Казань и Москва. Истоки казанских войн Ивана Грозного

Достижения времен Ивана III нельзя поставить в заслугу одному человеку, пусть даже и самому выдающемуся. Гигантское количество усилий нескольких поколений князей, храбрых воинов, дотошных дьяков и, конечно же, «богатыря-пахаря Микулы» перешли наконец в новое качество при первом русском Государе. Но именно он стал скрепой новой Руси, которой было суждено вовлечь в свою орбиту практически все татарские юрты.

Военно-политические аспекты русско-казанских отношений, или Почему доброго соседства не получалось

Не успела Москва окончательно скинуть с себя ордынский аркан и обзавестись «имперским» двуглавым орлом, как уже амбициозно устремила свои взоры на два внешнеполитических направления. Западное заключалось главным образом в борьбе с Польско-Литовским государством. На Востоке же во главе угла стояли отношения с татарскими образованиями, выделившимися после распада Золотой Орды.

Во-первых, куда денешься от соседей? Во-вторых, некоторых из них, точнее говоря Крымское ханство, великий князь Московский пытался вовлечь в альянс против все той же Литвы. Последняя тоже активно искала опору в татарском мире и вступала в союзы с Большой Ордой.

Наиболее ярко расклад «Москва и Бахчисарай против Вильны и Сарая» проявился во время стояния на Угре 1480 года. Тогда внезапный набег крымчан на Подолию не дал великому князю Литовскому Казимиру вступить в военные действия, что во многом предопределило исход событий. В итоге было де-юре и де-факто покончено с московской зависимостью от Большой Орды, которая начала стремительно приходить в упадок, а в начале XVI столетия прекратила свое существование.

Итак, ненависть братьев-мусульман и по совместительству татар друг к другу перевесила неприязнь к литовским и русским кафирам. Крымская династия Гиреев смертельно враждовала с большеордынскими ханами, поскольку обе стороны стремились к гегемонии над рядом бывших юртов Улуса Джучи. Вторым (впрочем, не по значимости) яблоком раздора стали земли, причем не столько для людей, сколько для лошадей и скота. Таврида желала расширить свои степные пастбища за счет большеордынских территорий (в Германии XX века речь бы шла о лебенсрауме, концепции расширения жизненного пространства).

Какова же была роль Казанского ханства для Москвы и, наоборот, Москвы – для Казанского ханства, на всем этом внешнеполитическом театре? По мнению многих исследователей, уже с 60-х годов XV столетия великий князь Московский уделял больше внимания Казани, нежели своему дряхлеющему «повелителю» – Сараю. Постепенно прямой контроль над волжским ханством становится идеей фикс восточной политики окрепшего Русского государства.

Казанским же правителям пришлось довольно быстро оставить «Батыевы» замашки и ухватиться за установившийся паритет с Москвой. Впрочем, и равновесие сил оказалось мимолетным: если сыновья первого хана Улу-Мухаммеда направляли в Белокаменную своих ненасытных баскаков, то уже его внуки были вынуждены сами покориться вчерашнему даннику. Или же искать других сильных покровителей, которые своим клином вышибут московский с «подрайской землицы»[12].

Повторимся, что такое положение дел объяснялось рядом веских экономических (о них будет рассказано в отдельных главах) и военно-политических причин. Обозначим главные из них.

Вероятность сближения Казани с Большой Ордой

На первый взгляд Сарай был так же ненавистен Казани, как и Тавриде. Вражда эта зародилась еще до образования волжского ханства. В свое время представители утвердившейся в Большой Орде ветви Чингизидов сместили будущего основателя казанской династии Улу-Мухаммеда с сарайского трона.

Однако перед лицом общей внешней угрозы объединяются еще вчерашние заклятые враги. Даже крымский и московский правители долгое время действовали в унисон, пусть и таили друг для друга комбинации из трех пальцев в карманах. Так что можно было ожидать каких угодно альянсов.

Отношение Казани к Большой Орде и вправду не отличалось дружелюбием, но официально между ними сохранялся нейтралитет. Волжское ханство не воевало ни вместе, ни против Сарая. Видов на большеордынские кочевья, как считает исследователь С.Х. Алишев, оседлые казанцы, в отличие от крымчан, не имели. Если задуматься, династическая вражда не была таким уж серьезным стоп-фактором для объединения этих двух татарских юртов против Москвы.

Угроза совместных казанско-крымских выступлений против Москвы

С исчезновением общего врага в лице Большой Орды русско-крымские отношения начинают походить на затянувшийся бракоразводный процесс, а Казань становится ребенком, которого бывшие супруги не хотят делить друг с другом. Период с 1507 по 1521 год условно можно назвать холодной стадией конфликта между недавними союзниками. Конечно, локальные набеги крымчан на русские территории и столкновения происходили уже тогда, но до масштабных войн дело пока не доходило. В первую очередь Москва и Крым боролись за влияние над волжским ханством, всеми правдами и неправдами пытаясь привести к власти и утвердить там своего ставленника. Уже первый успех Тавриды на этом поприще – воцарение Сагиб Гирея – вылился в масштабные антирусские выступления и участие казанских войск в опустошительном Крымском смерче[13].

Опасность подпадания Казани под влияние Османской империи

В то время как Москва и постзолотоордынские акулы боролись за гегемонию в Поволжье, свой взор к региону устремил настоящий Левиафан. По одной из версий, в XVI веке турки-османы сами нацелились на объединение под своей дланью всех юртов бывшего Улуса Джучи, что создавало серьезную угрозу безопасности и экономическим интересам Русского государства. Крым стал вассалом Турции еще в 1475 году, а в 1524-м османский протекторат распространился и на Казанское ханство, хотя, к счастью для Москвы, ненадолго. Пока не решаясь на открытое военное выступление против дерзкого конкурента, Турция начала использовать своего крымского вассала как оружие в борьбе с Москвой за Поволжье.

Восточная работорговля и казанские набеги

Еще в 40-х годах XV века казанские татары ни много ни мало осаждали Москву. Со временем наступательная инициатива прочно закрепилась за Русским государством. Но вплоть до самого завоевания волжского ханства при Иване Грозном казанские набеги, как и встречные «визиты вежливости», не прекращались. Русско-казанское пограничье оставалось настоящим фронтиром, о котором впору снимать позднесредневековые «остерны».

Многие татарские мурзы и казаки ходили в грабительские рейды, чтобы захватить «полон», как на промысел. В конце концов, соболей с куницами на всех не напасешься, да и отловить беззащитных русских или литовских крестьян в пограничных районах зачастую было куда легче. Объемы и значимость работорговли для Казанского ханства остаются дискуссионными вопросами в историографии. Подробнее эта тема будет рассмотрена в другой главе. Пока же отметим, что на развитие такой «отрасли казанской экономики» сильно влияла Ногайская Орда.

Нестабильная политическая ситуация внутри Казани

В Казани уже в конце 70-х годов XV века выделяются как минимум две «партии» – восточная и прорусская. Хотя это лишь расхожий историографический конструкт, и партбилетов того времени до исследователей не дошло.

Борьба родов и групп знати являлась постоянным фоном казанской жизни. Эти «партии» искали поддержки различных внешних сил, которые активно вмешивались в дела ханства. Еще хан Махмуд привечал разных татар «от Златыя Орды, от Асторохани, и от Азова, и от Крыма», когда подминал под себя местных булгарских эмиров и подавлял сепаратизм. В результате пришлые ногайские, ордынские, сибирские и крымские феодалы составили восточный блок казанской аристократии.

Ко временам Ивана III это уже не были те кочевники, которые проживали в юртах под бескрайним синим полотном Тенгри. Впрочем, отношение к «оседлым» государствам у многих из них оставалось как при «дедушке» Чингисхане. Они желали иметь полный контроль над Волгой и торговать христианскими рабами на невольничьих рынках Востока.

В противовес этому блоку в ханстве довольно рано формируется промосковская правящая партия. Ее скелет составила коренная казанская знать, которая опиралась на торгово-ремесленные круги, ориентированные на русские рынки. Хотя объединение выражало экономические интересы казанского большинства, его позиции были несколько слабее «восточных» оппонентов. Да и взаимоотношения данного лагеря со своими московскими покровителями время от времени сопровождались «лязгом железа». Прорусски настроенные казанские круги подчеркивали, что служат лишь своему хану. Москва же для них – что-то вроде старшего партнера. Интересы Великого княжества Московского и союзных казанских феодалов то и дело расходились, что приводило к «изменам» и конфликтам.

Сами феодалы могли переходить из одного лагеря в другой в зависимости от ситуации и конъюнктуры. Ханство металось от «сделки с дьяволом» (православной Москвой) в глазах истового мусульманина к полной зависимости от других татарских государств даже в ущерб собственным интересам.

Еще одной причиной нестабильности в Казани была ее территориальная непрочность. Ряд туземных булгарских народов испытывал определенный гнет со стороны правящей татарской прослойки, поэтому существовала опасность их отложения от Казанского ханства. Достаточно вспомнить правобережных черемисов, которые поддержали в 1550 году Москву и не препятствовали строительству на своей территории важной опорной базы – Свияжска. С другой стороны, те же народы нередко уходили «в самоволку» и совершали локальные набеги на русские территории без ведома казанской администрации.

Усиление и феодальная экспансия Москвы

В феодальную эпоху шаткий мир между смежными государствами сохранялся лишь при условии их экономического и военного равенства. В идеале требовался еще и паритет сложившихся вокруг соседей альянсов.

Как только одно государство становилось заметно мощнее другого, оно тут же начинало подминать под себя отстающего «партнера». Таким образом, сильнейший стремился получить для себя экономические выгоды (взимание дани, беспошлинную торговлю), а заодно и создать буфер безопасности.

Не потекли реки вспять и в русско-казанских сношениях. Пока волжское ханство было сильнее, оно доминировало над Москвой. Со времени Ивана III все меняется с точностью до наоборот. Уже в 50–60-е годы XV века[14] Москва прекратила выплачивать казанцам установленную после битвы под Суздалем дань, а вскоре и вовсе начала ответное наступление на восточного соседа.

На свою беду, казанская политическая элита долгое время не замечала очевидного и пыталась сохранить прежние порядки в контактах с Русским государством. Реальная расстановка сил и формальная геополитическая ситуация в регионе вступили в резонанс. Разумеется, такое не могло продлиться долго.

Раздел влияния и взаимные территориальные претензии Москвы и Казани

В 1458–1459 годах Москва совершила ряд походов на Вятку и фактически установила там свою власть. Казанцы же рассматривали эти территории как сферу своего влияния: какое-то время они даже брали с вятчан дань. Сами «лесные люди» хотя и сохраняли до 1489 года номинальную независимость от Москвы, нередко выступали на ее стороне против Казани и Большой Орды. Например, в 1471 году они спустились по Каме и Волге до самого Сарая, пограбили татарские территории и захватили в полон немало народу. На обратном пути их пытались перехватить как ордынцы, так и казанцы, с которыми даже завязался бой. Но бравые вятчане отбились и ушли с добычей восвояси. Неудивительно, что лихие северные «ушкуйники» не давали покоя казанскому хану.

В настоящий политический жупел для Казани вятский вопрос превратился при московском ставленнике Мухаммед-Эмине, который помог великому князю окончательно покорить Вятку. В глазах многих татарских феодалов хан окончательно стал коллаборационистом и русской марионеткой.

Были у Казани свои интересы и в пермской земле, куда также дотянулись длинные руки Москвы. В XV столетии началось активное движение «русских конкистадоров» на северо-восток, которое сопровождалось строительством городов, сел и острогов. Соответственно, Казань лишалась поступления пушнины с этих земель. Обостряло русско-казанские отношения и недовольство черемисов (марийцев) проникновением в их традиционные ареалы обитания по левому берегу Волги русских войск и поселенцев.

Взаимные обиды и историческая память с обеих сторон

Для Русского государства волжское ханство было одной из уменьшенных версий Золотой Орды, а значит, врагом. Не остыла память о разгроме русских войск под Суздалем, пленении Василия II и обложении Москвы унизительной данью. Даже локальные грабительские набеги казанцев зачастую воспринимались как заявление: «1445-й, можем повторить!»

В казанской же картине мира Москва до сих пор оставалась подконтрольной частью Орды. Совсем недавно (в 1432 году) основатель казанской династии Улу-Мухаммед, еще будучи сарайским ханом, лично давал ярлык на великое княжение Василию II. Окончательно разрешить эти экзистенциальные противоречия можно было только естественным для феодализма способом – поглощением одного государства другим.

Противоречия на религиозной почве

Став «Третьим Римом», Москва официально взяла на себя священную миссию защиты всех единоверцев. Любое насилие над православными людьми – будь то угон в рабство крестьян или ограбление купцов на Волге татарами – расценивалось как преступление против самого Господа.

Впрочем, тезис о религиозной подоплеке русско-казанских конфликтов окончательно оформился только в 40-х годах XVI века, при митрополите Макарии. Об этом много говорилось в церковной среде и публицистике. Известный русский «пропагандист» XVI века Иван Пересветов твердил о долге Москвы распространять православное христианство на новые территории чаще, чем Марк Порций Катон – о разрушении Карфагена.

Правда, не стоит переоценивать религиозный фактор в русско-казанских войнах. Несмотря на ряд воинствующих клерикалов, на деле Москва никогда не вела наступление именно на ислам. Некоторые указывают на обращение в православную веру царевича Кудай-Кула, брата плененного хана Алегама, как на нетерпимость Москвы к мусульманской вере. В таком случае Василий III вряд ли выдал бы свою сестру замуж за царевича даже при условии его крещения (а такое условие было необходимо для заключения подобного брака). Да и в источниках указывается, что принятие христианства было инициативой самого Кудай-Кула.

В Великом княжестве Московском всегда находилась масса служилых мусульман, например касимовские татары[15]. Сообщения крымчан в Стамбул о том, что русские якобы притесняют адептов ислама и рушат мечети в Казани, на деле не находили подтверждения.

Разумеется, религиозная составляющая имела большое значение для людей того времени и вносила свою лепту в том числе в развитие русско-казанских контактов. Но, как и в случае с Крестовыми походами, в реальности она служила идеологической ширмой для удовлетворения политических и экономических интересов разных сторон.

Если же взглянуть глазами правоверных казанцев, Москва являлась царством кафиров. Во многом преимущество восточного блока казанской знати над прорусским объяснялось тем, что первый педалировал общность братьев-мусульман. Он выступал за союз с исламскими странами и Казанским ханством, а также за борьбу с христианским Русским государством. Такие лозунги сильно воздействовали на религиозное и национальное самосознание татар. Показательно, что на закате существования самостоятельного волжского ханства казанцы в своих посланиях в Крым подчеркивали именно религиозный характер войн с Москвой: «Паки те врази наши на войне нас победят, и мы тем раю достойны быти, с такою надежею жили есмя истиннаго Бога судьбами»[16].

Дипломатический аспект русско-казанских отношений, или Новый Вавилон против старого

Войны гремят так громко, что зачастую заглушают речи дипломатов на страницах истории. Вот и присоединение Казани к Русскому государству воспринимается многими исключительно как завоевание, да еще и по цезаревскому принципу veni, vidi, vici. Будто только и были что осада со штурмом столицы волжского ханства в 1552 году, решившие все в пользу Москвы. На самом деле вхождение Казани в русскую орбиту – многолетний процесс, бóльшую часть времени в котором занимали дипломатия и «подковерные игры».

Да и в целом посольский обычай играл для обоих государств не меньшую роль, чем ратное дело. Пока в облаках пороха, грохоте орудий и свисте сабель расширялись пределы Московской Руси, в велеречивых тирадах послов и дипломатической переписке завоевывалось ее признание на международной арене. Даже преобразившийся «волею всемогущею» облик самой Москвы ярко выражал ее новую, имперскую, доктрину.

Если московская дипломатия возводила «новый Вавилон», татарская отчаянно пыталась удержаться за старый. Посольский обычай Казани, Крыма, Большой Орды, ногаев являлся прямым продолжением золотоордынской традиции. Нередко это невыносимое русскому слуху эхо из Батыевых времен сводило на нет результаты долгих и напряженных переговоров и даже разжигало новые конфликты. При этом многие формулировки татарских «дипломатов» того времени навевают крылатое: «Восток – дело тонкое». Словом, дипломатический аспект русско-казанских отношений второй половины XV – первой трети XVI века крайне многогранен и достоин отдельного рассмотрения.

Дипломатия Казанского ханства: эхо Золотой Орды

Главная проблема в изучении посольского обычая и международных связей Казанского ханства заключается в том, что обозревать тему приходится «из Москвы». Если точнее, «из палат Посольского приказа» и «келий монахов-летописцев». Львиная доля доступных российскому исследователю источников по истории Казани и ее контактов с внешним миром – отечественного происхождения.

Конечно, картину несколько дополняют литовские летописи и переписка. Интересные сведения содержатся в посланиях казанского хана Сафы Гирея польско-литовскому правителю Сигизмунду. Сообщает кое-что и западный нарратив, например знаменитый австрийский «инкор» Сигизмунд Герберштейн в своих «Записках о Московии». При всей значимости этих памятников массовая доля информации по теме в них не так велика. Да и сведения нарративного характера, как обычно, приходится «делить надвое», если не натрое.

Существует довольно обширный корпус турецких дипломатических документов и переписки, которые наверняка позволили бы взглянуть под новым углом на многие вопросы. К сожалению, данные источники вводятся в научный оборот крайне дозированно. А «штурм» турецких архивов – если и не взятие Измаила, то непростая боевая задача для российских исследователей.

Да и с русскими источниками вышло недоразумение. В 1701 году вся посольская документация по связям Русского государства с волжским ханством сгорела во время пожара в архиве приказа Казанского дворца в Москве. Хорошо, что немало сведений по московско-казанским контактам содержится в сохранившихся посольских книгах по связям с Крымом, Османской империей и Ногайской Ордой. Но это лишь малые крупицы сведений в сравнении с иссушенным московским пожаром морем актового материала непосредственно по рассматриваемой теме.

Другая причина, почему казанской дипломатии второй половины XV – первой трети XVI века уделяется не так много внимания в историографии, – отсутствие каких-либо революционных изменений. Как уже упоминалось, Казань следовала в фарватере постзолотоордыского посольского обычая. Хотя это не значит, что волжское ханство не вело дипломатическую игру и никак не реагировало на актуальную геополитическую повестку.

Что же представляла собой в общих чертах дипломатия Казанского ханства? Как и в большинстве восточноевропейских государств того времени, она носила оказионный характер. То есть казанцы не имели постоянных посольств в странах назначения, а направляли туда своих представителей по мере необходимости. При этом в источниках отсутствуют сведения о наличии в ханстве отдельного госоргана наподобие посольского приказа, который курировал бы данное направление. Оно находилось в ведении самого хана, а также отдельных представителей знати и духовенства.

Активное участие последнего в дипмиссиях – еще одна отличительная черта казанского посольского обычая. Высшее духовное лицо казанцев, сеид, нередко возглавляло посольства и выступало едва ли не основным внешнеполитическим актором в ханстве. К примеру, в начале XVI века большую роль в русско-казанских отношениях играл сеид Шах-Хуссейн. В своих письмах астраханскому правителю крымский хан Мухаммед Гирей обвинял этого «потомка пророка Мухаммеда» в явных симпатиях к Русскому государству. Вероятно, Шах-Хуссейн являлся одним из тех самых «пламенных моторов» прорусской казанской «партии». Входили в посольские миссии и мурзы, кадии, различные дворовые чиновники.

В части международного церемониала большое значение для казанцев имели поминки, или, другими словами, дипломатические дары. Вслед за тюркско-монгольской традицией подобные подношения зачастую воспринимались татарами как признак зависимости одного государства от другого. В западной же и русской парадигме это были лишь знаки расположения и дружеских намерений. Такое несовпадение взглядов сыграло особо злую шутку в отношениях Москвы и Тавриды, поэтому вопрос поминок будет более подробно рассмотрен в главе о русско-казанско-крымской дипломатии.

Если говорить о круге дипломатических связей Казани, то он также оставался традиционным в рассматриваемый период. В первую очередь это контакты с другими «осколками» Золотой Орды – Крымским и Сибирским ханствами, Ногайской Ордой, Астраханью. Взаимоотношения с ними складывались непросто, союзы сменялись войнами, а локальные конфликты или нападения отдельных феодалов могли происходить и в периоды дружбы на уровне государств. Тем не менее с татарскими соседями не прекращался обмен посольствами, заключались династические браки. Это касается и Крыма, и Ногайской Орды. Мать будущего казанского хана и московского ставленника Мухаммед-Эмина вышла замуж за крымского правителя Менгли Гирея. Как хан Алегам, так и Мухаммед-Эмин были женаты на дочерях высших ногайских биев.

Некоторые исследователи полагают, что отдельные соглашения Казани с ногаями касались вопросов татарского «международного эйчара». В источниках то и дело всплывают сообщения, что казанцы «разослали в ногаи» русских пленных. Вероятно, это было связано с определенными финансовыми договоренностями, которые регулировали совместную работорговлю.

Сношения же Казани с Крымом колебались от полного паритета до открытого объявления волжского ханства «крымским юртом». Впрочем, вопросы дипломатии между Казанью, Крымом, Москвой и Ногайской Ордой рассмотрим отдельно.

Что касается Сибирского ханства, то контакты с ним во многом определялись все тем же пресловутым ногайским фактором. По крайней мере, пока сибирские цари из династии Шибанидов (Ивак, Мамук) являлись по совместительству еще и ногайскими правителями. После того как Иван III установил московский протекторат над Казанью и посадил там на трон своего ставленника, многие ногаи и представители сибирской элиты так и не смирились с ростом русского влияния в Поволжье. Они начали оказывать давление на Казань и всячески поддерживать восточную (антирусскую) партию казанской аристократии. Многие подданные и сторонники сверженного в 1487 году Алегама (Али-хана) бежали в том числе в Тюменское ханство. Неудивительно, что отношения Тюмени с Москвой и прорусски настроенной частью казанского «истеблишмента» становились все более враждебными. Еще в 1490 году Мухаммед-Эмин сообщал в своей грамоте Ивану III: «Ивак, да Мамук… еже лет на меня войной приходят».

Подобно крымчанам, сибирские правители грезили доминированием в Поволжье, а их главенство (пусть и чисто номинальное) над многочисленными и лихими ногаями дополнительно подпитывало эти претензии. Апогеем конфликта стал поход сибирско-ногайского царя Мамука в союзе с мятежными казанскими князьями на волжское ханство в 1496 году и свержение Мухаммед-Эмина. Впрочем, ничем хорошим для Мамука эта авантюра не закончилась, а московский ставленник (хотя и в другом лице) вернулся на казанский трон в том же году. По некоторым версиям, лед между казанцами и сибиряками несколько подтаял в самом начале XVI века, чему способствовали общие экономические интересы в Перми Великой. Дело в том, что Иван III послал туда своего наместника и наложил на эти земли ясак. Между тем виды на пермские территории были как у сибирских Шибанидов, так и у Казани. Тюменский хан Кулук-Салтан (сын Ивака) напал на русских ратников в Прикамье и Усолье и побил их, а вскоре после этого казанцы с ногайцами вторглись в Великое княжество Московское и осадили Нижний Новгород. Как считает А.В. Аксанов, действия казанцев, ногайцев и тюменцев были согласованы. Якобы имел место казанско-сибирский договор о разделе сфер влияния в Перми и совместных выступлениях против Москвы.