Король воронов

Маша Старолесская

Король воронов

ПРОЛОГ

Всё начиналось довольно невинно. Витька, старый, ещё со студенческих лет, товарищ, как-то раз пришёл и попросил у Андрея в долг миллион. Профессиональное чутьё подсказывало, что финансовых дел с друзьями лучше не иметь: есть шанс остаться и без дружбы, и без денег. Но Андрей, поразмыслив, взвесив все за и против, решил, что уж таким долгим и крепким отношениям всё нипочём, и согласился.

Витька взял свой миллион – и пропал на несколько месяцев. Когда он перестал отвечать на звонки и сообщения, Андрей остро почувствовал, что совершенно напрасно в этот раз не доверился интуиции и опыту, годами позволявшим ему держаться на плаву. Впору было передавать это дело службе безопасности, но он медлил, до последнего не верил в то, что можно было так запросто спустить в унитаз годы дружбы.

Витька вернулся так же внезапно, как и исчез, позвал Андрея на ужин в ресторан и рассказал, что деньги пустил не в дело, а отдал какому-то проверенному человечку из интернета, чтобы тот их с помощью каких-то неведомых манипуляций увеличил то ли вдвое, то ли втрое. Потом, естественно, оказалось, что проверенный человечек не такой уж проверенный. Окучив несколько десятков идиотов, он скрылся в тёплых краях. Витька, конечно же, стал требовать свои деньги обратно, но не только ничего не получил, но и попал у этого проверенного в «чёрный список». И теперь он по-братски просил у Андрея отсрочки – и ещё немного денег на жизнь, тысяч сто или около того. От такой наглости Андрей чуть не подавился виски. Он ещё был готов подождать с возвратом долга, но дальше спонсировать это сомнительное предприятие отказался. Тем более что – этого Андрей не стал произносить вслух – звать в дорогой ресторан, чтобы потом просить на жизнь, – было не лучшей идеей. Витька принял отказ спокойно. Даже сказал, что сам виноват, что доверился мошенникам, и теперь будет за это расплачиваться. Только вот, когда Андрей вернулся из туалета за столик, друг внезапно стал дёрганым, нервным… Поужинали они неплохо, счёт разделили и разъехались по домам.

Плохо ему стало уже дома, да так, как не бывало ещё никогда. И вот тогда Андрей и вспомнил странный вкус салата, который принесли, пока его не было: пепельная горечь, которую он приписал подкопчённой утке, и какие-то незнакомые пряные травы. После первого похода к белому другу он кое-как добрёл до аптечки, выдавил в ладонь целый блистер активированного угля, запил водой и лёг, ожидая, что дальше станет легче. В мыслях он уже набрасывал текст жалобы, который утром отправит хозяевам ресторана.

Легче не стало. Начала болеть голова, суставы заныли, как от лихорадки, крутило живот, а сердце колотилось так, будто хотело выскочить из груди. Андрей поджимал колени к груди и молился, чтобы это скорее прошло. Потом его внезапно ненадолго отпускало, и он начинал прикидывать, куда звонить сначала: в скорую или бывшей жене Ленке. Но у Ленки теперь двое детей, будить их не хотелось, разве что пришёл бы совсем край… Он уже собирался набирать скорую, но тут боль и тошнота отступали, появлялась надежда, что теперь-то всё закончится. А потом его скручивало снова…

Под утро, когда за окнами уже засветилась тонкая золотая полоска, Андрей всё же набрал номер и успел даже заговорить с диспетчером, назвать своё имя, когда руки вдруг перестали слушаться его, телефон упал на пол, а мир перед глазами померк, сжался в булавочную головку и снова распахнулся, играя новыми красками, незнакомыми человеческому зрению. Тело сдавило, сплющило и вытянуло одновременно. Он слышал голос женщины, просившей назвать адрес, но вместо ответа сумел издать только противный каркающий звук. Попытался ещё раз. И ещё. Из горла вырывалось только надсадное «кра-а-а» – и больше ничего.

****

Квартира лишилась привычных очертаний. Кровать, шкаф, комоды и даже любимое компьютерное кресло – всё стало огромным и засияло разными оттенками фиолетового. Он сделал несколько шагов и услышал, как зацокали по полу когти. Шаги получались совсем короткие. Раньше он бы с лёгкостью пересёк спальню, а теперь…

Зато боль исчезла, и прошла тошнота. И в голове стало так свободно и ясно! Он ещё смутно помнил, что был человеком, но почти все прежние мысли куда-то подевались. Остались только любопытство и голод.

Он захотел посмотреть на свои руки. Расправил плечи, потянулся и тут же боковым зрением увидел нечто чёрное и блестящее. Попытался сжать кулаки. Безрезультатно. Взмахнул ими раз, другой – и вдруг почувствовал, как поднимается над полом.

Новые ощущения кружили голову. Пробуя крылья, он вспорхнул к потолку, ещё недавно казавшемуся таким высоким, и едва не врезался в люстру. Шарахнулся в сторону – и тут же налетел на шкаф. Одни и те же расстояния в воздухе и на земле ощущались по-разному.

Немного освоившись с полётом, он попытался сесть на спинку кресла, но не рассчитал, зацепился когтем за обивку, перекувырнулся и завис вниз головой, истошно каркая от страха.

Как выбрался, как не вывихнул лапу, он не помнил. В памяти осталось только ощущение беспомощности и отчаянья, а следом за тем – желание вылететь куда-нибудь на свободу и простор.

Он вылетел в коридор и заметил слева по борту какое-то быстрое движение. Рядом с ним летела ещё одна птица! Он неловко развернулся, пролетел по коридору ещё раз. Птица шла параллельным курсом. Тогда он решил встретить незнакомца нос к носу и направился прямо к тому месту, где засёк незнакомца первый раз. Нос, жёсткий и длинный, ударился во что-то твёрдое и блестящее.

Он отскочил в сторону и приземлился на полочку, которая так удобно оказалась рядом с этой неведомой преградой. Незнакомая чёрная птица смотрела на него в упор и словно бы дразнилась. Поворачивала голову вслед за ним, хлопала крыльями и беззвучно раскрывала клюв. Он наблюдал за незнакомцем, как вдруг…

Крик, который он издал, был нежным и воркующим. В нём звучал восторг перед самым прекрасным на всём свете созданием – большой птицей с роскошными, переливающимися в утреннем свете перьями, крепким клювом и мощными лапами.

****

А вот лететь на кухню было ошибкой, с которой началась череда роковых случайностей, едва не закончившаяся его бесславной гибелью от лап и клювов двух обычных помоечных ворон, но он понял это только вечером, после заката, превратившись в человека. А утром чёрная птица просто хотела жрать, и сводящие с ума ароматы объедков из помойного ведра заставляли её забыть обо всём.

Первым делом он приземлился на спинку стула и напился воды из кружки, так удачно оставшейся с вечера на столе. Потом он перелетел на раковину – именно оттуда и доносились заманчивые запахи. Ведро с мусором скрывалось за дверцей в шкафчике под мойкой, и добраться до него было почти невозможно. Он попробовал просунуть клюв в узкую щель и расширить её, но только зря оцарапался и едва не свернул шею. Надо было действовать тоньше. Например, подцепить дверцу каким-то рычагом…

На столешнице рядом с мойкой он заметил пару вилок и палочки для еды. Человек их не выбросил, и вот они пригодились большой хитрой птице. Он подхватил палочки клювом и после нескольких попыток приоткрыл дверцу. Она, правда, тут же захлопнулась, но начало было положено.

Голод подстёгивал его, заставляя пробовать снова и снова. Сперва он пытался повторить свой успех и подсовывал палочки сверху, да так старательно, что едва не свернул шею, а когда открыть дверцу не получилось, спорхнул на пол и уже снизу, изогнувшись и приложив немалые усилия, подцепил её и распахнул.

Ведро было закрыто крышкой, но тут он уже понимал, что делать… Несколько атак сбоку – и объедки вперемешку с остальным мусором просыпались на пол. Можно было приступать к трапезе.

Насытившись, он довольно каркнул, сделал круг почёта и только теперь заметил, что кухонное окно распахнуто настежь. И оттуда, снаружи, доносятся заманчивые звуки и запахи. Шум деревьев, перебранка ворон, грохот мусоровоза…

Ночью, сидя в подъезде, укрывшись старым ковром, Андрей на чём свет стоит ругал себя за то, что оставил окно раскрытым. В болезненном чаду он надеялся, что свежий воздух поможет прийти в себя – и так просчитался…

ГЛАВА 1

В те несколько минут, пока Аня перед занятием смотрелась в зеркало, она почти ненавидела себя. И оплывшую за годы брака фигуру в дешёвом спортивном костюме, и усталое, бледное от работы за компьютером лицо, и отросшие волосы, ни два ни полтора, которые никак не получалось собрать в хвостик. Но потом в зал входил инструктор по зумбе, чёрный парень, который знал по-русски хорошо если десяток слов, улыбался широко и приветливо и танцевал, будто весь состоял из шарниров. Он включал клубную латину так громко, что дрожали полы и стены. Начиналась тренировка, и дурные мысли ударной волной вышибало из Аниной головы. Она крутилась, прыгала, приседала, покачивала бёдрами, пытаясь успеть за инструктором. После трёх месяцев занятий ей это почти удавалось, и в хорошие дни она могла полностью отдаться стихии танца, и тогда недовольство собой отступало.

Сегодня был именно такой день. Ноги приятно ныли, в ушах всё ещё звучала бодрая латина, и можно было целых полчаса не думать о гигабайтах фото, которые ей предстояло отретушировать.

У входа в любимую кофейню она остановилась на пару минут, сводя дебет с кредитом, и в конце концов решила, что капучино с собой не пробьёт в её бюджете серьёзную дыру. Аня уверенно распахнула стеклянную дверь и замерла на пороге, заметив до боли знакомую малиново-огненную голову, склонившуюся над барной стойкой. Невысокая, коротко стриженная бариста в фирменном коричневом переднике протирала столешницу серой замызганной тряпкой.

«Вот чёрт», – тихо выругалась Аня. Ей ужасно захотелось развернуться и побыстрее сбежать отсюда, пока малиново-огненная голова её не заметила, но хлопать дверьми было глупо и совсем по-детски, а она уже взрослая баба и должна храбро смотреть своим страхам в лицо.

– Анюта! Тыщу лет не виделись! – протянула бариста, отбрасывая в сторону тряпку и протягивая руки для объятий.

Аня широко улыбнулась и пошла навстречу малиново-огненной голове. Если отвертеться от разговора не получится, надо хотя бы держать лицо и не подавать виду, что тебя что-то смущает.

– Давай, рассказывай, как поживаешь! – Бариста жестом показала на ближайший высокий деревянный стул. Аня отмахнулась – мол, мне некогда – и осталась стоять, положив рюкзак с формой и кроссовками на кожаное сиденье.

– Так чего, говорю, дела-то как? – снова спросила малиново-огненная голова, перекрикивая грохот кофемашины.

– Кручусь, как белка в мясорубке. Заказов полно. Лето, свадьбы, фотосессии… А у вас как?

Бариста что-то ответила, но за пыхтением капучинатора слов было не разобрать, да Аня к ним и не прислушивалась. Ей хотелось побыстрее расплатиться и уйти домой. Она порылась в рюкзаке, попыталась вслепую вытащить кошелёк, заодно выдернула на свет божий розовый спортивный лифчик, смутилась и мысленно обругала себя последними словами.

– На, держи! – Малиново-огненная голова протянула ей бумажный стаканчик. – Картой?

– Картой, картой! – быстро закивала Аня.

Бариста набрала на терминале нужную сумму и положила его на барную стойку. Аня приложила к нему кредитку, дождалась сигнала и готова была уже обрадоваться, что всё обошлось, как вдруг услышала:

– Кстати, видела вчера твоего Василия.

Аня постаралась сделать скучающее лицо, чтобы всем своим видом показать, насколько ей плевать на бывшего и всё с ним связанное, но малиново-огненная голова продолжила:

– Он был с этой своей… – Тут последовал жест, изображающий пышную грудь и узкую талию. – Просидели два часа, выбирали, в каком отеле будут отдыхать в Турции…

Аня почувствовала, что вот-вот вспыхнет. Ей захотелось плеснуть капучино в лицо собеседнице, подхватить сумочку и убежать домой, но надо было держать себя в руках. Она только вздохнула и спросила:

– Слушай, я забыла, а сахар и крышечки у вас где?

Малиново-огненная голова воззрилась на неё недоуменным взглядом: мол, у меня тут эксклюзив, а ты и слушать не хочешь, – и кивнула на стойку у входа.

****

«Только зря деньги потратила», – подумала Аня после первого глотка. Капучино ощутимо отдавал жжёной паклей. Она огляделась по сторонам в поисках урны, не нашла ничего подходящего, на секунду задумалась, не поставить ли стаканчик на асфальт, и в конце концов решила идти дальше. Не хотелось выглядеть свиньёй в чужих глазах. Но и давиться противным кофе тоже не хотелось.

Когда-то давно Аня любила представлять, как идёт по городу с кофе в стаканчике, вся такая лёгкая и воздушная, как героини романтических комедий, и прохожие улыбаются ей, и мир сияет техниколоровыми красками, а где-то за поворотом её ждёт загадочный и прекрасный ОН. Лишних денег на кофейни у неё тогда не было, она училась, подрабатывала и даже отправляла деньги сестре. Та родила в семнадцать, с мужем (родители настаивали на свадьбе) развелась через полгода совместной жизни и с тех пор тянула сына одна. Никакого загадочного и прекрасного на горизонте у Ани тогда тоже не наблюдалось.

И вот, целый брак спустя, она пришла в ту же точку. Денег от работы фотографом едва хватало, чтобы платить ипотеку и кое-как поддерживать гомеостаз, как называла это подруга-биолог. Загадочный и прекрасный, ворвавшийся в её жизнь, как беззаконная комета, унёс за собой в безвоздушное пространство несколько лет жизни, остатки самооценки и машину, купленную на деньги от бабушкиной квартиры.

Правда, теперь у Ани в руках был тот самый желанный стаканчик с кофе, только вот какой в том прок, если пить его невозможно?

Она крутила в голове слова малиново-огненной головы про Турцию и сама не замечала, как ускоряет шаг, пока тепловатая, невнятного цвета жидкость не выплеснулась через отверстие в крышечке ей на руку.

«Метафора моей жизни, – мрачно подумала Аня, отряхиваясь, – пятьдесят оттенков коричневого».

Турция задела её сильнее всего. За все годы брака они не выбирались никуда дальше дачи у свекрови! А ей так хотелось в длинном платье и в шляпе с широкими полями пройтись по променаду хотя бы в Анапе. Бывший муж на это вечно говорил, что отдыхать на наших курортах – не уважать себя, а на хорошие они пока не заработали, но когда-нибудь потом… И вот это «потом» наступило, только не для неё.

«Почему одним всё и сразу, а мне ничего и постепенно? Что я делаю не так? – в сердцах вопрошала себя Аня. – Может, мне юбку в пол надеть и маточкой дышать?»

От невесёлых раздумий её отвлекли две дерущиеся вороны. Они истошно каркали, хлопали крыльями, а в перерывах клевали то ли чёрный мусорный пакет, то ли какую-то тряпку, брошенную посреди дороги. Ничего необычного, просто голодные птицы разворошили ближайшую урну…

Неожиданно тряпка извернулась, махнула крылом, хрипло каркнула в ответ и тут же получила мощный удар в голову. Сердце у Ани сжалось. Она топнула ногой и прикрикнула на птиц. В этот момент ей было плевать, как она выглядит со стороны и что скажут окружающие люди. Вороны бросили свою жертву и даже не отлетели, а отскочили в сторону и уставились, будто хотели знать, что она будет делать дальше.

Чёрная птица продолжала лежать на тротуаре. «Неужели всё, неужели убили? – пронеслось в Аниной голове. – Только этого для полного счастья не хватало!»

Она опустилась на корточки рядом с птицей, ожидая увидеть истерзанный трупик с пробитой головой, и поймала на себе взгляд умных блестящих глазок. Аня вдруг почувствовала себя совсем слабой и беспомощной. Она не представляла, что можно сделать для раненой птицы, куда отвезти, сколько денег заплатить. Надо было решать, до какого предела распространяется её желание быть хорошей девочкой. Можно было встать, уйти, унести с собой этот болезненный тоскливый взгляд, потом ещё много лет думать, что хоть тут можно было что-то изменить, или забрать птицу с собой и, может быть, спасти, а может, к вечеру закопать окостеневшее тельце на пустыре рядом с домом.

Аня отставила в сторону опостылевший стаканчик и осторожно взяла птицу на руки.

****

Не успела она сделать и нескольких шагов, как вороны кинулись на неё с громкими криками. Одна из них даже умудрилась тюкнуть её клювом в плечо. Аня отбивалась от нападающих свободной рукой, второй осторожно прижимая к груди чёрную птицу, и понемногу отступала под защиту маленького продуктового. У входа стоял луноликий мужчина в красной футболке с каким-то логотипом и, посасывая сигарету, наблюдал за схваткой.

– Это ты зря, конечно, – сказал он, распахивая дверь перед Аней, когда она наконец добралась до входа. – Они тебе спуску теперь не дадут.

– Кто? Вороны?

– Они самые. Умные, сволочи. И злопамятные. – Мужчина подмигнул. – Так что теперь ходи, оглядывайся.

Аня тяжело вздохнула: мол, только этого не хватало.

– Как тебя угораздило? Слётка, что ли, обидела? Вороны за своих детей убить готовы.

– Кого-кого? – переспросила Аня.

– Да птенца, подростка. Их тут каждое лето полно, сидят, орут, с виду взрослые уже, а дураки дураками… – В голосе мужчины прорезалось умиление.

– Это не он? Не слёток? – Аня поудобнее перехватила раненую птицу, та зашевелилась, заёрзала, пару раз дёрнула крылом и опять затихла. Мужчина, близоруко щурясь, наклонился, чтобы рассмотреть её поближе.

– Ого, – сказал он, закончив осмотр. – А я сослепу решил, что это у тебя мешок какой-то. А это целый ворон! Улетел, наверно, из дому… Щас народ кого только в квартирах не держит. Совы, лисы, рыси… – Тут мужчина бросился в пространный пересказ роликов из Ютьюба. Ане казалось невежливым перебивать его, но у неё в руках было страдающее существо, и с этим надо было что-то делать. Набравшись храбрости, она дождалась удобной паузы в потоке словоизлияний и спросила, не найдётся ли в магазине лишней коробки.

Коробка нашлась, и даже совершенно бесплатно, хотя Аня была вполне готова заплатить за неё. Мужчина проделал в ней с боков по три отверстия, чтобы поступал воздух, постелил вниз кусок крафтовой бумаги, помог устроить там ворона поудобнее и, хотя об этом Аня уже не просила, вывел её на улицу через дверь в подсобке. Напоследок он вручил ей бумажку с номером телефона и попросил написать, как птица.

«Он чокнутый, или это такая оригинальная форма подката?» – подумала Аня и, прибавив ходу, зашагала домой.

***

Во время мучительного и кровавого развода Ане удалось выбить из цепких рук бывшего мужа половину стоимости их двухкомнатной квартиры. И всё для того, чтобы влезть в ипотечную кабалу, выплачивая деньги за малогабаритную однушку.

Это была одна из тех квартир, про которые шутили, что советским хозяйкам они узки в бёдрах. На кухне большую часть пространства сжирал кислотно-зелёный гарнитур, громоздкий и бестолковый. Само его существование день за днём подрывало Анину веру в человечество и оскорбляло её чувство прекрасного. На оставшемся пятачке теснился небольшой обеденный стол с единственным стулом.

Не лучше дела обстояли и в комнате. Там безраздельно царствовал угловой компьютерный стол, из тех, что были в моде в начале двухтысячных – фигурно вырезанный, с бесполезными теперь полочками для компакт-дисков и подставкой для системного блока. Об неё Аня всё время билась ногой. К стене прижимался полированный платяной шкаф, крепкий старик с чуть перекосившимися дверцами, а вплотную к нему стоял диван – единственная вещь, не считая компьютера и одежды, которую Аня смогла привезти сюда из старой жизни. Всё было бы ничего – тесно, бедненько, но чистенько, если бы не видавшее виды кресло-кровать. Обитое странной синтетической тканью, которая искрила, стоило провести по ней пальцем, оно раскорячилось в центре комнаты и перегородило проход на балкон. Каждый раз, отправляясь туда вешать бельё, Аня двигала кресло к шкафу, а потом возвращала его на место. Она давно распрощалась бы с ним, даже охотнее, чем с кухонным гарнитуром, но всякий раз, как в гости наведывались родители или сестра с сыном, Аня уступала им свой диван, и приходилось раскладывать кресло.

Куда поставить коробку с больной птицей, она не представляла. Разве что немного сдвинуть стол к стене, а кресло придвинуть к балконной двери – всё равно, пока ворон в квартире, открывать её нельзя? Аня вздохнула и принялась играть с мебелью в пятнашки.

***

Из коробки на Аню смотрели два чёрных глаза. Взгляд у них был умный, ироничный, почти даже человеческий.

– Ну как ты, приятель? – спросила она. Птица склонила голову, издала приятный воркующий звук и захлопала крыльями. – Засиделся в тесноте?

Снова воркующий звук, теперь в другой тональности. Она что, отвечает? Понимает человеческую речь? Может, это и правда чей-то питомец?

В два присеста птица выбралась из коробки, ляпнула как бы между прочим на ковёр и принялась чистить перья. Аня тихо выругалась. Спасение птицы грозило обернуться большими хлопотами, чем она ожидала.

Убедившись, что ворон занят своими делами и не собирается падать лапами кверху, Аня села за компьютер и быстро вбила в поисковик: «Нашла на улице раненую птицу что делать». Через несколько секунд перед ней развернулся гигантский список заголовков разной степени информативности и сенсационности. Она погрузилась в чтение, но сосредоточиться не получалось. Она то и дело отвлекалась на ворона. Он как раз кончил чистить перья и перепорхнул на подлокотник кресла.

«А я-то, как дура, за него боялась», – подумала Аня. Птица как раз принялась пробовать на прочность обивку.

Наконец в десятой по счёту статье Ане попалась ссылка на центр помощи птицам. Несколько кликов – и она нашла номер сотового. Ворон перебрался с подлокотника на спинку кресла.

Дозвониться удалось не сразу. Сначала механический голос сообщил ей, что абонент находится вне зоны действия сети. Потом трубку просто не брали. На третьей попытке, когда Аня уже решила, что надо бы отдать птицу кому-то более подходящему, например, тому продавцу, который спас её от ворон, она наконец услышала усталый женский голос. Голос участливо спросил, что произошло, не перебивал, пока Аня рассказывала о своих злоключениях по дороге с зумбы, а потом сообщил, что с радостью поможет. Завтра. И не бесплатно. Ворон в этот момент подлетел к компьютерному столу и устроился на стойке для дисков, с интересом поглядывая на клавиатуру.

Аня ощутила острое желание распахнуть балкон и выставить его наружу. Вместо этого она уточнила, во сколько обойдётся визит к ветеринару. Услышала ответ, вздохнула и попросила записать её на утро.

Голос в трубке участливо спросил, есть ли у неё возможность заботиться о спасённой птице дома, или надо поискать передержку, и даже посоветовал, куда можно обратиться за помощью. Подсказал, чем обработать ранки. И вообще всячески старался внушить ответственность за жизнь спасённого существа.

Ворон наклонился и начал отковыривать пластиковые направляющие для дисков.

Голос в трубке вежливо попрощался и растаял. Аня посмотрела на птицу, снова громко вздохнула, проклиная себя мягкотелость, и сказала:

– Пока оставайся. Но учти, отрабатывать будешь натурой. Я тебя на фотосессии сдам.

Птица коротко вскрикнула и посмотрела на неё иронически.

***

Аня перетряхнула аптечку, но обеззараживающей мази, которую посоветовал ей усталый голос из трубки, там не было. Как не было в холодильнике свежего нежирного мяса, перепелиных яиц и прочих деликатесов, которыми полагалось кормить воронов. Список необходимых трат рос в геометрической прогрессии, а вслед за ним росло и желание выдворить птицу вон. Но Аня уже потратила столько сил на её спасение, пока отбивалась от ворон и тащила коробку на свой этаж, что просто так разом перечеркнуть их все было невозможно.

С горем пополам она загнала ворона в ванную комнату. Всё равно отмыть её было проще, чем всю остальную квартиру, а громить там было считай что и нечего. Шампунь, гель для душа и зубные щётки Аня спрятала в тумбочку под раковиной, налила воды в пластиковый лоток и ушла.

Остаток дня она провела, разрываясь между работой и заботой о новом питомце. Личка кипела и клокотала гневными вопросами: «Где фото?» – будто все клиенты, которых Аня снимала в этом году, разом решили вспомнить о ней. Иногда, впрочем, попадались и вопросы, можно ли заказать фотосессию.

Ворон в ванной шуршал и с громким карканьем терзал плюшевое чудовище, которое попалось Ане по дороге домой у мусорных баков. Вообще для дикой птицы, да тем более взрослой, он проявлял чудеса покладистости. Его не пришлось долго подманивать едой, чтобы, укутав полотенцем, обработать ранки на крыле и спине. В ванную комнату он залетел не с первой попытки, тут пришлось попотеть, но потом, когда она приходила проведать нового питомца, не пытался вырваться на свободу. «Больной, наверное, – подумала Аня. – Или на голову ушибленный».