Внутренний свет

Порой я убегала туда на обед, затаскивая, как паук в свои сети, всё самое важное: ноутбук, кофе, печенье, наушники и любимую подушку – радугу.

Возможно, вы решили, что я всегда пребываю в полном унынии. Нет. Порой я забываю о случившемся, и мой день начинается так же, как и сотни других счастливых дней моей уже прошлой жизни. В эти дни я редко подхожу к зеркалу, а порой и вовсе забываю хоть разочек в него взглянуть.

Папа увлекает меня за собой в пучину неотложных и неразрешимых домашних дел, тогда утро идёт в суматошном и радостном наперекосяк.

Я искренне люблю его по-детски наивные заботы: он хмурит нос так, что морщинки, пролегающие от начала брови до спинки носа, сдвигают очки к самому его кончику. Затем переносица медленно разглаживается, отправляя мудрые складочки на самый верх лба. Глаза округляются, а на губах играет едва уловимая улыбка.

И папа громко заявляет что-то вроде:

– Маргарет, ты только посмотри на это! Кто-то снова ночью ушил мои парадные брюки! Я надевал их месяц назад, а сегодня они отказываются застёгиваться! Нужно срочно установить видеонаблюдение за домом и вычислить этого жулика!

Тогда мама заливается смехом, а я заговорщицки щурю глаза и обещаю заняться этим вопросом вплотную после завтрака и бросить все силы, дабы наказать злоумышленника.

Мой папа, как никто умеет поднять настроение. Рядом с ним всегда весело и спокойно. Удивительно, как ужились в мужчине – надежность и стабильность вперемешку с юмором и энтузиазмом.

Я помогаю убрать завтрак, приготовить обед, отдыхаю в тени сада и оцениваю папины каламбуры по шкале от одного до десяти. За такими важными задачами пролетает день – и он как будто бы такой же, как и раньше. День, когда я гостила у семьи, снова став просто ребёнком.

Навещал ли меня кто-то? Появился ли Брайан?

Я уверена, что эти вопросы вам интересны. Не бойтесь их задать, они удобны.

Я бы сама поделилась, поверьте: я жила так ярко и так самодостаточно, что быть в окружении двух людей – в лице моих родителей – ровно как быть наедине с собой. Гул тусовки стих, и ты одна. И что теперь делать с этой тишиной? Я не знала.

Пару раз ко мне приезжала Бэт – та самая подруга, что была со мной в роковой вечер.

Я читала отчёт. В нём она описывала всё так:

«Маргарет много выпила. Ярость, отчаяние и злость, что наполняли её, больше не могли уживаться в ней и подконтрольно молчать. Чувства требовали выхода.

Она плакала, не переставая, последние полчаса. Всё твердила, что избавится от ребёнка. Говорила, что Брайан будет жалеть о сказанном, но будет слишком поздно.

Резко вскочила из-за стола, опрокинув несколько бокалов. Шум бьющегося стекла привлёк посетителей и сотрудников. Последние незамедлительно последовали к нашему столику. Я приготовилась объясняться», – пишет Бэт.

Тогда она решила, что мы немедленно уходим. Что мне хватит. И что меня необходимо довезти до дома. Оставлять всё так или отправлять меня без сопровождения – нельзя.

Поэтому, когда я, размазывая тушь по лицу, промычала едва связное: «Мне нужно на воздух» и «Я ему ща позвоню», она не стала меня останавливать, решив, что далеко я не уйду, а она пока уладит вопрос со счётом и разбитой посудой.

Она ничего не видела. Выбежала слишком поздно – когда никого уже не было.

Звук удара пришёлся на момент, когда она приносила очередные извинения администратору бара.

Визг шин разрезал тишину.

Бэт неслась на выход, подгоняемая дурным предчувствием. Шок парализовал её. Мой вид выбил воздух из лёгких. Она закричала и осела на землю.

Больше в отчёте не было ничего.

Об этом мы не говорили ни разу. Бэт винила себя, хоть никогда не произносила этого вслух, но я видела её глаза.

Всякий раз, когда она появлялась на пороге нашего дома, я видела «прости» в её жестах, мимике, интонации.

Не уверена, что вы поймёте, но скажу так: «прости» заходило первым, а уже потом входила Бэт – моя подруга. Всегда готовая выслушать, дать совет, послать куда подальше обидчиков и развеселить в трудную минуту – она будто бы стала меньше. Буквально. На дюйм.

Её ровная спина и горделивая осанка остались в том вечере. Отныне рядом со мной вся её поза, вся она, говорили: «прости».

Я не винила её. Не держала обид. Но перестала любить её компанию. Не ждала её визитов и чаще всего просила маму соврать, что я сплю, мне нездоровится или я на очередной перевязке.

Я отталкивала её исподтишка – как трусливая собака кусает незнакомца. Не потому, что ей грозит опасность, а потому лишь, что ей страшно.

Собаку пугает неизвестность. В любой момент незнакомец может причинить зло. А может – и нет. Но стоит ли ждать того, что будет? Ей страшно.

И мне.

Страшно видеть напоминание того вечера в Бэт.

Страшно видеть сгорбленное «прости» в каждой линии её тела.

Страшно врать на вопрос: – Ну как ты, милая?

Страшно стать тем человеком, который вызывает жалость и пробуждает стыд и вину.

Что до Брайана?

Больше я его не видела. Он не пришёл ни единого раза. Не прислал цветы. Не написал e-mail.

В какой-то момент я всерьёз задумалась: а был ли он?

События последних месяцев слиплись в комочек каши на дне тарелки. Детали забылись, фокус сместился на себя – и существование Брайана перестало казаться реальным.

Знакомые нет-нет, да говорили, что видели его. Кто-то даже сказал, что он интересовался мной. Ложь. Очередная порция жалости, от которой меня уже не на шутку подташнивает.

После трагедии я не перестала любить. Нет. Но эта любовь превратилась в нечто странное. Её форма трансформировалась – в боль? Злость? Разочарование?

Во всём мире не существует ситуации, при которой Брайан захотел бы меня вернуть.

Поступиться своей свободой? Вспомнить о чести? Пробудить в себе человеческое?

Я вас умоляю. Это жизнь, а не ромком.

Я знала это и раньше. Знала всегда. Но до самого конца отказывалась верить. Наш союз был страстный, яркий и выгодный обоим.

Могла ли я подумать, что всё так закончится? Со мной – Маргарет Клэп? Да чёрта с два!

Но сейчас я – никто.

Уродина, чьё существование не важнее зубочистки в закусочной.

И я знаю наверняка: жизнь закончилась. И отныне может случиться абсолютно всё.

Хотела бы я рассказать вам о ком-то ещё… Но больше в моей жизни никого не было.

Конкуренция, разъезды, погоня за жирным контрактом, просмотрами и лайками в соцсетях лишили прав на дружбу.

Популярность всегда идёт в придачу с сомнением. Верить нельзя никому.

Простое, доброе отношение можно забыть, как сладкий сон.

Переступая черту безызвестности, ты расписываешься в готовности быть начеку и живёшь с мыслью, что бескорыстных отношений больше не существует.

Каждый жест внимания, улыбка, забота или поддержка всегда тянули за собой шлейф предсказуемых действий: звонок агента, письмо с предложением к сотрудничеству, рекламную интеграцию.

Говорят, что каждой женщине нужна другая женщина, которая будет ею восхищаться.

Увы, не могу ни опровергнуть, ни согласиться. Но если получу ответ – вы узнаете об этом первыми.

Глава 5

– Маргарет! – мама звала меня на ланч уже в третий раз.

– Иду… – скрипнула я, нехотя вылезая из-под одеяла.

День сегодня был наидурацкий: с утра ныли ноги, со вчерашнего вечера болела голова – то ли подушка, то ли погода, но что-то влияло на всю меня. За окном тем временем дышало самое настоящее лето.

Жаркий день набрал свою мощь и бесчестно вступил в схватку с моими блэкаут-шторами, то и дело пытаясь протянуть свои щупальца в комнату и сцапать кусочек моей бледной кожи, так старательно оберегаемой от солнца.

Сегодня я не открывала окна и отказывалась проветривать комнату. В отличие от солнца, схватку за право наполнить помещение свежим воздухом мама проиграла.

У меня был козырь. Я билась нечестно – всё ещё оставаясь в глазах мамы ребёнком, которому так нужна её поддержка и любовь, я бессовестно использовала это знание. Вложив все силы в самую печальную мордашку с глазами, что вот-вот расплескают всю грусть, я просила не открывать окна.

Это обезоруживало материнское сердце, и, влекомая желанием вызвать у драгоценного чада улыбку, мама сдавалась.

Воздух, признаться, едва ли был свежим. За месяцы самовольного заточения я провела десятки дней, не выходя из комнаты. Воздух, что навещал меня каждый день, был единственным вестником из мира людей, спешащих на работу, учёбу, занятых своими неотложными делами.

Я прислушивалась к нему, различала краски, оттенки и безошибочно могла определить время.

Если в комнату врывался запах корицы и горячего теста – значит, на часах было около семи утра: в это время пекарня на углу готовилась к открытию, маня всех ранних пташек ароматом сладкой выпечки.

В девять напротив открывался трак с кофе на колёсах, и ваниль танцевала с ароматом свежесваренного бодрящего напитка.

К полудню запахи стихали и трансформировались, беря передышку, чтобы к двум часам дня накрыть улицу новой волной.

Очевидно, сейчас было в районе двух – я ощущала это наверняка. Полуденное солнце плавило асфальт, накаляло стекло и оконную раму, пекло землю и выжигало компостную яму соседки, мисс Пайтон, сопровождая каждое дуновение ветра душным летним миксом запахов.

Я медленно сползла с кровати и раздвинула шторы. Пересекая комнату, задержалась у зеркала, изучая новую себя.

За последние три месяца я похудела фунтов на десять. Разглядывала себя, как экспонат музея, лишённый жизненной силы: тонкие руки, длинные ноги с острыми коленками, плоский живот и аккуратная грудь, большие глаза и миниатюрный нос, узор губ с четким верхним контуром мягкого бантика, и присущей им пухлостью – мамино наследство, пышные ресницы, синева радужки…

Всё это была я.

Но всего этого я не видела, сместив фокус на новое – шрамы.

Один тянулся от уха к скуле, уродливо оголяя не до конца зажившую изнанку шва. Второй пересекал бровь, застыв рубцом – убрать который едва ли можно до конца. В нулевых, когда выбритая бровь была частью субкультур, я бы могла сойти за свою.

Контур нижней губы частично украшал разрез, стирая границу и формируя новую, плавно огибая подбородок. Ещё один – бледной линией – уходил от виска к уху.

Тело выглядело куда хуже – рубцы, швы разной длины и отпечатки того вечера напоминали о себе. Большие и маленькие, они, как реки, впадали друг в друга и расходились, продолжая свой путь.

Что-то из этого я смогу убрать. Что-то останется со мной навсегда. Некоторые шрамы случились тогда, а крупные – были попытками врачей вернуть мне полноценную жизнь.

– Ну как же так, Мар… – с грустью подытожила я и, влекомая печалью, двинулась к лестнице.

На первом этаже стоял шум, характерный для моего семейства: какофония кастрюль и телевизионных шоу вперемешку с радио и маминым мурлыканьем.

Обожала, как и ненавидела это я невозможно.

Моя мама была и есть лучший в мире человек: настоящий друг, самоотверженная и вовлечённая. Нередко последнее и утомляло.

Зацепив сэндвич со стола, проскользнув, как супер-шпион, к холодильнику за содовой, я шмыгнула к выходу в сад. И, закрывая бесшумно дверь, услышала протяжное:

– Маааааарграет, а ну-ка вернииись!

Поздно.

Ступая тапками в щекочущую траву, я неслась к беседке – так трепетно оберегающей меня от внешнего.

В этот раз внешнее настырно догоняло. И я сейчас не о маме.

За забором была тусовка, автором которой, судя по репертуару, выступал Грег – пацан, живущий по соседству.

С Грегом мы знакомы с того самого дня, как нас занесло в Хиллсборо.

Мы дружили лет пять. После моя карьера стремительно пошла в гору, и времени на детство не осталось. Меня перевели на домашнее обучение, и виделись мы едва ли часто. Честно старались поддерживать общение ещё около года – правда, попытка не увенчалась успехом.

Грег старше меня года на два. От мамы я слышала, что после школы он поступил в колледж, вроде даже неплохо учился и, как все пацаны, любил бейсбол и пиво.

Вживую мы виделись лет восемь назад. И пересечься сейчас я бы не хотела.

За забором кто-то громко завизжал, а после раздался хлопок и всплеск.

– Дикари, – подумала я и впилась зубами в сэндвич.

Музыка мешала мыслить, крики и вопли раздражали. Оттого ли, что я не там? Или причина в другом?

Кусок не лез в горло. По телу пробежал нервный импульс. Чужое веселье высвободило весь гнев, копившийся месяцами внутри:

«Да как они смеют – быть такими счастливыми, когда моя жизнь потухла?!»

Терпеть это я больше не могла. Запихнув большой кусок ланча полностью в рот, я засобиралась.

За забором раздался остервенелый крик, очередной всплеск и гогот. Я обернулась. Животные нарушили мою идиллию.

Больше чем уйти, хотелось навредить.

«Ведь это так несправедливо, что больно только мне…» – подумала я и выглянула через изгородь.

Три девчонки и два парня.

– Шлюхи, – брезгливо прошептала я.

Муха, укусившая меня, очевидно, звалась – зависть. В такие моменты контроль ускользал, и я несла что попало.

Одна плавала в бассейне, игриво выкидывая ножки и заливисто смеясь. Две другие расположились на шезлонге, держа лицо и осанку.

В бассейне кокетку доставал блондин, создавая брызги. Его друг надрывно ржал на бортике, скаля зубы.

– Господи, какие придурки, – вслух сказала я и краем глаза заметила движение справа.

Чёрт! Кто-то приближался ко мне.

– Как тупо, – промелькнула мысль.

Резко осев вниз на корточки, прижимаясь спиной к забору, я затихла, нервно перемалывая зубами остатки сэндвича.

Тишина.

Гусиным шагом я поползла к дорожке, ведущей в дом, пытаясь уйти незаметно.

– Как тупо, как тупо, Мар, ну ты и тупица… – бубнила я, давясь от смеха и сэндвича.

Шаг. Два. Дорожка всё ближе. Три… смогла. Четыре, пять —

– Папина принцесса, – раздался за спиной низкий смеющийся голос.

На карачках, в очередном гусином шаге, я медленно начала поворачиваться, не в силах разогнуться. Опираясь одной рукой о землю, второй – давя на колено в попытках удержать равновесие.

Взгляд упёрся в чьи-то голые ноги.

Очевидно, не мамины. Слишком смуглые и слишком крепкие. Мужские ноги.

– Что ты сказал? – максимально невозмутимо спросила я, не поднимая глаз.

– Папина принцесса, говорю, – пробасил незнакомец.

– Что ты делаешь в нашем дворе? – я перешла в наступление и, наконец, осмелилась посмотреть вверх. – И что ты себе позволяе… Грег!?

– То же, что и ты. Покушаюсь на частную собственность, – произнёс сосед, глядя на меня смеющимися глазами.

– И когда он успел так вырасти… – подумала я, всё ещё сидя у его ног.

Снизу Грег казался совсем огромным: подтянутые ноги с секущимися мышцами, широкие плечи, перекрывающие весь обзор за его спиной, крепкие руки и длинные пальцы. Белоснежная улыбка и ровный нос. Карие глаза с вкраплениями смешинок. Мальчишеская стрижка, которую давно не освежали. Кубики пресса!?

Ты что, охренел разгуливать без майки по чужим дворам? – подумала я, но сглотнув, сбившимся голосом просипела:

– Я вообще-то у себя. А вот ты? Как ты сюда попал?

– Через забор, папина принцесса, – непосредственно парировал Грег, протягивая мне свою широкую ладонь.

– Хватит меня так называть! – возмутилась я, неуклюже поднимаясь, но не принимая помощи.

– Так написано у тебя на футболке. На всю спину.

Твою ж мать… – подумала я, вспомнив, что выгляжу, как подросток, которого заставили выносить мусор, и он вышел в чём попало: растянутая майка (её мне подарил папа на День дочери лет десять назад), голубые джинсовые шорты времён школы, босые ноги (тапки я благополучно забыла в беседке, убегая с места «преступления»), стянутые в пучок волосы на самой макушке… И кусок сэндвича, прилипший ко рту.

Не девушка – а мечта.

И почему я не могу нормально одеваться дома, а?! Мар, у тебя же столько вещей, чёрт тебя дери!

Грег улыбался во весь рот. Его загорелая кожа и белоснежные зубы создавали неестественный контраст. Он больше походил на атлета с обложки Men’s Health, нежели на соседского пацана, которого я помнила.

Рельефное тело и гладкая кожа. Морщинки, обрамляющие уголки глаз, смеялись надо мной вместе с ним. Он был выше меня – но не намного. Здоровенный, как медведь, и сильно красивый в этих солнечных лучах.

Мой взгляд проскользил по крепкому торсу к косым мышцам живота, нахально выглядывающим из-под плавательных шортов. Осознав, что бесстыдно пялюсь, я резко перевела взгляд вверх – упершись в выражение лица, которое было мне слишком хорошо знакомо.

То, как я разглядывала Грега, не ускользнуло от него. Теперь, распираемый интересом, он смотрел на меня горящими глазами.

– Ты подсматривала, – всё так же игриво сказал он. – А это не красиво, папина принцесса.

– Если ты ещё раз назовёшь меня так – я тебя ударю.

Сад залил громкий мужской смех. Грег играл со мной, и ему было по-настоящему весело.

– Что это у тебя на лице? – как в замедленной съёмке Грег потянулся рукой к шраму на губе.

Мои глаза округлились.

Старая майка и рваные шорты – ерунда.

Забыть, что ты Франкенштейн, стоя рядом с, вдруг, привлекательным и сексуальным соседом – настоящее фиаско.

От осознания этого, от той лёгкости, с которой он указывал на мои изъяны, я взбеленилась. Меня прошиб отрезвляющий разряд тока.

– Быстро. Убрал. Свои. Руки, – процедила я сквозь зубы и выставила правую руку вперёд, чем, бесспорно, удивила – и, возможно, напугала – Грега.

Резко, на пятках, я развернулась и, не оборачиваясь, сделала пару уверенных, твёрдых шагов в сторону дома.

Уже через секунду чувства завладели мной – и гнев понёс меня сломя голову по дорожке, оставляя позади соседа, беседку и веселье чужой вечеринки.

Глава 6. Грег

В этот день Грег проснулся счастливее, чем обычно.

Сладкое слово выходной патокой растекалось во рту, заставляя петь и танцевать в дофаминовом всплеске.

Последние месяцы выходные удавались редко: быть юристом крупной компании – задача не из простых. Документы, заседания, формальные и не очень встречи, костюмы, галстуки и разъезды изрядно утомляли.

Провести день в родительском доме, болтаясь без дела, – было чем-то недосягаемым. И наконец-то оно было в руках Грега: именно сегодня ему выдался настоящий выходной.

Бекка, мама Грега, была на седьмом небе от счастья. Готовиться к этому дню она начала ещё неделю назад: гордо рассказывала всем вокруг, что эти выходные они проведут всей семьёй, что сын вырвался к ним на целых два дня – и для него она приготовит всё самое любимое: стейки, картофель и обожаемые Грегом круассаны с фундуком.

Орегон славился своим климатом и вулканической почвой, идеально подходящей для богатого урожая фундука, – и едва ли найдётся хоть один житель штата, нелюбящий печенье, пироги или круассаны с этим орехом.

Слухи о том, что Грег приезжает на выходные, мигом облетели квартал, и с самого утра телефон разрывался от сообщений:

– Бро, мы не виделись целую вечность, хочешь ты этого или нет – я зайду, – писал одноклассник Престон.

К обеду желающих урвать кусочек Грега стало больше, и семейный круг пополнился двумя школьными друзьями и их подругами, перетёк к бассейну и зажёгся энергией молодёжной вечеринки.

Бекка светилась, как до скрипа натёртый сотейник. Мальчики, как в школьные годы, вместе. Дом полон смеха и жизни.

– Тётушка Бэк, можно ещё пирога?! – донеслось со двора.

– Уже несу! – отозвалась Бекка, сияя от счастья.

Грег знал, что Маргарет сейчас у родителей. Бекка просила её позвать, рассказывала её историю и качала головой:

– Девчонка совсем одна…

Общение Грега и Мар сошло на нет ещё в детстве. На правах соседей они проводили много времени вместе, играли по очереди друг у друга, вместе учили уроки и тусовались на семейных праздниках.

Мар была смешной: худая и угловатая, с глазами-блюдцами, как у Бэмби из одноимённого мультфильма. Где-то неуклюжая, где-то наивная – но честная и добрая.

Грег был влюблён в Мар, как бывают влюблены дети друг в друга – первой, соседской любовью.

Каждое утро, в зной и стужу, он ждал её у дороги, чтобы вместе дойти до школы, нес её рюкзак и всегда был на её стороне. Брал за руку и запасался вкусненьким на двоих. Несмотря на разницу в возрасте, перемены начальной школы они проводили вместе, ждали друг друга и строили планы на «после уроков».

Лазали по деревьям, смотрели мультики, объедались печеньем и играли в «Я никогда не…»

– Я никогда не боялась пауков! – гордо заявляла Мар.

Хотя Грег знал – боялась она их до икоты.

Он мечтал поцеловать её тогда, в 14 лет, но никогда не целовал Маргарет.

Когда Мар забрали из школы, их жизни разошлись.

Грег продолжал учиться, находить новых друзей, встречаться с девушками и жить понятную жизнь.

Мар полетела вверх. Видел он её только по телеку и в журналах.

Красотка с шикарными волосами и глазами-океанами – Маргарет Клэп.

Грег слушал историю Мар и думал, что звать её было бы странно. Они не виделись 8 лет. Да и последнюю «встречу» едва ли можно было назвать встречей:

Она, грациозно выбираясь из кабриолета, помахала ему пальчиками, отбрасывая назад копну роскошных волос.

Он – вернулся из колледжа на велике, с рюкзаком за спиной, употевший, как слон.

Грег даже не успел ответить, как Мар впорхнула в дверь родительского дома и скрылась из виду.

Решительное нет.

«Не сегодня. Возможно, как-нибудь потом…» – подумал он.

Но Маргарет, как и всегда, сама решала, когда снова ворваться в его жизнь и перевернуть её с ног на голову.

Детская влюблённость осталась в детстве. Грег знал, что Мар – птица не его полёта. Хотел ли он её увидеть?

Да.

Зачем?

Просто так.

Грег был доволен собой: хорошая работа, отличная фигура, девушки говорили, что он привлекателен, парни в спортзале просили советов. В конце концов, у него было зеркало – и ему не требовалось ничьё одобрение, чтобы понять: он симпатичный мужчина.

В глубине души он хотел увидеться. Показать, каким стал. Посмотреть на девчонку, что занимала его мысли до семнадцати лет.

Поэтому, когда он увидел за забором Мар, он сначала заржал, как конь, – от того, какая же она всё-таки Мар: любопытный нос спустя годы по-прежнему ведёт её к неприятностям.

А потом решил – лучшего момента не будет для «знакомства» с новой старой соседкой.

Ловко перемахнув через забор (с его ростом и силой это не было проблемой), почти бесшумно Грег приземлился на соседском участке.

Перед его глазами предстала картина: высокая, стройная Мар, очевидно пытаясь слиться с землёй, буквально на корточках ползла в сторону дорожки, как всегда неуклюже перекатываясь из стороны в сторону, периодически спотыкаясь и теряя равновесие.

Бледная кожа искрилась на солнце, выпавшие из пучка пряди разметались по плечам. Изящные руки и тонкие пальцы то и дело касались земли в попытках удержаться.

За каких-то несколько секунд Грег вспомнил всё то, что когда-то любил в Маргарет, – и веселье разлилось внутри, как тёплое молоко по столу.

Нелепая надпись «Папина принцесса» белыми буквами на чёрной футболке-оверсайз красовалась во всю спину. Шорты обтягивали стройные длинные ноги, рваный край добавлял ситуации ещё больше комичности.

– Папина принцесса… – прочитал Грег вслух то, что планировал отметить про себя.

Маргарет обернулась.

Грег прыснул: её глаза казались ещё больше. Поднять взгляд вверх она не решалась, буквально вперившись в его ноги.

Подать руку казалось правильным шагом, но гордая Мар, как всегда – всё сама – распрямилась, как струна, и с вызовом посмотрела ему в глаза.

Обороняется. Ну конечно. Признала бы она хоть раз свои косяки? Да никогда… – улыбнулся про себя Грег.

Она разглядывала его, сидя внизу. Любовалась, когда вставала – он это понял сразу. От чего приятное тепло завибрировало внутри и вызвало волны мурашек на руках.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Хилсборо (Hillsboro) – это город в штате Орегон, США, расположенный примерно в 27 км к западу от Портленда.