Крылатый эмбрион

Тонька пошла закрыть дверь, а я открутила пластиковую крышку баночки. Внутри были купюры. Много. Тонька, увидев сумму, аж присвистнула. Мы всю ночь говорили о моей странной судьбе, заснули под утро, Ася, хорошая девочка, нас не будила. На следующий день я чувствовала себя великолепно, даже лучше, чем обычно. Тонька хлопотала у плиты, мы обе знали, что нам нужно многое решить, но не тут-то было. Позвонила моя мама.

– Дочь, – в голосе звенело раздражение, – тебе нужно приехать. Умерла бабушкина сестра, тебе дом оставила. Покончила с собой. И ты теперь знаешь почему, так ведь? – и прямо-таки прошипела в телефон. – Что ж ты, дура набитая, надела себе ярмо на шею?! Приезжай на похороны, чай, не чужая она тебе теперь.

Вот уж сюрпризы. Мы выехали на рассвете. Тонька рулила молча, Ася сидела в наушниках, а я не знала, как начать разговор.

– Тонь, почему у меня такое ощущение, что ты на меня злишься?

– Не злюсь я, дурында, переживаю.

– А что может случиться?

– Не знаю, глобально может случиться все! После того, что я видела, я во все поверю! Даже в то, что ты свои фантастические комиксы не придумываешь, а каким-то образом правду доносишь.

Служба в церкви была короткой, а похороны скромными. Сестра бабушки вела жизнь затворницы. Занималась огородом, садом и, как я теперь понимаю, несла золотые яйца, и в работе не нуждалась.

Мы оставили Асю у моих родителей и поехали осматривать наследство, в надежде встретить нашу новую знакомую, ту, в шляпке.

Одноэтажная постройка посреди чудного сада. Я почему-то представляла себе эдакую дачу: грядки с овощами. Но тут все было иначе. Нас встретили роскошные клумбы, раскидистые деревья и необъятная стеклянная теплица. Тонька была в восторге. Мы открыли черную изысканную дверь и я, ощутив странный трепет, шагнула в чужую жизнь. Здесь еще стоял запах хлорки после дезинфекции.

Пришлось зажечь свет, окна закрывали тяжелые велюровые занавеси. Тонька захихикала:

– Мрачновато, как твои комиксы. Зато мы выяснили, в кого ты.

Я закатила глаза. Вечно она со своим: «Открой шторы, открой шторы».

Большой зал, комоды с фарфоровыми статуэтками, пара морских пейзажей в бронзовых рамах. Слева коридор и несколько комнат, справа – кухня и огромная, забитая хламом, кладовая.

Мы вышли на улицу посмотреть на оранжерею, прямо экзотический сад. Я посетовала:

– Кто теперь будет ухаживать за этим всем?

– Мы будем, – раздалось из глубины теплицы. Мы с Тонькой судорожно взялись за руки и медленно пошли на голос. Знакомая бледная дама вышла нам навстречу. – Здравствуйте, Анастасия. Здравствуйте, её подруга, – и жестом пригласила присесть на кованые скамьи. Тонька хмыкнула, но поздоровалась. И добавила:

– Антонина, а вас как звать?

– Роза, меня зовут Роза.

Она благодушно расположилась напротив, покрыв цветастым ситцем скромного платья старушечьи туфли.

– Кто вы? – спросила я.

– Мы новые жители Земли. Очень жаль, что вы не общались с предыдущей хозяйкой. Она бы вас подготовила.

– Ничего, ничего, – поспешила заверить Тоня. – Мы выдержим. Выкладывайте.

– Видите ли, мы не совсем люди, мы наполовину… как вы это называете… инопланетяне. На Луне расположена наша станция. Мы не можем пересечь атмосферу в наших настоящих телах. Путем комбинации мы соединяем наши гены с человеческими. Зародыш помещаем в защитную оболочку, в яйцо, которое вызревает в ваших женщинах.

– А почему ученые эту станцию не видят? – недоверчиво допытывалась Тонька.

– Мы расположены вне досягаемости ваших оптических приборов. Под почвой. Как и здесь.

– А зачем вам сюда? – удивилась я.

– Мы вас изучаем, анализируем, как вас эвакуировать в случае чего.

– В каком случае?

– В том случае, если вы решите сами себя уничтожить.

Тонька перебила:

– И как, нашли способ?

Роза не теряла спокойствия.

– Да, разумеется, у нас уже готовы корабли в подземных ангарах. Мы выращиваем новое человечество. Работаем над модификацией растений, зерновых. Нельзя допустить, чтобы ваша цивилизация исчезла. Её нужно сохранить. Так что мы подготавливаем устойчивое к температурам поколение, генетическую смесь наших рас, которое сможет вернуться на Землю после всемирной катастрофы и жить в новых атмосферных условиях. Это единственный способ сохранить на этой планете жизнь и культурное наследие.

– И на когда назначен Армагеддон? – съязвила в своей обычной манере Тонька. А Роза даже бровью не повела.

– Мы не располагаем точными датами, но мы уже наблюдали подобную динамику на других планетах, и имеем представление о том, чем все может обернуться в ближайшую сотню лет. Яйца созревают долго, новые тела растут медленно. Кстати, и вы, Анастасия, замедлите своё старение.

Тонька выпалила:

– Она что, будет бессмертной?

– Нет, нет, конечно, но она проживет очень долгую жизнь в здоровом молодом теле, и, в конце концов, умрёт, как и все люди, став матерью новой расы.

– А как вы прячетесь? – я задала мучивший меня вопрос.

– Мы выкупаем землю в разных местах планеты, строим там вместительные убежища, их не видно с воздуха, они покрыты полями и садами. Мы умеем обманывать ваши сканеры. Обучаем детей двум культурам. У них земное образование, и они знают о своей миссии. И помнят, кто их матери.

– А мое яйцо? Кто это, мальчик или девочка? Я могу его увидеть?

– Нет, уважаемая Анастасия. Яйцо будет лежать в инкубаторе еще несколько лет.

– А сами вы размножаться не умеете? – продолжала насмехаться Тонька.

– Почему же, умеем. И будем, когда изменится атмосфера. Я тоже выросла из яйца и, как видите, мало чем от вас отличаюсь. А пока нам нужны человеческие матери. Некоторые из них переезжают поближе к поселениям, чтобы увеличить выживаемость эмбрионов.

– А как вы выбираете матерей? – вся эта новая картина мира, расширяя мое сознание, требовала новой информации.

– Во-первых, – с явным удовольствием начала объяснять Роза, – группа крови. Во-вторых, набор необходимых генов. Мы передаем женщине устройство, – она указала на кулон у меня на шее. – Если оно срабатывает, это означает, что тело подходящее.

У меня голова закружилась от восторга:

– Обалдеть, вот так история! Я могу увидеть ваш город?

– Ты с ума сошла! – шикнула Тонька. – Не спускайся вниз, вдруг они тебя там запрут, и будешь их рабой-несушкой.

Роза даже улыбнулась.

– Антонина, Анастасия может спуститься, если захочет, у нас есть кислородные баллоны, но она там не выживет. Мы тоже не можем долго находиться в здешней атмосфере, а потому мне пора вас покинуть, и пройти восстановительную процедуру.

По дороге к моим Тонька всё бурчала, мол, как это может быть правдой, здесь что-то не так. Это что, по всей планете такое устроили, а мы идиоты?

– Настя, ты разве не понимаешь, они же захватить нашу планету хотят!

– Тонь, ты всё сама видела, я не могу это изменить, я же обречена. Они со мной что-то сделали, и теперь, хочешь не хочешь, я буду каждый месяц выдавать яйцо.

– И что? Запрешься здесь? Что делать будешь?

А я не знала, что ответить. Я думала о покойнице и понимала, почему она поселилась здесь. Она выращивала новую расу. Также стало ясно, почему она решила уйти: устала до смерти и передала мне эстафету.

Я повернулась к Тоньке:

– Мне одной сюда переезжать, что ли? Давайте все вместе. Здесь хорошо, природа, Ася в школу будет ходить в посёлок, мои здесь. В доме, думаю, всем места хватит. Если что, достроим. И работать будем спокойно. А на гульки в город всегда можно мотнуться, мои родители с радостью за Асенькой присмотрят.

Тоня молча припарковалась у забора.

– Настя, ты что, всерьёз рассматриваешь переезд? Эти яйца, эти монстры, которые даже жить на поверхности земли не могут, это вообще хорошо или плохо? Может, они выращивают нацию убийц?

– Меня это тоже тревожит. Вот только выбора у меня нет. Что мне, властям пожаловаться? И стать подопытным кроликом? А если я спровоцирую войну между двумя расами? Тогда день Армагеддона точно настанет быстрее.

Тонька помолчала немного и согласилась.

– Это да, ну его к чертям собачьим. Но! Лично я в эту глушь не перееду. Да и тебе не позволю. Ты и так, как бабка-отшельница, прячешься в своих комиксах. Вон, в 25 лет только мужика попробовала и теперь что, свиноматкой работать? – горячилась Тонька.

– Но что мне делать? – я пыталась слабо протестовать.

– Зачем тебе это все? Ну, выплюнешь яйцо, выкинь, и живи дальше. Или отдай этой бабе, пусть сами разбираются, переезжать-то зачем? – до предела завелась Тонька.

Натиск подруги сдавил горло, но я, сдерживая слезы, все-таки выдала главный аргумент. Моё тело принадлежит им. Я уже не могу это изменить, и мне нужно во всем разобраться.

– Тааак. Слезы. Всё, мать, собирайся, поехали домой, там подумаешь.

Только вот думать было не о чем. Куда бы я ни поехала, каждый месяц у меня будет гость. И вдруг я осознала: всё, что только я желала, но не могла себе позволить – это придумывать свои истории в тишине, не заморачиваться деньгами, жить на природе, смотреть на дивные закаты, рисовать комиксы, завести собаку, кошку ну и… если плата за все это – откладывать регулярно яйца, и пусть! Зато я смогу расспросить о цивилизации Розы, о других планетах, о боже, сколько меня ждет открытий! А если подвернется хороший мужчина, там будет видно.

Тонька вихрем ворвалась к моим родителям и стала громко возмущаться.

– Вы это знали? Вы знали, что она обречена на всё вот это?

Я сначала хотела остановить ее, что это она тайны выкладывает, но потом вдруг подумала, а ведь действительно? И с вызовом глянула на родителей.

Мать была в ступоре, а отец промямлил:

– Доченька, мы думали, что это всё выдумки. Моя мать толком ничего сказать не могла, – он указал на бабушку. – А то, что говорила, казалось бредом. Мы подумали, если ты будешь далеко, все как-то само собой разрешится. Что мы тебя убережем. Мы не понимаем, каким образом этот проклятый кулон попал к тебе в новую квартиру.

Мама расплакалась. Надо же, я их такими потерянными никогда не видела.

Бабушка начала выговаривать матери почти с презрением, злорадствуя:

– Что? Теперь она плачет. Правду надо было раньше сказать. Я же предупреждала, вон, девка ничего о себе не знает. А сестра уже не расскажет. Вот как ей выкручиваться?

Тут вмешалась Тонька.

– Настя хочет жить там, в глуши, с этими выродками инопланетными. Остановите её, что вы себе думаете?! – она демонстративно развернулась, чтобы уйти, но притормозила и спросила:

– Где Аська?

Мать оторвала лицо от кухонного полотенца.

– У Настеньки в комнате, рисует.

Тонька выскочила из кухни, я за ней.

Но в коридоре она схватила меня за руку и зло зашептала:

– Ты предательница. Мы же вместе хотели всё делать. Мы же хотели вместе карьеру строить, а ты выбираешь этих мутантов? Останешься в одиночестве наслаждаться своей вечной красотой? Мы же клятву с тобой дали, что даже мужчины не разрушат нашу жизнь. Я её сдержала, а ты?

Тут подоспел отец:

– Девочки, девочки! Не ссорьтесь! Вы же ещё совсем молоденькие, у вас ещё всё впереди. Давай, Тонечка, забирай девчонок и отвози назад в город. Настенька не соображает сейчас ничего. Вам остыть надо.

У меня жгло в груди то ли от обиды, то ли от понимания, что уже ничего не вернуть. Тонька права. Наша дружба была превыше всего. Превыше родителей, превыше друзей, превыше мужиков, превыше карьеры. Так мы решили и поклялись. Но мы были детьми, ничего не смыслившими в жизни. Прошло 10 лет, и теперь у нее есть все: дочь, карьера, друзья, поклонники. А у меня? А у меня теперь есть миссия. Как же так? Я, значит, не в счет?

Я обняла Тоньку, та сопротивлялась, но я заверила:

– Все в силе, вы моя семья. Но пока я здесь поживу.

Тонька зло отпихнула меня и рывком распахнула дверь в комнату. Асенька завладела моим секретером и с удовольствием рисовала. Тоня скомандовала:

– Ася, нам пора.

Асенька крутанулась на стуле и с восторгом воскликнула:

– Тетя Настя, спасибо! Мне нравится твой подарок.

Я автоматически ответила:

– На здоровье. – И спохватилась. – Какой подарок?

Ася держала ту самую бархатную коробку с надписью «Настеньке».

Тонька замешкалась, а я вырвала коробку из рук девочки. Открыла и выдохнула: пустая. Ася оттянула горловину футболки и, красуясь, спросила: «Мне идет?» Тонька охнула, подлетела к дочери, дернула за черный кулон, как будто от него можно было избавиться.

– Что это всё значит?!

Но мы обе знали, что это значит.

Город богов

Отец крепко сжал плечо сына, тот поднял замызганное испуганное лицо – он не хотел оставаться здесь. Но отец напомнил: дед нуждается в тебе, он старый, кто ему поможет? Мальчик сдерживал дрожь: что его здесь ждёт? Он втиснул лицо в дверь и сквозь трещину увидел сгорбленную устрашающую фигуру. В ужасе отпрянул. Это его дед? Отец распахнул скрипучую дверь, подтолкнул мальчика, и они вошли в темную землянку.

За деревянным грубо рубленым столом на массивном стуле сидел худой мужчина, борода спускалась прямо в миску, он покосился в их сторону, и продолжил хлебать дурно пахнущую баланду. Мальчика замутило.

– Здравствуй, отец, – хрипло проговорил вошедший и неуверенно шагнул вперед, мальчик попытался спрятаться за спиной отца. Старик не реагировал. – Я привёл тебе сына, присмотри за ним. Мы всей семьёй должны ехать на ярмарку, мясо продавать. А моя тёща, к сожалению, не дожила до этой осени. Оставлять без присмотра мальчишку негоже, мало ли что. А с собой брать не с руки. Присмотришь?

Дед поднял воспаленные веки, вытер ладонью стекающую по бороде похлёбку и выпрямился.

– Обо мне, значит, вспомнил. Сколько же лет мне виделись, наследничек?

– Не начинай, отец, никогда не поздно помириться.

– И то правда, и то правда. Ну-ка подойди сюда, внучок.

Мужчина приволок упирающегося ребенка к столу. Тот громко ойкнул, когда дед здоровенной лапищей взял его за руку и притянул к себе.

Старик громко засмеялся, распространяя смрад гнилых зубов.

– Ой-ой, какие мы нежные. Звать-то как тебя?

– Ирмас, – выдохнул мальчик и зажал ладошкой нос.

– Ну что ж, – удовлетворенно хмыкнул дед, – хоть в этом уважили. Но с чего вы дали ему моё имя? Разве не старший сын должен его носить? Ведь он продолжатель нашего рода!

– Ну вот, опять ты недоволен. Так присмотришь за пацаном?

– Сколько лет тебе, Ирмас?

– Десять, – не разжимая нос, пролепетал мальчик.

– Хиловат для десятилетки! Ну да ладно, присмотрю за тобой. – И, смягчив взгляд, спросил у сына:

– Есть у него одежда да обувь на смену?

– Да-да, – засуетился отец мальчика, – сейчас принесу.

Маленький Ирмас вырвался из лап деда и отскочил:

– Отец меня заверил, что ты нуждаешься в моей помощи. А сейчас говорит всё наоборот! Что ты за мной должен присматривать.

Дед загоготал и закашлялся.

– А тебе, значит, не нужен надсмотрщик? Умеешь всё сам?

– Да! Уж точно готовлю я лучше. Вон как смердит твоя похлебка.

– А продукты где брать будешь?

– У тебя что, погреба нет?

– А кто в погреб всё сложит?

– У тебя что, огорода нет? И сада?

– Есть, как же? А кто на нём работать будет?

– А ты?

– А я старый уже. Но поглядим, может, что и само выросло.

Дверь снова противно скрипнула, и отец внес нехитрые пожитки мальчика. Узел и сапоги поставил на пол. Подозвал сына, сунул ему в руки тарелку с деревянной ложкой, прижал его голову к себе и срывающимся на плач шепотом проговорил:

– Тебе пойдет на пользу, Ирмас. – И поймал насмешливый взгляд старика. – Через месяц заберу его.

Отпустил сына и, резко развернувшись, почти выбежал из землянки.

***

Дед поднялся, накинул засаленную телогрейку и позвал внука:

– Бери своё шмотьё, что отец оставил, сапоги, всё бери. Поехали, огородик покажу. Умеешь кобылу запрягать?

– А то!

Мальчик слегка улыбнулся. Он помог деду запрячь телегу на два места. Старик довольно хмыкал в бороду:

– Ишь ты, видать, отец постарался. Это хорошо. Мужчину нужно готовить к жизни с детства! Ну, залезай и барахло своё не растеряй по дороге.

Мальчик аккуратно уложил узел себе под ноги. Сапоги и плошку в полотенце прижал к животу. Дед покачал головой:

– Так не пойдёт. Ну-ка сапоги и посуду тоже в узел запихни, тебе держаться надо, кобыла у меня бойкая.

Они ехали по сухой земле, мальчик то и дело кашлял от поднятой пыли, а дед гоготал во всё горло, ишь ты, неженка! Но все же потянул вожжи, и лошадь пошла медленнее.

– А далеко ещё до огородика? – спросил маленький Ирмас.

– Так вот же он, – махнул рукой в сторону поля дед.

– Вот это огород? Это же целый огородище! А почему здесь ничего не растёт?

– Ты уже спрашивал. Некому сажать.

– А у нас огород небольшой, мы могли бы сажать здесь.

Дед посмотрел на внучка с кривой ухмылкой:

– Ишь какой шустрый, уже и земельку мою хочешь к рукам прибрать?

Мальчик забеспокоился:

– Что ты, дед, нет! Это же в помощь тебе! Земля-то вон бурьяном поросла, небось, тяжело её до ума довести теперь.

Дед помолчал минуту, а потом указал вдаль:

– Видишь деревья? Сады наши, за 20 лет так и не перестали плодоносить. Поехали, соберем тебе гостинцев. А у вас там сады имеются?

– Деда, у нас есть сад вокруг огорода, яблони, абрикосы. Мать компоты варит, варенья всякие, всё в погреб ставит на зиму. У меня баночка с собой. Я тебя угощу.

– Значит, мать твоя хорошая хозяйка?

– Ещё и какая хорошая! И сестра моя тоже приучена к хозяйству. Когда замуж будут выдавать, она не испугается, всё умеет делать.

– А старший брат, тот, который носит имя отца, стыд какой, каким мужиком вырос?

– Хорооошим! Работает с отцом вместе.

– Тоже мясником заделался?

– А как же, деда, мясники мы. У нас и живности полным-полно. И птица, и яйца, молоко и мясо, и на вес, и тушкой. Отец специально большущую телегу сделал, мы с братом развозим.

– Ты, значит, брату помогаешь? А какая у тебя своя работа?

– Я скотину кормлю.

– Дааа, ты так поёшь тут, что прямо не семья, а праздник. Заливаешь, небось? Что, прям никто не ссорится у вас?

Мальчик подумал минуту, потом тихо сказал:

– А бывает такое, что не ссорятся? Мамочка мне объяснила, что такого не бывает, и что отец порой грозный, потому что уставший. Приходит с бойни злой, ведь жизнь должен отнять у живого существа, но не скроен он для убийства. Вот они с братом и ругаются: брату уж очень хочется начать забивать животных. Он в детстве кролика кулаком мог убить.

– Ну так чего, видать, мясник из него бравый выйдет.

– Отец говорит, что когда он забивает скотину, сердце ещё больше размягчается. А у брата черствеет, наливается удовольствием, нельзя это.

– Почему же нельзя? – хитро зыркнул старик.

– А того, дед, знаешь ты.

– Я-то еще кое-что знаю. Родители не на ярмарку поехали, а на зеркальную площадь твоего старшего брата повезли. Ему стукнуло 15, он может участвовать в отборе для города богов.

Мальчик встрепенулся:

– Деда, деда, объяснишь, в чём там дело? А то мне ничего не рассказывают.

– А как же, – с удовольствием крякнул старик, – обязательно расскажу, и во всех подробностях. И опять загоготал.

***

Через несколько часов, нагруженные мешками фруктов, они подъехали к высокому дому, добротному, но запущенному. Уставший мальчик, зевая, спросил:

– А кто здесь живёт, деда?

– Никто не живёт, – буркнул старик.

– Так чей же это дом?

– Этот дом мой. Здесь мы с твоей бабушкой покойной жили, пока молоды были.

– А почему ты тут не живёшь, а в какой-то землянке?

– Много вопросов, давай, тащи свой скарб, но не в дом. Обоснуемся во времянке.

Мальчик побрел за дедом в покосившееся строение, не понимая, почему его дед, имея все эти богатства, живет как нищий. Но главное, что не давало ему покоя – это семейные тайны.

– Ты обещал мне всё всё рассказать.

– Ну ты посмотри, какой любопытный. Поведаю всё, что захочешь, ничего не утаю. Завтра.

– А ты мне объяснишь, почему вы поссорились?

– А с чего ты взял, что мы поссорились?

– С того, что отец о тебе не говорил.

Дед зажег лучину, осветив просторную кухню. Мальчик присел на скамью возле стола и принялся громко хрустеть яблоком. Дед открыл шкафчик, вытащил бутылку с темной жидкостью, подул в стакан, налил себе, сел напротив внука и одним махом выпил, шумно выдохнул, взял из рук мальчика яблоко и, откусив половину, сунул обратно. Ребенок в ужасе смотрел на яблоко и не мог себя заставить доесть. Дед засмеялся, брызжа то ли слюной, то ли яблочным соком. Проглотил и выдал внуку:

– Да не со мной твой отец поссорился, Ирмас младший, а с матерью своей.

– Из-за чего? – мальчик аккуратно положил огрызок на стол.

– Из-за того, что он не на той девке женился.

– На маме?

– Нет, дурачок, до мамки твоей у него была ещё одна. Ох, и своенравная баба. Ее боги на ту сторону реки забрали. Брат старший твой от неё.

Мальчик вытаращил глаза и через две секунды заорал во всё горло:

– Врёшь ты всё, врёшь, врёшь! – вскочил и хотел убежать, но старик сгрёб его одной рукой прямо через стол и усадил на место.

– Сиди, сам хотел правды.

Мальчик захныкал, а потом и вовсе расплакался, уткнувшись в грязные рукава.

***

Наутро дед ткнул мальчика носком сапога, тот вскочил от неожиданности, не соображая, где находится. Дед, как ни в чем не бывало, скомандовал:

– Кобылу почисть и накорми, ну ты знаешь, – и швырнул ему краюху хлеба.

Мальчик округлил глазенки.

– Хлебом кормить?

– Тебе это, дурень, поешь. А потом с фруктами разберись. Сгниют же.

Ирмас закивал и, вспомнив, что придется еще много дней слушаться этого противного старика – нехотя слез с лежанки.

Дед целый день копошился в хозяйском доме, а на вечер повел внука в хорошо прогретую помывочную. Все командовал:

– Мылься получше, вон, черный весь.

Мальчик удивлялся: «Конечно, с отцом по грязюке ехали, забрызгался весь, вчера в пыли на дедовой телеге, и сегодня с утра воды не видел. Но одно хорошо – дед мылся тоже.

Пыхтя от горячего пара, старик кинул мальчику вещи – примерь, от отца твоего остались. Ирмас обрадовался. Дед уже не казался ему монстром. А потом старик повел внука к большому дому и отпер парадную дверь. Ирмас радостно взвизгнул, но потом сдержался и молча вошел в уютную прихожую. Он уважительно разулся и поспешил за дедом в гостиную с мягкими креслами. Такое в их доме было только у отца. Дед распахнул одну из дверей:

– Тут отец твой спал – теперь это твоя комната.

Ирмас был в восторге: собственная комната! Он увидел отцовские рисунки: «Будет о чем с отцом поговорить!»

Ужин был прямо королевский: дед курицу отловил, пришлось погоняться – развелись без присмотра, но одичали. Суп был наваристым, с неизвестными Ирмасу травами. У него вдруг начали слипаться глаза, он уставился в окно на медленно кружащее всевидящее око. Ему всегда нравилось наблюдать за парящими в небе яйцевидными повозками. Оттуда боги следили за жителями деревень острова. Но будет день, и Ирмас обязательно пересечет кольцевую реку и попадет в город богов.

– Что, любопытно тебе, кто внутри этого яйца со светящимися глазами? – дед оторвал его от сладких мечтаний.

– Да знаю я, кто в них.

– Да неужто?

– Те, кто каждую зиму в город богов уходит. Я уверен, что они за нами наблюдают, чтобы выбрать правильных людей для службы богам. Я тоже буду в светящихся небесных повозках, так и знай.

– Ну, на бесстрашного стражника ты не тянешь, видать, думаешь пойти как праведник?

– Да, такой план.

– И как ты думаешь дожить до 18 лет с чистым сердцем?

– Меня научила мама, как это нужно сделать, – мальчик встрепенулся и сонливость улетучилась.

– Поделишься со стариком?

– Да. Нужно любить.

– И ты умеешь?

– Я стараюсь.

– И ты никого в этой жизни ещё не обидел?

– Как же, обидел. Но мы же знаем, что это не важно, важно не повторять более той же ошибки. Мама говорит, что только так можно научиться чистоте сердца.

– Прям так и говорит?

– Да, я даже наизусть выучил. Как я буду знать, что пачкает сердце, если не подставлю себя ударам жизни, которые взбаламутят осадок в моей неисследованной душе. И только так я смогу понять, что таится на дне.

– Ох и мудреными словами говорит твоя матушка.

– Ага. А еще мама говорит, что мы не хорошие и не плохие. Мы те, кто мы есть. Но чистая душа умеет уважать это и в других, и не претендовать, чтобы другие были удобными нам.