
Полная версия
Балтийская гроза
– В чем заключается суть вашего мирового соглашения?
– Например, один из вариантов – после устранения Гитлера можно прекратить боевые действия между нашими странами.
– Если вы настолько осведомлены, как меня убеждаете, то вы должны знать имя человека, который должен устранить Гитлера, – строго подчеркнул Лаврентий Берия.
– Об уничтожении фюрера 20 июля знает лишь самый ограниченный круг людей, я вхожу в их число… Мне раскрыли имя этого человека, для того чтобы придать большую достоверность моим словам. Устранить Гитлера взялся полковник Клаус Филипп Штауффенберг[68].
– Впервые слышу это имя. Он из разведки?
– Он из вермахта, боевой офицер. Я с ним знаком… Полковник Штауффенберг принадлежит к одной из старейших аристократических семей Южной Германии. О таких говорят – «баловень судьбы». Улыбчив, обаятелен. Он из тех людей, кому доверяешь всецело, едва с ним пообщавшись. Воспитывался в духе католического благочестия, монархист, патриот. Получил отличное образование. Родился на территории Швабии. Его семья самым тесным образом была связана с королевским домом Вюртемберга[69], а его отец был приближенным короля Вильгельма II[70], последнего короля Вюртемберга, занимал при его дворе высокий пост. Где бы ни учился или ни служил Клаус Штауффенберг, он всегда оставался лучшим. Окончил военную академию Генерального штаба в Берлине. Доблестный вояка! Смел, отважен. Принимал участие в оккупации Судетской области, позже участвовал в Польской и Французской кампаниях. В марте сорок третьего был откомандирован в Северную Африку, в десятую танковую дивизию, чтобы обеспечить отступление генерал-фельдмаршала Эрвина Роммеля[71]. А в апреле получил тяжелейшее ранение во время британской бомбардировки. В госпитале ему ампутировали простреленную правую руку, безымянный палец и мизинец левой руки, а еще удалили левый глаз. В какой-то степени ему повезло и в этом случае, другой с такими ранениями умер бы уже несколько раз, а ему удалось уцелеть и продолжить службу.
– Вы много знаете о полковнике Штауффенберге, – сдержанно заметил Лаврентий Павлович.
– Я восхищаюсь им! Он настоящий патриот Германии.
– Почему убить Гитлера должен именно Штауффенберг?
– Он оказался наиболее удачной кандидатурой из всех рассматриваемых… Первого июля Штауффенбергу присвоено звание полковника, и его назначили начальником штаба армии резерва. В этом качестве он может присутствовать на военных совещаниях как в ставке Гитлера «Вольфшанце» в Восточной Пруссии, так и в резиденции «Бергхоф» под Берхтесгаденом[72].
– Предположим, что так оно и есть в действительности. Ваши первые действия после устранения Гитлера?
– Еще с весны сорок второго года генерал пехоты Ольбрихт Фридрих[73] разработал план, названный операцией «Валькирия»[74], рассчитанный на случай чрезвычайных ситуаций и внутренних беспорядков, к примеру восстание подневольных рабочих из Восточной Европы. Фюрер ознакомился с ним подробнейшим образом и одобрил его. Ольбрихт предложил воспользоваться им в случае переворота, тем более что само название «Валькирия» не вызовет ни у кого подозрения. Двадцатого июля план должен вступить в действие. После устранения Гитлера армия резерва займет ключевые объекты в Берлине, разоружит СС и арестует нацистское руководство.
Лаврентий Берия поднял со стола пенсне, нацепил его на крупный нос, внимательно посмотрел на майора Шварценберга и сдержанно заметил:
– А разве на этот счет у командующего резервной армией генерал-полковника Фромма[75] не будет никаких возражений? Насколько нам известно, он вполне лоялен к Гитлеру.
– Когда ситуация изменится, мы полагаем, что генерал-полковник Фридрих Фромм присоединится к нам. Если же откажется… в этом случае он будет смещен, а командование армией возьмет на себя генерал-полковник Эрих Гепнер[76]. Дальше нами планируется обеспечить блокировку связи со ставкой фюрера, это зона ответственности генерала войск связи вермахта Эриха Фельгибеля[77].
– И как же планируется сформировать правительство?
Задрав полы френча, майор Шварценберг надорвал подкладку и вытащил из него клочок бумаги, сложенный вчетверо. Развернув его, произнес:
– Мне сказали, что я могу показать это письмо только в крайнем случае. Кажется, он настал… Это письмо генерал-полковника Людвига Бека[78] к руководству Советского Союза, оно же удостоверяет мои полномочия. – Он положил листок на стол. – На первом этапе решено сформировать временное правительство. Генерал-полковник Людвиг Бек должен сделаться главой государства, Карл Фридрих Герделер – канцлером, а генерал-фельдмаршал Эрдман фон Вицлебен[79] – верховным главнокомандующим.
– И какие же задачи ставит перед собой предполагаемое правительство?
– Прекращение войны, это первоочередная задача… Договориться с русским правительством о заключении мира. Восстановление правового государства, каковым оно было до избрания Гитлера, а также проведение демократических выборов. Над планом послевоенного устройства Германии очень серьезно работали Герделер и Бек. Они предлагают, чтобы устройство посленацистской Германии основывалось на консервативных монархических взглядах. План государственного устройства предполагает две палаты: нижняя палата будет формироваться в результате непрямых выборов, а верхняя, в которую войдут представители земель, – без выборов, а главой государства должен быть монарх! Германия не станет вступать ни в какие союзы, у нее должен быть нейтральный статус.
– А вы не боитесь, что ваш план станет известен Гитлеру?
– И каким образом? – искренне удивился перебежчик.
– Скажем, через нас. Вы уверены, что мы не передадим ваш план Гитлеру? При желании мы сумеем изыскать такую возможность, – зловеще сверкнув стеклами пенсне, произнес Берия.
– Это самое смешное, что мне доводилось слышать, – усмехнувшись, ответил Шварценберг. – Вам это не выгодно!
– Как раз наоборот. Сейчас наши армии наступают, и мы не заинтересованы останавливать боевые действия. Когда-то мы просили у Гитлера перемирия, он отказал нам. Сейчас ситуация прямо противоположная. Мы заинтересованы в том, чтобы посадить Гитлера на скамью подсудимых, чтобы нацизм никогда более не повторился. Если вы убьете Гитлера в результате заговора, то ситуация может развиваться по непредсказуемому пути, что нас совершенно не устраивает. А для следующего поколения немцев Гитлер и вовсе может стать «мучеником». Наша же задача – всецело извести национал-социализм.
– Мы этого хотим не меньше вашего, с самого начала прихода Гитлера к власти. Но получилось иначе… Мы – солдаты и должны были исполнять преступные приказы нашего политического руководства. Гитлер все равно будет убит… Хотите вы этого или нет… Если вы нам откажете, то в этом случае мы предложим наш план вашим союзникам – американцам и британцам.
На какую-то минуту Берия призадумался, после чего уверенно ответил:
– Американцы ничего не сумеют решить без нашего участия. Основное поле сражения проходит в Европе, а не в Тихом океане и не в Юго-Восточной Азии… Если мы ответим положительно на ваше предложение, как вы думаете сообщить о нашем решении вашим сторонникам?
– По рации… Я выйду на нужную волну, сообщу кодовое слово, и операция «Валькирия» вступит в новую фазу.
– Я вас понял. Нам нужно подумать, тем более что до двадцатого июля у нас еще есть время, – заключил Лаврентий Павлович. – Я распоряжусь, чтобы вас хорошо накормили.
– На выход! – произнес коренастый полковник, шагнув в глубину комнаты. – Руки за спину!
Майор Шварценберг поднялся, слегка шаркнув ножками стульев по начищенному паркету, заложил руки за спину и, слегка ссутулившись, тяжелой походкой зашагал к двери.
Глава 10
18 июля 1944 года. Москва. Разговор со Сталиным
Уже прошло два месяца, как генерального комиссара государственной безопасности Берию назначили заместителем председателя ГКО СССР. Новое назначение Лаврентий Павлович воспринимал как высочайшее доверие Сталина, возглавлявшего Государственный комитет обороны. Теперь он был вторым человеком в государстве, имея доступ к Иосифу Виссарионовичу в любое время дня и ночи.
Размышлял Лаврентий Берия недолго – главу государства следовало незамедлительно проинформировать о заговоре немецкого генералитета против Гитлера. Он нажал на кнопку под столом, дверь тотчас же распахнулась, и в комнату, распрямив плечи, вошел статный капитан.
– Готовьте машину! Еду на Ближнюю дачу[80] к Верховному.
– Есть! – приложив руку к виску, произнес ординарец и, четко развернувшись, покинул кабинет.
С началом войны Иосиф Сталин для своего постоянного места жительства выбрал Кунцевскую дачу и с тех пор в Москву наведывался крайне редко. Часто его приезды совпадали с решениями по наступательным операциям советских войск. Решались в Москве и гражданские дела: в сентябре прошлого года Иосиф Виссарионович встретился в Кремле в своем рабочем кабинете с митрополитами, которые просили главу государства о содействии проведения Архиерейского собора, где планировалось избрание патриарха, а также открытие новых церквей и духовных учебных заведений. Ни одна из просьб митрополитов не была отклонена. А для избранного патриарха и Патриархии товарищ Сталин выделил в Чистом переулке особняк, в котором до войны проживал германский посол.
Свой приезд в Москву Сталин подгадал под событие, потрясшее всю столицу: немецких военнопленных под конвоем провели двумя маршрутами по центральным улицам столицы – Горького, Садовому кольцу, Ленинградскому шоссе, Большой Калужской улице… Москвичи, собравшиеся вдоль дорог, хмуро, с молчаливой ненавистью взирали на колонны немцев в потрепанных мундирах, каждый из которых мог быть убийцей их сына, брата, отца…
Толстые облака накрыли землю в четыре толстых слоя. Нечеткий кругляш луны освещал перистые облака, мягкий свет падал на кубы зданий, на узкую полоску дороги, которая, извиваясь между строениями, уводила далеко за город.
Легковой автомобиль Лаврентия Берии миновал КПП № 1, подле которого, вытянувшись в полный рост, предстала личная охрана Сталина из восьми человек. Далее темная асфальтовая полоса, стиснутая с двух сторон плотным смешанным лесом, уводила ко второму контрольно-пропускному пункту. Здесь лес был значительно разрежен, а ветки, вырубленные на высоту человеческого роста, предоставляли возможность осмотреть близлежащее пространство и высокий забор дачи, покрашенной в темно-зеленый цвет.
Немного в стороне, между КПП № 2 и забором, располагалась площадка для автомобилей, посыпанная мелким хрустящим гравием. В эту ночь она оставалась незанятой. Значит, кроме него, посетителей у Хозяина[81] не было.
Лаврентий Берия в сопровождении ординарца вышел из машины и направился к зданию. Всякий раз, проходя через пункт охраны, генеральный комиссар государственной безопасности покорно демонстрировал свой пропуск. Сегодняшний день также не стал исключением. Капитан из государственной безопасности, находящейся в подчинении начальника охраны Сталина Николая Власика[82], прекрасно осознававший, кто перед ним, взял из рук Берии пропуск, внимательно его рассмотрел, затем поднял трубку телефона и доложил:
– Товарищ комиссар госбезопасности третьего ранга, прибыл товарищ Берия, – выслушав ответ, офицер произнес: – Проходите, товарищ генеральный комиссар государственной безопасности, товарищ Сталин ждет вас.
Турникеты на контрольном пункте образовывали специальный шлюз, позволяющий в случае необходимости блокировать нарушителя режима. Нельзя было сказать, что такое правило существовало только на бумаге – в прошлом месяце между турникетами «застрял» генерал артиллерии. Не возмущаясь, с холодным выражением лица, он без всякого сопротивления предоставил охране возможность надеть на себя наручники и был отправлен в Лефортово.
Слепив нечто похожее на улыбку, Лаврентий Павлович прошел через контрольный пункт на ухоженную территорию дачи. Криво усмехнувшись, он подумал: «Что они будут делать, если однажды я вдруг забуду пропуск?»
Весь личный состав охраны Сталина находился в полном подчинении начальника 1-го отдела 6-го управления[83] НКГБ СССР комиссара госбезопасности 3-го ранга Власика, ответственного за обеспечение безопасности товарища Сталина. Хотя все сотрудники личной охраны главы правительства состояли в штате государственной безопасности, в действительности Лаврентий Берия, второй человек в государстве, распоряжаться ими не мог. Для охраны Сталина его личность не имела особого значения – он являлся одним из посетителей первого лица государства, которого следовало тщательно проверить, прежде чем пропустить на охраняемую территорию. Исключений не делалось ни для кого.
Был случай, когда Лаврентий Павлович не сразу был допущен к Сталину, ему не разрешили выходить даже на территорию дачи, и он около часа в тревожном ожидании просидел в деревянной сторожке под присмотром молодого крепкого лейтенанта.
Лаврентий Павлович прошел через контрольный пункт и вышел в сад. Иосиф Виссарионович особенно любил это место и нередко прогуливался по его тропинкам. Особенно ему нравились террасы, которых было несколько на первом этаже, в том числе застекленных; по всей территории были построены беседки в расчете на то, что глава правительства захочет отдохнуть в них во время прогулки, или просто для того, что переждать кратковременный дождь.
Особенно Иосиф Сталин полюбил прогулки после вынужденного пребывания в бункере, когда немцы едва ли не ежедневно совершали налеты на Москву.
Двухэтажная Ближняя дача, покрашенная в травяной цвет, не выглядела большой. Каждая комната в здании со вкусом обставлена оригинальной мебелью, большую часть помещений занимала библиотека. В одной из комнат стоял красивый рояль, в другой – камин. Но большая часть жилья, несмотря на красивую мебель, выглядела нежилой, и Сталин заглядывал в комнаты редко, довольствуясь уютным кабинетом.
В этот раз Лаврентий Берия также застал главу правительства в своем кабинете сидящим за письменным столом, заваленным различными военными картами.
– Присаживайся, Лаврентий. У тебя что-то срочное?
Берия устроился за столом на удобном мягком стуле с высокой спинкой и положил на зеленое сукно папку из коричневой кожи, в которой находился протокол допроса Шварценберга.
– Товарищ Сталин, несколько дней назад нашей дозорной группой были задержаны четыре перебежчика, одним из которых оказался немецкий военный разведчик, офицер. По его признанию, он входит в группу «Движение Сопротивления». Их цель: отказ от агрессивной политики Гитлера, свержение его режима и установление консервативного монархического строя. В этой папке запротоколирован допрос. Желаете взглянуть, товарищ Сталин?
– Ты мне ее оставь, Лаврентий, а сейчас расскажи о том, что он сообщил.
Подробно, не пропуская малейших деталей, Лаврентий Павлович рассказал о состоявшемся разговоре с немецким перебежчиком. Сталин не перебивал, достав пачку «Герцеговины Флор», он вытащил из нее три папиросы и, порвав над пепельницей тонкую папиросную бумагу, ссыпал лимонно-желтый табак в чашку курительной трубки и запалил табачок от оранжевого огонька зажженной спички.
Поднявшись с кресла, Иосиф Виссарионович некоторое время мягко расхаживал по кабинету в кожаных сапогах, ухватив трубку за чубук. Иногда он останавливался, чтобы посмотреть на Берию, живо пересказывающего содержание допроса, а потом, едва кивнув, вновь отправлялся в круговое путешествие по кабинету.
Тема о заговоре немецких генералов в окружении Гитлера для Сталина не являлась новой. О заговорщиках в вермахте и в абвере, планировавших антинацистский переворот, ему докладывали еще в конце тридцатых годов по разным каналам. Наиболее активно заговорщики начали действовать в сентябре тридцать восьмого года и были весьма близки к устранению Адольфа Гитлера. Участники заговора намеревались ликвидировать канцлера после его приказа о нападении на Чехословакию и планировали создать кабинет временного правительства, а затем в ближайшие сроки провести в Германии демократические выборы. В их программу вмешались интересы большой политики: при содействии Великобритании, Франции и Королевства Италия состоялось подписание Мюнхенского соглашения[84], по которому германские войска в начале октября тридцать восьмого года оккупировали всю территорию Судетской области Чехословакии, отменив тем самым планировавшийся переворот.
Иосиф Виссарионович сел в кресло и задумался. Было над чем поразмышлять. Сделав глубокую затяжку, он выдохнул сладковатый дым, распространившийся по всему кабинету, и произнес:
– Мы не станем препятствовать группе «Движение Сопротивления», даже если заговорщикам удастся устранить Гитлера… Хотя я совсем не уверен, что у них что-то может получиться… На стороне Гитлера все равно останется значительная часть генералитета, которая ему многим обязана, и они будут стоять за него и за его политику до самого конца. К тому же еще неизвестно, как население Германии воспримет смерть своего лидера… Но однозначно можно сказать, что в случае устранения Гитлера в Германии начнутся широкие волнения, что будет нам только на пользу и поможет более успешно завершить Белорусскую и Шауляйскую операции[85]. Им будет уже не до нас… А мы между тем освободим оккупированные немцами земли и накажем всех тех, кто развязал эту кровавую бойню и принес столько горя на нашу землю… Если им не удастся устранить Гитлера, то он не пожалеет никого из заговорщиков. В этом случае будут уничтожены даже самые опытные и боевые генералы, внесшие немалый вклад в завоевание наших территорий. Такими решениями он только ослабит свою армию, что тоже будет нам на руку. И пока они будут уничтожать друг друга как крысы, запертые в бочке, мы будем продвигаться вперед. И нас уже ничто не остановит. Мы войдем в Берлин, отловим Гитлера, всю его банду, совершавшую военные преступления на наших территориях, и будем их судить. И от нашего суда не уйдет никто!
– Если мы откажемся, то они могут договориться с нашими союзниками о прекращении боевых действий, – заметил Лаврентий Павлович. – Мы можем пойти на хитрость и сделать вид, что нас заинтересовало их предложение.
Иосиф Виссарионович слегка поморщился:
– Союзники не пойдут на такой шаг. Совсем не тот случай, чтобы договариваться с фашистским режимом, тем более что сейчас перевес на нашей стороне, и мы уже стоим на границе Германии. Мы загоним эту фашистскую гадину в логово и там ее уничтожим! Кстати, ведь даже среди заговорщиков немало генералов, которые совершили преступления на нашей земле. Лаврентий, тебе известно о том, что в группу «Движение Сопротивления» входит генерал пехоты Карл-Генрих фон Штюльпнагель?[86]
Это был вопрос, на который Лаврентию Павловичу трудно было ответить. Он мало что знал о генерале Карле-Генрихе фон Штюльпнагеле: в середине сорок первого года 17-я армия под его командованием оккупировала территории Киевской области и Донбасса; впоследствии он был назначен командующим войсками оккупированной Франции.
Можно было бы ответить на вопрос Сталина утвердительно, но в этом случае он опасался дополнительных вопросов, которые могут открыть его неосведомленность.
– Я мало что о нем знаю, товарищ Сталин, – признался Берия, – но я дам соответствующее поручение, и завтра на вашем столе будет лежать полная информация о генерале пехоты Штюльпнагеле.
– Не нужно, – отмахнулся Иосиф Виссарионович, – я и так о нем знаю предостаточно и не упускаю его из вида. – Верховный подошел к окну и распахнул его настежь. В комнату стремительно ворвался замешенный на запахе дельфиниума поток свежего воздуха, выдув табачный дым. – Еще в тридцать пятом году он опубликовал меморандум, в котором соединил в одно целое идеи антибольшевизма с антисемитизмом. Генерал Штюльпнагель является военным преступником! И забыть это мы не смеем… На советской территории, оккупированной семнадцатой армией, которой командовал Штюльпнагель, совершалось немало кровавых преступлений. Он не только потворствовал злодеяниям, но и подписал еще множество приказов, разрешающих репрессии против гражданского населения в отместку за действия партизан. Он сам и штаб его армии теснейшим образом взаимодействовали с айнзацгруппами, в том числе в ходе массовых расстрелов евреев. Своим подчиненным он высказывал идею, что все евреи – это коммунисты, а все коммунисты – это евреи. Так что весь путь семнадцатой армии генерала пехоты Штюльпнагеля отмечен массовыми захоронениями гражданского населения, чего ни забыть, ни простить мы не можем. И никаких компромиссов с такими, как он, быть не может!
Лаврентий Берия лишь кивал, осознавая, что Сталин получает данные от нескольких разведок, в том числе от Главного управления контрразведки «Смерш» Виктора Абакумова. И о группе «Движение Сопротивления» ему известно куда больше, чем может показаться. Вряд ли он когда-либо упускал ее из вида.
– Мы продолжаем собирать материалы по этим преступлениям, – заговорил Лаврентий Павлович. – Многие из карателей уже предстали перед судом.
– Мне известно, что третьего июля генерал-квартирмейстер Вагнер[87], генерал-полковник Линдеман[88] и еще ряд других генералов провели совещание в отеле «Берхтесгаденер Хоф». Они обсуждали ряд вопросов, в том числе чтобы провести переговоры о порядке отключения правительственных линий связи генералом Фельгибелем после взрыва, а также обсуждался вопрос о заключении с нами мирного соглашения… И что я хотел бы сказать, генерал-квартирмейстер Вагнер прекрасно был осведомлен о всех военных преступлениях, которые клика Гитлера планировала провести в отношении населения на оккупированных территориях. И еще. Будучи генерал-квартирмейстером, он несет значительную долю ответственности за оккупационную политику в тылу. За политику голода в отношении гражданского населения и прежде всего за скудное питание советских военнопленных, в результате чего сотни тысяч из них погибли от голода. И как же в таком случае мы будем с ними разговаривать о мире? Нет! Каждый из них должен понести наказание за все свои бесчеловечные преступления! А что там произойдет двадцатого июля, мы с интересом понаблюдаем. Но вряд ли это как-то скажется на наших убеждениях и на наших победах…
Глава 11
20 июля 1944 года. Восточная ставка Гитлера. «Полковника Штауффенберга арестовать»
День выдался жарким и очень душным. Оно и понятно – самый разгар лета! В это время в Пруссии оно всегда такое злое. Другое дело Оберзальцберг, там температура даже в самый пик лета не превышает двадцати двух градусов, идеальное место для жизни! Ни тебе комаров, ни прочей кровососущей напасти, и потом, как это здорово – засыпать в прохладе разреженного горного воздуха!
Совещание было назначено на двенадцать часов дня в зале собраний, представлявшем собой вытянутое деревянное здание. Но фюрер задерживался, и собравшиеся генералы, понимая, что Гитлер еще не совсем оправился от затяжной поездки, решили запастись терпением.
Наконец Адольф Гитлер вышел из блиндажа для гостей, больше напоминавшего сопку с разросшимся ельником, и в сопровождении личного адъютанта штурмбаннфюрера[89] СС Отто Гюнше[90] направился в зал. Остановившись, он посмотрел на маскировочную сеть, висевшую между блиндажами. К ней было пришито множество веток, приклеены листья, комьями лежала спрессованная земля. Маскировка была настолько мастерски сооружена, что за все время ее существования над Ставкой не пролетел ни один вражеский самолет-разведчик. Инженеры постоянно держали закамуфлированную сеть под наблюдением и еженедельно что-то подправляли в необычных нагромождениях: пришивали новые куски материи, заменяли старые, придавая сооружениям более естественный вид. С высоты птичьего полета маскировочная сеть походила на неровный рельеф, рассеченный сопками. В действительности же каждая из возвышенностей являлась блиндажом, мало уступающим по комфортности самым изысканным гостиницам. На всей охраняемой площади, составляющей 250 гектаров, был проведен свет, инженеры уверяли, что его свечение безопасно и его невозможно увидеть даже с близкого расстояния. Возможно, что так оно и было, но вот солнечные лучи умудрялись пробиваться через маскировочную систему, оставляя на бетонном покрытии размазанные на земле тени.
Совещание проводилось в прежнем составе: начальник штаба оперативного руководства Верховного командования вермахта генерал-полковник Альфред Йодль[91], начальник Генерального штаба люфтваффе генерал авиации Гюнтер Кортен[91], начальник оперативного отдела Генерального штаба сухопутных войск генерал-лейтенант Адольф Хойзингер, генерал пехоты вермахта Рудольф Шмундт, контр-адмирал Карл-Йеско фон Путткамер[92] и несколько старших офицеров. Через распахнутые настежь окна было видно, что фюрер приостановился, что-то сказал сопровождавшему его Гюнше, а потом ускорил шаг.
Он вошел в прохладу деревянного здания, внимательно осмотрел строй генералов, вытянувшихся в приветствии, и, небрежно вскинув руку, произнес: