Военная история казачества

О том, что Московская орда, пошедшая под Казань не единственная, какая считалась казачьей, свидетельствует сообщение, что туда же из междуречья Дона и Волги пришли казаки донские и сильно помогли московскому великому князю во взятии волжской твердыни. По преданию, именно они готовили подкопы под стены, поскольку умели обращаться с порохом, что тогда еще для московского военного искусства было в новинку.

«Когда донцы сведали, что московский царь Иван Васильевич ведет уже семь лет с татарами войну и желал от них взять Казань, то, в рассуждении держимой с ним веры греческого исповедания, вознамерились во взятии оного города помочь его величеству. Сего для помянутый атаман послал от себя некоторую часть казаков своих к устью реки Дон; и велел тамо настрелявши довольное число птиц баб:. коих там находилось весьма множественно, привезть великое количество перьев их. Сими перьями убрал он поверх одежды с головы и до ног войско свое, и так пышно, что каждый человек представлялся превеличайшим страшилищем. Он вооружил их всех военною сбруею, как то: копьями, ружьями, саблями, луками и стрелами и прочим, кто что имел. и повел их под Казань на помощь царю Ивану Васильевичу. Приведчи ж, приноровя в самую ночь, стал, не доходя города, неподалеку стана царского, раскладя в обозе своем огни, по осеннему и морозному времени для обогревания казаков своих, а более для того, чтоб увидело их войско московское. Они. видевши чудовищ таких, коих огнь наипаче еще увеличивал и умножал число их. тотчас доложили об оном царю. Коль скоро ж и царь и сам увидел, то немедленно послал к ним опросить боярина своего, что за люди, откуда и зачем пришли или куда идут. Боярин, исполняя повеление, шел к ним. и что ближе подходил, тем страшнее они казались ему и так, наконец. их убоялся, что принужден был, не только расспроса, неже доходя до них, со страхом возвратиться назад. Царь, разгневавшись, тотчас ему ж итить велел и с тем точно, чтоб неотменно дойти к ним, изведать и расспросить их. Сия посылка боярину весьма важна была: он. идучи к ним. что ближе подходил, тем страшнее чудовищи оны представлялись, и хотя достиг уже до них так, что можно было с ними и говорить, но, видя страшилищ сих, был как полумертв и едва в силах был спросить, что «люди они или привидение». Они громогласно вскричали ему, что «люди они, да и русские вольные, пришедшие с Дону царю Московскому помогать взять Казань и за дом Пресвятыя Богородицы все свои головы положить». Боярин обрадовался, видя и слыша, что люди, поспешнее возвратился назад, нежели до них мог дойти. Он донес об оном царю, который тотчас во утрене ж послал к ним за то великие дары, но чудовищи те того не приняли, а одарили сами богатыми кожами звериными. Притом просили, чтоб царь повелел им взять Казань, что и позволено. Донцы, не упуская времени, на другой же день. подняв святые иконы и навеся на пики свои от баб (пеликанов прим БюАюптиц крылья, пошли к городу Казани, каковой строй их в походе представлялся великим лесом, покрытым снегом, и приблизившись к Казанке речке».

В казачьих песнях тоже упоминаются «казаки старые», что пришли с низу Волги. По описанию современников, они совсем не похожи на, известных русским, казаков. Говорили на языке диковинном, а шлемы и латы их были украшены «бабьими крыльями» – крыльями пеликанов.(Баба – тюрк. пеликан). А это что? Маскировка белыми птичьими перьями на снегу? Ритуальная боевая одежда неведомого племени? И не сродни ли «бабьи крылья» крыльям польских гусар, которые помогали им уцелеть от татарского аркана? И кто эти «казаки старые»? К какому народу относились? Даже, то, что они – христиане, не многое проясняет. Христиане – разных конфессий.

Предположительно, это – азовцы. Православные тюрки, жившие общиной в Азове. Была такая община и вышла из Азова на Дон. Вел ее атаман по имени «Шаарбаш», или «Хоарбаш».Я полагаю – «курбаши», что, на самом деле, не имя собственное, а чин. По тюркски «военный предводитель». Вероятно, этому чину соответствовала высокая черная шапка- трухменка. (тельпек). Как в пене поется «И сорвали черну шапку с атаманской головы». Отсюда же, знаменитые в Древней Руси черные клобуки. И довольно распространенное прозвище Карабаш, которое в русском переводе означает Черная голова, Черная шапка…и даже , если писарь зафиксировавший это имя в Оренбургском войске, был малограмотный башкир, Черномырдин или Черноликов. Именно православные азовцы – черношапочники рассорились с турками, и ушли в нижнее Подонье, поставили там первые казачьи крепости-городки, начали заселять Дон с юга. Была и встречная волна казаков с Верхнего Дона, потому и возникло одновременно два центра – Раздоры и Черкасск. Кроме того, казаки «сходившие на Дон» были представителями разных этносов, что до сих пор отчетливо прослеживается в облике верхнедонских и нижнедонских казаков и в их культуре. Но именно казаки – азовцы вышедшие из Азова положили начало смертельной вражде степных вольных казаков и горожан – азовцев, с которыми, вероятно, их разделяла только вера.

Странно, что историки, преимущественно опираются на русские источники, читая сообщения путешественников, не накладывают маршруты их путешествий на карту. Так монах Пимен, плывший в Черное море, говорит, что на Дону живут русские люди, а затем нет никого, на протяжении нескольких дней пути. Однако, ниже, по берегам Дона, пасутся бесчисленные стада разнообразного скота. Игнатий Смолянин, который сопутствовал митрополиту Пимену в хождении в Царьград весной 1389 г., видел на верхнем Дону «татар много зело яко же лист и яко же песок». Пониже их было «множество обапол (по обоим берегам. B.C.) Дона реки, аки песок». Еще ниже «стада же татарскиа видехом толико множество, яко же ум превосходят: овцы, козы, волы, верблюды , кони». Но это на взгляд издали.

Иосафат Барбаро через полвека как бы наводит на панораму татарского кочевья увеличительное стекло: «Начал подходить народ со стадами. Сначала шли табуны лошадей по шестьдесят, сто, двести и более голов в табуне; потом появились верблюды и волы, а позади них стада мелкого скота. Это длилось в течение шести дней, когда в продолжение целого дня насколько мог видеть глаз, со всех сторон, степь была полна людьми и животными: одни проходили мимо, другие прибывали. И это были только головные отряды; отсюда легко представить себе, насколько значительна была численность [людей и животных] в середине [войска]. <…> Поперечник равнины, занятой массами этих людей и скота, равнялся 120 милям».Такая этническая ситуация не менялась на Поле еще долго. «Монах Жан де Люк в 1625 г. встретил в междуречье Дона и Днепра кочевья татар, у которых было до 400 тысяч голов скота, в основном, овец» (В. Сидоров. Русские крестоносцы.)

К воде спускаются многочисленные поселения «татар», которые встретили русского священнослужителя с большим почтением и гостеприимством. С чего бы? Напрашивается предположение, что они тоже христиане. Почему же русский монах не радуется, что встрече с единоверцами? Скорее всего, они христиане другой конфессии, возможно, несториане..

Сеяли на Дону и хлеб. Я уж не говорю об огородничестве и бахчеводстве, кое в Россию пришло с юга, с земель населенных тюрками, тюрко – хазарами и тюрками -казаками. Характерно: сельскохозяйственные работы велись так, как они и в конце ХIХ века велись казаками на обильных землями Урале и в Семиречье. Не сплошь н не регулярно, но Старое Поле пахалось издавна (ниже 1000-го года не спускаемся). «В то время они жали рожь, – писал монах Гильом де Рубрук, проезжавший средний Дон в июле 1253 г. Пшеница не родилась там хорошо, а просо имеют они в большом количестве».

Двести лет спустя венецианец Иосафат Барбаро, долго живший в Азове-Тане рассказывал: «Около февральского новолуния устраивается клич по всей орде. чтобы каждый, желающий сеять, приготовил себе все необходимое, потому что в мартовское новолуние будет происходить сев в таком-то месте, и что в такой-то день такого-то новолуния все отправляются в путь. После чего те, кто намерен сеять сам или поручить сев другим, приготовляются и уговариваются между собой, загружают телеги семенами, приводят нужных им животных и вместе с женами и детьми – или же с частью семьи направляются к назначенному месту, обычно расположенному на расстоянии двух дней пути от того места. где в момент клича о севе стояла орда. Там они пашут, сеют и живут до тех пор, пока не выполнят всего, что хотели сделать. Затем они возвращаются в орду. (Отражение этого общинного совместного действия – сабантуй. Праздник плуга. Праздник первой борозды сохранившийся у поволжских народов Б.А.)

Хан поступает со своей ордой так же как мать, пославшая детей на пpoгулку, и не спускающая с них глаз. Потому он объезжает все посевы сегодня здесь, завтра там, не отдаляясь (от своих -людей) больше, чем на четыре дня пути. Так продолжается, пока хлеба не созреют. Когда же они созреют, то он не передвигается туда со всей ордой, но уходят туда лишь те, кто сеял, и те, кто хочет закупить пшеницу. Едут с телегами, волами и верблюдами и со всем необходимым, как при переезде в свои поместья.

Земли там плодородны и приносят урожаи пшеницы сам-пятьдесят, причем, она высотой равна падуанской пшенице, а урожай проса сам-сто. Иногда получают урожай настолько обильный, что оставляют его в степи».

В отличие от русских запашек в XIII в., окружавших села и города, татарские в XV-м. как явствует из текста, могли находиться в любой точке Старого Поля «на расстоянии двух дней пути от того места, где в момент клича о севе стояла орда. Таким образом, «дикость» Поля заключалась не в его нетронутости плугом, а лишь в отсутствии землепашества стабильного, системно локализованного на российский крестьянский лад». Так, кстати, до 1917 года шла пахота в Уральском войске.

Почему же, впоследствии, казаки все время просили жалования хлебом из Москвы? Из-за войн исчезла запашка, а население значительно увеличилось и сильно переменилось. Казаки стали только охотниками и воинам. Земли не пахали. Подобно своему современнику арабскому путешественнику ибн Батуте, который странствовал по Золотой орде и всех жителей этого государства считал татарами, не заметив ни славян, ни угро-финнов, кои составлял на его пути большинство населения, так и для Пимена все степняки на одно лицо – «татары».

А как же «русские, которые живут по Дону»? Живут, но только у самых истоков. Если поискать на карте, где плыла лодка русского путешественника, то это окажутся самые верховья – Липецкая область, район города Новомосковска то – есть приграничная ( по отношению ко всему «Дикому полю») Россия. Далее, действительно, «Полоса отчуждения», то самое ПОЛЕ, которое разделяло казачьи территории и земли княжеские. Именно сюда ходили казаковать дворяне и охочие воинские люди и из Руси, и с Дона. Ельчане, Волуйчане, Куряне и Белгородцы называли казаков «Заполяне», то есть люди, живущие за ПОЛЕМ. Люди оттуда, из тех краев, кое в отличии от ПОЛЯ ( условно «полосы отчуждения»), они называли Полем Старым или Казачьим Присудом. Это разные территории. Туда уходили артели охотников из русских городов – «ухожаи», и оттуда приходили люди охотиться на нейтральную степную полосу в Поле, и ближе – в города на службу. Когда же Пимен вступил в густонаселенные районы, это и было Старое Поле – земля казаков. Сами казаки считали Старым Полем степи от Яика, включая Волгу ниже Саратова, Нижний и Средний Дон, Причерноморье, Среднее и Нижнее Поднестровье и южные степи до Дуная. То есть земли входившие в состав Ногайского и Крымского ханств, наследовавших распавшийся Золотой Орде, и часть Левобережной Украины, находившийся под властью Польши.

– Ого!

«Ого то, ого»,…но не надо представлять население этих районов по сегодняшнему дню. В XVI столетии московское правительство посылало жалование на Дон на 1000 казаков, а сами казаки исчисляли себя тогда в 6000 тысяч, что дает основание историкам считать это всем казачьим населением Дона, но я смею предположить, что это только воины. А населения, (как и в наши дни, по отношению к армии), по крайней мере, в 10 раз больше, то есть тысяч шестьдесят. Учитывая, что и в конце XIX века, когда здесь проживало более 2 –х миллионов человек, и все равно, степь считалась слабо заселенной, можно смело утверждать, что пять столетий назад можно было проехать все Старое Поле, из конца в конец, ни с кем не столкнуться. Что, однако, не означало, что путник следовал в пустоте, и его маршрут не отслеживался степняками: двигался ли он от Ельца к Азову или от Азова к Воронежу.

Начиная с XIV века, русские профессиональные военные, стали уходить из Руси далеко в степь, оставляя свои семьи и близких в городах. Вот с этого времени, считают историки, и стали появляться «казаки»… Но не в степи, а в русских летописях! Ведь то же самое можно сказать и о других народах, с кем Русь и европейцы столкнулись в ХУ веке впервые, однако, это не означало, что они не существовали и прежде, до этого первого контакта.

Тюркские общины – основа будущего казачества. Именно они, следуя обычаям степняков всех времен, принимали в свои кочевья пришлых, беглых из ясачных полонов, выкупленных полоняников или собственных освобожденных кулов – рабов-пленников, собственный ясак. Поскольку основу их жизни составляло скотоводство, много рабов им не требовалось, ясыря скоро отпускали на волю и принимали в общину. Из все этой мозаики народов, в XV века, в основном тюркских, складывался новый степной этнос. Под влиянием большого числа людей из разных краев и народов, древние тюркские общины стремительно перерождались, превращаясь в новое население степи – казачье. Скоро из разноплеменного кочевого свободного населения, не подчинявшегося ни одному государству, выделяется мощное профессиональное войско, то есть объединение вооруженных людей. Жили они за счет скотоводства, охоты, как и остальное степное, вероятно существовавшее здесь всегда, подчиненное им население, и за счет военной добычи. Так в средневековой степи жили все кочевые или полукочевые народы.

Для защиты кочевий, охраны промыслов, охотничьих угодий и мест рыболовства, степь стала быстро покрываться сетью опорных крепостей-городков. На Низу, где опасность внезапного нападения конных кочевников была больше, они располагались на расстоянии трех километров друг от друга, На Верхнем Дону, где было потише и народу поменьше, – от 10 до 18 километров. В городках стоял постоянный гарнизон, постоянно собирались вооруженные казаки. В основном, бессемейные. Возможно, что в городках существовала та же традиция, что и в Сичи, в них не было женщин и детей.

Но, вообще-то, у казаков семьи были. И наверняка, во время набегов противника, они укрывались в городках. Хотя обычно оставались в кочевьях – станицах, жили на Руси, в Турции, в Польше. С XV века казачьи семьи, постоянно, шли в степь, где их ждали и встречали родные. При малейшей возможности, казаки вывозили свои семьи из северной России на места древних кочевий, в степь, основывая новые городки и станицы. Бессемейные же, «отказаковав» свое в степи, шли в монастыри, которые казаки содержали на свой счет, в России, подальше от боев и набегов кочевников, в тишине и покое. С большим трудом, только после раскола, в конце XVII века, удалось вывести эти монастыри из фактического подчинения казакам, и переподчинить Московской патриархии русской православной церкви.

Служилые, вольные, гулящие, воровские…

Путаница, сопровождающая всю историю казачества, в понимании их как социальной группы, этноса или особой формы военной службы, возникла не случайно, и разобраться в ней, не учитывая исторической обстановки на протяжении четырех столетий, невозможно.

Итак, XIII век – «бродники» ( и, может быть, «бологовцы» на Галичине?)становятся союзниками монголов, пришедших на Русь. Возможно, это одно из племен, растворившихся в казачестве, как и неведомые чиги, сабиры, берендеи (Если они вообще были).

Золотая Орда поглощает половцев, живших на Дону и на Днепре, а также остатки печенегов, торков, черных клобуков – это тоже предки современных русских, в том числе и казаков.

Очень интересно замечание итальянского путешественника Рубрука, кто в 1253 году совершил путешествие в Золотую Орду и дошел до Каракорума в северной Монголии (южнее озера Байкал). Он застал хана Батыя, и проехал длинный путь из Крыма через донские степи к Астрахани. Сопровождал их на пути к столице Золотой Орды Сараю на Итиле (на Волге) сын Батыя – Сартак, что имел ставку на Нижнем Дону. «… на пути между ним и отцом, – сообщает Рубрук, – мы ощущали сильный страх: именно русские, венгры и аланы, рабы их (татар), число которых у них весьма велико, собираются зараз по 20 или 30 человек, выбегают ночью с колчанами и луками и убивают всякого, кого только застанут ночью. Днем они скрываются, а когда их лошади утомляются, они подбираются ночью к табунам лошадей на пастбищах, обменивают лошадей, а одну или двух уводят с собою, чтобы в случае нужды съесть. Наш проводник сильно боялся такой встречи». Ну, чем не казачья ватага? Повторяю, это 1253 год! То-есть, почти на 200 лет раньше первого упоминания о казаках в русских летописях.

Век XIV-тый, предки казаков на службе в Золотой Орде или на службе в Польско Литовском государстве. Характерно, что и на Руси, и в Польше их считают татарами. Как, впрочем, татарами называют и другие народы, покоренные монголами.

Принятие ислама Золотой Ордой (1312 г.), «татарская замятия» – чудовищная гражданская война в Орде – от Причерноморья до Китая. Последовательное разорение казачьих земель, оказавшихся в центре столкновений в Золотой орде и во всем мире чингизидов.

1382 – Мамаево разорение – кровавый поход по казачьим городкам на Дону, Днепре и Хопре. Нашествие Темир-Аксака (Тамерлана), сражения с золотоордынскими войсками в районе Воронежа. Нашествие на Донские и Днепровские земли хана Тохтамыша. Эпидемия чумы.

Образование новых этносов, бегство предков казаков в Крым, Турцию, Польшу, Московское государство, на Север.

ХV век – возвращение, сильно изменившегося, казачьего населения на Днепр, Волгу, Дон, к старым, едва сохранившимся, коренным казачьим общинам, таким как на Тереке, на Яике.

Именно это время в традиционной русской истории считается временем возникновения казачества. Здесь узел проблем и вопросов, повлекший за собою всю последующую путаницу и неразбериху.

Как соотносилось коренное население Старого поля и новой волна своих поселенцев? Кто они были? И те, кто остался, и те, кто возвращался? Имеют ли современные казаки, традиционно, ведущие свою родословную от тех времен, отношение ко всему этническому многообразию, существовавшему в Старом поле? Ведь казачество, как этнос, существовало к XV веку уже минимум три столетия. Все эти вопросы пока без ответа. Скажем осторожно, современный отсчет жизни казачества начинается с упоминания казаков в русских летописях. Кстати, совершенно непонятно, какими были они – те люди, что именуются казаками? Как выглядели? К каким народам относились?

Скорее всего, как и прежде, этнический состав Великой Степи или Старого поля был очень пестрым. Русские летописи, русские документы, особенно позднейшего времени, говорят в основном о выходцах из Московии. Причем, основу составляют «розыски», то есть документы о поиске и поимке беглых. Но ведь ими не исчерпывается все население Степи! И вот еще один вопрос, далеко не праздный; было ли в Степи постоянное население? Вероятно, правильный ответ на него таков: русского постоянного населения в это время, в Степи не было, хотя некоторые выходцы из Руси жили в Старом поле иногда по несколько десятков лет. Именно о них писали летописи, потому что именно они, «московские люди», интересовали составителей документов.

Но ведь были и другие! Существовали «донские татары», упоминаются «черкасы» (а не черкесы), мордва, еще мелькают «аланы», «козаровцы»? Кто это? Какое отношение имеют они к современным народам? Ведь, скажем, многие народы мира не имеют никакого отношения к тем, чье имя они носят сегодня.

Вероятно, наиболее продуктивной точкой зрения, тем направлением, где возможны новые поиски и открытия, будет та, по которой принять за основу нужно одно обстоятельство: великорусская нация складывалась из многих народов на широчайших пространствах. Причем, если днем рождения великорусской нации можно считать 8 сентября 1380 года, когда стоящие на Куликовом поле войска владимиро-суздальских князей, под водительством московского князя Дмитрия Донского, впервые провели в сознании будущих русских границу «мы – они», то эта же граница прошла в сознании живших на Дону и Днепре казаков, где тоже закладывается граница «мы – они» между казаками и татарами, между казаками и поляками, между казаками и турками, между казаками и русскими. Но в понятие «мы» для казаков входит и Русское государство, главной отличительной чертой которого является Православие.

Процесс, начавшийся с обособления великорусской, украинской и белорусской наций, шел на всей территории, населенной нынче русскими и украинцами. Поэтому можно сказать, что из всей мозаики племен, родов и переселенцев и на Дону, и на Яике, и на Тереке тоже складывается, ни турецкая, ни татарская, а великорусская нация. Как на Днепре – ни литовская, ни польская, а украинская. Правда, есть черты, какие позволяют казакам ощущать общность гораздо большую, чем с остальным населением России или Речи Посполитой. До XVI века казаки малороссийские, казаки донские, терские, волжские и яицкие осознают себя единым целым, и только грозные и трагические события XVI столетия проведут меж ними черту и сделают одних частью украинского народа, других – русского.

Именно XVI век – та граница, за которой о казачестве отчасти можно говорить как о сословии с особыми этнографическими чертами. Но, чтобы разобраться в событиях этого очень сложного времени, нужно уточнить основные моменты той социальной пестроты, которая сопутствовала понятию «казак» в XVI веке. История донесла до нас дату одного из «возвращений» казаков на покинутую родину.

В 1503 году вернулись «от турок»( скорее всего с территории Крымского ханства на берегах Азовского моря) на Северскую землю казаки, которых именовали то «Белгородские» (по месту их нового проживания), то «Азовские» (по тому, откуда они пришли), В 1518 году они заключили договор с князем Василием III о боевом союзничестве. Так началась казачья пограничная служба Московскому государству. Но «служилые» казаки существовали на Руси и в других местах. К ним, в первую очередь, должны относиться «городовые казаки», то есть компактно проживающие в городах, пришедшие сюда от «татарской замятии», степняки.

Служилые казаки, в силу взятых на себя обязательств, становились особой социальной группой. Они несли службу и потому “обеливались” – освобождались от всяких налогов. Служба их всячески поощрялась и потому социальная разница между служилыми казаками и «детьми боярскими» (дворянами) стиралась. Это происходило тем быстрее, что многие казаки за службу на территории Московского государства жаловались поместьями и землею – то есть становились дворянами и помещиками. Возникает даже целое понятие «беломестные казаки», то есть не платящие за службу налогов и управляемые своим выбранным «беломестным атаманом». Общины «беломестных казаков» были в Пугивле, в Курске, в Ельце – на границе со степью, и выполняли функции пограничной защиты.Служилый француз Яков Маржорет так определяет социальное расслоение казаков, бывшее при Борисе Годунове: «Из казаков, которые владеют землями и не покидают гарнизоны, наберется от 5 тысяч до 6 тысяч, владеющих оружием, тогда как на Волге, на Дону, на Днепре и других реках находилось от 8 до 10 тысяч настоящих казаков, которых царь может использовать на войне». Это свидетельство современника любопытно тем, что француз точно paзделяет казаков «служилых» и «настоящих».

Со времен Грозного казаки получали за службу земельные «дачи». В 1571 году Разрядный приказ поручил набрать в Пугивле и Ряжске «тысячу человек казаков конных, а служить им з земли без денег». В городах обстановка становится сложной: Грозный, Годунов, «Смута» – потому власти заинтересованы в надежных гарнизонах. Постоянно с границы оттягиваются «сторожи из детей боярских», а на их место «прибраны» казаки. Для обеспечения их выделяется земля «служити ведено казакам сторожевая служба с земель, а земель им велено дати по 20 четь человеку, a на сторожах им велено быти о дву конь, или к коню мерин добр».

Казаки на сторожах занимались, исключительно, военным делом, потому земельного обеспечения не хватало. В 1577 г. казаки потребовали уровнять их в поместных окладах с рязанскими «детьми боярскими», что и было исполнено. Россия была заинтересована в привлечении из степи казаков на службу.