Сундук с предсказаниями

– Он выиграет! Я знаю. Я будущее видел!

– А, вот оно что! – притворно уважительно протянул Миллер. – Ясновидящий, да?

Он смял билет в кулаке и щелчком отправил его в лицо Чака.

Эмиль прикинул вес камня в руке. Кинуть его в затылок здоровяка? Или попытаться подкрасться ближе и ударить?

– А вот предскажи-ка мне, о ясновидящий! – продолжил Миллер, почти по-дружески, и запустил руку под полу пиджака.

– Вот если я решу прострелить тебе ногу… – он вынул руку обратно, и теперь держал в ней пистолет.

– …то правую? – он прижал пистолет к правому колену Чака.

– Или левую? – пистолет сменил коленку.

– Или башку твою тупую? – заорал Миллер, и Эмиль вздрогнул, а пистолет уперся в лоб Чака. Чак всхлипнул, и крупные слезы потекли по его лицу.

Эмиль осторожно положил камень. Кидаться в драку с камнем против пистолета? Нет уж! Он снова вынул телефон. Жирный черный паук опустился на нитке перед его лицом, прямо на экран телефон

Эмиль снова вздрогнул, не издав ни звука, и махнул телефоном. Паук пролетел по высокой дуге, плюхнулся на пол уже за дверным проемом. Пара секунд тишины – и глухой удар подошвы по каменным плиткам пола. Кажется, паук только что закончил свою жизнь под ногой Миллера.

Очень тихо Эмиль отходил в сторону с телефоном в руке. И только когда расстояние показалось достаточным, набрал номер полиции.

– Я хочу сообщить о нападении! – прошептал он.

И добавил, на всякий случай:

– И убийстве!

Чак. Среда, 18:52

Патрульная машина объявилась на удивление быстро. Кто-то сказал бы, что патрульные просто были рядом. Чак сказал бы, что ему не суждено было умереть в тот день, и патруль не мог не оказаться рядом. Вселенная не погибнет из-за такой мелочи, как маршрут патрульной машины.

Но он не сказал ничего, в тот раз. Говорить стало трудно, видеть – еще труднее. Лицо распухло, один глаз заплыл, на второй стекала струйка крови из рассеченного лба. Хамить и подшучивать уже не хотелось.

– Билет! – прошептал он жалобно. – Билет же! Мир же погибнет!

– Ну, понятно! – подвел итог Миллер. – Стало быть, ты решил косить под психа. Значит так, псих – ты не в суде, тут тебе это не поможет! И я тебе дам шанс. Один! Понимаешь? Всего один. Вот смотри!

Он ударил Чак в живот, и тот захрипел.

– Вот сколько раз я сейчас ударил – вот столько у тебя шансов осталось. Понял? Один! Ответишь правильно на всего-то один вопрос – будешь жить. Где Ларси? И где сумка?

Он легонько постучал стволом пистолет по щеке Чака. И задал два вопроса, но и по этому поводу подшучивать над ним Чаку уже не хотелось. Он просто хотел жить, а мысль, что умереть в Оазисе ему не суждено, раз видения показали что-то иное, давно вышибли из его головы удары в лицо.

– Сумка в сейфе, – пробормотал он. Что-то надо ответить, а ответ: «Не знаю!» абсолютно не устраивал того, кто задавал вопрос.

– Ух ты, что-то новое! – удивился Миллер. – Давай дальше. Где сейф?

Яркие огни ворвались в склад через грязное окно, промелькнули и исчезни. Отблески мигалок на крыше патрульной машины! Без воя сирен, но c мигалкой, она проехала мимо. Свернула за угол. И остановилась возле входа в Оазис.

Миллер метнулся к окну и прижался к стене рядом с ним. Он знал, как выглядят огни патрульной машины. И знал, что в окно патрульные не полезут. Им понадобится несколько минут, что бы войти и добраться до заброшенного склада.

– Повезло тебе! Но мы еще поговорим про твой сейф, – пообещал он.

Новый удар пришелся в затылок, и для Чака все закончилось. Миллер подергал ручку на грязном окне. Рама сдвинулась с места, заскрежетала. Сверху посыпалась пыль, грязь и трупы сушеных тараканов. Он дернул еще раз, и окно открылось.

Пока патрульные заходили в Оазис с одной стороны, осторожно, внимательно, с оружием наперевес, Миллер выходил с другой, быстро и бесшумно. И хилый забор не мог этому помешать.

Эмиль. Среда, 19:00

– Билет! – пробормотал Чак, и Эмиль рванулся к нему. Он пропустил вперед патрульных, но уже понял, что перестрелка отменяется. Открытое окно объясняло, куда делся тип в пиджаке, камень так и не пригодился, а останки паука превратились в черное пятнышко на полу.

– Клякса, ты живой? Чак! – Эмиль плюхнулся на колени перед стулом, протянул руки к Чаку, и тут же отдернул. Лишний раз трогать месиво, в которое превратилось лицо Кляксы, явно не строило.

– Билет! – повторил Чак и всхлипнул.

– Отойдите! Выйдите наружу! – патрульный оттеснил Эмиль в сторону.

– Это ж я вас вызвал! – возмутился он.

– Вот и хорошо, спасибо, вы спасли чью-то жизнь. А теперь отойдите и не мешайте! Врачи скоро подъедут.

Эмиль поднялся, отшагнул в сторону. Его синие джины покрылись серой пылью. Он наклонился и отряхнул колени. А когда снова встал в полный рост, уже держал в руке смятый комок бумаги. Патрульным не было до него дела. Они не знали про билет и тайны сундука с предсказаниями. А Эмиль знал.

Он отошел в сторону и развернул бумажку. Лотерейный билет, розыгрыш которого, если верить инструкциям на самом билете, уже скоро начнется.

– Серьезно, Клякса! Вот стоило оно того? – прошептан Эмиль себе под нос. – Вот за эту бумажку стоит умирать? Вот если она потеряется – мир погибнет?

Он разгладил билет и убрал в кошелек, в компанию к немногочисленной наличности. Если билет так важен, Чак должен получить его обратно. Может мир и не погибнет, но сам Чак почти погиб, и кто его знает, чем все кончится, если билет пропадет окончательно.

А последние, что еще рассмотрел Чак, прежде чем потерять сознание – Эмиль, которой убирает его билет в свой кошелек. Чак пытался сказать что-то, но не смог. Сцена из видения загородила мир: рука убирает билет в кошелек. Теперь он понял, что это не его рука, не его кошелек, а билет придется вернуть. Любой ценой! Если не ради рюкзака с деньгами, так ради спасения мира.