
Полная версия
Встретимся на мосту. Песнь любви и проклятия
– Да что вы понимаете в политике, сударыня? – огрызнулся граф.
– В политике? Ваши дурацкие, самонадеянные игры в заговор вы называете политикой? Если бы вы хоть немного думали о семье, вы бы не попались так глупо, так бездарно…
Гневный монолог графини оборвала звонкая пощёчина. Через мгновение гробовой тишины столовая наполнилась женскими рыданиями. Виола расплакалась и с головой накрылась одеялом. Это всё из-за неё!
Между тем рыдания и голоса переместились из столовой в родительскую спальню. Графиня ещё какое-то время плакала и жаловалась на жестокую судьбу, а граф бубнил что-то утешительное. Виола вслушивалась, но не могла разобрать слов.
Женский плач становился всё тише, мужской голос бубнил всё бессвязнее, затем всё стихло. А через несколько минут Виола услышала мелодичные женские стоны и громкие мужские вздохи. «Опять массаж делают, – рассеянно подумала Виола. – И почему каждый раз, когда поссорятся, они начинают делать массаж? Наверное, это как-то помогает успокоиться. Надо будет упросить матушку, чтобы научила меня тоже делать такой успокаивающий массаж. Это в жизни точно пригодится. Графиня дэ Сэнт-Флорис должна уметь держать себя в руках при любых обстоятельствах». Размышляя таким образом, Виола не заметила, как задремала.
Проснулась от того, что услышала царапанье ключа в замке. Кто-то тихо прошёл в комнату и сел на край постели. Виола потёрла глаза, сдвинула одеяло и зажмурилась от яркого света. Мать Виолы сидела на постели и с нежностью смотрела на дочь. Виола заметила румянец на материнских щеках, залюбовалась распущенными волосами, небрежно запахнутым пеньюаром. «Какая же у меня красивая мама! – подумала девушка. – Когда вырасту, буду как она».
– Виола, доченька, – заговорила графиня, – твой отец хочет сказать тебе нечто очень важное. Только, пожалуйста, не перебивай и не возражай.
Графиня улыбнулась, встала и вышла из комнаты. Виола села на край постели, поправила подол платья и пригладила волосы. Граф Вильям зашёл в комнату, поставил стул перед кроватью и сел.
– Виола, дитя моё, я тут обсудил с вашей матушкой положение и принял следующее решение, – заговорил граф. Он закинул ногу на ногу и сложил руки в замок. – С завтрашнего дня вы будете обучаться дома, под нашим с графиней присмотром и руководством. В пансион вы будете приходить только на итоговые экзамены. Это первое.
Виола обрадовалась и мысленно захлопала в ладоши. Но потом пришла мысль, что отец, пожалуй, замучает её своей строгостью и придирками похлеще классной дамы.
– Второе. Наше финансовое положение несколько изменилось, по сравнению с прошлым годом. Поэтому, в целях экономии, вы с вашей матушкой будете теперь сами шить себе платье и всё необходимое. Кроме обуви, разумеется.
От изумления Виола даже приоткрыла рот.
– А шляпки? – дрожащим голоском пролепетала она.
– И шляпки. Тоже будете делать сами, – в голосе графа прозвучала нотка злорадства. – Мужайтесь, дитя моё, мы проживаем тяжёлый период, но должны сохранять лицо. Я объявляю режим жёсткой экономии. А вы с вашей матушкой должны сделать всё, чтобы окружающие об этом не догадались.
– Батюшка, а кухарка? Нам и готовить придётся самим?
– Нет, это исключено. Хоть мы и не принимаем у себя гостей, но иногда случаются деловые визиты, и никто не должен заподозрить, что в доме графа дэ Сэнт-Флорис что-то не так. Из прислуги по-прежнему остаются ваша камеристка и мой камердинер, остаётся кухарка и дворник.
Виола потрясённо молчала. Казалось, с каждым словом отца беззвучно и необратимо рушится весь привычный мир. Какой ужас! Режим жёсткой экономии. Прощайте, нежнейшие розовые зефирки из кондитерской, милые шляпки с цветными лентами, кружевные перчатки и тонкие шёлковые чулки из столичных магазинов. Флора милосердная, какое унижение, какой позор!
– Будьте благоразумны, Виола, проявите терпение и стойкость перед лицом суровых испытаний. Я на вас надеюсь, – сказал граф и, поцеловав дочь в лоб, вышел из комнаты.
Графиня Алисса тут же снова зашла и тихо села рядом, обняла за плечи тёплой рукой, мягко поцеловала волосы.
– Матушка… – только и смогла произнести Виола.
Какое-то время мать и дочь сидели обнявшись, в молчании. И вдруг Виола спохватилась:
– Матушка, а где наш Бастиан? Я с утра не видела его.
– С нашим фамильяром всё благополучно, – ответила графиня. – По крайней мере, ваш отец клятвенно обещал, что с Бастианом всё будет хорошо.
– Что вы хотите сказать? Я вас не понимаю…
– Жёсткая экономия началась с нашей собаки, – пояснила графиня. – Содержать настоящего семейного фамильяра – дорогое удовольствие. Граф Вильям нашёл нового хозяина нашему Бастиану, тоже потомственный природный маг, как и ваш отец, из старинного рода. Там Бастиану будет хорошо.
Этого Виола уже не могла выдержать и заплакала, уткнувшись в тёплое мамино плечо.
– Кстати, мой лунный хронометр, он тебе ещё нужен? – вспомнила графиня. – Ты говорила, что будешь делать с ним домашнюю лабораторную работу, обещала вернуть утром.
Виола замерла. Осознание накрыло её волной холодных мурашек.
– Матушка, я… кажется… его потеряла, – промямлила она.
– Что?! Ты с ума сошла? Как потеряла, где?
– Я н-не знаю… не помню…
Графиня Алисса с тревогой посмотрела дочери в глаза.
– Ну-ка, сними чулки, – велела она.
Виола стянула чулки и подтянула вверх подол платья. Графиня взглянула на её ноги и закрыла ладонями рот, чтобы не закричать, и без того приподнятые её брови взметнулись ещё выше. Мизинец на левой ноге Виолы согнулся в кольцо, ноготь блестел на свету серебристым металлом.
– Флора милосердная! Что же ты натворила, глупая девчонка?! – шёпотом воскликнула графиня. – Как ты умудрилась подцепить метку проклятия?
Виола открыла было рот, чтобы объясниться, но не смогла произнести ни слова. Её сковал ужас.
– Глупая, глупая… самонадеянная дурочка-феечка, – причитала мать. – Теперь от этого проклятия тебе вовек не избавиться.
От страха, от отчаянья, от осознания своей вины Виола разрыдалась в голос. Графиня обнимала её, гладила по голове и покачивала, словно хотела убаюкать, как когда-то в младенчестве.
– Поплачь, поплачь, девочка моя. Для женщины слёзы – первое лекарство. Ничего, мы что-нибудь придумаем, мы ещё поборемся, не будь я Алисса дэ Сэнт-Флорис! А пока… будем учиться жить по-новому, – сказала графиня и протяжно вздохнула.
Глава 3
Прошло три года.
Виола справилась с домашним обучением и даже сдала выпускные экзамены в пансионе благородных дев на «хорошо» и «отлично».
В занятиях с родителями были свои преимущества. Например, мать учила Виолу не только официальным придворным танцам, но и светским, а ещё тайком от графа занималась с ней вокалом. Правда, Виола так и не смогла узнать, почему же отец был против уроков пения, и решила, что это просто аристократические предрассудки, ведь в обществе актёры, танцоры, певцы считались такой же обслугой, как управляющие, камеристки и прочие домашние слуги.
Граф Вильям, кроме предметов из учебной программы пансиона, обучал Виолу техномагии, общению с механизмами и разными приборами. Виола с содроганием вспоминала, как однажды отец сказал ей: «Представь себе коробку скоростей, самую простую. И начерти её в трёх проекциях – вид сверху, вид спереди и в разрезе».
Виола была озадачена. Слова «коробка скоростей» вызывали в её сознании только один образ: аккуратная прямоугольная коробка из картона, белая в розовую полоску, на крышке надпись «коробка скоростей», а под крышкой прячется множество маленьких красивых лошадок, и у каждой лошадки на боку изящно написано «скорость».
Каково же было изумление Виолы, когда граф положил перед ней на стол какую-то металлическую штуковину, перемазанную маслом.
– Отец, я ничего не понимаю… – пролепетала девушка. – И вообще, зачем мне техномагия? Мы же маги природных стихий, растений там… деревьев.
– Дитя моё, жизнь – такая сложная история… Никогда не знаешь, чем придётся зарабатывать на хлеб, – со вздохом сказал граф. – Понимаю, что тебя это пугает, но, поверь, однажды тебе это может пригодиться. Только, умоляю, не вздумай рассказать кому-нибудь, что хоть что-то понимаешь в инженерной магии. Для девушки из благородной семьи это почти оскорбление.
Жизнь в режиме жёсткой экономии заставила Виолу вспомнить уроки рукоделия и взяться не только за шитьё, но и за вязание. Вместе с матерью она вязала крючком кружевные салфетки и скатерти. Графиня Алисса вышивала потом на них затейливые цветочные узоры, а камеристка Полли продавала всё это на рынке.
Граф Вильям вспомнил о том, что он всё-таки потомственный природный маг и начал выращивать на клумбах овощи. А чтобы соседи не заподозрили гордого аристократа в недостойных занятиях крестьянским трудом, граф магическими приёмами маскировал капусту, картошку и морковь под экзотические цветы. Часть этих овощей шла на еду, а часть на продажу. Верный камердинер Фукс успешно торговал ими на местном рынке.
Страдания первой влюблённости, мечты о красавце эльфе и прочие девчачьи глупости из головы и жизни юной феи быстро вытеснили вынужденная дисциплина, сосредоточенная учёба, постоянное желание что-нибудь съесть и прочие спутники унылой бедности, которую графская семья тщательно скрывала от окружающих.
* * *
Однажды граф Вильям получил письмо. В этом не было бы ничего удивительного, если бы не резкая перемена настроения, которая произошла с графом. Он забегал по столовой, которая одновременно была и гостиной, и с какой-то нервной радостью восклицал: «Алисса! Алисса, мы спасены! Спасены! Хвала Флоре милосердой! Мы спасены!».
Графиня выхватила у мужа письмо, быстро пробежала глазами и тоже запричитала: «Спасены! Какое счастье! Услышаны наши молитвы. Великая Флора, хвала тебе!».
Виола с недоумением наблюдала за родителями. Её жгло любопытство, и наконец она не выдержала и спросила:
– Что случилось, отец? Матушка, что произошло?
– Какое счастье! Конец нашим страданиям! – воскликнула графиня и горячо расцеловала дочь. – Мы сможем вернуться в столицу, может быть даже сможем вернуться ко двору. Но самое главное – мы снова будем богаты! Какое счастье!
Виола поняла, что пока родители не успокоятся, она ничего не сможет узнать. Достала из буфета пузырёк с настойкой валерьяны, накапала в две рюмочки и подала графу и графине. Те лихо опрокинули настойку и, нервно посмеиваясь, уселись за стол. Виола тоже села на своё обычное место за столом, сложила перед собой руки и приготовилась слушать.
– Виола, дорогая Виола… – заговорил с волнением граф, – в этом письме согласие на брак. На брак с тобой.
У Виолы брови поползли вверх, её большие глаза цвета малахита стали ещё больше. Казалось, волосы на макушке тоже приподнялись.
– Брак со мной… – растерянно повторила она. – Какой брак? Зачем?
– Видишь ли, доченька, – вкрадчиво заговорила графиня, – в нашем положении у нас почти не осталось возможностей вернуться к прежней жизни. Что может ожидать семью опального дворянина, которого обвинили когда-то в поддержке государственного переворота? Медленная смерть в ссылке, в нищете и забвении.
Графиня судорожно вздохнула. Граф накрыл её руку своей и осторожно сжал. Алисса ответила мужу благодарным взглядом.
– Ещё год назад твой отец начал искать для тебя хорошую партию, – продолжила графиня. – Если уж нам не суждено вернуться к достойной жизни, так пусть хотя бы наша дочь будет благополучна и богата. Это всё, что мы можем для тебя сделать.
– Но… почему брак? Неужели нельзя найти какой-то другой способ выбраться из бедности? – проговорила Виола. Она отказывалась понимать услышанное.
– Нет другого способа, – жёстко произнёс граф. – Пойми и смирись, Виола. Нет другого способа.
– Ты пойми, доченька, мы ведь не в столице, где можно выбирать из множества отпрысков благородных семейств, на любой вкус и кошелёк, – объясняла графиня. – Да и ты, уж прости за эту горькую правду, не самая желанная невеста. Тебе вот-вот исполнится двадцать, а аристократы предпочитают более юных невест. Ты дочь опального дворянина, который может предложить весьма скромное приданое. Потенциальным женихам ты интересна только своим здоровьем и родовым титулом. Твоему отцу стоило огромного труда найти семью с хорошей родословной, которая согласилась бы породниться с опальными графами дэ Сэнт-Флорис.
Виола молчала. Похолодевшие пальцы вцепились в скатерть.
– Мы понимаем, что ты потрясена этим известием, – сказал граф Вильям, в его голосе звучало отеческое тепло. – Не говори сейчас ничего. Мы подождём. Полли! – Камеристка тут же вошла в столовую. – Помогите леди Виоле подняться к себе. Ей необходимо отдохнуть.
Камеристка кивнула и осторожно взяла Виолу под руку.
Оставшись вдвоём, граф и графиня ещё раз перечитали письмо. Граф достал из буфета бутылку цветочной наливки и наполнил бокалы.
– Выпьем, Алисса, мы заслужили это маленькое удовольствие.
– Пожалуй, нашей девочке тоже стоит выпить немного наливки, – заметила графиня. – Для неё всё это слишком неожиданно.
Граф наполнил ещё один бокал и велел Полли отнести его молодой госпоже.
– Ничего, Виола вполне благоразумна, – сказал он, – поспит, успокоится, подумает и согласится.
– Согласится. Пока не увидит будущего супруга.
– Ничего. Как говорят в народе: с лица воды не пить, – отозвался граф.
Виола сидела на постели, поджав ноги и обхватив колени руками. Когда камеристка принесла ей бокал с наливкой, девушка даже не взглянула на служанку. «Я конечно, понимаю, что любви и счастливого замужества мне не видать, – рассуждала Виола, – но почему отец даже не обмолвился о том, что ищет мне жениха? Я бы хоть привыкла к этой мысли…» От обиды сдавило горло и захотелось плакать.
Девушка взяла бокал и крупными глотками осушила его, не чувствуя вкуса. Наливка подействовала сразу – мягкое тепло сначала раскрыло сжавшееся горло, затем опустилось в тело и согрело до кончиков пальцев. Плечи расслабленно опустились, спина выпрямилась, руки, обнимавшие колени, сами собой опустились на постель.
«Так! Чего это я тут сижу? – вдруг пришла мысль. – Мне через два месяца исполнится двадцать, я уже вполне взрослая и могу действовать самостоятельно. Я хочу знать, что меня ждёт». Виола поднялась и пошла в столовую. Она была уверена, что родители всё ещё там.
Граф читал газету, а графиня вышивала на пяльцах салфетку. Увидев на пороге комнаты дочь, они переглянулись. А Виола решительно прошла к столу и села на своё место.
– Отец, вы сказали, что в письме согласие на брак, – начала она. – Расскажите же, кто согласился на мне жениться? И на каких условиях?
– Это письмо от адвоката, который ведёт семейные дела барона Дэн Эвона, – заговорил граф Вильям таким тоном, будто речь шла о рассаде капусты. – Барон озабочен поиском невесты для своего единственного сына. Его адвокаты обращались с соответствующим предложением ко всем подходящим семействам. Однако только мне удалось договориться с представителями барона.
– Удалось договориться? – переспросила Виола. – В чём же тут трудность? У барона сын-жених, у вашего сиятельства дочь на выданье. Да, я помню, что сказала матушка о моём приданом и о репутации нашей семьи. Но, мне кажется, статус барона Дэн Эвона позволяет ему не обращать внимания на подобные мелочи. Так в чём же состояла ваша работа, милорд?
Виола смотрела на отца, а тот медлил в каком-то странном замешательстве.
– Видишь ли, доченька… – вступила в разговор графиня Алисса, – отец не хотел раньше времени волновать тебя разговорами о замужестве. Может ничего бы и не получилось, а ты бы уже настроилась, думала бы об этом. Мы просто не хотели волновать тебя понапрасну.
Виола слушала и не могла отделаться от ощущения, что родители что-то скрывают, не договаривают что-то очень важное.
– Матушка, но теперь-то я всё знаю, – возразила она. – Теперь, когда вы уже всё решили, скажите же, наконец, чего мне ждать? Вы же сами напомнили мне о моём возрасте. До моего двадцатилетия осталось всего два месяца. Значит выдать меня замуж уже можно, а рассказать правду об этом браке нельзя? В ваших глазах я всё ещё недостаточно взрослая, чтобы знать правду?
Граф вздохнул, графиня взяла его за руку.
– Ты права, дочка, – заговорил отец, – хоть барон и ниже нас по статусу, размер приданого ему вообще неинтересен. Ты, наверное, слышала, что барон Дэн Эвон несметно богат, богаче короля. На эксцентричные выходки барона наш государь смотрит сквозь пальцы, ведь Дэн Эвон – всего лишь дальний родственник королевской фамилии. Да и при дворе он редко появляется. Только когда король сам вызывает его из глухомани, в которой обитает Дэн Эвон.
Признаться, когда я получил письмо с брачным предложением, я хотел сразу отказать. Думаю, что многие, получившие такие же письма до меня, именно так и поступили. Но я показал письмо вашей матушке, и она мудро посоветовала не спешить с отказом. Потом мы с графиней много думали. Я считаю, мы нашли вариант, который устроит обе стороны. А главное, этот вариант решает все наши проблемы.
С каждым услышанным словом у Виолы в душе росло ощущение опасности, какой-то пока ещё неявной, но страшной западни. От напряжения девушка вцепилась в край скатерти.
– Отец, пощадите… Не тяните из меня душу вашими рассуждениями! Скажите, наконец, главное! – воскликнула Виола.
– Главное условие этого брака – твоё согласие, – сказала графиня.
– Согласие?! И всё?!
– Да. Согласие выйти замуж за наследника Дэн Эвона и исполнить свои супружеские обязанности, – твёрдо проговорила графиня. – Барону нужен внук. А впрочем, эту семью устроит наследник любого пола, они будут рады и девочке. Барон согласился на все условия, которые выдвинул твой отец.
За твоё согласие и венчание мы получим сумму, которая позволит нам сразу погасить все долги. И ещё останется на новый гардероб и сытую жизнь как минимум на год. Как раз до того момента, когда ты родишь наследника или наследницу. Как только это произойдёт, мы с твоим отцом получим ещё такую же сумму. При этом твоё приданое остаётся в нашей семье, поскольку барону эти жалкие гроши совершенно не интересны. Теперь ты понимаешь, почему мы так счастливы? Это наше спасение!
– Сказочная щедрость. Но почему же другие семьи так легкомысленно отказались от предложения барона? Неужели только из-за его низкого статуса? – спросила Виола. Ощущение надвигающейся катастрофы сковало тело.
Граф Вильям выдержал паузу и сухо произнёс:
– Потому что сын барона – урод.
В столовой повисла звенящая тишина.
– Он такой уродливый, что ни одна девица не может на него смотреть без истерики и обморока. Даже портовые девки, которые всякого навидались, шарахались от него, – продолжал граф. – Барон так долго не мог найти для сына невесту, что уже отчаялся. Говорят, что род Дэн Эвонов проклят, поэтому у них в каждом поколении рождается или выживает лишь один ребёнок. А этот наследник ещё и родился уродом. Правда, говорят, он умён и хорошо воспитан. Но краше от этого парень не стал.
– Выходит… вы меня продали… за новые панталоны и свежую булку, – с трудом проговорила Виола.
И тут графиня Алисса вскочила и заметалась по столовой.
– Замолчи, Виола! – закричала она. – Не смей! Не смей упрекать нас! Я не могу больше так жить, не могу и не хочу мириться с этой унизительной бедностью, с этой экономией и бесконечным враньём. Я хочу нормальной еды, хочу свежего хлеба и наваристого бульона, хочу нового красивого платья и атласных простыней. Я ненавижу эти салфетки, эти бесконечные миленькие вышивки, эти вязальные крючки! Я искалечила все пальцы проклятыми вышивальными иглами! А ты… капризная эгоистка! Кто ещё позаботится о нас с отцом на склоне лет? Кто обеспечит нам тихую сытую старость? Это твоя святая обязанность! И не смей возражать!
Графиня зашлась в истеричном крике. Граф вскочил, схватил её за руки и крепко обнял, прижимая к себе. Алисса залилась слезами. Муж осторожно увёл её из столовой.
Виола молчала, раздавленная услышанным, оглушённая горькими материнскими словами.
Западня захлопнулась.
Следующие несколько недель, до своего дня рождения, Виола прожила как во сне. Она вставала утром, умывалась и одевалась, как механическая кукла, которую по утрам заводят ключиком. Спускалась в столовую, здоровалась с родителями и садилась за стол. Ела, не чувствуя вкуса, садилась за привычное рукоделие, что-то отвечала, когда родители спрашивали её о самочувствии и настроении. Всё это она делала, не думая, не вникая, не испытывая ничего. Внутри, казалось, всё вымерзло, не осталось ни единой искры чувств или желаний. Может, это и к лучшему, иначе Виола уже ослепла бы от горьких слёз или умерла от сердечной боли. Внутри жила только одна мысль: «Продали. Меня продали».
Время от времени мать садилась рядом, подавала ей бокал с цветочной наливкой и вкрадчиво что-то говорила. До сознания Виолы долетали обрывки слов «долг», «богатство», «терпение»… Она молчала и кивала.
Однажды ей в голову пришла одна, как показалось, спасительная мысль.
– Матушка, скажите, в роду Дэн Эвонов тоже ведь есть магия? – спросила Виола, оживившись. В её потухших глазах затеплился огонёк надежды.
– Конечно, как у всех аристократических родов в нашем королевстве, – с готовностью ответила графиня.
– Значит они могут каким-нибудь заклинанием или ритуалом изменить внешность своего сына? Чтобы он для окружающих выглядел обычным, здоровым человеком. Разве нет?
Графиня помолчала немного, затем вздохнула и нехотя ответила:
– Видишь ли, дочка, дело в том, что это, конечно, можно… укрыть магией истинный облик человека. И этот наведённый образ может держаться довольно долго. Но… Чтобы зачать ребёнка… здорового ребёнка, родители в момент зачатия должны быть очищены от магии. Иначе результат может оказаться совсем не тот, на который рассчитывали. Понимаешь?
Виола молчала.
– В постели вы будете такими, как есть. Иначе ничего не получится. Или того хуже, родится невесть что, – продолжала графиня. – Тебе придётся увидеть своего супруга во всём его уродстве и принять его ласки. Хотя…
– Хотя? – бесцветным эхом отозвалась Виола.
– Если в спальне будет достаточно темно, то всё может быть не так страшно. В конце концов… на ощупь все мужчины похожи друг на друга…
Виола подняла на мать изумлённый взгляд.
– Матушка?..
Графиня быстро отвела глаза и махнула рукой.
– Когда дойдёт до дела, требуй, чтобы в спальне была полная темнота. И всё будет хорошо, – уверенно закончила она.
Виола молча кивнула.
Глава 4
Это был самый печальный день рождения в жизни Виолы.
Граф и графиня, наоборот, с самого утра были в приподнятом настроении, улыбались и мило переговаривались друг с другом, как будто были одни в целом свете. Кухарка испекла праздничный кекс, усыпанный ягодами, цветными сахарными крошками и маленькими цветочками из миндального теста – роскошь, от которой Виола успела отвыкнуть. И от этого ей становилось ещё тоскливее. В голове вертелась мысль, что её готовят на заклание, как гуся на зимний праздник новогодья – откармливают и украшают.
– Виола, дорогая, завтра ты отправляешься в чудесное путешествие к берегам новой жизни, – с воодушевлением проговорил граф Вильям.
– Ты поплывёшь на прекрасном корабле к богатству и счастью, – подхватила графиня, – к новой жизни, в которой ты станешь замужней женщиной и богатейшей дамой нашего королевства! И пусть все принцессы, герцогини и прочие аристократы умрут от зависти! Ну же, Виола, задуй скорее эти свечи!
Виола зажмурилась и что есть силы дунула на язычки огня на тоненьких розовых свечках, украшавших кекс. Родители, камеристка Полли и Фукс дружно захлопали в ладоши.
– С днём рождения, леди Виола! Всех благ вашей милости! Да пошлёт вам Флора всемилостивая счастья, богатства и здоровья! – восклицали слуги.
А Виоле хотелось завыть от отчаяния.
Остаток дня был наполнен радостной суетой, сборами и наставлениями. Полли и Фукс укладывали багаж Виолы, кухарка пекла в дорогу пирожки, графиня собственноручно варила специальные леденцы – от простуды, от морской болезни, для крепкого сна и ещё какие-то особые, про которые обещала рассказать Виоле перед самым отплытием.
Граф Вильям ходил по дому, заложив руки за спину, и с удовлетворением наблюдал за сборами. По его мнению, всё складывалось наилучшим образом: завтра Виола сядет на корабль, идущий в Калитрикс, столицу королевства, там встретится с представителями жениха, подпишет брачный контракт и отправится венчаться во владения баронов Дэн Эвонов. А следом графу Вильяму дэ Сэнт-Флорису на счёт в банке упадёт кругленькая сумма. Что может быть прекраснее?
* * *
Белоснежный гигант тихо покачивался на бордовых волнах, ослепляя восторженную толпу зевак сверканием золотых букв по борту – «Королева Роз». Виоле он напомнил шапку взбитых сливок, плавающую в чашке чая каркаде. «Хотя бы на красивом корабле поплыву, – думала Виола. – Билет самый дешёвый, третьего класса, зато каюта одноместная. И на том спасибо, отец».