Древо Миров братьев Камковых. Том 1

Александр Камков

Древо Миров братьев Камковых. Том 1

Интерлюдия 1. Вершина Древа Миров. Чертоги богов.

Огромная зала поражала воображение. Ее высота была такова, что где-то в вышине, не касаясь каменного потолка, проплывали перистые облака, а стены терялись в дали, едва угадываясь в полумраке, царившем в божественных чертогах. В центре залы стоял массивный круглый стол, созданный из цельного куска белого мрамора, за которым вполне комфортно мог бы разместиться военный отряд из пары дюжин бойцов.

Но сидений вокруг него было всего восемь. Это были цельно каменные троны с высокими спинками, венчающимися драгоценными камнями своего цвета, соответствующими знакам стихий. Камни загорались, когда хозяин трона садился на свое место и тухли, после того как трон пустел. Свет драгоценных камней освещал сидевших под ними богов и отбрасывал цветные блики на стол, освещая пространство перед ними. Троны располагались попарно, с каждой из четырех сторон стола. Наверху каждого из них сверкал соответствующий богу камень стихии: бриллиантовый знак воздуха, сапфировый – воды, рубиновый – огня и агатовый – земли.

За столом, на своих тронах, сидели боги. Под знаками огня – Орфенор и его спутница Рада. Под знаками воды – Идриан и Лорейн. Под знаками Земли Ульфиг и Варда. Под знаками Воздуха – Аргонт и Таора.

Они всегда сидели в этом порядке, испокон веков это было так. Хотя их встречи носили эпизодический характер, каждая из них оказывала огромное влияние на тот или иной мир, обсуждению которого была посвящена. На этих встречах боги принимали решения о проведении коррекций в мирах, сбившихся с пути, обменивались накопленным за цикл опытом и вносили идеи, касаемо развития всех тех миров, над которыми им поручил присматривать их Отец.

Отец или как его называли жители этих миров – Создатель всего сущего, или коротко – Всеотец, давно не являлся богам, покинув созданные им миры. Он оставил своих Детей приглядывать за ними и решать возникающие там проблемы, проводя необходимые коррекции, когда таковые требовали божественного вмешательства. Сам он, видимо устав от текущих дел и забот, ушел в дальние странствия по бесконечному сонму миров Великого Древа.

Миров, оставленных на попечения Восьмерых – как их называли обитатели последних – насчитывалось несколько сотен. Разбросанные по различным ветвям Великого Древа, они постоянно требовали внимания, а зачастую и вмешательств. Те миры, что располагались выше по Ветвям Древа – более молодые из всех – утопали в диком средневековье. Более старые миры, расположенные ближе к корням Древа – продвинулись в своем развитии до ультрасовременных технологий. Среди и тех и других встречались мертвые миры, покинутые богами, или погибшие в катастрофах, которые не смогли, или же не захотели предотвратить создавшие их боги. Миры обычно шли по двум взаимоисключающим путям развития: технологический, где властвовали и успешно развивались механика и технологии, или духовный, в которых процветала магия. Смешанных, среди них, было очень немного, зато все они были полны непримиримыми противоречиями и противостояниями. В таких мирах соблюдать равновесие между Добром и Злом, Порядком и Хаосом, Восьмерым богам было гораздо тяжелее, чем в тех, где путь развития мира был однозначно определен. Внимания они требовали гораздо более пристального, а вмешательств или коррекций, божествам в них приходилось проводить гораздо больше и чаще.

Кроме миров, Отец оставил им в наследство еще одну головную боль – Сущность, некогда нарушившую в своем мире равновесие настолько глобально, что для купирования ее последствий, Всеотцу пришлось удалить ее из этого мира. Он заключил ее в искусственно созданный пространственный карман, изолированный от всех миров Великого Древа. Там полностью отсутствовала какая либо материя, а время текло настолько своеобразно, что в этом узилище вообще не было понятий прошлого и будущего. Отец не называл своим Детям ни имени этой Сущности, ни названия родного мира, из которого он ее извлек. Но по тем путам, которыми он ее сковал, им было понятно, что силой и опасностью этот узник, в свое время обладал изрядной.

На сегодняшней встрече, Восемь богов планировали обсудить один из миров, который в свое время прогневал Отца настолько, что он лишил его магии, хотя изначально этот мир был смешанного типа. Но планы им пришлось срочно поменять, потому что огромные Весы, стоявшие посередине мраморного стола, неожиданно качнулись.

Глава 1. Город Пентакор. Мир Пента. 390 год. Школа Волшебства «Штормхольд»

.

Школа волшебников Штормхольд располагалась на невысоком холме, вблизи города Пентакор. Это было белокаменное здание, со стрельчатыми окнами и высокими башнями под черепичными крышами коричневого оттенка. Башен было четыре, по сторонам света, потому их для простоты так и называли – Северная, Южная, Западная и Восточная. Они вырастали из здания на четвертом этаже и поднимались ввысь на длину вдвое выше, чем само основание здания. В итоге получалось двенадцать этажей, из которых только первые четыре можно было пройти по кругу. В башнях по центру шла винтовая лестница, пронзая ее насквозь на всю высоту, давая доступ на восемь этажей каждой из башен.

      Школа была очень старая, поговаривали, что даже старше самого города. Но в отличие от него время не властно было над ней. Стены все так же ярко белели на солнце, а черепица никогда не покрывалась ни пылью, ни грязью, ни мхом. Окна блестели разноцветными мозаичными рисунками, на которых угадывались изображения диковинных пейзажей, зверей, птиц, а иногда и портреты магов и волшебниц далекого прошлого.

До школы от города вела укатанная повозками и каретами песчано-глинистая дорога, которая даже во время осенних проливных дождей оставалась проезжей и легко проходимой. По обочинам ее зеленела травка, а чуть дальше начинался лесок, в котором весело щебетали разномастные певчие птицы. Опасных зверей в нем сроду не водилось, хотя в окрестных лесах Пентакора их было предостаточно. Но сюда они почему-то не забредали.

Вот по этой дороге я сейчас и шагал. Неторопливо, размеренно, как идет человек, прошедший уже немало, но которому еще шагать и шагать. Было начало осени. Солнышко еще грело, но не палило нещадно как летом, птички щебетали, небольшие белые тучки неторопливо проплывали по небу. Природа дарила напоследок тепло, и оно умиротворяюще действовало на меня. Я шел, напевая немудреную песенку себе под нос. Час назад я вышел из таверны Пентакора, где вкусно пообедал жареным мясом с овощами. В этой таверне я прожил все лето, дожидаясь начала осени – времени начала вступительных экзаменов в Школу Волшебников. С собой я захватил небольшой мех с легким эльфийским вином, которое мне очень рекомендовал рыжебородый хозяин таверны с много говорящим названием «Веселый Том».

До школы было еще пару часов пути и стоило подумать, как сделать так, чтобы меня приняли на один из четырех факультетов. Как мне рассказал Том, вступительные экзамены были серьезным испытанием для любого одаренного человека из не магической семьи, в которой некому было подготовить своего отпрыска к такому непростому испытанию его дара. Мне уже исполнилось тринадцать лет, и для меня это был последний год, когда я мог бы поступить в школу волшебства. По традиции школы в нее мог поступить юноша не младше десяти и не старше тринадцати лет.

Факультетов было четыре, традиционно по количеству стихий – земля, огонь, воздух и вода. Для каждого факультета была отведена своя башня, где молодые волшебники жили, учились и совершенствовались свое мастерство в специальных учебных и тренажерных залах под руководством учителей и старших товарищей своего факультета. Школа выпускала три вида, а точнее три уровня квалификации волшебников.

После окончания начальной школы – маг. Для этого нужно было пройти пять девятимесячных семестров обучения, каждый из которых заканчивался экзаменом. Его необходимо было успешно сдать, чтобы перейти к следующему. На лето учеников отпускали на небольшие двухмесячные каникулы. По истечению пяти лет обучения проводился итоговый расширенный выпускной экзамен перед коллегией Архимагов – учителей, которые по результатам него решали – достоин ли ученик получить звание мага. Достойным вручали знак отличия выпускника – золото кольцо.

Желающих среди выпускников успешно сдавших итоговый экзамен – принимали продолжить обучение на следующую ступень. Провалившие экзамены ученики оставались без титула и кольца и лишались возможности учиться дальше в Школе Волшебства.

После продвинутого обучения – магистр. Это еще три года обучения с обязательными годовыми экзаменами. Тут уже не предусматривалось никаких каникул, обучение было углубленное и безостановочное. По истечении трех лет также проводился выпускной экзамен. Успешно сдавшие его получали соответствующий титул, а в их кольцо инкрустировали камень стихии соответствующий их факультету.

И лишь немногие, сумевшие заинтересовать Архимагов своими знаниями и умениями, могли рассчитывать остаться в школе еще на три года и постичь под руководством назначенного им индивидуального наставника – Архимага высшую магию, недоступную для изучения на низших ступенях обучения.

Выпускникам Архимагам, кроме почетнейшего титула был положен в дополнении к их кольцу с камнем стихии – посох Архимага, изготовленный индивидуально, под каждого выпускника мастерами школы – Высшими Архимагами. Таковых было всего четыре, и именно они руководили своими факультетами. В отличие от учителей, которые хоть и очень редко, но менялись с годами и преподавали каждый свою дисциплину, Высшие Архимаги – являлись бессменными руководителями своих факультетов и не менялись ни разу, со времен основания школы. Сколько им лет никто не знал, но всякий кого бы я ни спрашивал, утверждали, что они руководили своими факультетами изначально, и скорее всего, именно эта Четверка и являлась основателями Штормхольда.

Архимагов, закончивших все одиннадцать лет обучения в Школе Волшебников, за всю историю Штормхольда, можно было пересчитать по пальцам. Большинство остались в ней в качестве учителей, сменив уходивших на покой. Остальных сманили города Королевства, наперебой предлагая им почетные должности: главного мага города, главного библиотекаря, или даже Советника Королевского двора.

Я шел по дороге, а мысли мои вернулись на четыре года назад, в тот год, когда я потерял своих родителей и обрел свой дар. Я жил тогда в деревушке Винтори, которая находилась на севере от Пентакора, примерно в пятидесяти лигах. Между ними пролегала горная гряда, с узким и опасным для путников перевалом, совершенно не проезжая большую часть года. Зимой из-за выпавшего снега и частых лавин, обрушивающихся с северных склонов пиков гряды, а весной и осенью из-за грязевых потоков воды, периодически скатывающихся с подтаявших на солнце снеговых шапок горных вершин, в перевал, превращая его в русло селевого потока.

Поэтому большую часть года, деревушка жила своей жизнью, практически отрезанная от цивилизации, других городов в доступной близости от нее не было. В ней насчитывалось немногим более сотни жителей, основным занятием которых была охота на лесистых отрогах гор, где в изобилии водились непуганые лани и косули, а так же рыболовство в сбегающих с гряды бурных притоках Ледянки. В каждом приличном доме был свой огород с овощами, а у самых зажиточных – загон для коз, или птичник с курами и гусями.

В доме, где я жил, кроме меня и моих родителей никого больше не было. Зато в соседнем с нами доме – проживали родители моей матери и ее сестра, рано овдовевшая после прошлогоднего набега банды болотников с запада, которые с завидным постоянством терроризировали нашу и окрестные деревушки. Они пользовались тем, что вызвать регулярную рать с Пентакора было крайне затруднительно, ввиду отсутствия иной дороги кроме злосчастного перевала. Поэтому отбивались мы чаще всего своим ополчением, которое состояло в основном из взрослого мужского населения деревни, в которое и входил ее погибший муж.

На Западе от нас простиралась болотистая равнина, испещренная несчитанным количествам речушек с топкими берегами и неприятным сернистым запахом. Скатываясь с гор, они быстро теряли скорость и образовывали застойные, заболоченные участки, лениво текущие по равнине в сторону Далекого моря. Эти места были не заселены, в них скапливалось все отребья рода человеческого. Нигде подолгу не останавливаясь, они жили набегами на поселения и скудной охотой на обитавших в этих землях земноводных.

На востоке от нас темнел старый дремучий лес, куда не отваживались ходить даже самые смелые наши охотники. Об этом лесе рассказывали страшилки на ночь, пугая окрестную детвору, когда они уж слишком расшалятся к вечеру. Старики говорили, что в нем живут лешие, волки оборотни и прочая нечисть, и что именно там погиб наш старый деревенский маг Тихон, когда по заданию старосты ушел в Темный лес, обуздать живущую там тихо, до поры до времени ведьму, в последнее время вдруг повадившуюся наводить порчу на деревенский скот. Взамен Тихона, из города, на следующий год нам прислали, недавно закончившего Школу Волшебства, молодого мага, ибо негоже крупному селению жить без Волшебника. Но он не задержался у нас надолго. Через пару лет, отработав положенный по распределению срок, он переехал в далекий город Низорд, расположенный далеко к северу от нас, в зоне вечной мерзлоты. Там ему предложили работу городского библиотекаря, считавшуюся очень почетной в любом городе нашего королевства.

Между Пентакором и Низордом была ни одна сотня лиг и, хотя между ними иногда проползали торговые караваны, они чаще всего огибали нас дугой, перебираясь через горы по широкому Восточному перевалу за Темным лесом, через город Гарт. Караванщики не хотели лишний раз рисковать растерять товар или того хуже – сгинуть на нашем опасном перевале, несмотря на то, что через нас путь был короче более чем на полсотни лиг.

Мои воспоминания о детстве были однообразными сменами времен года, похожими один на другой как капли воды. Отец часто исчезал из дома на охоту с соседскими мужиками, возвращаясь только через два-три дня, а на моей матери держался весь наш дом, с огородом и птичником на десяток кур. Моей работой по хозяйству – была рыбалка и сбор ягод и грибов на узкой полоске леса между отрогами и нашей деревушкой. И еще, конечно же, мелкие и разнообразные хозяйские поручения от матери и отца, которым всегда было нужно срочно помочь, принести что-то или сбегать к деду по какому-то весьма неотложному делу.

В тот день, который сейчас всплыл в моих воспоминаниях, пока я шел по дороге в Штормхольд, ранним утром, отец собирался на очередную охоту. Мать хлопотала по дому, а я, пользуясь тем, что никто из родителей меня пока ничем еще не озадачил, сгреб удочку и банку, вчера вечером наполненную свежими червями из нашей компостной ямы, и направился к ближайшей речушке. Идти было недалеко, за частоколом огораживающий нашу деревню, начинался пологий подъем к предгорным холмам, между которыми и проложила свое русло наша речушка с характерным названием – Ледянка. Она, как всякая горная река, была быстрой и холодной даже летом. Зимой она никогда не замерзала. Поэтому на нашем столе, в течение всего года, практически через день было какое-нибудь рыбное блюдо – уха из окуней или щуки, или же жареная красноперка с вареной картошкой из нашего огорода.

– Драгорт, к обеду чтоб был дома! – Крикнула мне в след мать.

Солнце, едва поднявшееся над горизонтом, по-весеннему слегка припекало, журчание Ледянки навевало спокойствие, поэтому мои шаги были неторопливыми и легкими. Я шел к небольшому омуту, образованному на одном из многочисленных поворотах реки, где практически всегда можно было наловить окуней.

Сначала я услышал треск костра и негромкий говор с характерным акцентом жителей болот.

– Ну что, все подошли? – Спросил кого-то коренастый человек в кожаном легком доспехе с коротким мечом на широкой перевязи.

– Нет, нужно еще минут десять – пятнадцать. На позициях пока только скауты, – ответил ему хриплый голос, принадлежащий пожилому худощавому человеку в черном плаще.

– Главное чтобы их не заметили, иначе запрут частокол, и нам придется брать селение штурмом!– Вновь заговорил первый.

– Не бойся, с хриплым смешком ответил второй, – накину сейчас полог отрицания, даже птицы нас не увидят. Проскочим внутрь прямо через ворота, словно тени, да и рано еще, в деревне спят сейчас все!

Душа моя с треском провалилась в пятки. Я стоял, скрытый от говоривших болотников жидким прибрежным кустарником, а страшные мысли заморозили мое сознание:

«Это нападение!» – Догадался сразу я. – «Снова болотники пришли за нашим добром!» Наконец немного оттаяв, я начал очень медленно, шаг за шагом, осторожно отступать в сторону деревни, моля Восьмерых, чтобы под ноги не попалась сухая ветка:

«Нужно быстро добежать до дома старосты и если он дома, то рассказать о готовящемся нападении!» – И я побежал, что было сил назад, в деревню.

Вбежав в деревню через заднюю калитку частокола, я сразу понял, что опоздал. В деревне уже были чужаки. Разномастно одетые, грязные, лохматые, но неизменно вооруженные холодным оружием самого разного вида и качества, они с воплями и гиканьем, небольшими группами, носились по деревне, убивая и калеча всех, кто оказывал им сопротивление. Наши ополченцы, застигнутые врасплох, не успели закрыть частокол и не смогли наладить организованную оборону. Не смогли, да и не умели толком. По сути, пиком их навыков – было из года в год отстреливаться из луков и метать дротики из-за частокола, да рубить руки и головы лезущим к ним через него бандитам.

Выбегая на улицу из своих домов, по одному, наспех одетые и кое-как вооруженные, они тут же попадали на двух-трех разбойников. Не будучи опытными бойцами, в такой схватке они не имели никаких шансов. Тела убитых и раненных, большей частью из моих соплеменников, уже усеивали центральную улицу деревни. Хотя иногда среди них попадались и трупы наших врагов. Больше всего их было у дома старосты, где он жил со своими двумя взрослыми сыновьями. Похоже, что только они и смогли хоть как-то противостоять налетчикам. Разрозненное сопротивление нашего ополчения постепенно затихало, а когда в центральные ворота вошла еще одна большая группа вооруженных болотников, я окончательно понял что наше дело – труба. Их было не менее полусотни, а во главе отряда шли те двое, которых я утром встретил на реке.

– Дома не жечь! – Прокричал коренастый, – дым будет виден слишком далеко! Забираем еду, ценности, деньги и одежду! До вечера нам нужно уйти!

Видимо это был их вожак. Он вышагивал по улице, как хозяин положения, не опасаясь уже никого и ничего. Слева, и чуть позади от него шел человек в плаще, с надетым на голову капюшоном, скрывающим его лицо. Голова его поворачивалась то влево, то вправо, будто он высматривал или вынюхивал что-то, своим длинным, слегка горбатым носом, едва видневшимся из-под капюшона.

Я, пока не замеченный никем из болотников, осторожно пробирался в сторону родного дома. Наконец, впереди показался соседский палисадник с яблоневыми деревьями. Прокравшись сквозь него, я осторожно, стараясь производить как можно меньше шума, перелез через деревянный забор, разделявший наши сады, и вынырнул во двор своего дома. Картина, представшая моему взору, заставила меня замереть на месте.

Отец лежал весь в крови, зажав в руке свой охотничий лук. Страшная рубленая рана пересекала его грудь от левой ключицы и до середины живота. Он был уже мертв. В воротах нашего двора лежали двое разбойников, которых он успел подстрелить из лука. Одному стрелой насквозь пробили горло, другого превратили в одноглазого циклопа, со стрелой вместо второго глаза.

Мать лежала в двух шагах от мужа, до последнего вздоха прикрывая ему спину. Она умудрилась разделочным ножом, торчащим сейчас из живота болотника, зарезать одного и ранить второго. Ее так же убили мечом, вскрыв горло от уха до уха. Бандит, который это сделал, сейчас перевязывал оторванным подолом маминого же платья свою левую руку, злобно матерясь и с ненавистью поглядывая на нее.

Я закрыл глаза и замотал головой, словно пытаясь вытрясти из сознания эту страшную картину. Горячая волна горя, отчаяния и чего-то еще, поднимаясь из глубины моего естества, аккумулировалась в области живота. Проходя через грудь, затем через шею, в мою голову, этот жар затоплял мне сознание, поглощая все мысли. В моих глазах заплясали красные круги, и я на миг отключился. Когда сознание рывком вернулось, в голове, в груди, в животе пылал нестерпимый пожар, я весь горел изнутри. Внутренности начинали, будто бы плавиться внутри меня. Силясь избавится от этого адского жара, исторгнуть его из себя, чтобы не сгореть заживо изнутри, я мысленно направил его вперед, через свои вытянутые в сторону убийцы моих родителей руки.

– Гори сволочь!!! – Прохрипел я пересохшим вмиг горлом.

С шипением, из моих ладоней вырвался огненный шар, размером с мою голову и ударил разбойника в грудь, мгновенно растекаясь по всему его телу. Вспыхнувший как промасленный факел, болотник, громко вопя, помчался из нашего двора на улицу. А я, внезапно полностью обессиленный, свалился кулем между грядками. Последним проблеском моего затухающего сознания, я натянул на себя полотнище ткани, которыми мать закрывала грядки с молодой рассадой, от полуденного жаркого солнца.

Очнулся я в доме родителей моей матери, от чьего-то прохладного прикосновения.

– Ну слава Восьмерым, ты наконец пришел в себя! – С облегчением в голосе, произнесла моя бабушка. Она расправила холодный компресс на моем лбу и ласково посмотрела на меня.

– Они ушли? – Произнес я и закашлялся, в горле и во рту было сухо как в пустыне.

– Еще вчера! – Ответила она с видимым облегчением, – награбили, что смогли унести и убрались восвояси.

– У вас в доме все живы? – Страдание и боль утраты родителей, обожгло меня изнутри, но я с нескрываемым облегчением, увидев утвердительный кивок ее седой головы, откинулся на подушку.

– Принеси попить, ба! – Попросил я.

Она ушла на кухню за водой, а ко мне тут же подошел дед.

– Драгорт, послушай, – он неуверенно мялся возле моей кровати, – ты не видел случаем, кто сжег болотника в вашем дворе?

– Сжег? – Недоуменно переспросил его я.

– Да, какой-то маг запустил большущий огненный шар, прямо в болотника, и он весь в огне, едва выбежав со двора вашего дома, рухнул на улице и сгорел до самых костей за десяток секунд. Я это сам видел из вот этого вот окна, своими собственными глазами. – Он указал на окно над моей кроватью.

Я прекрасно ориентирующийся в их доме знал, что из него открывается вид на наш внутренний двор. Но огород и сад отсюда не видно, они скрываются за углом сарая, где отец хранил садовый инструмент и всякое ненужное в доме барахло, которое могло еще пригодится в хозяйстве.

– Очень странная история, – продолжил дед, – ведь в нашей деревне уже год как нет ни одного мага. Нового нам до сих пор не прислали, а тот молодой, умотал на север, как мы все знаем. Болотники все дома перевернули, разыскивая того кто это сделал, особенно ихний маг старался, все ходил да вынюхивал окрест Вашего дома. Нас всех проверил магическим кристаллом, соседей тоже просветил, но так ничего и не нашел. – Дед с какой-то опаской и одновременно надеждой смотрел на меня в упор.

От немедленного ответа меня спасла ба, как раз принесшая мне кружку родниковой воды. Она поставила ее передо мной на тумбу и, прихватив за рукав деда, тут же удалилась вместе с ним, закрыв за собой дверь. Из-за двери донеслось приглушенно:

– Что ты к нему пристаешь с вопросами, он едва успел прийти в себя!

Я лежал и думал, стоит ли признаваться деду и ба. Очень бы мне самому хотелось знать, как это у меня произошло. В нашей деревне не было никого даже с намеком на дар Волшебства, обычно просыпающегося к девяти-десяти годам, как было написано в книгах. Тех детей, кто обладает даром, родители стараются определить в Школу Волшебства. Это было не только очень почетно – иметь среди детей одаренного, но и приносило хороший доход. Школе не нужно было платить за обучение, более того, сама Школа Волшебства платила родителям хорошую стипендию за то, что их отпрыск учится у них, и с каждым удачно пройденным им семестром, плата только возрастала. Конечно, после удачного окончания обучения, маги и тем более магистры должны были по распределению Школы не менее пары лет отработать по специальности в поселениях, где имелась нужда в волшебнике, но во-первых, за это тоже платили, правда уже не Школа, а поселение, а во-вторых, распределяли магов в пределах королевства. Это были либо города: Пентакор, Низорд, Бангорд, Хиронг, Гарт, или окрестные поселения помельче, в самом крайнем случае – деревушки. И все равно – это было не очень далеко от отчего дома выпускников. К тому же, там где давно не было волшебника, а это как раз и были наиболее мелкие поселения или деревушки, местное население, даже на недоучку мага без кольца, буквально молилось. И все жители, а особенно староста этой деревни, очень старались сделать все, чтобы по окончанию этих двух лет распределения, волшебник остался у них жить.