По нотам жизни

Там нас ждали. Мама, буквально, насильно накормив внука и дочь куриным бульоном, уложила спать на жарко истопленную русскую печь и впервые за много лет я уснула так, словно провалилась в какую то чёрную дыру.

Зимнее деревенское утро. В доме ещё холодно. Потрескивают дрова в печке, немного пахнет дымом и  сдобным тестом. Я лежу с закрытыми глазами, и мне не надо идти на кухню, что бы узнать, что мама затеяла печь пироги, а отец сидит рядом, прихлёбывает вкусный чай из своей огромной кружки и раскладывает в выпечку начинку. Я аккуратно, что бы не разбудить спящего рядом сына, спустилась с печки. Деревянный пол холодный. Быстро сунула ноги в валенки, накинула на плечи халат и прошлёпала на кухню. Как же хорошо дома! Как же здорово, когда о тебе заботятся.

За несколько дней у родителей мы с сыном буквально встали на ноги. К выходным Ваня уже вырвался из заточения и укатил с деревенскими ребятами кататься с горки. Я сопротивлялась, но добрая бабушка заявила, что болезнь – болезнью, а воздухом дышать надо, потом заставила меня одеться по теплее, повязала на голове пуховый платок и мы пошли гулять по дороге.

Снег искрился под лучами почти весеннего солнца. Дым вился из печных труб и белыми хлопьями исчезал в голубом небе. Валенки смешно поскрипывали и лёгкий морозец румянил щеки.

–Катя, что с тобой твориться? – спросила меня мама.

– Да ничего, – обсуждать с ней свою жизнь мне не хотелось, – устала я. Сама понимаешь, школа, дети. Я люблю свою работу, но скоро весна и уже безумно хочется каникул…

– Катя, давай поговорим откровенно, – перебила меня мама, – ведь не в работе дело, не в школе. Что у вас дома твориться?

–Нормально все, – ответила я, уже жалея, что согласилась на эту прогулку. Лежала бы сейчас на печи, книжку читала, или щей бы налила в тарелку,  со сметаной. Я что то последнее время ем как не в себя. Видимо, заедаю все свои переживания. А скоро весна…

–Катерина! – не унималась мама, – ты же моя дочка, я же вижу, что ты сама не своя. В новый год за тобой наблюдала. Вроде веселишься, а у самой глаза грустные.

Несколько минут мы молча шли по дороге. Мне не хотелось расстраивать маму. Мы с Владом поссорились – потом помирились, мама все воспримет совсем по другому. Но на то она и мама – от неё ничего не скроешь.

–Да, – вздохнув сказала я, – не все у нас хорошо. Вернее, совсем не хорошо. Живём мы на мою зарплату. Влад, конечно, зарабатывает и, бывает, много, но не стабильно и деньги мне перестал давать от слова совсем! Потом, он выпивает и ты об этом знаешь. В дом уже четыре года как переехали, а как стояли серые стены, так и стоят – тошно домой заходить. Вот, в вкратце, и все.

Мы ещё немного прошли молча и я поняла, что, на самом деле очень хотела этого разговора, очень хотела все рассказать не подругам, не психологам, а самому дорогому в мире человеку – маме.

–Мам, я такая дура. Как я раньше не видела, что он алкоголик? Мне казалось, что достаточно объяснить человеку, что он что то делает неправильно и если объяснить нужными словами, то он обязательно поймёт. Да я и сейчас так думаю. Но Влад – ему ничего не объяснить. Он прав и все. Он не алкоголик. В его понимании алкоголики это те кто несут из дома вещи и валяются под забором. И все бы ничего, только это медленная деградация, понимаешь? Все хорошее в человеке ради чего стоило бы закрыть глаза на какие то отрицательные черты характера, они ведь у каждого есть , строить дальше семью, дом – оно постепенно уходит, а все плохое лезет как тараканы из всех щелей. Ужасно…

–Можешь не продолжать, Катюша, – мама шмыгнула носом, – я все это давно вижу, и папа тоже, только как мы могли в твою жизнь соваться? Мало ли, может тебя это устраивает. Ты же не жаловалась никогда. А тут отец все меня тычет: поговори и поговори.

–Мама, – давно не устраивает, только что делать – я не знаю. Я на столько устала, что и делать уже ничего не хочу. Анжела говорит – съезди в отпуск, одна. Мол, вернёшься другим человеком, силы появятся и решение придёт правильное. Только, какой отпуск? У меня же отпуск летом, да и куда? На какие деньги? Эта стройка проклятая, уже никому не нужная, все выжимает. Зачем надо было в это ввязаться? Надо туалет на втором этаже делать.

Мы дошли до горки, где раскрасневшийся Ваня катался на ватрушке. Он, пыхтя, в съехавшей на одно ухо шапке, полз наверх, чтоб потом, подпрыгивая на кочках с диким визгом и хохотом лететь вниз, в овраг, врезаясь в сугроб.

–Вот так больной! – всплеснула я руками, и быстренько утащила взмокшего и бесконечно счастливого ребёнка домой.

Вечером, уложив Ваню, я сидела на кухне. У мамы скопилась целая коллекция любовных романов, которыми она постоянно обменивалась с соседками. Я читала по книжке в день, думая о том, что в семнадцать, двадцать, двадцать пять лет героини такие умные, логичные, слова мимо не скажут, а уж поступки совсем правильные и вокруг одни принцы, и все богатые. Сказка, одним словом. Мама и папа появились на кухне так тихо, что я даже вздрогнула, когда тёплая отцовская ладонь легла на моё плечо.

Папа сел за стол, мама устроилась рядом, на диванчике.

–Послушай, Катя. Ты с Владом этим ошиблась, – начал отец,– и мы с самого начала это с мамой видели. Может, мы и не правы, что не остановили тогда тебя, но с другой стороны, не выйди ты замуж за Влада и Ванюшки бы не было, да и неизвестно, как бы сложилась твоя судьба. Вторую ошибку мы совершили, когда позволили ему втянуть тебя в эту стройку его дома. Именно его и мы все прекрасно понимаем, что сейчас у тебя, вложив столько сил и эмоций в этот дом, нет на него никаких прав. Ты по своей молодости могла этого не учитывать, но мы, твои родители, должны были предвидеть такую историю. Скажи мне, дочка, ты с ним дальше жить хочешь?

Я молчала. Разговор получался трудным, я была к нему не готова. Да я вообще была ни к чему не готова сейчас, кроме как снова уткнуться в книгу и читать о чужом счастье.

–Знаешь, папа, я и сама уже не знаю, чего я хочу. Реально. У меня давно день сурка, если ты понимаешь, о чем я? – папа кивнул, а мама накинула мне на плечи пуховый платок, – у меня не получается остановиться и посмотреть на все со стороны, разобраться, понять себя, Влада. Одни разговоры и даже на них у меня уже нет сил.

–Катя, – отцовская ладонь накрыла мою руку, словно защищая от всех напастей, – мы же и не такое пережили?

Я помнила об этом. В деревне я оказалась, когда мне было пятнадцать лет. Переехала из города, да из какого: миллионника, южной столицы. Как и любой восточный город в хорошие времена своей истории, он утопал в лёгкой неге и бесконечном сибаритстве. Там остались родственники отца, переживать тяжёлые времена после распада СССР, а мы решили переждать их на родине мамы, в среднем Поволжье. Временно, а остались навсегда…Всех наших денег, вырученных за кое-какое и имущество, едва хватило, что бы продержаться первое время. Отец – трудяга, который, казалось, родился с мотыгой на перевес, никогда не жаловался. Он работал. На земле. И вот через несколько лет мы поставили новый дом в котором сейчас и жили мои родители. Такой просторный, светлый. Сюда бы не одного Ваню, а целый выводок внучат!

–Так вот, – продолжал отец, – мы тебе тогда всего не сказали. Квартиру нашу там, на юге, мы таки не продали. Сначала она ничего не стоила, а потом у нас и без неё вроде как наладилось. Помнишь, я пару лет назад ездил туда? – отец действительно раз в три – четыре года выбирался повидать братьев и сестёр. Я с ним не ездила. Сначала не хотела, потом Ваня был совсем крошкой.

–Я не только с родней повидаться, ездил, – продолжил отец, – но и квартиру проверить: что да как. Катя, поезжай летом туда. Отдохни. Посмотри. Захочешь – продашь эту квартиру и купишь себе что-нибудь здесь, в городе – мы поможем. Или ремонт этот уже закончите и, возможно, с Владом все наладиться. Только ты туда жить не уезжай. Мы уже старые, побудь рядом с нами.

Вот это была новость! Это был просто царский подарок! Я со слезами на глазах обняла родителей и мы ещё долго сидели на кухне, пили вкуснейший чай воду для которого папа специально черпал из деревенского колодца, строили планы на будущее.

Часть 2 Юг Глава 2.1

В аэропорту меня встречала шумная компания родственников. Когда мы виделись последний раз, многие из них еще были подростками и я с трудом узнавала их. Возглавляла веселое общество двоюродная сестра – Марина. Этой хрупкой черноволосой женщине с пронзительными голубыми глазами трудно было дать больше тридцати лет. Нас самом деле Марина уже перешагнула сорокалетний рубеж. Так и не выйдя замуж, она жила отдельно от родителей и была. по восточным меркам, очень независимой особой. Если Марина и переживала о каких то упущенных возможностях, то держала это глубоко внутри. В кругу близких она слыла богемной тусовщицей, вхожей на многие светские мероприятия. С радостным воплем мы бросились на шею друг другу.

Вечер прошел как и положено: за столом и в разговорах. Я уже и забыла, что у меня такая многочисленная родня. Все и обо всех пришлось рассказать раз по десять. Следующим утром, что бы никого не стеснять, я стала собираться к себе в квартиру. Но, неожиданно для меня, родственники известие о переезде восприняли в штыки. На помощь пришла Марина, заявив, что поживет у меня, присматривая и не позволяя скучать. В её квартире шел ремонт и необходимость находится под присмотром пожилых родителей, похоже, выводила сестренку из равновесия.

–Вечером я привезу твои вещи и мы, наконец, посекретничаем, – шепнула она в дверях и, заговорщически подмигнув, добавила, – Ура! Свобода!

***

От метро до дома надо было ехать на трамвайчике. Пути проходили по центру широкого проспекта, засаженного соснами. Даже в самый жаркий день деревья создавали тень и прохладу, а вокруг витал удивительный аромат хвойного леса. Я сидела в трамвайчике, слушая стук колес, и вспоминала свое детство, так неожиданно закончившееся много лет назад.

В один миг исчезло огромное государство и те, кто служил ему, оказались никому не нужны. Военную часть расформировали, позабыв о людях. В то смутное время, в поисках лучшей доли, уезжали многие.Кто-то смог продать квартиру, кто-то просто бросил, единицы остались жить здесь, а некоторые, как и мои родители, уехали, оставив жилье на попечение родственников. Помню, как отец уговаривал маму, повторяя, что через несколько месяцев все утрясется и мы обязательно вернемся. Прошли годы, но этого так и не произошло. Самым трудным было первое время после переезда в глухую деревеньку в Центральной России. Мама как то сразу постарела, а ведь ей было немного за сорок. До сих пор не понимаю, как мы тогда выжили, не умерли с голоду, не спились. В дождь и мороз я стояла на остановке и ждала автобус, что бы уехать за десять километров в школу. И так каждый день. Учится – это был мой единственный шанс, иначе – как говорили в деревне: «Коровам хвосты крутить». Ирония заключалась в том, что коров в деревне небыло. Ферму под шумок отправили на мясо…

Конечная остановка и вот мой дом. Все такой же, в разноцветных флагах развешанного на балконах белья. Я долго стояла у входной двери, боясь повернуть ключ, а когда вошла в прихожую, то буквально услышала голос мамы:

– Катя, это ты? Мой руки. Садись, обедать будем.

От боли и обиды за себя, жестоко поломанные судьбы родителей, на глаза  навернулись слезы. Я долго сидела на маленьком стульчике в пыльной прихожей, оплакивая безвозвратно ушедшее счастье.

Осмотрев жилище и разобрав вещи, я решила заняться делами. Город пестрел объявлениями о продаже квартир. После нескольких часов метаний между риэлтерскими конторами, мой энтузиазм заметно поубавился. Складывалось впечатление, что вокруг нет ни одного дома, где бы кто-нибудь что-нибудь не продавал. Только в нашем подъезде на продажу было выставлено несколько квартир, так что конкуренция оказалась жесткой.

«Ну что ж, на рынке два дурака, – усмехнувшись, подбодрила я себя. – Один покупает, другой продает. Даст Бог, выкрутимся!»

Как только вернулась к себе, раздался телефонный звонок. Хорошо, что сохранилась городская линия и я подключила старый номер. Иначе бы встал вопрос, какой номер указывать в объявлениях. Звонил муж.

– Почему у тебя мобильник выключен? -не поздоровавшись начал он,– Второй час дозвониться не могу!

–Во-первых, здравствуйте, – спокойно сказала я. Оправдываться было бессмысленно. Влад по своему переживал за меня. Общаться культурно он не умел, а ругаться не хотелось.

–Здравствуй, – пробурчал Влад в трубку.

–Влад, региональная связь не поддерживает нашего оператора. Куплю симку – скину номер. А городской только сегодня удалось восстановить – то же целая эпопея была. Я вчера звонила родителям, сказала, что все в порядке, а твой номер не отвечал.

–Я в бане был с мужиками. Как дела с квартирой?

Я кратко рассказала мужу о ситуации в городе. Скрывать что то небыло смысла. Влад был в курсе событий и посвятил его, сам того не понимая, конечно же наш сын. Пока мы обсуждали с родителями детали поездки, Ваня, развесив уши, крутился рядом. И кто ж мог подумать, что, не смотря на все предупреждения, он скажет отцу в ответ на какую то очередную обидушку, что скоро бабушка и дедушка купят ему, Ване, свою квартиру. Влад, конечно, посмеялся, но принял к сведению.

–Собирай вещи и домой, – грубо сказал Влад, – Нечего там шляться. Знаю я такие продажи.

–Влад, ты что, рехнулся? Как домой? – глупость мужа вывела меня из равновесия, – Перепил вчера, что ли?

–Нашла алкаша! Домой, я сказал.

–Да иди ты к черту! – в сердцах крикнула я и повесила трубку.

Причина грубости мужа была понятна, но от этого легче на душе не становилось. Он впервые отпустил жену далеко и надолго одну и, вчера, в мужской «банной» компании, видимо, выслушал много колкостей в свой адрес. По натуре человек не выдержанный и не воспитанный, он с вечера принялся обрывать телефон а я, как на грех, оказалась вне зоны действия сети. Так что, добравшись, наконец, до ветренной супруги, он тут же выложил все наболевшее.

Пока я обдумывала произошедшее, в квартиру с ворохом сумок ввалилась Марина.

–Привет сестренка! Празднуем свободу! – с порога закричала она.

На кухонный стол тут же была выставлена закуска. А по центру разместилась бутылка какого то местного вина. Неожиданно выключился свет и у нас получился импровизированный ужин при свечах. Огарки свечей нашлись на кухонной полке, видимо, еще с тех времен, когда электричество в доме было настоящим праздником.

–Часто у вас такое бывает?– спросила я, имея ввиду перебои с электричеством.

Теперь очень – очень редко, – равнодушно ответила Марина, – так что можешь не привыкать. Но за столько лет, мы, конечно, намучились.

–Расскажи о себе? – попросила я сестру.

–А что рассказывать? – в отблесках свечи я наблюдала за ней, – сорок лет, мужа нет, дети, скорее всего, отменяются. Живу в свое удовольствие и стараюсь ни о чем не задумываться. Раньше думать надо было.

–А как же личная жизнь? Хотя, извини, я забыла, что здесь такие вопросы задавать не принято.

–Ничего, – рассмеялась Марина, – мы взрослые девочки. С личным у меня  все в порядке. Он, разумеется, не свободен, занимает серьезный пост в правительстве. Как познакомились – не скажу, пойми меня правильно.

Я согласно кивнула сестре. И хотя свет давно включили, Марина предложила продолжить посиделки при свечах, на что я с удовольствием согласилась. Тусклый, мерцающий свет создавал в квартире, которая столько лет не видела ремонта, ощущение уюта и тепла.

–В жизни он меня поддерживает, – продолжила Марина, – а другого и не надо. Теперь у меня есть престижная работа, машина, я обеспечена и всем довольна. В свое время мы даже хотели родить малыша, но выяснилось, что я не могу иметь детей, – Марина вертела пустой бокал в руке, разглядывая на гранях отблески свечи, – теперь твоя очередь, делись, Катя.

Я рассказала о своей жизни все, как на духу. Марина не перебивала, только как то очень внимательно смотрела на меня, слегка покачиваясь на стуле, а потом, будто сама себе сказала:

–Все ясно. Не любишь ты его, да и он тебя. Но жить вместе как то привыкли. Печально.... И ты, похоже, решила, что сделаешь с деньгами, когда продашь квартиру?

В сумерках вечер, вдыхая сквозь открытое ароматы юга и любуясь, как последние отблески заходящего солнца играют с вершиной горы, я поймала себя на мысли, что за тысячу километров отсюда Анжела говорила то  же самое, только другими словами.

–Поздно что то менять. Ребенок растет, жизнь более менее  налажена. Остается только по бабьи сожалеть о каких то упущенных возможностях. Хотя, кто их пробовал на вкус, эти возможности? И стоит ли о них жалеть?

–Ерунду ты сейчас говоришь, Катерина. Это всего лишь твои страхи. Жить начать заново никогда не поздно. И любовь ты еще обязательно встретишь. Поверь. Все встречают, но не у всех хватает смелости.

–Ты думаешь, я не влюблялась в своей жизни? – иронично спросила я.

–Любить и влюбляться разные вещи. Я говорю о  любви, которая приходит в зрелом возрасте и к зрелым людям. Я говорю о любви, что уже не обращает внимания на внешнюю мишуру, не требует доказательств своего существования.

Немного помолчав, сестра продолжила:

–Но я сторонник традиционных ценностей и все таки, считаю, что семью нужно охранять и сохранять. Мне трудно судить, я не знаю твоего мужа, но что то хорошее в нем все же есть, раз ты вышла за него замуж? Так что давай за это и выпьем. Как у вас говорят: «За все хорошее!»

Глава 2.2

Следующий день я планировала начать с небольшой приборки ( спасибо родственникам. В квартире был относительный порядок) и пройтись по риэлтерским конторам, но мои планы наткнулись на буру возмущения со стороны Марины.

–Какие дела?– почти кричала на меня сестра, негодующе размахивая руками, – ты столько лет здесь не была. Поезжай, посмотри город. Он сильно изменился. Просто отдохни, наконец. А вечером, после работы, сходим куда-нибудь.

–Но квартира…– несмело попыталась возразить я.

–Ради Бога, успокойся. Я тебе торжественно обещаю, что на работе займусь этим вопросом. Позвоню по знакомым, размещу объявления. А ты пока выкинь все это из головы и марш отдыхать! Да, – уже с порога окликнула меня сестра, – обязательно надень тот бирюзовый сарафан, что я видела вчера, – хлопнув дверью она отправилась на работу.

Ещё немного повалявшись в кровати и поразмыслив, я решила последовать совету сестры: погулять по городу. Светло-зелёный сарафан, сшитый моей хорошей знакомой, идеально сидел и делал меня моложе. Одев его я чувствовала себя юной нимфеткой, способной вскружить голову любому мужчине. Глупости, конечно, но как же чертовски приятно после стольких лет вновь почувствовать себя молодой и свободной!

Город действительно изменился. Кружева старых улиц: узкие, то поднимающиеся вверх, то круто спускающиеся к реке, с резными створками дверей и каменными заборами, оттенённые раскинувшимися каштанами и резными балкончиками, так и манили потеряться в витиеватом лабиринте.

«Интересно, – думала я, -сколько невест украли какие-нибудь джигиты с огненными глазами и пылкими сердцами вон с того балкончика? А сколько пьяных весельчаков, прогуливающих жизнь, выносили из того духана в подвальчике?»

Но, пожалуй, самыми живописными были «итальянские дворики». Это двух-трёх этажные домики, построенные колодцем. Попасть в квартиры можно по раскинувшимся внутри деревянным галереям. На них, фактически и проходит жизнь местных обитателей. Своё название они получили благодаря пленным итальянцам, отстраивавшим город после войны. Они рассказывали байки о том, что половина Рима застроена такими вот домиками, так что я практически побывала в Италии!

Всего в нескольких кварталах от меня жил полнокровной жизнью город, зазывая прохожих модными витринами и дорогими ресторанами, и было очень здорово, что цивилизация ещё не добралась до этих уголков. Все так же на верёвках, перекинутых между балконами, висело белье, по стенам полз в верх виноградник и болтали, сидя на скамейках и щёлкая семечки, завсегдатаи дворовых тусовок. И казалось, что будто в старые добрые времена, воспоминания о которых сохранились из детства, сейчас свернёшь за угол и непременно окажешься на  шумном дворовом застолье, где тебя обязательно напоят и накормят по случаю рождения, свадьбы, а может, и поминок, и не имеет значения, что ты не местный и даже не знаешь виновника торжества. Это было когда то…

Так, любуясь стариной, я оказалась у маленького дома. Из распахнутых дверей, ведущих в подвальчик, доносились голоса. На деревянной доске, прикреплённой над входом, обычной краской в духе художеств Николо Пиросмани было выведено «Театр». Мне стало очень интересно, но войти внутрь, когда спектакль, по видимому, был в разгаре, я постеснялась. Но тут из подвальчика вышли несколько человек, выкурили по сигарете и оживлённо о чем то беседуя, спустились обратно.

«Какой такой спектакль может быть среди бела дня? – подумала я, – Вернее всего – репетиция. Ну выставят меня оттуда, да и Бог с ним!» Я решила воспользоваться ситуацией и проскользнула внутрь.

К моему удивлению, никакой репетиции не было. В будний день шёл самый настоящий спектакль. Да и театром в обычном понимании происходившее можно было назвать с трудом. Подвальчик, словно амфитеатр, широкими ступенями уходил вниз. На них стояли, прислонившись к стене, или сидели зрители. Артисты находились внизу, на маленькой, импровизированной сцене. Они не просто играли спектакль: они подходили к зрителям, вовлекали тех в свои разговоры в действия. Помещение было относительно небольшим, поэтому создавалось впечатление, что находишься в небольшом кругу дружной кампании. Все, и зрители, и актёры вели себя очень свободно и раскованно.

Оказавшись незваной гостьей и почувствовав всеобщее внимание,  я от смущения готова была провалиться сквозь землю и уже повернулась, готовая незаметно прошмыгнуть обратно на улицу, когда раздался громкий оклик одного из актёров:

–Жена! У нас новая гостья! Почему ты держишь её на пороге? -головы присутствующих повернулись ко мне, – Посади её вон к тому молодому человеку, пусть поухаживает за девушкой! У нас всем место найдётся.

Актриса, исполнявшая роль супруги главного героя, подошла ко мне, взяла за руку и усадила к мужчине, сидевшему рядом со сценой.

–Дорогой мой, – обратилась она к нему,– позаботься о гостье!

Мужчина любезно помог мне разместиться на разложенных подушках. Продолжавшийся спектакль был очень интересным. Актёры постоянно импровизировали, что требовало огромного мастерства. По все вероятности, они и сами не знали, как именно закончится действие, в котором шла речь о глупом и очень ревнивом муже и молодой но умной жене. Причём, на роль возлюбленного жена выбрала парня из числа зрителей и он очень здорово подыгрывал ей. Наблюдая за происходящим в зале, я почувствовала, что сидящий рядом мужчина исподволь разглядывает меня. Этот факт очень польстил моему женскому самолюбию. Я попыталась рассмотреть мужчину, к которому так запросто меня подсадили актёры, но каждый раз сталкивалась с внимательным взглядом карих глаз.

На вид незнакомцу было лет тридцать пять. Пышные тёмные волосы, не короткие, но и не очень длинные, почти доставали до плеч; густые чёрные брови и карие глаза; красиво очерченные полные губы. Одет он был в светлые брюки и льняную рубашку. Никаких украшений: часов, колец, цепочки на шее – непременных атрибутов достатка, на мужчине не было. Он был красив, но красотой зрелого, уверенного мужчины. От него исходил пьянящий аромат дорого парфюма и я непроизвольно глубоко вздохнула.

–Кензо, – полушёпотом произнёс мужчина, слегка наклонившись ко мне.

–Извините? – я не сразу поняла, о чем он.

–Кензо, – ещё раз произнёс он, – мои парфюм, да и ваш, кажется, то же. Вы так, я бы сказал, вкусно, принюхались.

Он был прав. Я действительно любила парфюм этой марки и очень давно, поэтому, увидев последние новинки в дьюти-фри аэропорта с хорошей скидкой, не удержалась и купила небольшой флакончик.

–Ни к кому я не принюхивалась, – ответила я незнакомцу, – здесь прохладно, а на улице жарко и, похоже, я простыла.

«Господи, что ты мелешь?! – пронеслось у меня в голове, – Ещё нос прилюдно рукавом вытри!»

Когда спектакль закончился актёры пошли по рядам собирая плату с благодарных зрителей. Видя, что я роюсь в сумочке в поисках хоть какой то налички, мужчина дотронулся до моей руки и сказал:

–Позвольте мне, – он положил купюру в протянутую артистом шляпу и тот подмигнул моем соседу с заговорщическим видом, будто старому знакомому.

В этих краях когда-то считалось вполне обычным заплатить за даму в транспорте, да и при любой другой возможности проявить своё мужское великодушие. Такой поступок расценивался как комплимент и никто, при этом, не чувствовал себя обязанным.