Мой таинственный незнакомец, или Крокодил назад не ходит

– За прогресс! – произнёс короткий тост Амарафиус.

– Странно, что не за милых дам, – прокомментировала Ардана на ухо брату. В принципе, она могла говорить громче, ибо шум надрывавшегося парового котла всё равно заглушил бы её слова. Вообще любой разговор в вагоне вёлся на повышенных тонах.

– Через пару лет поезда в нашей стране станут основным средством передвижения на дальние расстояния, – пригубив вино, заявил Нилфри. – Да что там передвижение! Вы представляете, сколько грузов можно будет перевозить на поезде? Скоро караваны и обозы уйдут в прошлое. Железную дорогу следует усиленно развивать. Сейчас нам нужно поработать над тяговой силой, чтобы можно было прицеплять больше вагонов, а также попытаться увеличить скорость движения состава.

– Для этого необходимо поразмыслить над усовершенствованием парового котла, – произнёс сухопарый Гелиот, поглаживая свой острый кадык. – Представляете, насколько возрастёт давление внутри котла?

– Так поразмыслите, Гелиот! – сказал Нилфри. – Я профинансирую ваши изыскания от и до. Да что я говорю, вам прекрасно известна степень моей заинтересованности данным проектом.

Внезапно раздался гудок, от которого у всех чуть не заложило уши. Пассажиры недоуменно переглянулись. Поезд тем временем стал замедлять ход, а вскоре и вовсе остановился. Гриндо с Арданой тут же заняли место у двери – мало ли какие диверсанты задумали вломиться в вагон.

– Что случилось? – заволновался Амарафиус.

– Хорнс, узнайте, почему мы остановились, – велел Нилфри своему секретарю.

Тот спешно покинул вагон и направился к машинисту выяснять причину остановки. Пассажиры принялись строить догадки.

Через пару минут Хорнс вернулся.

– Пути перекрыли родственники мальчика, которого пять лет назад задавила паровая тележка, и ещё человек тридцать сочувствующих, – доложил он.

Все стали взволнованно переглядываться.

– Дети лезли под колёса, сколько мы их не отгоняли, – не замедлил уточнить Нилфри, обращаясь, по большей части, к представителям городской управы, хотя те, понятное дело, были наслышаны об этой печальной истории. – К большому сожалению, трагедии избежать не удалось.

На несколько мгновений он застыл с отрешённым видом. Нилфри всегда с болью в сердце вспоминал тот трагический эпизод. Тогда родителям погибшего мальчика мануфактура выплатила щедрую компенсацию, но разве деньги что-то значат в сравнении с жизнью ребёнка! Утешало его лишь то, что с того времени семейство нарожало ещё троих сыновей и останавливаться на достигнутом, похоже, не собиралось.

– Позвольте, что значит – перекрыли? – не переставал тревожиться владелец золотых приисков. У него от волнения даже испарина на лбу проступила. А его девица сидела ни жива ни мертва – она не могла понять, как ей утешить своего драгоценного толстосума в присутствии столь высокопоставленных особ. Не хватало, чтобы Амарафиуса хватил инфаркт в расцвете её лет! Очевидно, блондинка бедром чувствовала бумажник в его кармане, и это только усиливало тревогу.

– Они стоят прямо на рельсах, – сообщил Хорнс.

– А вы поинтересовались, что именно они хотят? – спросил его Нилфри.

– Да, – кивнул секретарь. – Они не желают, чтобы поезд ехал дальше.

– Хорнс, вернитесь и передайте им, что поезд поедет дальше! – с металлическими нотками в голосе произнёс он. – И чтобы через минуту их не было на путях!

– А если они не уйдут с путей? – поинтересовался кто-то из управы.

– Полагаю, у них хватит ума отойти подальше от разгоняющегося поезда, – ответил Нилфри.

– А если кто-то не успеет отпрыгнуть? – уточнил уже другой представитель управы. – Маоро, посмотрите в окно – там толпа! Представляете, что начнётся, если мы переедем человека на глазах у всего честно́го народа!

– Хотите сказать, что в пустынной местности вы бы переехали человека с чистой совестью? – спросил у него Гелиот.

– Я этого не говорил! – поспешил обелить себя чиновник.

– Хватит! – остановил назревающий конфликт Нилфри. – Нам необходимо тронуться дальше, чтобы побыстрее закрыть эту неприятную страницу в истории первого путешествия по железной дороге. Хорнс, скажите машинисту, чтобы он сделал предупреждающий гудок. После этого пусть начинает движение.

– Да, главное, чтобы гудок прозвучал, – согласился представитель городского законодательного собрания.

– А если они всё же не уйдут? – спросил Хорнс.

– Значит, пускай машинист затормозит, – решил Нилфри. – Не давить же людей! Но я уверен, что они все-таки уйдут.

Секретарь нервно выдохнул и вышел из вагона. Очевидно, он страшно волновался, ощущая себя связующим звеном между людьми, отдающими приказы, и беднягой, который по их вине уже через минуту может быть разрезан пополам колесом паровоза.

Пока Хорнс решал проблему, остальные косили глаза на толпу, стараясь не проявлять суетливости. А люди за окнами тем временем заинтересованно смотрели куда-то вперёд паровоза.

– Ну где там Хорнс? – процедил Нилфри. – Он что, в переговоры вступил? Уволю!

Он что-то ещё сказал, но в эту секунду его слова заглушил пронзительный гудок паровоза.

– Поехали! – потёр руки Амарафиус, ощутив пока что непривычный, но приятный толчок – поезд тронулся с места.

Чуф-чуф-чуф!

Паровоз начал неторопливо разгоняться, но Хорнса всё не было. Запрыгнул в вагон он минуту спустя. Гриндо сразу же закрыл за ним дверь.

– Ну?! – вопросил Нилфри.

– Я уговаривал их, как мог, но люди стояли до конца, – ответил запыхавшийся Хорнс. – Но всё-таки в последний момент, когда поезд уже поехал, они разбежались.

– Видимо, когда смерть спрашивает «да» или «нет», давая на размышление всего секунду, «нет» вырывается само собой, – мрачным тоном заметил изобретатель Гелиот.

– Хорошо, хоть она на помощь пришла… – не менее мрачно промолвил Нилфри.

– Кто? – не понял Амарафиус.

– Смерть, – пояснил Маоро, взглянув на владельца золотых приисков так, что того передёрнуло.

Неприятную тему больше не поднимали. Пассажиры вновь вернулись к обсуждению перспектив развития железнодорожного транспорта. Обговаривались будущие проекты, деньги, которые будут в это вложены, доходы, которые принесут эти проекты… одним словом в вагоне завертелся финансовый вихрь.

До конечной точки добрались, с учетом вынужденной остановки, за сорок минут. Здесь рельсы разветвлялись и одна из веток уходила на круг, чтобы поезд мог развернуться и ехать обратно. Действительно, было бы глупо приехать в тупик и бросить паровоз там – во-первых, задний ход пока ещё находился в стадии разработки, а во-вторых, поезда всё-таки создаются для того, чтобы ехать вперёд, а не пятиться, как рак.

Деловито пыхтя, состав сделал круг и поехал назад к мануфактуре.

– Вот когда поставим на ноги железнодорожную отрасль, – принялся мечтать на обратном пути Нилфри, – тогда и будем в конечных точках отцеплять паровоз от головного вагона, а другой прицеплять к хвостовому. И в круговом развороте уже не будет необходимости.

– А как поезда будут преодолевать реки? – подала вдруг голос любовница Амарафиуса, у которой от выпитого вина развязался язык.

– Будем строить мосты, – ответил Нилфри, взглянув на блондинку. Для этого, правда, ему пришлось собрать всю волю в кулак – девица вызывала в нем глубокое отвращение, но она, как ни крути, была любовницей стратегически важного делового партнёра Амарафиуса. Сама же она в его глазах была погнутой, потёртой, замусоленной монеткой самого малого номинала, мимо которой проходит даже нищий. Но, к несчастью, эта мелочёвка лежала в кармане владельца золотых приисков.

«Интересно, – подумала Ардана, заметив этот взгляд Нилфри, – что эта малолетняя козявка скажет, когда узнает, что Амарафиус продаёт поношенных любовниц в публичный дом, откуда пути к нормальной жизни уже не существует? Да-да, этот толстяк не гнушается зарабатывать даже на своих подстилках, хотя и гребёт лопатой миллионы! И лет через десять, когда из борделя её вышвырнут на улицу, она будешь никому не нужной рухлядью».

Девица же невольно поёжилась от этого устремлённого на неё взгляда и поспешила отвести глаза в сторону окна, сделав вид, что её там что-то заинтересовало.

– Какой мост, простите, выдержит такого гиганта? – удивилась супруга Гелиота.

– Мы построим железные мосты, – ответил Нилфри, переключив внимание на гораздо более приятную собеседницу.

– Как любопытно! – восторженно произнесла женщина. – Железные мосты!

– Железо вытесняет дерево, – напомнил Нилфри свой жизненный лозунг. – Вытесняет везде, где только возможно.

– А я знаю, где железо никогда не заменит дерево, – подала голос его дочь Эрвида́ль.

– И где же, радость моя? – спросил Нилфри, положив свою ладонь на её.

– А в топку паровоза ты что кидать будешь? – девушка задорно улыбнулась.

Маоро рассмеялся. Его глаза довольно сверкнули – было видно, что его несказанно порадовала шутка дочери, разрядившая деловую, пахнущую деньгами и только деньгами атмосферу.

– Что буду кидать я? – он посмотрел на дочь с нарочитым удивлением. – Позволь всё-таки заниматься этим делом кочегару, – ответил тоже шуткой.

– Кстати о будущем, – подключился к разговору один из чинов столичной управы. – Не грозит ли Митрану повальная вырубка лесов?

– Да! – кивнул его коллега. – Я тоже вижу в этом проблему.

– Я уверен, что дерево в этом мире не единственный источник энергии, – сказал Нилфри. – Триста лет назад мы открыли порох. Но для транспортных средств он, как топливо, не подходит из-за сверхсильного давления в момент воспламенения и температуры сгорания, больше чем в два раза превышающей температуру внутри парового котла.

– Да и не хотелось бы лишать пассажиров барабанных перепонок, – добавил конструктор Золлар.

– Давайте не будем уходить от темы лесов, – напомнили чиновники из управы.

– Думаю, в ближайшие пять-десять лет проблемы с лесами не возникнет, – попытался успокоить их Нилфри.

– А дальше? – последовал резонный вопрос.

– Мы будем искать другие источники энергии, – ответил Маоро. – Денег на это я не пожалею, уж поверьте.

– Нет никаких гарантий, что этот источник будет найден, – тут же последовало возражение.

– В конце концов, давно пора оттяпать у на́уа леса на севере их территории, – выдал уже вторую за сегодня «гуманную» идею представитель законодательного собрания.

– Тем самым мы обеспечим топливом южную часть будущей сети железных дорог, – поддержал его кто-то из коллег.

– Простите, – возмутилась жена Гелиота, – а если у вас отобрать часть дома, в частности, ту, где находится кухня – это в порядке вещей будет?

Несколько пар глаз городского руководства недовольно посмотрели на смелую женщину.

– Науа вымрут рано или поздно, – равнодушно произнёс законодатель и уже пылко добавил: – А нам ещё жить!

– Мы можем им отдать взамен степь на юге Митрана, – предложил новую идею другой чиновник.

– Что?! – возмутился первый в ответ. – Отдать науа митранские земли?!

– Там всё равно нет никого, кроме сусликов! – возразил его оппонент. – И для сельского хозяйства эта степь совершенно непригодна.

– И зачем же науа такие земли? – поинтересовалась жена Гелиота.

– Прыгать с копьями и луками можно где угодно, – пренебрежительно ухмыльнулся чиновник.

– Южную степь мы никому отдавать не будем, – остановил спор Нилфри тоном человека, распоряжающегося не только своей недвижимостью, но и всей территорией Митрана.

– Значит, придётся отобрать без компенсации, – успокоили сами себя сторонники аннексии.

– Нилфри, а зачем Митрану эти безжизненные степи? – проявил живейшую заинтересованность Амарафиус.

Между строк явно читалось: «а зачем вам эти безжизненные степи?»

– Не следует разбрасываться территориями, – уклончиво ответил Маоро. – И земли науа мы тоже трогать не будем.

– То есть мы всё-таки возьмёмся истощать наши леса? – возмутилась управа.

– Отберите леса у Вердона, если считаете, что заготовка нескольких сотен тонн дров сильно скажется на нашей природе, – жёстко предложил Нилфри в качестве шутки.

При упоминании Вердона столичная верхушка вздрогнула полным составом. Это далеко не дружественное государство может объявить войну, даже если без разрешения срубить на его территории хоть один кустик.

– Ну, если бы только дрова… – продолжали стенать представители управы. – А ведь есть еще шпалы!

Гриндо с Арданой старательно прислушивались к тому, о чём говорили сильные мира сего. Едва же речь зашла о том, чтобы отобрать у науа леса, Гриндо так напрягся, будто поезд остановила вооружённая банда.

– Спокойно, – шепнула девушка и слегка пихнула брата локтем.

А когда один из чиновников управы, самый отъевшийся из них всех, с розовыми, как у поросёнка, щеками, заявил, что науа рано или поздно вымрут, Гриндо побелел от ярости. Ардана даже слышала, как он скрипнул зубами.

Девушка сжала его запястье – благо пассажиры, увлечённые спором, не обращали на телохранителей никакого внимания.

– Гриндо, держи себя в руках, – одними губами проговорила она, выразительно глядя брату в глаза.

Однако у того был вид человека, увидевшего объект кровной мести.

Глава 3

Спас ситуацию очередной надрывный гудок паровоза.

Маоро Нилфри нахмурился.

Что ещё стряслось?

Едва поезд остановился, Хорнс, не дожидаясь соответствующего распоряжения, побежал выяснять, в чём дело.

В вагоне воцарилась гробовая тишина. Все ждали, какие новости принесёт секретарь Нилфри.

Вернулся Хорнс на сей раз довольно быстро. По его лицу блуждала удовлетворённая улыбка.

– Корова на пути вышла, – сообщил он.

Пассажиры облегченно выдохнули.

– Убрали корову? – спросил Нилфри.

– Да, прогнали, – кивнул секретарь.

Поезд тронулся и поехал дальше.

Теперь разговоры велись уже о животноводческом хозяйстве, в частности, о лошадях, а точнее, об убытках, неизбежно грозивших отрасли в свете развития железнодорожного транспорта. Да, любая инновация требует определённых жертв.

Через полтора часа после отправления поезд завершил свой триумфальный маршрут у ворот мануфактуры Маоро Нилфри. Пассажиры обоих вагонов отправились вместе Нилфри в его усадьбу на торжественный банкет. Толпа же зевак ещё долго не расходилась, словно ожидая, что паровоз появится снова.

На крыльце своего трехэтажного особняка Нилфри остановил Гриндо и Ардану.

– Я обещал вам внеочередной выходной по случаю сегодняшнего события, – сказал он. – До послезавтра вы свободны.

– Благодарим вас! – один голос ответили телохранители и, попрощавшись с хозяином, направились в свой флигель, что находился слева от въездных ворот.

***

Открыв поутру глаза, Ардана увидела брата в нарядной рубашке – стоя перед зеркалом, он расчесывал свои длинные светло-русые волосы.

– Никак на ярмарку? – широко зевнув, задала она риторический вопрос.

– Какая ты догадливая! – улыбнулось отражение Гриндо. – Пойдешь со мной?

– Пойду, конечно, – кивнула она и добавила, вздохнув: – Не дома же в выходной валяться.

Брат повернулся и, с заботой глядя Ардане в глаза, спросил:

– Всё ещё переживаешь?

– Да не столько переживаю, сколько просто мерзко на душе.

– Ничего, найдёшь ещё себе мужчину, – уверил её Гриндо. – Достойного.

– Как знать, – без всякого оптимизма в голосе сказала девушка. – Я тут вот что подумала. – Она села на кровати, свесив ноги. – Если сейчас закрыть глаза на трусливую натуру Кейла, то мне кажется, что чего-то ему во мне не хватало. Нежности, что ли? Или чувственности.

– В смысле? – не понял Гриндо. – Вы что, успели уже…

– Да нет, – замотала Ардана головой. – Я о другом. Мужчинам же необходима ласка. Им нужно, чтобы изящные женские ручки нежно обвивали шею…

– Ну, одного-двух задушишь, со следующими уже ласковее будешь, – усмехнулся брат.

– Да ну тебя! – наигранно обиделась она.

– Ты там что-то насчёт изящества говорила, – напомнил Гриндо. – Так вот, я считаю, что изящества ты вовсе не лишена.

Ардана молча поднялась с кровати и, подойдя к зеркалу, пихнула брата плечом, намекая, чтобы тот отошёл. Затем придирчиво осмотрела себя, словно делая это первый раз в жизни.

– Ну… спорить не буду, конечно, – констатировала она. – Но всё равно, на мой взгляд, женственности немного не хватает. О, придумала наконец точное слово!

– Давай уже собираться, – поторопил Гриндо, чувствуя, что сестра может продолжить находить в себе ещё какие-то недостатки. Да и другая причина поспешить у него определённо имелась.

– Да, бегу, – сказала Ардана и скрылась за ширмой.

Собравшись, Гриндо с Арданой отправились на городскую ярмарку. Она проводилась раз в три месяца, и для простого люда была чем-то вроде праздника. На неё съезжались торговцы со всего Нарда́ля. Северяне торговали меховыми изделиями и статуэтками, выточенными из клыков моржей; прилавки вердонцев были завалены товарами из великолепной кожи: одеждой, обувью, ремнями, сумками и кошельками; жители Паурэо везли чай, ткани и экзотические фрукты; маадонцы баловали посетителей ярмарки незамысловатыми медными побрякушками и сладостями из сока кактуса лодо; представители племени науа продавали предметы своего быта и охотничьи аксессуары, что у митранцев называлось «сувенирами», а также вышивку и всяческие поделки.

Ярмарка длилась целую неделю, но многие торговцы, продав весь свой товар уезжали, не дожидаясь окончания митранского праздника жизни. Именно поэтому Гриндо и переживал, подарит ли им Нилфри обещанный выходной. Тот своё слово всегда держал, но Гриндо всё же опасался, что хозяин, опьянённый историческим запуском поезда, да ещё и в преддверии банкета, забудет сказать им с Арданой вожделенные слова: «До послезавтра вы свободны».

Гриндо и Ардана продирались сквозь толпу, держа путь в самые дальние закоулки рынка, куда арендодатели отправляли торговцев из племени науа. Лучшие, с широкими проходами и просторными палатками, ряды всегда занимали торговцы фруктами.

Брат с сестрой пробирались как раз по одному из таких рядов. Меховые ряды были гораздо свободнее, и можно было сделать крюк через них, но у Арданы существовал ритуал – на каждой ярмарке она пробовала новый для себя фрукт.

Вот и сейчас она пробилась к одной из палаток, ловко заняв место покупателя, отошедшего от прилавка.

От экзотических ароматов кружилась голова. Ардана пробежалась глазами по фруктам, которые она уже пробовала, вспоминая вкус каждого из них, после чего сконцентрировала внимание на неизведанном.

– Как это называется? – спросила она, указав пальцем на лоток с маленькими пупырчатыми желтыми шариками.

– Того-аруга, – ответствовал толстый усатый торговец. – Попробуйте, уважаемая!

– Я не ем немытые фрукты.

Торговец недолго думая взял один из шариков и, обтерев его об фартук, протянул Ардане.

Девушка криво улыбнулась.

– Спасибо, – сказала она, – но меня такой способ мытья не устраивает.

Подумав, Ардана взяла другой шарик и понюхала его. Ей не понравился приторный запах.

– А это что такое? – спросила она, взвешивая в руке продолговатый фрукт с мохнатой кожицей.

– Мусаго. Кисло-сладкий фрукт с нежной мякотью и одной маленькой косточкой, – пояснил мужчина за прилавком.

– Куплю, пожалуй, парочку.

– Почему так мало, красавица? – искренне удивился торговец.

– Я хочу купить только два мусаго! – раздражённо отчеканила Ардана. Это рыночное навязывание товара всегда выводило её из себя.

Расплатившись, девушка положила фрукты в наплечную сумку и, буквально приклеившись к спине Гриндо, расчищавшего своим могучим телом проход, отчалила от прилавка.

Вскоре они миновали толчею фруктовых рядов и свернули направо, где молчаливые маадонцы продавали разноцветные сладости. Сами они, если и ели эти тянучки, то только зелёными, то есть естественного цвета, а для митранцев красили их в мыслимые и немыслимые цвета, что особенно привлекало детей. Каждый уважающий себя ребёнок тащил родителей на ярмарку, чтобы те купили ему очередную партию цветастых батончиков, подушечек, косичек или завитушек. Особой популярностью пользовались сладости, в виде фигурки какого-либо животного. Эти экземпляры в пищу не шли. Глотая слюни, ребёнок складывал их в коробочку, где они высыхали до состояния сухаря, а потом обменивался ими с друзьями, собирая коллекцию. Со временем эти красивые сухарики стали детской валютой. На них можно было обменять всё, чем только обладает ребёнок: игрушки, конфеты, всяческие безделушки. Ходили слухи, что один парень за двадцать маадонских сухариков выменял у приятеля охотничий нож, который тот стащил у отца.

Маадонцы, прознав, что их сладости ходят в обороте у митранских детей, взвинтили на них цену, что, в свою очередь, вызвало взлёт курса сухарика. Когда жадные торговцы вновь подняли планку, несговорчивые родители вообще перестали покупать сладости. Цену пришлось сбросить.

– Надеюсь, она ещё не уехала, – произнёс Гриндо, пристально всматриваясь вдаль – туда, где уже были видны скромные палатки науа.

– Ты же знаешь, что на́уа покидают ярмарку последними, – обнадёжила брата Ардана и по-дружески пихнула его локтем в бок: – Так что не горюй. И постарайся сегодня всё-таки сдвинуться с мёртвой точки.

– Обещаю, – заверил Гриндо.

Наконец они зашли на крохотную территорию, отведенную хозяевами рынка для торговцев из южного племени науа.

Очутились словно в другом мире. Позади осталась давка и противные голоса зазывал – всё это словно растворилось в умиротворении, царившем на данном клочке земли. Покупателей здесь было совсем мало. Тут пахло свежей краской, которой науа покрывали глиняную утварь, кожей колчанов, специями и медовым напитком, что старушка с изрезанным морщинами лицом варила в небольшом медном котле.

Всё это Гриндо с Арданой рассматривали и пробовали на обратном пути. Первой и основной целью их визита сюда была палатка с украшениями.

Зайдя туда, Гриндо выдохнул с облегчением – она была здесь!

Красивая черноокая девушка, сидевшая за прилавком, улыбнулась, увидев его.

– Добрый день! – сказала она с сильным акцентом. – Рада вас вновь видеть!

Гриндо хотел было сказать то же самое, но ограничился лишь тёплым приветствием. Ардана тоже поздоровалась и стала с удовольствием рассматривать украшения, оставив брата «наедине» с прекрасной науа.

На стенах палатки была развешена вышивка – незамысловатые настенные коврики со сценами из жизни племени, сувенирные ритуальные атрибуты и плетёные из соломы фигурки. На прилавках лежали всевозможные украшения из перьев птиц – изюминка народного промысла науа.

Гриндо никогда не уходил из этой палатки с пустыми руками. Каждый раз он что-нибудь обязательно покупал. В основном, это было что-то сделанное самой девушкой, по большей части вышивка. Принеся реликвию домой, брат бережно вешал её на стену в их с Арданой комнате. Но, бывало, он приобретал в этой палатке творения и других умельцев. В прошлый раз, например, купил медный кулон, украшенный по краям перьями экзотической птицы. Это был очень дорогой сувенир, но Гриндо на него денег не пожалел.

А началось всё с того, что год назад Гриндо с Арданой забрели сюда познакомиться с культурой народа науа. Чисто ради любопытства.

Заглянув в эту палатку, Гриндо застыл как вкопанный. Ему так понравилась девушка, что лишь титаническим усилием воли он смог оторвать от неё взгляд. Досконально изучив товар, купил настенный коврик с узорами и дал себе клятву приходить сюда во время каждой ярмарки.

И вот, что удивительно – не боявшийся столкнуться лицом к лицу с самым свирепым врагом, а то и не с одним, Гриндо робел перед этой девушкой. В его жизни было несколько женщин, с которыми он заводил короткие бесперспективные романы и со всеми держался с привычной для себя уверенностью. А тут его прямо как подменили.

Ардана сразу же поставила диагноз – любовь. Сам Гриндо не решался произносить это слово даже про себя и придумал собственное определение. Эта молодая науа – его идол. Ардана не замедлила обвинить брата в язычестве. В шутку, конечно, хотя, надо сказать, по степени обожествления этой девушки, Гриндо вполне тянул на язычника.

Он мечтал познакомиться с ней поближе, но за этот год даже имени её не узнал. Вот почему, спрашивается? Гриндо на подобный вопрос отвечал: «Что у меня может быть с этой науа? Ничего! Разные культуры, разное мировоззрение. Да и в племени своем она наверняка не обделена мужским вниманием».

Племя… он не мог представить себя членом племени, да и кто его туда примет! А в Митране эта девушка, привыкшая к вольным просторам, конечно же, жить не станет, особенно в столице. Нет, между ними бездна!