Двойной секрет. Медовая ловушка

Мы подошли к двери нашего кабинета. Она была приоткрыта, что уже казалось странным – обычно Ева запирала офис, когда уходила.

Александр толкнул дверь, и мы застыли на пороге от неожиданного зрелища. Из-под моего стола виднелась женская фигура, точнее – весьма аппетитная часть этой фигуры, обтянутая строгими брюками. Ева стояла на четвереньках, очевидно, что-то разыскивая под столом, и при этом энергично шевелила попкой.

Вот дьявол.

Такой вид почти заставляет меня поверить в Бога. Интересно, если бы я оказался рядом с ней под этим столом…

Мы с Александром обменялись быстрыми взглядами. Его глаза загорелись азартом, а на губах заиграла ухмылка.

Не верю, что участвую в этом школьном фарсе. Но если кто-то и должен выиграть этот нелепый спор, то только я. К тому же, возможно, это шанс выяснить, что она на самом деле ищет в нашей компании. Совместив приятное с полезным.

Тем не менее, когда Саша молча протянул мне руку, я, сам от себя не ожидая, ударил по ней своей ладонью, скрепляя нелепый спор.

– Кхм-кхм, – громко прочистил я горло, решив прекратить это неловкое зрелище.

Реакция была мгновенной и комичной. Ева дернулась, явно не ожидая нашего появления, и с глухим стуком ударилась головой о нижнюю часть стола.

– Ай! – послышалось из-под столешницы, а затем наша помощница начала выбираться наружу, потирая затылок.

Даже сейчас, растрепанная и смущенная, она выглядит соблазнительно. Эти слегка растрепавшиеся волосы, румянец на щеках, приоткрытые губы… И эти глаза, синие-голубые, как летнее небо после дождя.

– Доброе утро, Ева, – произнес я максимально нейтральным тоном. – Не ожидал увидеть вас в такой… исследовательской позиции с самого утра.

Ее лицо залилось краской, когда она наконец выпрямилась и встретилась с нами взглядом. Рубашка слегка выбилась из пояса, обнажив плоский животик. Я непроизвольно задержал взгляд на этом маленьком, но таком соблазнительном участке.

– Доброе утро, – пробормотала она. – Я… я уронила серьги. Одна закатилась под стол.

– И нашли? – спросил Александр, с трудом сдерживая улыбку.

– Да, – она показала маленькую жемчужную серьгу, зажатую в ладони.

Интересно, почему она так нервничает из-за обычной серьги? Впрочем, глядя на нее, трудно сосредоточиться на логических цепочках. Черт, Феликс, возьми себя в руки. Она – потенциальная угроза, а не объект для фантазий, даже если в этой юбке ее бедра выглядят так, что можно потерять голову.

– Замечательно, – я прошел к своему столу и поставил на него стаканчик с кофе. – Надеюсь, это стоило шишки на голове.

– Это подарок… дорого мне человека, – она быстро вернулась к своему рабочему месту, поправляя рубашку и приглаживая волосы. Движения ее рук были плавными, почти гипнотическими. – Не хотелось бы потерять.

– Очень предусмотрительно, – кивнул, разглядывая, как она садится, скрещивая ноги. – Кстати, о японских инвесторах. Не забудьте заехать в кондитерскую на Патриарших. У господина Танаки слабость к французским макарунам.

– Уже включила в сегодняшний маршрут, – отчиталась она, глядя на меня своими невероятными глазами.

Интересно, как они выглядят, когда она возбуждена? Темнеют, как море перед штормом, или наоборот, становятся ярче? «Синеглазка», хотел бы я увидеть твой взгляд, когда ты теряешь контроль…

Александр демонстративно громко фыркнул, устраиваясь за своим столом.

– Какие-то проблемы, Саша? – я приподнял бровь.

– Нет, просто вспомнил кое-что забавное, – он подмигнул мне так, чтобы Ева не заметила.

Как дети малые. И этот человек управляет многомиллионным бизнесом.

Я сел за стол и включил компьютер, краем глаза наблюдая, как Ева приводит себя в порядок после встречи со столешницей. Что-то в ней определенно было не так. Слишком идеальная, слишком старательная. И эта странная история с сережкой…

Кто этот человек, который ей так дорог? Любовник?

Но если она действительно шпионка, то чья? И что ей нужно? Информация о наших клиентах? Данные о сделках?

И почему, черт возьми, даже мысли о том, что она может быть моим врагом, не уменьшают желания прижать ее к стене и целовать, пока она не начнет стонать? Синеглазка сама не знает, с каким огнем играет.

– Ева, – позвал я, дождавшись, когда Александр отойдет к окну с телефоном. – Не могли бы вы сегодня задержаться после работы? Мне нужна ваша помощь с одним… личным делом.

Она посмотрела на меня с плохо скрываемым удивлением и настороженностью. На секунду мне показалось, что в ее глазах промелькнуло что-то похожее на интерес, даже возбуждение. Синева стала глубже, темнее.

– Конечно, Феликс Аркадьевич. Чем я могу помочь?

– Обсудим вечером, – улыбнулся своей самой располагающей улыбкой, представляя, как было бы приятно услышать свое имя из ее уст в более интимной обстановке. «Феликс», произнесенное тихим, чувственным голосом, а не формальное «Феликс Аркадьевич». – И давайте договоримся – это останется между нами.

Ее глаза на мгновение расширились, а затем она кивнула, явно заинтригованная. Кончик языка скользнул по ее нижней губе, и я почувствовал, как в паху разливается жар.

Вот же черт. Эрекция на одно движение языка. Я теряю хватку.

Глава 9

Четыре букета в жизни женщины имеют особое значение: первый – от школьной любви, второй – от мужа, третий – от любовника, и четвертый – от подозреваемого в промышленном шпионаже босса. По крайней мере, так говорила моя мама. Ладно, последнее я придумала сама.

День подходил к концу, и офис постепенно пустел. Часы показывали шесть вечера, а я все  еще  сидела за своим столом, пытаясь разобраться с документами для завтрашней встречи. Голова раскалывалась, а телефон не переставал вибрировать от сообщений Василисы.

«Кирилл такой классный! Он угостил меня мороженым!»

«Мы идем в кино! Не жди меня рано!»

«Он меня ДЕРЖИТ ЗА РУКУ!!!»

Боже, она как пятилетка на первом свидании. Надеюсь, этот Кирилл действительно милый программист, а не серийный убийца с хобби расчленять наивных девочек.

Отложила телефон и потерла виски. Мысли о сестре, о боссах и об отце смешались в голове в невообразимый клубок. Месяц на то, чтобы найти доказательства. А я до сих пор ничего не нарыла, кроме странного поведения Островского в ресторане и коллекции антикварного оружия Пушкина.

– Ева, вы еще  здесь? – голос Александра Сергеевича вырвал меня из раздумий.

Подняла взгляд и увидела, что он стоит в дверях кабинета. В руках у него был… букет. Огромный, пышный, с белыми розами и какими-то голубыми цветами, названия которых я не знала.

– Да, заканчиваю с документами для завтрашней встречи, – ответила, стараясь скрыть удивление.

Он подошел к моему столу и положил букет прямо на папки с документами.

– Это вам, – сказал, и на его обычно строгом лице мелькнула легкая улыбка. – За отличную работу и терпение. Не каждый выдерживает наши… нестандартные поручения.

Букет? От Пушкина? Может, у меня начались галлюцинации от переутомления? Или это очередная проверка?

– Спасибо, – произнесла я, чувствуя, как к щекам приливает кровь. – Не стоило…

– Стоило, – он кивнул. – Розы подобраны под цвет ваших глаз. Продавщица в цветочном салоне клялась, что это точное совпадение.

Под цвет моих глаз? Это что, комплимент? От человека, который коллекционирует дуэльные пистолеты и носит кружку с угрозами?

– Очень… неожиданно, – осторожно коснулась лепестков. Цветы действительно были прекрасны.

– Иногда я могу быть непредсказуемым, – Пушкин усмехнулся. – Не засиживайтесь допоздна, Ева. Даже самым преданным сотрудникам нужен отдых.

С этими словами он развернулся и направился к выходу. У двери он остановился и, не оборачиваясь, добавил:

– И не забудьте завтра забрать документы из нотариальной конторы. До девяти утра.

Конечно. Букеты букетами, а работа работой. Интересно, он и жене своей, если она у него есть, дарит цветы с напоминанием о домашних обязанностях?

Не успела дверь за Пушкиным закрыться, как в кабинет вошел Островский. Его взгляд сразу же упал на букет.

– О, я вижу, наш Саша решил впечатлить вас своими познаниями в ботанике, – он подошел ближе и скептически осмотрел цветы. – Белые розы и дельфиниумы. Как банально. Словно открытка из цветочного магазина эконом-класса.

И вот оно. Я уже начала беспокоиться, что Островский потерял свое  чувство интеллектуального превосходства.

– Мне кажется, букет очень красивый, – ответила, сама удивляясь, почему защищаю выбор Пушкина.

– Если вам нравится очевидное, – Островский пожал плечами. – Лично я предпочитаю орхидеи. Они как загадочные женщины – сложные, экзотические и требующие особого подхода.

Он присел на край стола, слишком близко, нарушая личное пространство. От него пахло дорогим парфюмом с нотками сандала и цитруса.

– Александр Сергеевич сказал, что цветы подобраны под цвет моих глаз, – зачем-то сказала я, чувствуя себя глупо.

– Разумеется, – Островский улыбнулся, демонстрируя свои знаменитые ямочки и идеальные зубы. – Очевидное решение для очевидной красоты. А вот для того, чтобы по-настоящему передать всю глубину ваших глаз, Ева, потребовалось бы что-то более… изысканное.

Изысканное? Серьезно?

Интересно, они устроили соревнование «кто лучше подкатит к помощнице»? Или это какая-то хитрая тактика, чтобы проверить, насколько я податлива на комплименты?

– Вы хотели обсудить что-то… личное? – спросила, вспомнив его утреннюю просьбу.

– Ах да, – его глаза блеснули. – Не хотите ли поужинать со мной? Я знаю отличный ресторан неподалеку.

Ужин? С Островским? Которого я видела в ресторане с таинственной брюнеткой? Это становится все  интереснее.

Когда я последний раз была в ресторане с красивым мужчиной? 

НИКОГДА.

– Боюсь, сегодня не получится, – пытаясь звучать искренне. – У меня планы.

Кто сказал, что я должна бежать сломя голову на сведение к самому видному жениху столицы? А, может быть, должна? 

– Какая жалость, – он не выглядел особо расстроенным. – Тогда, может быть, вы могли бы помочь мне с другим вопросом? Мне нужна женская точка зрения.

О, только не это. Сейчас начнется классическое «какой галстук мне надеть на свидание с другой» или «что подарить этой самой другой на день рождение»?

– Конечно, – ответила, стараясь сохранять профессиональный тон, но где-то внутри кольнула предательская, неизвестно откуда взявшаяся ревность.

Он достал из внутреннего кармана пиджака маленькую бархатную коробочку. Мое  сердце на мгновение замерло.

Началось.

– Как вы думаете, понравится ли женщине такой подарок? – он открыл коробочку, и я увидела изящное серебряное колье с кулоном в виде… шахматного коня.

Шахматный конь. Конечно. Что еще  это могло быть?

– Это… своеобразно, – ответила честно.

– Именно! – он просиял. – Оригинальность – вот что ценят интеллектуально развитые женщины. Не банальные цветы, которые завянут через пару дней, а символ, имеющий глубокий смысл.

«Интеллектуально развитые женщины?». Господи, он действительно такой сноб или просто хорошо играет роль?

– Кому предназначен подарок, если не секрет? – спросила, надеясь выяснить что-то о таинственной брюнетке из ресторана.

– Это пока тайна, – он подмигнул. – Кстати, у вас есть планы на завтрашний вечер?

– Пока нет, – ответила, мысленно проверяя свой график. Василиса будет дома. Встреча со связным сегодня. Завтра… вроде бы свободна.

– Тогда, возможно, мы могли бы продолжить наш разговор. В более спокойной обстановке, – его голос стал ниже, приобретая бархатистые нотки, отчего по рукам побежали мурашки.

Что происходит? Он флиртует со мной? Или это очередная проверка? Если Островский действительно замешан в деле отца, то сближение с ним могло бы помочь… Но это так… противно.

– Возможно, – неопределенно ответила я. – Все  зависит от того, насколько загруженным будет завтрашний день.

– Я постараюсь не перегружать вас поручениями, – Феликс улыбнулся и встал. – Хотя не могу обещать того же за Александра Сергеевича. Он у нас настоящий трудоголик.

Как будто сам он не заваливает меня поручениями от сходить в антикварный магазин до проследить за несуществующим партнером.

Телефон снова завибрировал. На этот раз не Василиса, а связной:

«Встреча отменяется. За вами следят. Не выходите на контакт. Ждите инструкций»

Отлично. Просто замечательно. За мной следят? Кто? Мои боссы? Кто-то еще? И теперь я даже не узнаю новости об отце. Что вообще происходит?

По спине пробежал холодок. Если за мной действительно следят, то каждый мой шаг под наблюдением. Каждый разговор. Каждый взгляд. Я машинально осмотрела кабинет, словно ожидая увидеть скрытые камеры в углах.

А что, если камеры здесь действительно есть? Что, если Пушкин и Островский знают, кто я на самом деле? Тогда цветы и комплименты – это просто часть их игры?

Черт!

– Что-то срочное? – Островский заметил, как изменилось мое лицо.

– Нет, просто… личное, – быстро ответила я, пряча телефон.

– В таком случае, не буду вас больше задерживать, – он направился к двери. – Спокойной ночи, Ева. И не забудьте заехать завтра в типографию за новыми визитками. Они должны быть готовы к обеду.

Еще  одно поручение. Конечно. Я уже начинаю думать, что моя основная работа – быть их личным курьером.

Когда дверь за ним закрылась, я устало вздохнула. Букет Пушкина, почти-приглашение на ужин от Островского, отмененная встреча со связным, Василиса на свидании с интернет-знакомым… И всего месяц на то, чтобы распутать этот клубок и спасти отца.

Телефон снова ожил. Василиса:

«Кирилл предложил поехать к нему домой посмотреть его коллекцию винила. Это же безопасно, да? ОН ТАКОЙ КЛАССНЫЙ!»

Твою мать.

«НЕТ! Никаких поездок к нему домой! Немедленно бери такси и езжай домой!»

Ответ пришел почти сразу:

«Расслабься, я пошутила! Мы в кафе, пьем чай. Все  ОК, не нервничай так!»

Чертова шутница. Мне только инфаркта в двадцать семь лет не хватало.

Посмотрела на букет, потом на экран телефона, где остались непрочитанными еще  с десяток рабочих сообщений, потом на часы. 18:37. И я все  еще  в офисе, разрываясь между работой, сестрой и миссией по спасению отца.

Что я здесь делаю? Почему я не могу просто встать и уйти? Броситься в омут с головой, рассказать боссам правду: «Эй, ребята, меня отправили к вам шпионить, потому что вы, возможно, помогли упрятать моего отца в тюрьму. Но раз уж я получаю от вас цветы и приглашения на ужин, может, мы как-нибудь разрулим эту ситуацию?»

Устало потерла виски. Нет, я не могу рисковать. Слишком много стоит на кону.

Телефон снова завибрировал. Теперь это был Пушкин:

«Не забудьте про нотариуса завтра. Документы КРИТИЧЕСКИ важны. Надеюсь, вам понравились цветы»

И следом – Островский:

«P.S. Если все  же решитесь на ужин завтра, надевайте синее. Этот цвет идеально подчеркивает глубину ваших глаз. В отличие от банальных дельфиниумов Александра»

Они что, соревнуются? Или это какая-то изощренная игра? И почему я чувствую себя польщенной, хотя должна быть настороже?

Медленно собрала вещи, бережно взяла букет и выключила свет в кабинете. Завтра будет новый день. И, возможно, я буду на шаг ближе к разгадке тайны своих боссов и спасению отца.

А пока мне нужно вернуться домой и убедиться, что моя сестра не решила вдруг, что коллекция винила – это отличный повод для ночевки у незнакомого парня.

Добро пожаловать в мою жизнь. День четвертый. 

Глава 10

Мягкий свет свечей создавал причудливые тени на стенах обитых шелком. Я стояла посреди просторной комнаты, которая напоминала королевский люкс из исторических фильмов – с массивной кроватью под балдахином, антикварной мебелью и хрустальными люстрами, мерцающими в полумраке.

Я не помнила, как оказалась здесь и почему. Словно время сделало скачок, пропустив несколько страниц сценария моей жизни.

Платье облегало тело, как вторая кожа – светлое, с серебристыми переливами, оно ловило каждый проблеск света и отражало его тысячей крошечных звезд. Волосы были распущены, падая на плечи тяжелыми светлыми волнами. Я не узнавала себя, непривычно женственную, почти неземную в этом сиянии.

– Ты прекрасна, – глубокий голос за спиной заставил вздрогнуть.

Обернулась и увидела Александра Сергеевича в идеально скроенном смокинге, с бокалом шампанского в руке. Его обычно строгий взгляд сейчас был наполнен чем-то, чего я раньше не замечала – темным, глубоким, почти хищным желанием.

– Как и всегда, мой коллега прав, – второй голос, бархатистый и чувственный, принадлежал Феликсу Островскому. Он появился из тени, словно материализовавшись из полумрака. На нем также был безупречный смокинг, а в руке тоже был бокал с шампанским.

Это неправильно. Они мои боссы. Они подозреваемые. Они могут быть причастны к аресту отца. Я не должна быть здесь с ними. Не в такой интимной обстановке и они не должны на меня так смотреть.

Но вместо того, чтобы произнести это вслух, я услышала свой собственный голос, странно низкий и томный:

– Чего вы хотите?

– Разве это не очевидно, Ева? – Пушкин сделал шаг вперед, оказавшись так близко, что я почувствовала тепло его тела. – Мы хотим тебя. С того самого момента, как ты вошла в наш кабинет.

– И мы всегда получаем то, что хотим, – добавил Островский, приближаясь с другой стороны.

Я оказалась между ними – двумя мужчинами, которых должна была разоблачить, но которые сейчас вызывали во мне совсем другие чувства.

Уйди. Немедленно уйди отсюда. Это ловушка.

Но мое тело не слушалось разума. Вместо этого я почувствовала, как внизу живота разливается жар, как учащается дыхание, как кожа становится чувствительнее и все вокруг ярче.

Пушкин первым коснулся меня, его пальцы легко пробежали по шее, убирая волосы в сторону. Его губы, неожиданно мягкие для такого жесткого человека, прикоснулись к обнаженному плечу, вызывая волну мурашек.

– Такая нежная, – прошептал он, и его дыхание обожгло кожу.– Ева-Королева, теперь буду называть тебе именно так.

Островский подошел спереди, его глаза, темные, с золотистыми крапинками, впились в мои.

– Мы знаем, кто ты, Ева, – произнес он, и на мгновение мое сердце остановилось от страха. – Знаем, чего ты на самом деле хочешь.

Его рука скользнула по талии, притягивая ближе, и я ощутила, насколько он возбужден. Эта близость, вместо того чтобы испугать, только усилила мое собственное желание.

Остановись. Подумай об отце. О своей миссии. Ева!

Но мысли путались, растворяясь в ощущениях. Когда Островский наклонился и его губы встретились с моими, я ответила на поцелуй с жадностью, которой сама от себя не ожидала. Его требовательный язык, исследовал мой рот, в то время как руки Пушкина скользили по спине, находя молнию платья и медленно опуская ее вниз.

Прохладный воздух коснулся обнаженной кожи, когда платье соскользнуло с плеч, задержавшись на бедрах. Пушкин развернул меня к себе, не давая Островскому углубить поцелуй, в их руках уже не было бокалов с шампанским.

– Моя очередь, – произнес он, и его губы завладели моими, более напористо, почти грубо.

Я растворялась в их прикосновениях. Четыре руки ласкали мое тело, они покрывали поцелуями шею, плечи, спину. Островский опустился на колени, помогая платью соскользнуть к щиколоткам, оставляя меня лишь в кружевном белье. Его губы прошлись по животу, вызывая дрожь предвкушения.

– Вы… не… не должны, – прошептала, но мой голос звучал неубедительно даже для меня самой.

– Но ты хочешь этого, – ответил Пушкин, пальцы мужчины нежно обхватили мой подбородок. – Не отрицай, Ева. Мы видим тебя насквозь.

– Всегда видели, – подтвердил Островский, поднимаясь и снова прижимаясь ко мне сзади, в то время как Пушкин не отрывал своих глаз от моих.

Я ощущала их обоих – жар их тел, твердость их возбужденных членов, силу их желания. И это было неправильно, безумно, опасно и невероятно возбуждающе.

Пушкин подхватил меня на руки и понес к огромной кровати. Кровать с бордовым балдахином.

Балдахин? Откуда в моих фантазиях балдахин?

Он уложил меня на прохладные шелковые простыни, и Островский присоединился к нам, уже без пиджака, с расстегнутой рубашкой, открывающей вид на его грудь с татуировкой, которую я разглядеть не могла.

– Мы знаем твой секрет, Ева, – прошептал Феликс, склоняясь над моей грудью.

– Знаем, зачем ты здесь на самом деле, – добавил Александр, его рука скользнула между моих бедер, накрывая промежность, а я сама чувствовала, насколько белье промокло от моих соков.

Они знают. Они всё знали с самого начала. Это ловушка. Беги ева!

Но паника тонула в волнах удовольствия, когда их руки и губы исследовали каждый сантиметр моего тела. Когда Островский целовал мою грудь, ловко избавившись от лифчика. А Пушкин, сняв трусики и раздвинув бедра, ласкал обнаженную плоть. Мои собственные руки цеплялись за них, а из горла вырывались стоны и крики

Все плыло перед глазами, вот уже мужчины были раздеты, мы были переплетением тел, желаний, запретных фантазий. Я готова была отдаться им обоим, по очереди и одновременно, утонуть в удовольствии, которое заставляло меня забыть обо всем: об отце, о миссии, о долге, о страхе.

– Скажи, что хочешь нас, – потребовал Александр, нависая надо мной, его глаза потемнели от желания.

– Скажи, что всегда хотела, – прошептал Феликс, его губы у моего уха, его руки на моей груди.

– Я хочу вас, – выдохнула я, сдаваясь окончательно. – Обоих. Всегда хотела.

Пушкин наклонился, его губы почти коснулись моих.

– И мы тебя, Ева. Но что ты готова отдать взамен?

В этот момент лицо Пушкина стало меняться, приобретая зловещие черты. Его глаза потемнели, став почти черными, а на губах заиграла жестокая усмешка.

– Твоего отца? – прошептал он, и его голос словно эхом отразился от стен комнаты.

– Твою душу? – добавил Островский, и его лицо также исказилось, став похожим на театральную маску.

– Твою жизнь? – они произнесли это одновременно, их голоса слились в один пугающий хор.

Комната начала вращаться, свечи замерцали сильнее, а затем внезапно погасли, погружая всё в темноту. Я почувствовала, как падаю куда-то в бездну, и закричала…

…И проснулась, резко сев на кровати, с колотящимся сердцем и прерывистым дыханием. Простыни были смяты и влажны от пота, ночная рубашка сбилась, обнажая бедра и грудь.

Сон. Всего лишь сон.

За окном только начинало светать. Часы показывали 5:13 утра. Я провела дрожащей рукой по лицу, все еще ощущая прикосновения губ Пушкина и Островского на своей коже, их руки на своем теле.

Господи, о чем я только думаю? Это мои боссы. Возможные преступники. Люди, которые могут быть причастны к аресту отца. А я вижу сны, в которых занимаюсь с ними сексом?

Встала с кровати, чувствуя, как подгибаются ноги. Между бедер все еще пульсировало от неудовлетворенного желания. Сон был настолько реальным, что тело отреагировало так, словно все происходило на самом деле.

Нет. Нет-нет-нет. Этого не может быть. Я не могу испытывать влечение к ним. Это всего лишь защитная реакция психики. Ничего более. Это мое долгое воздержание после болезненного разрыва с женихом. 

Тихонько прошла в ванную, стараясь не разбудить Василису, спящую в соседней комнате. Включила холодную воду и подставила под струю лицо, надеясь смыть остатки сна и неуместного возбуждения.

В зеркале отражалось мое лицо – растрепанное, с лихорадочно блестящими глазами и припухшими, словно от поцелуев, губами.

Соберись, Ева. Это просто сон. Ты не хочешь их. Ты не можешь их хотеть. Твоя задача – найти доказательства их преступлений, а не фантазировать о том, как они раздевают тебя в номере люкс и имеют одновременно или поочередно.

Но внутренний голос звучал неубедительно. Потому что где-то глубоко внутри я знала правду.

Что, если они действительно невиновны? Что, если все это время я охотилась не на тех людей?

Опустила голову и крепко зажмурилась. Нет, я не должна сомневаться. У меня есть цель. И никакие эротические сны не заставят меня свернуть с пути.

Держись, папа. Я не подведу тебя.

Но образы из сна продолжали мелькать перед глазами, пока я готовилась к новому дню – дню, когда мне предстояло встретиться с Пушкиным и Островским и сделать вид, что я не представляла их обнаженными всего несколько часов назад.