Истина

Казалось, что я только провалилась в сон, как сразу же проснулась от того, что Эбби толкала меня в плечо. Приложив палец к губам она дала понять, что нужно вести себя тихо, потом указала на дверь в спальню после чего приложила палец к уху, говоря этим жестом, чтоб я прислушалась, что я и сделала. Сердце бухнуло в груди. За дверью кто-то стоял. Стоял переминаясь с ноги на ногу и тихонько перешептываясь с кем-то другим. Слов было не разобрать, но ясно было, что собеседник один. Мы с Эбби медленно встали. Их двое, как и нас. Подруга протянула мне Зиг-Зауэр, а сама обеими руками взялась за Беретту. В это время дверная ручка начала медленно поворачиваться. Мы сделали пару быстрых и бесшумных шагов вперед и встали к стене у двери, как раз в тот момент когда дверь открылась. В проеме появилась изогнутая тень, (в темноте было трудно разобрать, что именно это было, но кажется это была кочерга) а за ней руки крепко ее сжимавшие. Эбби стояла ближе к двери. Она позволила одному человеку войти. С быстротой молнии она ударила его по затылку рукоятью пистолета и крепкий парень с грохотом повалился на пол, а в это время вторая тень замахнулась над ее головой. Я успела перехватить каминный совок прежде чем он задел Эбби. Одной рукой я схватила совок, а второй, державшей пистолет, резко ударила куда-то в область головы нападавшего. Совок выпал у него из рук, сам он осел. Подруга развернувшись направила пистолет в дверной проем. В тот момент я ощутила себя буквально мастером боевых искусств, никогда бы не подумала, что у меня такая отличная реакция, но чувство восторга прошло так же быстро, как появилось – нападавший издал стон и это был стон девочки-подростка. Эбби достала фонарь и направила его девочке в лицо. Ей было не больше шестнадцати лет, она аккуратно ощупывала пальцами разбитую скулу. Мной разбитую скулу.

– Вы кто такие? – Громко и властно спросила Эбби. Она перевела свет фонаря на лежавшего на полу молодого парня, которого вырубила. – Сколько вас еще здесь?

– Только мы. – Девочка говорила сквозь подступившие слезы. – У нас ничего нет, нечего красть.

– Мы не собирались ничего у вас красть. Вы зачем напали?

– Зачем? Чтобы вы не убили нас первыми! Вы же залезли в наш дом!

– Мы не стали бы вас убивать, вы же дети! Мы вообще не знали, что здесь еще кто-то есть!

– Эбби, опусти пистолет. – Аккуратно вмешалась я. – И, думаю, надо парня в чувство привести. Вы прячетесь здесь? – спросила я у девочки.

– А вы как думаете? В город ведь проход закрыт. Если не к Бобби Грину, значит в могилу, так?

– Что за Бобби Грин? – Спросила Эбби переворачивая парня на спину.

– Вы что, не местные? Грина не знаете? – Она поморщилась от боли в скуле, а я поморщилась от чувства вины и помогла ей подняться на ноги. Эбби хлопала парня по щекам, а он только пару раз всхрапнул в ответ и мы решили оставить его в покое, пока он сам не очнется. Девочку мы расспросили о ситуации в городе и, пока я накладывала ей пластырь на скулу, она рассказала нам о Роберте Грине – бывшем мэре города, ныне – его «владельце», который вместе с продажными копами и другими, не самыми законопослушными личностями, держит в страхе весь округ. Все выжившие работают на него, иначе – пуля в лоб.

– Этот гад всех под себя подмял. – Сказала девочка и прослезилась. – Папа мой так говорил. Они с мамой ушли искать еду несколько недель назад, с тех пор мы с братом их не видели. Да, это Филипп. – Она небрежно ткнула в храпящего парня пальцем. – Мой старший брат. Я Ева, кстати.

Когда Филипп наконец пришел в себя мы рассказали им откуда мы приехали и куда направляемся, предложили ехать с нами в Объединение, но они отказались, ведь их родители «могут вернуться в любой момент». Мы же с Эбби понимали, что при таком раскладе родителей они вряд ли увидят еще хоть раз. Ребята были голодны, запасов еды у них осталось совсем мало, так что сами бы они тоже долго не протянули. Мы с подругой твердо решили убедить их поехать с нами и доставить их в Убежище. Но для начала, как следует накормили их куриным супом из банок и крекерами, угостили газировкой и предложили хорошенько выспаться – завтра предстоял трудный день.

– Из города можно выехать только одним путем. – Ева быстро собирала в рюкзак немногочисленные пожитки и все время торопила брата. – Мы вам покажем.

– Мы думаем, что вам лучше поехать с нами. У нас и еда есть, и оружие – с нами вам безопасней. – Эбби все утро пыталась уговорить подростков присоединиться к нам, но все было тщетно – девочка наотрез отказывалась уезжать, а ее брат Филипп только угрюмо молчал или вздыхал, потирая ушибленную голову.

– Мы не поедем! Здесь наши родители. Мы никуда без них не поедем! – Девочка была не преклонна. Она вскинула рюкзак на плечо, засунула фонарик за пояс и, строго посмотрев на брата, зашагала по направлению к нашей машине.

– Эта девчонка упрямей всех нас вместе взятых. – Шепнула мне Эбби. Мы взяли свои сумки, они слегка потяжелели с прошлого вечера. Нам удалось найти овсяных хлопьев и немного джема, а Филипп принес из соседнего дома питьевую воду в стеклянных бутылках. Девочка бесцеремонно уселась на переднее сидение Ровера, Эбби прошла мимо промолчав, но косо посмотрела на нее.

– Что? Мне спереди лучше будет видно дорогу. – Огрызнулась она.

– Тогда пристегнись. – Сказала я, садясь за руль. – И гонор свой поубавь, мы тебе не враги.

– Но и не друзья… – Она сказала это тихонько, но мы с Эбби расслышали. Девочка пристегнулась, отвернулась к окну и глядя на деревья сказала уже немного громче:

– Съезжайте на авеню. Все большие дороги перекрыты, ни въехать, ни выехать. Дальше свернете направо, на Ридж-роуд…

Так девочка вела нас по узким, извитым и разбитым дорогам около часа. Так как скорость было не набрать из-за паршивых дорог, да и привлекать внимание, поднимая пыль, не хотелось, продвигались мы медленно. Издалека был смутно виден город. Он был цел, на сколько мы могли судить, не было и пожарищ рядом с городом, а вокруг царила тишина. Мне тогда казалось, что звук двигателя в такой тишине будет слышен за мили и кто-то нас обязательно заметит. По пути нам встретился маленький поселок и железный указатель сообщил нам, что он называется Спрингфилд. Где-то в груди защемило. Я посмотрела на подругу в зеркало заднего вида, она проводила указатель грустным взглядом и посмотрела на меня в ответ. Даже без слов все было понятно – мы обе скучали по дому. Я скучала по парку, по любимому кафе, по своей комнате со всеми книгами и фигурками, по работе, а точнее по волшебному процессу созидания, который дарил мне абсолютное спокойствие. Спокойствия мне очень не доставало. Эбби, я это знала, скучала по церкви, по преподобному Полсону, по участку, по тиру, по коллегам. Но больше всего мы обе скучали по Джо. Она была не только моей семьей, она была НАШЕЙ семьей, единственным действительно родным нам человеком. Как мы могли позволить ей остаться?! Одни и те же мысли, снова и снова. Я с трудом удержалась от слез вспомнив о ней тогда. Но поездка продолжалась, я следовала указаниям девочки и удивлялась, как хорошо ребенок запомнил такой сложный путь.

Мы ехали вдоль заросших полей, кое-где проезжая разрушенные вандалами домики. Свернув налево у озера, по указанию Евы, мы выехали к небольшому карьеру и в тот же момент нас обдало вонью гниющей плоти. Я прибавила газу и спрятала лицо в кофте, как и остальные.

– Что за черт? – Эбби слегка покашляла сквозь ворот своей толстовки.

– Сюда люди Грина свозят тела… ну мертвых. Сжигают их тут раз в неделю. – Проговорил Филипп. – Поэтому здесь они дороги не перекрыли.

– Вам нужно добраться до 34-ой трассы, там опасный участок, но если проскочить Ла Платт – дальше путь открыт. – Добавила Ева. Пока мы ехали девочка стала странно подергивать ногой и грызть ногти. Меня вдруг посетила тревожная мысль. Я подумала об информации, которой обладали эти дети. Слишком много подробностей им было известно. Слишком резка была девочка с теми, что пытался ей помочь.

– Вы точно не поедете с нами? – Снова спросила Эбби.

– Нет. – Отрезала Ева. – Я скажу, где нас высадить, дальше мы сами.

Проехав извилистым путем еще около десяти миль мы остановились у старой автомастерской. Ева и Филипп собрались было выйти из машины, но я заблокировала двери.

– Эй! У нас был уговор! – Девочка дергала ручку двери, но Филипп вел себя спокойно.

– Куда вы пойдете? – спросила я.

– Вам-то что за дело? – Ева выходила из себя.

– Ответь на вопрос.

– Здесь дом нашей тетки, понятно? Мы там уже жили, перекантуемся снова. – Она вперила в меня злобный взгляд. – Ну? Дверь откроешь? Я показала дорогу – что еще надо?

– Джейд, в чем дело? – Вмешалась Эбби.

– Я не знаю, но что-то не так. – Я смотрела на девочку, а она смотрела на меня. – Проедемся-ка до Ла Платт вместе.

Ева чуть не вцепилась в меня, она начала кричать и дергать ручку двери с такой силой, что мне показалось, будто я услышала треск пластика. Эбби взялась за пистолет и велела девочке успокоиться, а ее брат в это время просто молча закрыл лицо ладонями.

– ВЫПУСТИ НАААС! – Ева продолжала ломать дверь машины, а я жала на газ. Через несколько секунд из-за поворота показался мост, но путь был отрезан. Впереди на развилке поперек дороги стояли два огромных пикапа, из них вышли несколько человек с оружием и направили его на нас. Я успела затормозить, но не успела сдать назад – путь сразу перегородила полицейская машина.

IV

– Какой славный улов! А девочки как хороши! – Крупный, потный мужчина в потрепанном костюме, который был ему не по размеру, оглядел нас с Эбби с ног до головы, пока нас вели мимо него в комнату, больше напоминающую сарай. Наши пожитки сложили к его ногам, как подношение, и он, довольно причмокнув при виде еды, похвалил своих ищеек за работу. Ева и Филипп стояли возле него с протянутыми руками, он выдал им по маленькому пакетику с голубыми таблетками, и потрепал Филиппа по голове. Он еще что-то сказал им, но я уже не расслышала его слова – нас заперли в комнатке без окон и какой-либо мебели, только на полу валялось старое тряпье, а стены были грязные и кое-где виднелись замытые брызги крови.

У нас забрали все. Там, на Ла Платт, нас ждала засада, и эти дети привели нас в нее. Дети! Которым мы так хотели помочь! Мы бы не ушли оттуда живыми, отстреливаться не было смысла. Филипп настойчиво советовал сдаться, если хотим сохранить себе жизнь, а Ева только тряслась от злости. Уступить пришлось. Нам связали руки и усадили в полицейскую машину. Мой «Ровер» с оружием, вещами, едой, отогнали к большому дому за мостом и нас отвезли следом. Дом был четырехэтажный, около пятидесяти метров в длину, не совсем жилой, скорее это было административное здание, переделанное в «резиденцию» Бобби Грина. Он был здесь полноправным хозяином и все окружение напоминало прибежище оружейного барона.

Вокруг, метрах в трехстах от дома, высилось ограждение из металла, по периметру ограждения стояло три небольших смотровых вышки. Много вооруженных людей находилось поблизости от дома, и все они были заняты разными делами – кто-то разбирал автомобили, коих было много на стоянке у дома. Кто-то работал сварочным аппаратом, скрепляя меж собой металлолом на подобие противотанковых ежей. Другие крепили колючую проволоку на ограждение. Здесь возводилась крепость. Несколько обритых наголо женщин разносили еду между работающими и когда нас провезли через ворота к дому они проводили нас взглядом, пустым и полным смирения. Теперь мы сидели запертые в грязной комнатке в полной тишине, боясь и подумать о том, что нас ждет дальше. Невозможно было понять, что происходит снаружи, никаких звуков извне до нас не доходило. Мы пытались развязать друг другу руки, но ничего не вышло. Открыть дверь тоже не удалось. Не знаю сколько часов прошло прежде, чем дверь комнаты открылась и одна из обритых женщин вошла к нам. У нас не было сил даже встать, мы с Эбби были ужасно голодны, очень хотели спать, а руки связанные за спиной ныли так, будто их вывернули наизнанку. Она присела на корточки и поставила перед нами поднос с водой и сухими галетами.

– Сейчас можете поесть, а завтра вас наверное выпустят к остальным. Только прошу вас, не сопротивляйтесь ничему. – Последнюю фразу она произнесла почти шепотом.

Мы переглянулись и уставились на нее. Худая, изможденная, она молча открыла бутылку с водой и напоила нас, дала каждой съесть по 2 галета, после чего, не проронив ни звука ушла. Мы были в отчаянии, еще несколько часов в тишине тянулись невыносимо долго, какое-то время мы наверное дремали, но ватные руки за спиной просто сводили с ума. Наконец, когда терпеть боль и голод уже не было сил мы с Эбби, как смогли, начали пинать дверь. Никто не пришел. Это была пытка. Наедине со своими мыслями, ужасными мыслями, мы провели возможно еще двое суток. Очнувшись, спустя время, от странного подобия сна я обнаружила, что руки у меня, как и у Эбби развязаны. Женщина, приходившая раньше, снова была в комнате с нами. Но то, что я увидела, я осознала не сразу. Мне все еще казалось, что я сплю. Женщина сидела на полу возле спящей Эбби. В ее руке тихонько жужжала машинка, она осторожно водила ей по голове Эбби и черные кудри падали на пол.

– Эй! – Я удивилась слабости собственного голоса. – Эй! Ты что делаешь, дрянь?! Собрав все силы я перевалилась на другой бок и попыталась оттолкнуть женщину от подруги.

– Помолчи. – Шикнула она. Жестом она указала кому-то на меня и в тот же момент меня снова повалили на пол чьи-то огромные ручищи. Это был Филипп.

– Какого хрена ты… убери от нее руки! – Как я не пыталась вырваться из мертвой хватки Филиппа у меня ничего не выходило. – Эбби, проснись! Эбби! – Повысить голос тоже не удавалось, во рту пересохло.

Эбби открыла глаза, но было уже поздно. Волосы состригли под ноль. Она тоже не сразу поняла, что произошло, а когда поняла ничего не смогла сделать и даже сказать, у нее не было сил. Она просто водила ослабшими руками по голове и смотрела в потолок. Женщина заговорила:

– Просто делайте, что велено и будете живы. – Она собрала волосы с пола в мусорный мешок и поставила рядом с Эбби бутылку с водой. – Когда Грин спросит о ваших грехах – покайтесь, не важно в чем.

– Покайтесь и не перечьте ему. – Сказал Филипп. – Он не наказывает тех, кто слушается.

Эбби с таким трудом открыла крышку бутылки, будто подняла канализационный люк, жадно выпив половину воды она протянула ее мне. Филипп ослабил хватку и отпустил меня. Я смогла сделать лишь три глотка, меня ужасно затошнило.

– Теперь ты. – Женщина направилась ко мне с машинкой в руке.

– Не трогай меня, я тебе руки оторву! – Я почти на локтях отползала от нее к стене, Эбби сделала слабую попытку продвинуться ко мне, а женщина снова велела Филиппу меня держать. Я уже готова была начать пинаться, если бы только на это хватило сил, но тут всех отвлек жуткий грохот и поднявшиеся крики. Филипп кинулся к выходу, я слышала, сквозь шум, как он звал сестру по имени. Женщина выглянула за дверь и тут же прикрыла ее, она быстро зажалась в угол рядом с нами и обхватила голову руками. Послышались выстрелы. Мы с Эбби тоже придвинулись к стене. В комнату снова вбежал Филипп, прикрывая собой сестру. Они оба упали в объятья женщины и прижались к ней. Мы плохо соображали, голова болела и шла кругом, но нам сразу стало понятно, что она их мать. А девчонка-то ловко манипулировала словами, чтобы нас обмануть. Выстрелы слышались все громче, но как-будто реже. Минут через десять они вовсе стихли, но никто из нас не решился выйти из комнаты. А я снова начала отключаться, силилась оставаться в сознании, но все вокруг темнело. Я смутно помню, что дверь комнаты распахнулась и в нее вошел солдат в камуфляже и с автоматом в руках. Помню, что он сказал кому-то: «Здесь еще люди, нужны медики…».

Мы провели пару дней лежа под капельницами на втором этаже дома Грина. Самого Грина в живых уже не было, как и его людей. Военные, пришедшие освободить город от этого садиста и его банды, управились меньше, чем за пол дня, а его «крепость» взяли за двадцать четыре минуты. Для нас это стало просто невероятной удачей. Словно выигрыш в лотерею – иначе не назовешь. В доме военные разместили почти всех, кто был у него в плену, около двухсот человек. Всех записывали по именам, скромно, но сытно кормили, команда врачей заботилась о раненных. Еще через два дня часть солдат должна была вывезти нас всех в Нью-Йорк и доставить в Убежища. Люди обсуждали, как здорово, что все наконец наладится, кто-то плакал от счастья и благодарил солдат за их помощь. А я впервые с момента отъезда благодарила судьбу, за то что Джо не было с нами, я надеялась, что она в порядке и ей ничего не угрожает. Эбби рассеянно трогала остриженную голову, будто надеялась, что волосы снова появятся, а потом подолгу молча смотрела в окно.

– Мне жаль, милая. – Наши кровати стояли рядом и я протянула к ней руку. Она протянула свою в ответ.

– Это ничего, так даже голове легче, знаешь. – Она грустно улыбнулась. – Только жаль, что зеркала тут нет. Надеюсь, мне хотя-бы идет.

– Идет, да. Все очень неплохо вообще-то.

На третий день мы уже чувствовали себя намного лучше и вышли погулять по территории. От металлической ограды не осталось и следа, все вышки и другие сооружения разобрали. Металлолом сгрузили в огромную кучу и все машины перегнали со стоянки за дом. «Ровер» я увидела сразу и чуть ли не бегом направилась к нему. Он был цел, если не считать нескольких следов от пуль по левой стороне и пары разбитых стекол. Салон был пуст, люди Грина вытащили из него всё, даже маркера в бардачке не было. Но «Ровер» был на ходу, это подняло мне настроение. Мы попробовали отыскать наши вещи. Одежду найти не удалось, как и остальные пожитки, но среди груды трофеев, в кабинете Грина, я нашла свой телефон. Эбби не отставала от солдат, охранявших изъятое оружие, пока они не позволили ей забрать ее Беретту и Зиг Зауэр. Надо отдать ей должное, она была непреклонна, не выказала ни тени слабости и говорила с ними на равных. Офицер полиции Эбигейл Харрит снова была в строю, она быстро взяла себя в руки, в отличии от меня. Солдаты предупредили ее, что в Убежище с оружием все-равно не пустят.

– Я не собираюсь в Убежище, парни. Я направляюсь в Объединение. – Твердо отрезала она.

После случившегося мы еще больше убедились в правильности своего решения. Бобби Грин не был уникален, таких говнюков в мире еще осталось много и если у нас был шанс помочь остановить их – мы должны были им воспользоваться. Вечером того дня нас всех собрали возле дома и заранее объявили о времени и порядке отбытия. Нам сообщили, что путь наш будет лежать через Чикаго, так как у нескольких спасенных там обнаружились родственники. Оказалось, что в Чикаго военные тоже создали Убежище и Корпус Объединения, правда, в отличие от Нью-Йорка, всего один. Пока нам объясняли как будет происходить транспортировка до места назначения я увидела в толпе обритую женщину, парня-подростка и девочку, еле стоявшую на ногах. За три дня я ни разу не видела их и была уверена, что они, скорее всего, под арестом, как сообщники Грина. Но они стояли здесь, вместе со всеми пострадавшими. Я двинулась к ним сквозь толпу не зная, что именно сделаю, когда доберусь до них. Мне хотелось схватить девчонку за волосы и в то же время мне нужны были ответы, меня захватывал гнев, но я старалась сохранять спокойствие.

– Почему вы здесь? – Я встала прямо перед ними. Женщина прижала к себе дочь, которая чуть не падала в обморок и я невольно смягчилась.

– А где нам еще быть? – Ответил Филипп. – Мы такие же пострадавшие, как и ты!

– Вот как?! – Я шагнула к нему. – Обсудим-ка это с военными?

В этот момент мне на помощь подоспела Эбби, она чуть было не схватила женщину за грудки, но та умоляющим тоном упросила нас дать им все объяснить. Мы ушли с собрания и вернулись в дом. Ева уже не могла стоять, ее всю трясло и Филипп отнес ее в комнату. Мы с женщиной остались в холле.

– Что с ней?

– Ломка. Грин подсадил моих детей на таблетки. Вообще всех детей.

– Рассказывай с самого начала.

– Рассказ получится короткий. – Она тяжело выдохнула. – Меня и моего мужа поймали люди Грина, когда мы искали еду, наверное через неделю после начала… ну, всего этого. Дети сами пришли к нему, спустя время. Нас с мужем заставили покаяться в грехах и принять условия работы на него. Муж отказался быть одним из них и его сразу же застрелили, без разговоров. Потом, не знаю зачем, ему заклеили рот черным скотчем и повесили под вышкой на несколько дней. – Тут она остановилась и утерла глаза. – Детей куда-то увезли, а меня… ну в общем… УГОВОРИЛИ принять условия босса. Другие женщины, как я, сказали мне, что их детей тоже забрали и подсадили на вещества. Им давали разные задания, заставляли приводить людей к Грину и за это разрешали им видеться с родителями. Вы у моих были первыми, когда вас привели я увидела их впервые за два месяца, они даже не знали, что их отца больше нет. – Она снова помолчала. – Филипп сам каким-то чудом слез с таблеток, но Ева не смогла… – И тут она разрыдалась. Не в состоянии взять себя в руки и успокоиться она только утирала слезы. – Простите нас! Прошу, простите моих детей!

Такое было невозможно вынести. У меня не укладывалось в мыслях, как эта женщина, и остальные, подобные ей, прошли через такой ад. Мы с Эбби еще долго обдумывали произошедшее. Меня колола совесть за мои поспешные выводы о ней и ее детях. Мне казалось, что люди либо хорошие, либо плохие. Человек либо способен на ужасные вещи, либо нет. Но тогда я задумалась, окажись я в такой ситуации, как бы я себя повела? Окажись мои близкие в опасности, разве я не сделала бы все, что угодно, чтобы их спасти? В критических условиях, возможно, мы оставляем все наши обычные установки и действуем исключительно на инстинктах, дающих нам возможность выжить. Или это всего лишь оправдание слабости и желания сдаться? Я тогда так и не ответила себе на этот вопрос. Человеческая натура не постижима.

В восемь часов утра следующего дня мы выехали из Омахи длинной цепочкой автомобилей и автобусов, в сопровождении нескольких отрядов военных, и направились в Чикаго. Пустой «Ровер» легко катил по трассе и ветер свистел в разбитых окнах. Колонна двигалась с небольшой скоростью, периодически останавливаясь для отдыха и обеда. Каждого человека снабдили едой для перекуса и необходимыми вещами, но раз в шесть часов все останавливались и получали горячий обед. Меня удивила, после всего хаоса, что преследовал нас последние недели, слаженная работа военных. То, как организованны они были, как быстро работали. Этот «порядок» успокаивал. За время пути до Чикаго я практически пришла в себя, будто зарядилась их энергией. Они стали для меня островком нормальности в море кошмаров. Эбби была одной из них. Той, что сохраняет хладнокровие, не смотря ни на что. Ее работа закалила ее, ведь еще до беспорядков она провела какое-то время в реальном мире и знала паршивую натуру людей лучше меня. А меня будто с головой окунули в чан с дерьмом, который всю жизнь стоял рядом, но его никто не замечал. Но они знали. Военные все это уже видели, конечно в меньших масштабах, но они уже проходили через это, и потому сейчас они были здесь и, как и раньше, делали свою работу. Большая часть военных в стране с начала беспорядков осталась верна себе и своему делу. Это восхищало.