
Полная версия
За видением следом

Алина Климова
За видением следом
1
Больница на краю городского поселка, была по-провинциальному уютной. Старый яблоневый сад, скамейки между деревьев, аккуратные дорожки со свежепобеленными бордюрами. О том, что это не обычный парк, а несуетливые старики здесь не просто так отдыхают, можно было догадаться только по их больничным пижамам. При этом серьезные проблемы со здоровьем были далеко не у всех.
Сложным пациентам чаще всего здесь оказывали только первую помощь, а потом везли в район или областной центр. Туда, где и палаты комфортнее, и оборудование современнее. Местный же стационар большую часть времени оставался чем-то вроде клуба по интересам. Здесь встречались, проводили время при полном пансионе и под присмотром персонала знакомые между собой с детства жители поселка. Да и санитары и медсестры в большинстве своем были чьими-то племянниками, внуками, просто хорошими соседями.
В это утро неторопливую жизнь больницы нарушило достаточное редкое здесь событие: родился новый человек. Главврач больницы Станислав Петрович Ивашин, осторожно придерживая голову младенца, поднес его поближе к лицу роженицы. Он любил эти минуты. Как и свою работу.
В высоком, плечистом, слегка по молодости худощавом мужчине уже угадывалась мужественная стать. Несмотря на специфическую внешность (лицо врача было по-восточному широким, а посаженные глубоко глаза не оставляли сомнений – по далеким предкам «прошлись» татары), о нем, уже женатом человеке, в открытую вздыхали медсестры, и чуть скромнее – молодые докторши.
В городской поселок с безликим названием Высокое он приехал по распределению, думал, на пару лет. После отработки планировал практиковать в столице в частном медицинском центре, где подрабатывал в студенчестве. Там устраивало все: и коллектив, и зарплата, и перспектива заведовать хирургическим отделением. Но со временем прирос к этому месту, женился, пользуясь льготным кредитом, построил дом.
Здесь он был не просто главврачом больницы. По необходимости становился и врачом общей практики, и психологом, и стоматологом. И, чего уж тут, акушером тоже. Стаса уважали жители, здоровались издалека, обращались на «вы». Амбициозному молодому доктору это нравилось. Возможно, поэтому он не спешил с переездом. А может, виновата странность, которая проявилась именно здесь.
Дети в поселке рождались не часто, но Стас каждый раз с особым волнением ждал это событие, стремился принимать роды непременно самостоятельно. Пряча за красивыми словами об ответственности и гордости, которые он испытывает, приводя в этот мир нового человека, настоящую причину. Было одно обстоятельство, которое порождало в его душе одновременно трепет, любопытство и странную тревогу. Стас видел. Что видел, он и сам до конца не понимал.
Когда он впервые брал на руки малыша, в сознании возникали странные образы: знакомые и чужие лица, хаотичные и упорядоченные действия, замершие картины. Сначала он не обращал на них внимания, списывая на странные игры подсознания. А потом догадался. Он видит судьбу новорожденного. Не всю судьбу, конечно, только самые ключевые ее моменты. Что делать с этим видениями, Стас не знал. Рассказать об этом родителям детей? «И прослыть в поселке врачом-гадалкой. Понемногу можно начать подрабатывать частными приемами. Это бы пользовалось успехом в наших краях», – усмехнулся он своим мыслям. Подобные вещи он не без сарказма называл зельеварением, но вот теперь, выходит, начал практиковать и сам.
Тем не менее, видения были навязчивыми, а после того, как он перестал отрицать их наличие, становились все более четкими и ясными. Теперь игнорировать их не получалось. Равно, как и проверить.
И сейчас, едва взяв на руки новорожденного мальчишку, он ощутил легкое головокружение и заметил перед глазами привычное мелькание. Ребенок был долгожданным мальчиком в семье, где уже воспитывали трех дочерей. Стас увидел, как в возрасте примерно лет 7 он на катке ломает ногу. Он давно догадался, если появляются такие мелочи, то в жизни ребенка не будет ничего выдающегося. Или именно это событие станет ключевым и поворотным. Но ничего такого в сознании не возникло. Вырастет, окончит школу. Жить останется в поселке и будет таким, как многие. Работать в хозяйстве, выпивать по праздникам, любить и ревновать жену. Станет отцом двоих мальчишек, и всю жизнь будет мечтать о девочке, но жена перенесет непростую операцию, больше рожать не решится.
От мыслей Стаса оторвал голос медсестры.
– Мышечный тонус снижен, по шкале Апгар ставлю 7. Вы согласны?
Стас кивнул. Он знал, что результаты второй оценки всегда бывают выше. А определение мышечного тонуса часто субъективно. Значит, с малышом все будет хорошо. Мальчик снова громко закричал. Стас довольно улыбнулся, положил его на грудь матери. Он поспешил умыться, только так можно было прогнать остатки видений.
Вечером у Стаса был гость. Андрей Костюков, невысокий идеально сложенный мужчина, преподавал химию в местной школе. Он был единственным, с кем молодому доктору захотелось здесь подружиться. И в своем роде уникальным человеком. Окончив университет, Андрей приехал работать в родной поселок. Так поступали единицы. Обычно, вырвавшись за пределы Высокого, получив институтское образование, девушки и молодые люди предпочитали не возвращаться в родные края. Дело было не в провинциальности места, многие оседали в городках, сопоставимых по размерам и инфраструктуре. Но в Высоком было так мало впечатлений, что хотелось, как минимум, поменять примелькавшуюся картинку и опостылевший круг общения. Пусть на аналогичные, но другие. Это создавало иллюзию, будто меняется и сама жизнь. Андрей смотрел на эти вещи трезво, и любил повторять что-то вроде «где родился, там и пригодился». И делал это всякий раз по-разному: то с сарказмом, то с болью, то с явной скукой. Стас думал, не окажись его друг в плену своих колбочек и спиртовок, из него бы вышел гениальный актер. Андрей был единственным человеком, которому молодой врач рассказал о видениях. Не сразу конечно, только после того, как обрел уверенность в том, что они регулярны. На удивление, реакция друга была спокойной. Он обнял Стаса за плечи, и без своего обычного шутовства серьезно заметил:
– Если нужно поделиться, так и знай, я рядом, – и тут же хитро улыбнувшись, добавил.– Я не сдам тебя в областной дурдом, не волнуйся. Собственноручно в столичный отвезу. Ты достоин сходить с ума со всеми удобствами.
Стас слишком хорошо знал Андрея, чтобы насторожиться от второй части фразы или усомниться в откровенности первой.
– Даже не спрашиваю, ты ли принимал Стрелковского наследника, – выпив первую рюмку и захрустев огурцом начал разговор Андрей. Стасу и самому хотелось поделиться, но начинать разговор он не спешил.
– Я принимал. Всё в штатном режиме, дежурил сам.
– И как оно?
– Ничего выдающегося. Обычная жизнь обычного человека.
– Скучно, брат, все больше обычных людей. Всё меньше Ломоносовых, Менделей и Кантов. А даст ли Высокое миру своего Флеминга? Дорогой друг, мой ответ – нет. Или да. Но не в этой жизни.
Стас терпеливо ждал, когда Андрей перестанет дурачиться. И тот будто угадал тревогу друга.
– Или породить его должен кто-то совершенно неординарный. Например, талантливый учитель, вроде меня. Или незаурядный доктор, типа тебя, – Андрей загадочно улыбнулся. – Кстати, когда Алке твоей рожать?
– Восемь недель осталось, – выдохнул Стас. Именно это волновало его все чаще. Алла, ее беременность, роды, возможные образы.
– Смотреть будешь? – Андрей вдруг сделался очень серьезным.
– А ты что скажешь?
– С одной стороны, меньше знаешь – крепче спишь, – заметил, подумав. – А с другой… Кто его знает, от чего могут тебя предостеречь твои видения. Представь, твой ребенок…
– Мой сын. Мы уже знаем, будет мальчик, – перебил Андрея Стас.
– Ты уже говорил мне. Значит, для тебя это имеет большое значение. Так вот, представь на минутку, что ты видишь, как он оказывается не достойным продолжателем благородной профессии своего отца, а, например, вором или маргиналом. Ты прости, я утрирую, конечно.
– И что? Я что-то смогу изменить?
– А этого, брат, никто не знает, – немного подумав, заметил Андрей. – Ты ведь не только не знаешь, можно ли корректировать судьбы. Ты даже не в курсе, сбываются ли твои видения. Слишком мало времени прошло.
– Погоди, мы же вместе решили присматриваться к детям, помнишь? Артем, который привиделся университетским преподавателем математики. Недавно с матерью были на плановом осмотре. Считает уже.
– И что? Ему два года, Стас! Да, возможно цифры ему нравятся больше букв. Но это ничего не гарантирует.
– А Карина? Отец пьет, избивает мать. Я видел ее вокзальной путаной. К этому все и идет.
– Карину отдел опеки планирует изъять из семьи. Кстати, уже есть семейная пара в соседнем районе, они хотят принять ребенка на воспитание. Между прочим, серьезные люди. Он фермер, его супруга – моя коллега, преподает литературу. При определенном старании девочка свою биологическую семью и не вспомнит.
– И что в конечном счете, Андрей?
– Знаешь, решать тебе. Но будь у меня такая возможность, я бы посмотрел. А дальше будь что будет. Главное, у тебя есть Алла, вы любите друг друга. Будете растить, и поймете, где стоит помешать проведению, а где оставить все как есть.
Остаток вечера Стас был задумчив, разговор не клеился. И как ни пытался Андрей расшевелить друга, это не удавалось. Казалось, он и сам был недоволен тем, что невольно испортил им обоим субботний вечер. Потому, сославшись на непроверенные лабораторные, засобирался домой.
Алла уже неделю гостила в столице у сестры. Поехала, пока рождение малыша не связало ей руки и не отменило подобные встречи надолго. Стас был и рад, и не рад одиночеству. С одной стороны, когда Алла находилась рядом, необходимость признания не выглядела такой важной, была иллюзия, что ситуация у него под контролем. Где-то в мыслях он готовился к подобному разговору с ней, но в том, что он случится, не был уверен до конца. С другой – переживать сомнения он привык в одиночку. Между ним и Аллой не было того безусловного доверия счастливых пар. Стас не расстраивался по этому поводу, он не знал, существует оно на самом деле, или его придумали романтики. Но в любом случае, жене придется объяснять, почему он решил принимать их ребенка сам. И передумал (передумал ли?) отправлять ее к своему однокурснику в перинатальный центр. Ту ночь он провел почти без сна. В голове роились мысли. Нужно принять принципиальное решение. А уже потом пусть события развиваются в его контексте. Главное, вместе они справятся, ведь между ними взаимопонимание и… Любовь?
Любил ли он свою Аллу? Когда этот вопрос задавал кто-то сторонний, Стас уверенно кивал. Но себе однозначно ответить не мог. Ему было хорошо с ней. Хотя свою будущую супругу он представлял несколько иначе. Как и брак. Алла была незапланированными отношениями. Однажды она появилась на пороге дома, выделенного ему как молодому специалисту, в первом часу ночи. Ее отчим избил мать, и Алла уверяла доктора, что та «кажется уже и не дышит. А если и дышит, то совсем чуть-чуть». Наспех одевшись и схватив чемоданчик, Стас поспешил спасать бездыханную жертву домашнего насилия. Но когда распахнул дверь в комнату, слегка оторопел. Жертва и ее обидчик уже сидели за столом и выпивали. Прядь волос у женщины кокетливо свисала. Видимо, она должна была прикрыть длинную царапину на щеке, но справлялась далеко не полностью. Увидев на пороге взъерошенного эскулапа, мать Аллы приветливо замахала рукой:
– Станислав Петрович, доброго здоровья. Не полечитесь с нами? – она, манерно отставив мизинец, подняла рюмку. На дне плескалась бледно-розовая жидкость.
Он не сказал ни слова, сердито плюнув, закрыл дверь с обратной стороны. Нервно шагая к дому, услышал, что кто-то его догоняет. Это была Алла.
– Станислав, простите. Я действительно очень испугалась. Это не первый раз. Но я никогда не видела, чтобы она падала вот так, навзничь. Вы сердитесь?
Он посмотрел в ее испуганные, широко распахнутые глаза и вместо ответа спросил:
– Ваша комната запирается? Похоже, праздник жизни затянется. А завтра еще только среда.
– Я отлично высплюсь на сеновале, – быстро заговорила Алла. – Я всегда ухожу туда. Такие, как вы говорите, праздники жизни, у нас не редкость.
Он молча взял ее за руку и повел за собой, Алла не сопротивлялась. Стас постелил ей на кухне на матрасе, кровать уступать не стал. На следующий день у него был запланирован объезд деревень в составе выездной амбулатории.
Он ушел из дома, пока гостья спала, оставил ключ на столе. Планировал после возвращения забежать за ним в расчетный центр, где она, в свое время окончив бухгалтерскую школу, работала экономистом. Но объезд оказался делом не скорым. Впрочем, как всегда. Из окна служебного уазика Стас заметил, что в его квартире горит свет. Алла хлопотала на кухне. Сильно смущаясь, она быстро тараторила, что из благодарности испекла ему пирог с рыбой, а заодно нажарила блинов и сварила картошки. «Зачем к пирогу и блинам картошка?» – пронеслось в голове. Стас не знал, как реагировать на все это. Усталый мозг блокировал новые задачи, искушая доктора пустить все на самотек.
Он на ходу схватил блин, пошел в комнату переодеться. Присев на кровать вдруг ощутил, какой тяжелой стала голова. Неудержимо захотелось прилечь. Это состояние было знакомым и наваливалось после напряженного дня нередко. Казалось, нужно на минутку прикоснуться к подушке, и сразу отпустит. Но чаще всего просыпался он уже утром. «Что-то надо решать, она не может оставаться здесь дальше»,– мелькало в мозгу, а сознание тем временем мутнело, он проваливался в сон. Последняя мысль была уже спутанной и очень странной: «пусть посидит на кухне, потом разберусь».
Алла действительно не осмелилась его тревожить. Когда поняла, что Стас заснул, убрала со стола и, положив на него руки, а на руки голову, задремала.
То, что бухгалтерша вторую ночь остается у доктора, в поселке заметили сразу, но из уважения к Стасу открыто не обсуждали. Примирение в доме родителей Аллы спустя два дня предсказуемо окончилось пожаром. Никто не погиб, да и дом не слишком сильно выгорел. Но после работы женщина снова наводила порядок в его жилище.
– Алла, – начал непростой разговор молодой доктор. – Алла, ты понимаешь, что так продолжаться не может.
– А ты женись на мне, Станислав Петрович, – вдруг выпалила она.
В ту ночь он, как и сейчас, никак не мог заснуть. Алла была неглупой женщиной, но, как казалось Стасу, слегка ограниченной. Свою спутницу жизни он представлял несколько иначе. Но где искать другую, он не до конца понимал. Да и надо ли? В конце концов, и карьера его строилась не так, как представлялось вначале. Но то, что судьба предложила взамен, его вполне устраивало. Да и не средневековье же, не слюбится, не стерпится – разведемся. Утром решение ему казалось очевидным. Он сделал Алле предложение. А точнее, согласился на то, что предлагала она. И ни разу серьезно не пожалел. Вскоре начались видения, и мысли о правильности выбора ушли на второй план.
«Выходит, и правда, утро вечера мудренее», – сам себе сказал доктор. Он плотнее укутался в одеяло и сделал очередную попытку заснуть. На этот раз успешную.
2
Утро не принесло очевидного решения. Может, потому что Аллы рядом не было. «Значит, не время», – успокоил себя Стас. В больнице сегодня не предвиделось никаких потрясений. В плане не было ни объездов, ни операций. Если не случится никакого форс-мажора, день пройдет спокойно. Кроме того, он планировал навестить роженицу и малыша. Почему-то подумалось, что назовут его Юрием. «Да-да, я врач-гадалка», – пронеслось в голове. Стас невольно улыбнулся и решил, что день начинается не так уж и плохо.
У дверей кабинета его уже ждали. Антон Стрелковский, тракторист-машинист местного хозяйства, он же счастливый отец трех дочерей и новорожденного сына держался всегда с достоинством, в нем угадывался человек, некогда воспитанный в строгости. Такое воспитание получают обычно от отцов-военных. Может, так оно и было. Увидев доктора в конце коридора, мужчина радостно заулыбался. Как показалось Стасу, пытаясь скрыть смущение.
– Добрый день, Станислав Петрович. А я к вам.
– Здравствуйте, Антон Игоревич, – Стасу он был приятен. – Вашу супругу еще не навещал. Если вы подождете немного, я вымою руки, переоденусь и зайду к ней. Новости сразу расскажу вам.
– Спасибо, доктор. Она мне звонила уже. Я к вам.
Механизатор подождал, пока Стас зайдет в кабинет, вошел следом и прикрыл за собой дверь. Непонятно откуда в его руках появился пакет из местного сетевого магазина. Явно уже не раз использованный. Очевидно для того, чтобы не слишком привлекал внимание. Стрелковский мял в руках свою ношу. В пакете угадывалась бутылка.
– Доктор, я вам гостинца принес.
Стараясь загородить широкой спиной стол, он протянул Стасу пакет. Врач про себя улыбнулся. Как раз сюда направлена камера видеонаблюдения, закрепленная почти под самым потолком. И только он один знает, что она, похоже, так никогда и не работала. Камера (он в этом почти не сомневался) нередко оберегала его от подобного рода подношений.
Едва став студентом, Стас решил никогда не брать материальные благодарности. А на последнем курсе судьба ему преподнесла урок, навсегда сделавший это решение убеждением.
В медицинском центре, где он подрабатывал, трудился гениальный хирург. К золотым рукам прилагалась недюжинная смекалка и врачебная смелость. Однажды в отделение поступил пациент, в прямой кишке которого находился ему одному известным образом попавший туда конденсатор. И быть бы радиолюбителю под ножом хирурга, если бы тот не попробовал эксперимента ради закачать в кишечник пациента масляный раствор, благодаря которому деталь покинула организм естественным путем. Через неделю чудом избежавший операции мужчина появился на пороге центра с полуторалитровой бутылкой элитного коньяка.
Гудели, за исключением дежуривших, всем отделением. И только герой дня был картинно недоволен. Все время повторял: «И кто, интересно, дает право пациентам тратить мои деньги». Присказку Стас слышал и раньше. Но из уст этого человека она звучала особенно цинично. «Возможно, он и гений, но совершенно точно злой», – думал молодой доктор, вспоминая смущенную, но открытую и откровенную улыбку пациента. А когда представлял, как мужчина мучился выбором, стараясь купить своему спасителю что-то особенное и очень приятное, ощущал жалость к первому и откровенную неприязнь ко второму. Что было причиной? Юношеский максимализм, совестливая натура, всеобщее человеколюбие? Какая разница. Главное, Стас навсегда решил вести себя иначе. Кстати, извлеченный из пациента конденсатор оказался еще советским. Его сбыли перекупщикам деталей, и тем же отделением еще с неделю пили хороший кофе. А потом в коридоре Стас случайно услышал, как одна пожилая женщина шепнула другой: «Здесь врачи не любят, когда тратят их деньги. Понесу наличными». Хотел вмешаться, объяснить, что это шутка, причем, не самая умная. Но махнул рукой, поспешил скрыться в кабинете. Так мерзко он себя еще никогда не чувствовал.
И сейчас в памяти невольно всплыл этот эпизод. Он обнял Стрелковского за плечи.
– Антон Игоревич, вы же знаете, не люблю я это.
– Ну как же, у меня же сын…
Мужчина невольно глянул на початую коробку конфет на столе Стаса. Квадратики экстрагорького шоколада в широкой коробке с откидной крышкой приносил Костюков. Это было своего рода традицией. На фантиках были то крылатые фразы на латыни, то совместные фотографии мужчин, то медицинские анекдоты. Стас не знал, в каком фотошопе он это делал, но каждый праздник получал от друга такой подарок. Откуда только этот чудак брал идеи.
– Категорически не люблю и не приемлю, – Стас делал особое ударение на «не». И будто оправдываясь, добавил. – Шоколад, кстати, от друга. Андрей принес. Просто так.
Мужчина сдался. Он неловко засунул свой подарок во внутренний карман куртки и быстро заговорил.
– Я молодости был КМС по конькобежному спорту, а спортивное училище не окончил. Отец умер, зарабатывать пришлось. Надеялся, дети пойдут. А тут девчонка за девчонкой. Егорка – это счастье мое. Ну, до свидания, Станислав Петрович.
Мужчина вышел, осторожно придержав дверь. «Егорка.... – роилось у Стаса в голове. – Не совсем Юрка. И тем не менее».
Он еще раз обозвал себя гадалкой, на этот раз со злостью. Протянул было руку за шоколадкой, и тут же убрал. Он не любил сладкое и клал горький квадратик на язык только тогда, когда ему предстоял серьезный стресс. Например, перед операцией. Очередное проявление проницательности – разве это причина для стресса? К этой особенности пора привыкнуть.
– Так ты, Станислав Петрович совсем с катушек слетишь, – сказал себе нарочито громко и строго, и стал прохаживаться по кабинету. Случайно выглянул в окно. По двору уверенной походкой счастливого человека шел Стрелковский. Уже за воротами кого-то встретил, остановился.
«Счастьем делится с каждым», – с улыбкой подумал Стас и вдруг задумался, станет ли для него рождение сына таким же важным событием, как для этого простого человека. Навязчивый внутренний голос опять напомнил, что думать нужно немного не о том. И снова где-то в области солнечного сплетения расплылось неприятно пятно нерешенной проблемы. Стас оперся руками о подоконник, уткнулся лбом в стекло.
Стрелковский все еще что-то рассказывал прохожему, энергично размахивая руками. И вдруг Стас узнал второго мужчину. Это был отчим Аллы. С утра, по обыкновению, трезвый.
Семен Семенович по сути своей был неплохим человеком. Родился в глухой деревне, поступил в поселковый техникум. Получив диплом электрика, здесь и осел. Стас часто думал, что попади он в хорошие женские руки, может, и жизнь бы иначе сложилась. Но выбрал он развеселую мать его супруги. На что повелся этот бесхребетный добряк? Сложно сказать. Стас подозревал, что у Семена Семеновича это были первые серьезные отношения в жизни. Опытная, на добрый десяток лет старше, с не взрослой еще Аллой на руках, Анжела Карповна легко его охомутала. Может, и к вечерним выпивкам он пристрастился с ее подачи. А может и потому, что других занятий здесь не было. Стас иногда задавался вопросом, как бы он сам коротал долгие вечера, не будь у него деревенских амбулаторий и ночных дежурств. Ответа он не знал.
А вот Семен Семенович знал. Его супруга научила. И сама же от этого страдала. Алкоголь делал тихого Семена, как он сам говорил, борзым. В состоянии «борзоты» он нередко поколачивал грузную неповоротливую Анжелу. Будто понимал, кто виновник его состояния. Хотя, при чем тут она, за бутылкой проводила вечера добрая половина поселковцев. Кто-то, не без гордости причисляя себя к местной интеллигенции, выпивал понемногу, в основном водку. Сельчан попроще плодово-ягодное доводило до пьяных драк. Но это то, что на виду. Если бы знать все, что происходит за завешенными окнами, светящимися уютными огнями, открылось бы немало удивительного. И у тех, и у других.
Стас тяжело вздохнул и уже хотел вернуться к делам, как вдруг заметил, Антон протягивает тестю тот самый пакет. Врач почувствовал, как от возмущения в висках запульсировала кровь. Он схватил куртку, чтобы выбежать во двор, пристыдить тестя, остановить Стрелковского, но не успел. Из коридора послышался голос старшей медсестры, его искали.
Вопреки ожиданиям, день выдался суетным. У конюха Петровича, которого из областной больницы отправили к ним долечивать воспаление легких, опять поднялась температура. Потом Андрей притащил ученика. После уроков на школьном участке пробил ногу гвоздем. Прихрамывая, уже скрывался от учительских глаз подальше. Но Андрей оказался бдительным. На всякий случай Стас уколол отчаянно сопротивлявшемуся мальчишке противостолбнячную сыворотку. По настроению друга видел, тот не против попить в кабинете чая и поболтать. Но в приемной ждала направления в областной диагностический центр молодая продавщица Тоня. Каждые полгода она ездила туда на УЗИ сердца.
Когда все срочные дела были переделаны, Стас глянул на часы. Было почти 5, через полчаса приезжала Алла, а он так и не решил, что скажет ей. Да и скажет ли в принципе. «Ладно, по дороге подумаю», – успокоил он себя. Но по дороге ничего в голову не пришло. А когда из автобуса выскочила за неделю еще больше округлившаяся, но такая веселая супруга, он подумал, что не случиться ничего страшного, если отложить решение на несколько дней. Впереди еще два месяца. И опять навязчивая проблема зашевелилась внутри.
– Стасик, как ты тут? Я отлично отдохнула. Ты знаешь, мы в зоопарк ходили. Ну точно как дети, Стасик. Представляешь, мне захотелось в зоопарк. И там крокодил длинный, как огурец. И тут я поняла, что очень хочу огурец. Соленый такой, из банки. А в супермаркете у них огурцы невкусные. Поганые, Стасик, – Алла щебетала без умолку. Вдруг, глянув на смурного и молчаливого Стаса, замолчала на полуслове. Минуту спустя вполголоса повторила. – Поганые огурцы, говорю, Стасик.