаляюсь вслед за братом.
Уже ночью я лежала в своей постели и в отчаянных попытках заснуть готова была перейти к подсчету овец в голове. Давно перевалило за полночь, а наши родители так и не появились дома. Я могла бы сделать вид, что меня это сильно беспокоит – отсутствие любви с их стороны и нежелание со мной видеться и разговаривать, но, по правде, я сама не горела желанием общаться с ними в первый день своего приезда. Мы никогда не были близки, и делать вид, что расстояние это изменило, бессмысленно. Мы были слишком непохожи и потому воспринимали как само собой разумеющееся свое холодное отношение друг к другу. Когда я была младше, мне казалось, что я из приемной семьи, потому что невозможно быть настолько разными, чтобы даже не уметь слышать друг друга, не говоря уж о том, чтобы слушать и понимать.
Дверь тихонько скрипнула, и я автоматически отодвигаюсь к краю кровати, отводя одеяло в сторону и освобождая место для брата. До моего отъезда мы часто вот так вместе лежали, смотрели в потолок и мечтали. В основном это касалось потрясающей карьеры Дани, но и моим мечтам находилось место, вот только они всегда были размытыми – я не представляла, чего хочу от этой жизни.
Кровать прогнулась, и я повернула голову в сторону брата.
– Какого?.. – Буря эмоций захлестнула меня, как только я поняла, что рядом со мной совсем не Дани.
– Не кричи, а то разбудишь брата. – Он приложил холодные пальцы к моим губам, отчего по спине пробежали мурашки.
Мне оставалось только кивнуть, глядя, как его рука спустилась вниз, замерев на его плоском животе. Вторую же он запрокинул за голову, даже не смотря на меня.
– Ты ничего не попутал? Вообще-то это моя комната. А ты кто вообще такой? – Мне показалось, что мой голос вот-вот сорвется на крик, но на самом деле я вовсе не была так возмущена, как подобало бы порядочной девушке в подобной ситуации.
Мне было интересно. Он был похож на моего брата, а с другой стороны – совершенно другой, и это подстегивало во мне желание узнать, что скрывается за этой картинкой.
– Пока тебя не было, я часто ночевал в этой комнате. Конечно, втайне от твоей семьи.
Он повернул голову, рассматривая меня в темноте комнаты. Не знаю, видел ли он что-то, но мне казалось, что его взгляд способен прожечь меня насквозь и увидеть то, что я старательно скрываю.
Наверное, меня должны были испугать его слова, но они не были столь отталкивающими. Хотя если подумать, это явно что-то нездоровое.
– Я должна узнать, зачем ты это делал? – Я поворачиваюсь на бок и заправляю за ухо выбившуюся прядь ярко-красных волос.
– Казалось, что только в этой комнате осталась жизнь. После твоего отъезда дом стал невыносимо холодным. – Он повторяет мои движения, и мы просто смотрим друг на друга.
В моей голове крутятся вопросы: много ли он времени проводит у нас дома? как долго они дружат с Дани? почему сейчас он лежит в моей постели и это кажется таким правильным и безумным одновременно?
– Есть еще одна причина, почему я сейчас здесь.
Моя бровь приподнимается в немом вопросе, но сомневаюсь, что он видит это.
– Поделишься?
Он молчит несколько секунд, прежде чем подать голос, и они кажутся мне вечностью.
У меня было достаточно мужчин в жизни, чтобы осознавать, что происходит, когда мужчина и женщина находятся в одной постели. Я не могу назвать себя шлюхой, так же как и девственницей. Я скорее имею опыт, о котором лучше никому не знать. Но сейчас, в этой постели, я чувствовала себя совсем неопытной маленькой девочкой. Под его взглядом я ощущала робость, которая мне не присуща, и эти ощущения заставляли меня нервничать.
– Помнишь, когда мы познакомились, ты сказала, что самое интересное, что было в моем городе, – это я. А потом ты уехала, и мне не удалось узнать, почему ты так сказала.
Я уже открыла было рот, чтобы сообщить ему, что не помню ничего такого. Ни нашего знакомства, ни своих слов. Как давно это вообще было? Мой несносный характер нередко провоцировал меня на необдуманные слова и поступки. Очень похоже на меня – сказать что-то подобное мальчику младше меня, когда бы это ни произошло. Но почему я его совсем не помню?
Он успевает вновь положить руку на мои губы, заставляя проглотить невысказанные слова.
– Можешь не отвечать. Я знаю ответ. Да и твой взгляд сегодня днем был куда красноречивее любых слов. – Я слышу улыбку в его голосе и сама непроизвольно улыбаюсь.
Давно ли мне стали нравиться маленькие мальчики? Я ведь старше его года на четыре или даже больше. Он еще учится в школе, как и мой брат, и это выглядит совсем уж дико.
– То, как ты смотрела на меня, это не то же самое, что девчонки в школе или на трибунах стадиона. Почему их взгляд отличается от твоего?
Его пальцы проходят по моей скуле, и спина непроизвольно выгибается под этими ласками. Глаза на мгновение прикрываются, и я обдумываю его слова всего секунду. Мне не нужно время, чтобы дать ответ. Он очевиден.
– Они хотят тебя как принца, идеализируя тебя и представляя ваш долгий счастливый роман. А я видела красивое тело и милое личико.
– Помоги избавиться от них, – выпаливает он так, что кажется, что его слова повисают в воздухе.
– Что ты имеешь в виду? Как избавиться? Убить?
– Боже, ты совсем чокнутая. Нет, конечно. – Он улыбается так, что я вижу его улыбку, и переворачивается на спину.
Мы молча лежим. Я разглядываю мужчину или, скорее, мальчика в моей постели, а он разглядывает потолок. Наше молчание, кажется, длится непозволительно долго, так что оно начинает напрягать меня. Но я вижу, как двигаются его глаза, будто он пытается прочитать что-то на потолке, как он сглатывает, будто делает сложное упражнение, как перекатываются мускулы на его руках от каждого непроизвольного движения и как размеренно опускается и поднимается его грудь, на которой нет ни единого волоска.
– Притворись моей девушкой, чтобы они больше не смотрели на меня. Это очень отвлекает от футбола, а я должен сконцентрироваться на нем. От этого зависит все.
Его голос почти дрожит, и на последних словах весь воздух покидает его легкие. Он опустошен, и мне кажется, его даже немного трясет после сказанных слов.
– И как ты себе это представляешь?
Я хотела бы, чтобы мой голос говорил о том, что это совершенно безумная просьба от человека, которого я вижу в первый раз в жизни. Но совсем не уверена, что мне это удалось. Скорее напротив, в нем будто зарождается семя надежды, и это нисколько меня не радует. Я не намерена притворяться девушкой какого-то школьника. Ни ради него, ни ради кого бы то ни было в этом мире.
– Ты только приехала, никто не знает, где ты была и чем занималась. Просто покажем, что у нас роман, хотя и не знаю, как это делается. Но они перестанут меня преследовать, а потом мы вернемся к нормальной жизни. Ты моя единственная надежда, я не знаю, что еще сделать, чтобы они не крутились рядом.
– Стой, не торопись. – Я сажусь на кровати, поджимая под себя ноги, и смотрю прямо на этого мальчика, который сейчас будто сжался до размера маленького испуганного кролика и смотрит на меня своими жалостными, светящимися в ночи глазами. – Ты славный мальчик, Ники. Уверена, что мой брат дружит с тобой за какие-то твои потрясающие внутренние качества. Но я не мой брат. Я вижу тебя чуть ли не в первый раз в жизни. С чего я буду помогать тебе?
– Дани говорил, что ты всегда поможешь.
– Ему да, но тебя-то я совсем не знаю. Почему ты хочешь отпугнуть девчонок? Может, ты из этих?.. Тогда просто скажи, и они сами сбегут.
– Я не из этих. – Он откидывает в сторону одеяло и резко вскакивает с кровати, оставаясь стоять возле нее во весь свой рост, видимо, надеясь меня запугать своими габаритами. – Прямо сейчас могу тебе доказать, – с какой-то яростью в голосе говорит он и окидывает меня взглядом.
Я сплю в одной футболке, так что бедра без одеяла оказываются перед ним совершенно обнажены.
– Ты не отдаешь себе отчета в том, о чем просишь. Встречаться – это не ходить за руки. Придется целоваться, и кто знает, что еще. Ты на такое готов? И ты подумал о Дани, что он скажет?
– Я все понимаю. Дани знает, он и предложил попросить тебя. Сказал, что ты всегда помогаешь в безвыходной ситуации.
Я слушаю его и не верю своим ушам. Хотя что еще могли придумать два малолетних дебила, которые только и делают, что играют в футбол или смотрят его.
– Ох, малыш Ники, вы совсем плохо подумали. – Я мотаю головой, словно пытаясь отмахнуться от этой идиотской просьбы. – Мы же не в дешевом американском фильме о школе.
Я встаю с кровати и медленно подхожу к мальчику, который кажется таким ранимым и маленьким. Ему нужна помощь, вот только я не тот человек, который может ее оказать. Хотя…
– Иди сюда.
Я беру его за руку и кладу ее на оголенную ягодицу, заставляя немного сжать, отчего по телу пробегает дрожь. Чувствую, как он нервничает от моих прикосновений, и на губах появляется зловредная улыбка моего превосходства. Привстаю на носочки, вдыхаю аромат его мыла, «морской бриз» или что-то подобное, невинное и свежее. Он наклоняется ко мне, так что я ощущаю его дыхание на своем лице. Он совсем близко, и, как бы ни было сложно это признать, я собираюсь сделать то, о чем думала с того момента, как увидела его в ванной комнате, и то, о чем обязательно пожалею.
Мои губы находят его так быстро, решительно, я будто сама набрасываюсь на него и требую ласки. Губы впиваются в него, стремясь к сладости удовлетворения острого желания. Он медлит, кажется, целую вечность, но я чувствую животом, что дело точно не во мне. Я делаю шаг к нему, подталкивая к действиям, и наконец ощущаю, как приоткрываются его губы в поисках наслаждения. Мы изучаем друг друга, узнаем в самый первый раз, и мне не хочется в этом признаваться, но это был лучший первый поцелуй в моей жизни.
Совсем не хочу отрываться от него, но, зная себя, понимаю, что последствия затягивания этого сладкого поцелуя могут стать для меня неприемлемыми. И разрываю наш поцелуй, делая шаг назад.
– Ты все очень усложнил только что, малыш. Но обещаю тебе, я подумаю над твоими словами. А теперь проваливай из моей спальни и не говори ни слова.
Дверь позади меня хлопнула, и я рухнула в постель.
Да, вот тебе и первый день дома после долгого отсутствия. Этот Ники принесет в мою жизнь большие проблемы или большую удачу.
17 сентября
Мне казалось, что каждый мой шаг находится под пристальным вниманием окружающих. Они все следят за тем, как правая нога приподнимается, чтобы опуститься и коснуться неровной плитки, и как потом ее движение повторяет левая нога. Мои шаги громко отдаются в ушах, и, кроме этого, я не слышу почти ничего, разве что слишком громко кричащие в моей голове мысли. Короткая юбка шуршит, и ветер может заставить ее приподняться непозволительно высоко, обнажая мои бедра, на которых от прохлады выступили мурашки. Волосы колышутся от каждого движения, и я воображаю себя чудесной нимфой с ужасными намерениями. Но я уже ступила на эту дорожку и сделать шаг назад – значит перестать быть собой.
Я вижу, как люди поворачивают головы в мою сторону, и понимаю, что они думают про меня.
Школа Святого Луки – частная элитная школа только для избалованных детей из богатых семей или выдающихся учеников, чьи таланты легко компенсируют отсутствие у них денег. Ведь пройдет всего каких-то несколько лет, и они станут жертвовать школе миллионы в благодарность за то, что здесь позаботились о них и сделали верхушкой общества.
Мы с Дани относились к первой категории, и меня в этой школе терпели только ради денег родителей и с радостью выпустили пять лет назад с надеждой, что я больше никогда не появлюсь в ее стенах. А вот Дани оказался талантлив и скорее по счастливой случайности еще и сыном богатых родителей, чьи деньги являются приятным бонусом к его будущему величию на футбольном поле, я в этом не сомневаюсь.
И вот пять лет спустя я снова на этой дорожке, под плитками которой я прятала травку и презервативы. И черт, эта школа помнит меня. Ученики заинтересованно поворачивают головы в мою стороны, а учителя переглядываются, наверное, ожидая от меня чего-то похуже того, что я творила в стенах этой школы. Они себе даже не представляют, что я собираюсь сделать.
Моя уверенность и решительность постепенно утихают, по мере того как я приближаюсь к футбольному полю нашей школы. Я вижу, как Дани передает мяч маленькому Ники, и тот, обходя защитника, вырывается к воротам и забивает гол, как мне кажется, даже не прикладывая слишком много усилий. Он улыбается и наскакивает на Дани, скандируя их имена и будто не замечая никого вокруг. Они такие юные и талантливые, впереди целый мир, и надеюсь, ни одного из них не разочарует их будущее. Вот только за Дани я уверена, а Ники сделал неверный выбор, оказавшись в моей спальне. Его будущее и перспективы еще под большим вопросом.
Я останавливаюсь у трибуны, на которой сидят несколько болельщиц, наблюдая за происходящим, а чуть выше на скамейках расположилась группа поклонниц, и я назвала бы их немного сумасшедшими. Пять девчонок, наблюдающих за моим братом и его другом с нескрываемым желанием. И если Дани, поворачиваясь к ним, улыбается, подмигивает и чуть приподнимает футболку, демонстрируя идеальный торс, то милый Ники соединяет брови на переносице, сжимает челюсть так сильно, что выступают желваки, и, сложив руки на груди, пихает Дани в плечо. Они слишком по-разному относятся к этому спорту и происходящему вокруг них.