Военная история казачества

Села и зимовники, в свою очередь, входили в состав паланок ("паланка" в переводе с турецкого, буквально, означает «крепость»), или запорожские уезды. Во главе паланки, обычно, ставился полковник и под его началом находились семейные казаки. Всех паланок в Запорожье было восемь. Это Бугогардовская (район Одессы), Перевязская или Ингльская (район Херсона), Самарская (современный Новомосковский район), с ними соседствовали Кодаковская, Орельская и Протовчанская паланки, Кальмиусская паланка располагалась в районе нынешнего Мариуполя, Прогнойская (от слова "прогнои" – соленые озера, где запорожцы добывали соль) на Кинбурнской косе и имела особое стратегическое значение, служила казакам ключом к "синю морю".

В Сечи можно встретить всякие народности и выходцев из разных сословий: украинцев, русских, поляков, литовцев, болгар, молдаван, татар, турок, евреев, немцев, французов, итальянцев, испанцев, англичан. Вот несколько характерных биографий, какие приводит в своей "Истории Новой Сечи" Скальковский: «Родился я в Литве, в воеводстве Новгородском, от дому шляхетского. Когда же, будучи уже взрослым парнем по Киеву шатался, подловили меня казаки сичевые, с которыми, севши в дуб, поехал до Сечи. Приехавши, пристал в курень Каневский, где и назвали меня Иваном Ляхом».

«Родился он, казак Василий Перехрист, от еврейка Айзика в местечке Чигрине. Оттоль с Чигрина, с добровольного его желания в Сичь запорожскую привезен, где в Сечи, будучи в то время начальником Киево-Межигорского монастыря, в церкви сичевой окрещен и к присяге на верность в той церкви приведен».

Но все эти, хотя и очень яркие, все же только эпизоды в этнической картине Сичи, потому они и упомянуты письменно, что это исключение, а не правило. Примерно так же учитывались проходившие через пограничные пункты «ухожаи» на Дон, что сильно искажает подлинную этническую картину. Основную массу в Сичи составляли «природные козаки», из «старых козацких родов», с детства воспитанные в казачьих традициях и «приохоченные к воинскому ремеслу».

Приходили в Запорожье, разумеется, и люди с темным прошлым – разные убийцы, преступники, проходимцы. Но на характер «товариства» они никакого влияния оказать не могли. Не прошедшие казачью воинскую науку они либо вскоре погибали в бесконечных боях, либо им приходилось в корне меняться, либо принимать лютую казнь от запорожцев. Всему ж миру было известно, что законы в Запорожье чрезвычайно строги и расправа быстра.

Обычное право у запорожцев

Войско запорожцев управлялось "по своему умоположению" и "собственными порядками". В основе власти на Запорожье лежала «громада», «мир», «товариство усих козакив». Когда требовалось решать какие-то важные вопросы, литавры созывали казаков на Сичевую площадь, где и происходила Рада (от слова "радиться" – т.е. совещаться, по-русски «рядиться» – спорить) или войсковой совет.

На Раде каждый казак, вне зависимости от звания и состояния, мог открыто высказать свое мнение, свои особые соображения и имел, независимо от иерархического или имущественного состояния, только один голос. После того, как решение большинством голосов принято, каждый запорожец и все войско в целом, обязаны были ему беспрекословно следовать и в точности исполнять.

Атаман в Сичи – первое лицо среди равных, не мог ничего важного решать без товарищества и Рады, а на Дону, Тереке и Яике без Круга. Не следует думать, что в Запорожье царила безбрежная вольница, близкая к анархии. Наоборот, у казаков, всегда существовала четкая иерархическая лестница, на вершину которой мог взойти каждый, кого громада признавала достойным. Ни знатность рода, ни сословное происхождение, ни старшинство лет не имели в Сичи никакого значения. Одни личные достоинства, т.е. храбрость, опыт, ум, находчивость брались в расчет.

На первой ступени ее стояли Молодики, проходившие казацкую выучку (каждый опытный казак имел при себе по 2-3 таких Молодика), затем шла сичевая масса – Сиромашня, выше которой стояли Старшины – заслуженные воины, прославившие себя подвигами. На вершине казацкой пирамиды стоял кошевой атаман и его окружение. Вся эта, почти невидимая в мирное время иерархия, в случае войны становилась жесткой структурой. Глава – кошевой атаман. Ему во время боевых действий обязаны подчиняться все вместе и каждый в отдельности, имел безграничные полномочия и волен был распоряжаться жизнью любого самого заслуженного казака.

Сичь оставалась открытой в полном смысле этого слова. Насильно здесь никто никого не держал. За всяким добровольно вступившим в ее ряды железный занавес не закрывался и каждый казак мог по своему желанию оставить "свою мати" и на время или даже навсегда. Перед выходом он получал на руки аттестат за свою службу, где подробно перечислялись его деловые и воинские качества. Исключение составляло военное время, когда ввиду "немаловажных заграничных обстоятельств" выезд казакам из Сичи без специального письменного разрешения войсковой канцелярии строго-настрого воспрещался.

Обычно уходили казаки из Сичи, когда задумывали жениться и обзаводиться собственным хозяйством. Были и такие, кому надоедала запорожская вольница. Про них товарищи обычно говорили "зажирив от казацького хлиба".Узнав на стороне «яка в хамов життя, почем ковш лиха и хватив шилом патоки», как правило, возвращались через некоторое время обратно и войсковые товарищи, над ними посмеявшись, вновь принимали в курень.

Общевойсковые рады происходили всегда в строго определенные дни, а именно:1 января (по старому стилю, т.е. через 7 дней после Рождества Христова); 1 октября (по старому стилю, т.е. в день Покрова Богородицы, который являлся основным храмовым праздником Сичи и казаков всех войск) и на третий день после Великодня, т.е. после Пасхи; но, Рады могли собираться во всякий день по требованию товарищества.На январской раде обычно решались наиважнейшие для казаков вопросы – о разделе земель и угодий, и о выборе войсковой старшины.На Радах решали быть ли миру или «розмиру» с тем или иным государством и надо ли собираться в поход.

За несколько дней до Рады все казаки, где бы они не находились, спешили собраться в – Сичь. В самый день Рады запорожцы вставали чуть свет, наряжались в свои лучшие платья и направлялись в сичевую церковь, где торжественно служили утреню и затем сразу обедню. Вернувшись из храма в курень, они молились на иконы, поздравляли друг друга с праздником, снимали с себя дорогие платья и садились за стол обедать. Отобедав, они благодарили Бога, затем атамана, куренного кухаря, кланялись друг другу и, снова облачившись в праздничные одежды, готовились к выходу на площадь, которая специально по этому случаю усыпалась песком.

После пушечного выстрела, довбуш выносил из церкви литавры и ударял в них один раз, извещая о начале Рады, затем поочередно появлялись: войсковой есаул с большим войсковым знаменем в руках, простые казаки, вслед за ними на площадь выступала старшина – кошевой атаман с булавой в руках, войсковой судья с большой серебряной печатью, войсковой писарь с серебряной чернильницей, каламарью и гусиным пером за ухом и 38 куренных атаманов с тростями (насеками) в руках. Вся старшина без шапок (с открытыми головами), ибо она шла на площадь, как на судное место, выходила на средину огромного казацкого круга (коло) и кланялась на все четыре стороны славному сичевому товариществу. Казаки снимали шапки и на поклоны старшины отвечали поклоном. После чего, как бы открывая Раду, настоятель Сичевой церкви служил молебен. По окончании молебна кошевой атаман обращался к собравшимся: ''Паны-молодцы, теперь у нас Новый год и надлежит по древнему нашему обычаю произвести раздел между товарищами всех рек, озер, урочищ, звериных доходов и рыбных ловель."

– "Да, следует, следует," – кричали в ответ казаки и начиналась жеребьевка. Войсковой писарь выносил шапку, в которой лежали ярлыки с расписанными на них угодьями. После того, как ярлык был вынут, писарь зачитывал вслух, что и кому досталось. Сперва к шапке подходили представители сичевиков – куренные атаманы, затем войсковая старшина, потом духовенство и только после них женатое население запорожских волостей. Товаритство в Сичи и в бою, и при дележе, пользовалось преимущественным правом быть первым. После того, как угодья были разделены, начинались выборы кошевого атамана и всего войскового управления. "Паны-молодцы, – обращался к казакам атаман, – не желаете ли по старинному обычаю переменить свою старшину и вместо нее выбрать новую?

Если товариство было довольно своею старшиною, то казаки обычно отвечали: "Вы – добрые паны, пануйте ще над нами!" В этом случае атаман, судья, писарь и есаул кланялись казакам, благодарили за честь, им оказанную, и все расходились по куреням.

Но так было далеко не всегда, нередко недовольные своим атаманом казаки кричали: "Покинь, скурвый сыну, свое кошевье, бо ты вже казацького хлиба наився!" "Иди себе прочь, негодный сыну, ты для нас не способен! Положи свою булаву, положи!"

Кошевой немедленно повиновался этому грозному требованию: бросал на землю шапку и поверх ее клал булаву, затем он кланялся всему товаритству и уходил с площади в свой курень. После ухода кошевого тоже самое должны были сделать судья, писарь и есаул.(Чтобы не видели и не слышали, что о них говорят казаки и не мстили бы, в случае возвращения в должность.) Если, конечно, козаки не обращались к ним с просьбой, чтоб они не скидывали своего чина. Бывало, что на Раде старшина изобличалась в преступлении против войска. Тогда она казнилась за то всенародной смертию. После удаления старой старшины приступали к избранию новой и этим делом руководили простые казаки – "сирома". Если кандидатов оказывалось двое или больше, начинался спор. Перед этим кандидаты обязаны были разойтись по куреням, дабы не участвовать в нем. Если спор не разрешался мирно, то разные партии шли друг на друга стенкой на стенку, в драку, – пока не победит сильнейший.

Таким образом, когда вопрос с победителем решался, 10 выборных казаков шли в тот курень, где сидел избранник, толкали его в бока и вели на площадь со словами: "Иды, скурвый сыну, бо тебя нам треба, ты теперь нам батька, ты будешь у нас паном". Рада вручала ему булаву и объявляла желание всего войска видеть его кошевым атаманом; по древнему обычаю избранный должен был два раза отказаться и только после третьего предложения взять в руки булаву. По этому случаю довбуш бил в литавры, а старые заслуженные сичевики по очереди подходили к атаману и сыпали на его бритую голову песок или мазали его макушку грязью в знак того, чтоб он не забывал откуда пришел. Кошевой кланялся на все четыре стороны и благодарил за честь, на что товариство отвечало ему дружным криком: "Дай тебе Боже лебединый(!) вик и журавлиный крык!"*) В том же порядке происходило избрание судьи, есаула и куренных атаманов. Второго января избирали довбуша, пушкаря, писаря, кантаржея и других.

*) Весьма многозначительное пожелание постоянно помнить о своем происхождении от лебедей (каз-ак) и о Родине, символом привязанности., к которой был журавль, всегда возвращавшийся из чужих краев домой..

Международные договоры

Запорожцы осознавали себя прежде всего воинами, и главной своею жизненной целью видели постоянную войну. Отсутствие энергичных военных действий могла привести к внеочередной Раде и смене старшины. Казаки кричали, что кошевой "обабывся" и сделался «ганчиркою» (т.е. тряпкою), поэтому нужно нового кошевого, чтобы почаще водил казаков в бой.

Когда приезжали послы и ставился вопрос о походе против неприятеля, казаки проводили Раду иначе. Сначала они давали аудиенцию послу государя, приглашавшего запорожцев на войну. В ходе беседы казаки требовали условий похода в письменном виде, после чего просили объявить казачье коло. На нем они изучали предлагаемое, громко высказывали свое мнение. В итоге товариство предложение принимало или отрицало. Определялось по числу шапок брошенных вверх в знак согласия. После решения от товариства избирали 20 депутатов. Они приглашали посла в коло(круг) и начинали обсуждать с ним каждый пункт, в конце концов, запорожцы высказывали свое согласие: били барабаны, трубили трубы, стреляли пушки.

Но на следующий день послу сообщалось, что казаки подумали и решили все-таки от похода отказаться. Посол начинал упрашивать казаков пуще прежнего и обещал большую награду за понесенные труды. Старшина в свою очередь также уговаривала товаритство не отказываться от лестных условий. Однако, казаки стояли на своем. Тогда кошевой, разгневавшись, складывал полномочия атамана. После чего коло расходилось, а собиралась третья Рада. На ней кошевого просили принять должность снова и когда он, наконец, соглашался, предъявлялись письменные условия похода послу. Посол, прочитав, являлся в коло и объявлял, что он на все согласен и вручал казакам подарок в несколько тысяч золотых. Запорожцы расстилали на земле кобенки (т.е. плащи): пересчитывали, прилюдно, золото. Затем товаритство дарило посла шубою и посылало собственных послов с грамотою «к почтившиму их приглашением на службу», государю.

Кроме общевойсковых Рад были у запорожцев «рады куреней», или как их еще называли, – "сходки". Куренные сходки происходили только в тех случаях, когда требовались решения невозможные на общей раде. Тогда к куреню шли кошевой, только куренные атаманы и старшина, таким образом, все проходило строго между избранными.

Суд и наказания

Все суды были гласными и прилюдными, а решения только по общему приговору Рады. С годами судебная практика совершенствовалась, а в Сичи появилась должность Войскового судьи.

Смертью каралось:

предательство, – за это полагалась лютая смерть без покаяния (без права на исповедь и отпущение грехов), на железном крюке за ребро или на колу,

убийство товарища (строжайший принцип не проливать крови своего народа): братоубийцу закапывали в землю живого в одном гробу с убитым,

воровство и укрывательство краденой вещи – вора обычно приковывали к позорному столбу, где забивали киями (палками) или побивали камнями,

за великое воровство или как бы мы сегодня сказали – "хищение в особо крупных размерах" виновных ждала шибеница (виселица). Позорная смертная казнь.

«Кривые, хромоногие и почти безногие калеки, просившие в Сичи милостыню ни к кому в глаза не лезли, а "сидели в градских воротах с молчанием, в ожидании от доброхотных даятелей милостыни, якую им и давано было щедрою рукою набожных, хотя и веселых казаков".

Единственно, что требовало от калек запорожское правительство, так это снимать с шибеницы повешенных и погребать их на выгоне. С последними нищие часто менялись одеянием, без угрызения совести раздевая мертвых разбойников, "хотя тем дать выразумить живым, яко всегда лучше просити, нежели, однажды, умерети на виселице".

От шибеницы можно было избавиться только в том случае, если какая-нибудь девушка изъявляла желание выйти замуж за осужденного. Однажды, когда коня с преступником уже подводили к виселице, навстречу ему вышла девушка под белым покрывалом, в знак того, что она готова выйти за приговоренного замуж. Процессия остановилась и тогда осужденный на смерть, казак попросил девицу снять покрывало с лица. Когда же он увидел, что она сильно обезображена оспой, он всенародно отказался от нее, заявив: "Як иматы таку дзюбу, лепше на шибеници дать дубу" и последовал дальше навстречу своей смерти»,

За связь с женщиной или содомский грех. Казнь полагалась за привод женщины в Сичь, будь это даже мать или сестра козака. Одинаково, с этим каралась, впрочем, и обида женщины, если казак посмеет опорочить ее, ибо, как справедливо полагали запорожцы: "подобное деяние к обесславлению всего войска запорожска простирается». «Садомлян» (гомосексуалиств), крайне редкое явление, затаптывали сапогами, «доки вид трупа не застанеться мокрое место», землю после этого посыпали солью, в память об Богом истреблении городов Содома и Гоморры.

За насилие в христианских селениях, за самовольную отлучку, пьянство и дерзость против начальства во время похода и за не возвращение долга товарищу приковывали цепью к пушке.

Войсковой есаул обычно исполнял роль следователя, исполнителями же приговоров всегда были сами осужденные, обязанные поочередно казнить друг друга. Последнего, повесившего своих «подельников» вешали с коня, петлю он надевал себе на шею сам, сам же связывал себе и руки. Коня понукали свистом. Конь шарахался и приговоренный болтался в петле. Считалось, что истинный «козак» не может убивать безоружногои не может опоганиться ролью палача. Постулат в дальнейшем благополучно, как и многие другие, забытый.

После уголовного суда все казаки держали двухнедельный покаянный пост, не за казнь, а за нарушение заповеди: «Не судите, да не судимы будете»

Конница запорожцев

В начале XVII века Османская (Турецкая) империя была одним из могущественнейших государств мира, а крымский хан стал вассалом турецкого султана. От татарских набегов страдали все южные земли Восточной Европы. Главная цель похода – рабы!

У захваченных во время набега людей оставалась одна надежда на казаков-запорожцев, которые могли отбить полон. Весть о набеге мгновенно разносилась по всей сторожевой линии. Казаки спешно вооружались, садились на коней и спешили по следам умчавшихся врагов. Только быстрота коней да правильно разгаданные следы уходивших решали судьбу пленников.

По словам вице-адмирала Корнелия Крюйса, писавшего о запорожцах в 1699 году, запорожские казаки по преимуществу – конное войско, потому что всегда имели дело с татарами, которые все были ездоки на конях. Сам характер местности, где действовали запорожцы, ровная открытая степь,. где только верхом на коне можно было догнать такого неуловимых и быстрых наездников, каким были татары – крымцы и прочие степняки.

Для казака конь в полном смысл составлял его второе «я». В песнях и былинах он называется верным другом, неразлучным товарищем, казак обращается к своему коню не как к бессловесному животному, а как к разумному существу.

По дошедшим до нас описаниям и археологическим находкам запорожские кони были небольшого роста, с маленькими копытами, невзрачные на вид, но зато, по свидетельству очевидцев, все они отличались необыкновенной крепостью, силою, твердостью в ногах, выносливостью во время продолжительных походов, неприхотливостью к корму, замечательно спокойным нравом и удивительной понятливостью. Они узнавали своих хозяев по зову и на свист их являлись из дальних мест степи. «Крикнет, бывало, запорожец на коня «ползи!», то он протянет передние ноги вперед, а задние – назад, и ползет, а как почует, что казак уже на спине, тогда подымется и гайда; а как сидит запорожец на коне, то управляет им ногами: куда хочет, туда и повернет», – писал исследователь запорожской старины Зварницкий.

Из-за быстроты езды запорожских коней современники называли их «ветроногими». Проскакать без отдыха тридцать верст, не получив никакого корма в течение целого дня, было для запорожских коней делом обыкновенным. Лучших коней – сильных и быстрых жеребцов, запорожцы называли «огирями».

Большинство коней запорожские казаки выращивали сами на заливных лугах по берегам Ингульца, Буга и Днепра, где под наблюдением табунщиков паслись многочисленные табуны. Помимо разведения собственных, немалое количество лошадей добывали казаки у черкесов, турок и особенно у татар, покупая или отбивая их из табунов.

Насколько велико было количество лошадей у запорожцев, свидетельствует тот факт, что однажды кошевой атаман Петр Кальнишевский продал 14.000 лошадей, а татары увели при набеге у полковника Афанасия Колпака до 7000 голов. По словам англичанина Клавдиуса Рондо, в Запорожье едва ли находился один казак, у которого не было бы 10 или 20 коней.

Запорожские кони славились во всей Восточной и даже Западной Европе. Спрос на них был очень большой – поляки, русские, крымцы, турки – все стремились приобрести хорошего коня из запорожских степей. Сами казаки высоко ценили своих лошадей, и в знак особого внимания посылали иногда в подарок лучших коней знатным особам на Украину, в Польшу и Россию.

Живя на границе «Дикого Поля» и подвергаясь набегам татар, запорожцы не ограничивались пограничной борьбой с татарами. Они сами нередко совершали сухопутные походы на Крым и морские походы на малоазийский берег Черного моря, где громили турецкие города, захватывали добычу и освобождали невольников. Если намечался особенно большой поход, то запорожские казаки привлекали к нему и малороссийских казаков. При отправлении в поход, перед самым выходом из Сечи, служили молебен, а потом под выстрелы пушек выступали.

Впереди всего войска на коне ехал войсковой хорунжий со стягом или хоругвью в руке. Во главе всего войска на прекрасном аргамаке, убранном богатейшей сбруей, выступал кошевой атаман. За ним следовала пехота, конница и артиллерия. Большинство запорожцев шли сохраняя татарскую тактику «одвуконь». Во время движения посылали во все стороны особых передовых казаков – разведчиков. Шли большей частью по ночам, днем останавливались в глубоких балках и перелесках. В пути запорожцы предпринимали самые строгие меры предосторожности: не разводили огня, не курили люлек, не позволяли ржать лошадям, завязывая им морды платками, веревками или ремнями, старались говорить между собой вполголоса или даже шепотом.

Движение войска должно было происходить с такой осторожностью, чтобы, как писал современник, о том «ни сорока, ни ворона не могли ни видети, ни слышати». Когда запорожцы доходили до границ Крыма, то здесь, выждав полночного времени, внезапно врывались в самые населенные места, предавая все мечу и огню. Сея панику, казаки старались захватить как можно больше добычи и освободить из плена христианских невольников.

В атаку казацкая конница обычно ходила «лавой», представлявшей собой одну неровную шеренгу с загибавшимися крыльями для охвата флангов противника. Для встречи конной атаки врага казаки «батовались», то есть строились в три шеренги. Отступали с поля боя запорожцы редко, но если отступали, то делали это в большом порядке и, благодаря своим легким и подвижным коням, необыкновенно быстро. Чтобы пресечь за собой погоню, казаки нередко прибегали к степным пожарам. Выждав удобное время, когда ветер задует врагу в лицо, они поднимали такой «пал», которого не выдерживали ни люди, ни лошади.Исследователь быта и жизни запорожцев французский картограф Боплан, проведший много лет в запорожских степях, писал о казаках: «Они остроумны и проницательны, предприимчивы и великодушны, не жадны к богатству, но чрезвычайно ценят свою свободу; сильные телом, они легко переносят жару и холод, голод и жажду. На войне выносливы, отважны, храбры и даже легкомысленны, так как не ценят своей жизни. Рослые, проворные, сильные, они обладают хорошим здоровьем и даже мало подвержены болезням; они редко умирают от болезней, разве только в глубокой старости; большей частью оканчивают жизнь свою на ложе славы – на войне».

В союзе с Москвой

«Казаки незнаемые»

А это еще, кто такие? А Бог их знает! Но они называли себя казаками! Первые, упоминаемые в русских летописях, вышли к Дмитрию (Донскому) на Куликовом поле и принесли ему икону чудотворную Божьем Матери греческого письма. (в одних летописях это знаменитая «Донская Божья Матерь, в других – Гребенская Божья Матерь). Обе иконы общерусские и казачьи святыни. Они же составили Засадный конный полк воеводы Боброка Волынского, который и решил исход сражения. Кто они по происхождению – не ясно. Следует отдавать понимать, что 1380 год (Куликовская битва) – первое упоминание о контактах Московской Руси с казаками, что совершенно не означает, что в Степи не было народа с таким именем и прежде.

В 1552 году под стены, окруженной войсками Ивана Грозного, Казани из Москвы пришли, ведомые русским боярином Иваном Руно – казаки! Скорее всего, так именовались служилые православные татары. (Татарлар-кряшен) Это далеко не первые люди, называвшие себя казаками, впервые с такими собственным именем они появились в русских документах, но не в истории.

Под Казань пошли казаки такие, какими их считали в Москве, – служилые люди. И тогда же было заложено противоречие, сопутствующее казакам всю историю. На Москве казаков понимали и принимали, как войско. Казаки же считали себя народом. Войско – вооруженные силы составляли хоть и значительную, но все же часть казаков. Понятия «народ», в современном значении, тогда, не существовало. Было понятие «язык», когда народ отождествлялся с языком, на котором говорил, и понятие веры. То есть если человек говорил по-русски и был православным, то он считался русским. Хотя сам о себе он мог думать, совершенно, по-другому. Кстати, у него мог быть и другой родной язык, которым он не пользовался в Москве. А могло и не быть, но все равно он был представителем иного этноса, как, например, запорожцы, которые даже считали себя русскими, но от великороссов и даже от своих ближайших родственников донских казаков уже сильно отличались.