Кляпа 2

– Поздно. Ты вирус. Ты уже в системе.

Она закрыла лицо ладонями. Смеялась. Слёзы текли. Смех шёл по телу, как дрожь. Всё это было смешно. Дико. Глупо. И восхитительно.

Потому что впервые за долгое время Валентина не просто существовала. Она была замечена. И от этого становилось не страшно. А почти – приятно.

Кровати не хватало только таблички «ремонт зоны комфорта». Валя лежала поперёк, в позе недоумения, с одеялом, натянутым до ушей, и ощущением, что мозг теперь официально работает по восьмичасовому графику с перерывами на стыд.

Ноги болели, как будто за день она успела станцевать чечётку на асфальте в шпильках. Плечи ныли, уши гудели, глаз дёргался сам по себе, без согласования с центральной системой. Она была похожа на раненого бойца, вернувшегося с передовой, где враг – это неудобные каблуки, мужские лайки и кашель с двойным подтекстом.

– Подводим итоги, курсант, – скомандовала Кляпа весело, как будто не в голове живёт, а в openspace, где все получают премии за провалы.

Валя не шевелилась. Дыхание ровное. Вид страдальческий. Руки раскинуты, как у героини мелодрамы на пятнадцатой минуте перед вмешательством сценариста.

– Сегодня ты официально стала женщиной, – продолжала Кляпа. – Со сбоем системы, переустановкой драйвера и вспышкой на фронтальной камере. Я горжусь. Ты была на дне. Потом под ним. Потом на сцене. Потом снова под ним. Но ты держалась. Почти изящно!

– Мне кажется, я родила из себя другую себя, – прошептала Валя, не открывая глаз. – И она требует обратно чек и инструкцию.

– Не бойся, это просто ломка нормальности. Ты теперь не просто Валя. Ты – героиня сериала, в котором первый сезон – это кошмар, а дальше будет хуже, но с бюджетом!

Кляпа бегло прогоняла события:

– Падение? Было. Унижение? Многослойное. Кашель? Апокалиптический. Переодевание? С элементами трагикомедии. Лайки? Двадцать семь подтверждений твоего сексуального существования!

– Я больше не уверена, умею ли дышать без какой-либо интерпретации, – пробормотала Валя. – Всё кажется метафорой.

– И правильно, – бодро парировала Кляпа. – Женщина – это всегда метафора. Особенно в купальнике!

Валя натянула одеяло выше, почти до макушки. Хотела исчезнуть. Раствориться в текстиле. Застегнуться в капюшонного типа капсулу.

– Завтра, – торжественно заявила Кляпа, – начинается фаза «Полевая миссия. Настоящие люди. Настоящие прикосновения. Без падений. Без симуляций. Только живая плоть и твой новый вайб».

– Я не хочу вайб. Я хочу чай. И бланк на увольнение из этого проекта.

– Запрос отклонён, – сказала Кляпа с таким сочувствием, как бухгалтер, сообщающая про просроченный вычет.

Валя фыркнула. Потом вздохнула. Потом снова фыркнула, но устало, как старый ежик на пенсии.

– Ну ладно… теперь хотя бы знаю, как НЕ надо флиртовать. Всё остальное – импровизация.

– Ты не флиртовала, – деловито поправила Кляпа. – Ты отрабатывала сценарии соблазнительного краха. Причём с эмоциональной синхронизацией. Это очень ценно. Особенно для наблюдателей. Особенно в формате 4D.

Валя кивнула в подушку. Уже почти спала, но ещё сопротивлялась сну из принципа. Так, на автомате, чтобы не проиграть этот день без боя.

– После всего, что было, мне уже ничего не страшно… кроме меня самой. И моей утренней причёски. Там может быть то, что требует крещения.

– Угу, – хихикнула Кляпа. – А ещё надеюсь, что, если когда—нибудь тебе будут писать некролог – то хотя бы не в купальнике.

– Это зависит от того, как пройдёт свидание, – отозвалась Валя, зарываясь глубже, как червь в почву бессознательного.

А потом всё стихло. Даже внутри. Даже Кляпа, наконец, замолчала. И это было странно приятно. Как будто за окном выключили весь мир, оставив только усталость, сбившиеся мысли и… ощущение, что, возможно, впервые за долгое время что—то сдвинулось. Пусть и не туда, куда хотелось.

Глава 2

Валя шла к офису, как приговорённый – с прямой спиной, напряжённой шеей и взглядом в асфальт. Каблуки стучали с такой уверенностью, словно под ногами был не весенний тротуар, а сцена филармонии. Воздух пах чем—то новым – или это просто духи с ванилью и дерзостью, которые Кляпа заставила на себя вылить в последний момент. Ключ—карта не сработала с первого раза, и Валя подумала, что это знак: вселенная не готова к её новому виду. Со второго раза турникет сдался. Лифт ехал дольше обычного, успел несколько раз дёрнуться, как будто переваривал её внешний вид, и только потом нехотя открыл двери на нужном этаже.

Когда Валя шагнула в офис, время пошло вспять. Коллеги замерли. Кто—то, возможно, даже начал заново свою жизнь – с той самой секунды, когда взгляд упал на неё. Компьютеры шумели, но никто не печатал. Принтер издал полстраницы и затих. Даже кофемашина, обычно плотно занятая утренними потребностями бухгалтерии, вдруг остановилась, испустив лёгкое сопение, словно застыдилась.

Валя остановилась у порога, будто вышла на парад. Не нарочно – просто шпилька слегка увязла в ковролине, и чтобы не споткнуться, она замерла на долю секунды. Но этого хватило, чтобы весь офис принял это за позу. Позу женщины, уверенной в себе, в своей груди, в своём декольте и в красной помаде, от которой тошнило всех Люсь сразу. С головы до пят – она была новой. Даже не женщиной – манифестом. В ней не осталось ничего от прежней Валентины, которую путали с архивным шкафом и один раз нечаянно приняли за декоративное растение.

Иванович, уткнувшийся в телефон у кофемашины, поднял глаза, увидел Валю и… застыл. Его стакан с кофе остался в руке, но жидкость начала медленно перебираться через край. Кофе стекал по его пальцам, капал на пол, растекался по плитке, собираясь в лужу, подозрительно напоминающую карту Австралии. Он не шелохнулся. Только через пару секунд пробормотал:

– Кофе сегодня какой—то горячий, чуть не обварился от вида Валентины.

Коллеги начали очухиваться, словно после гипноза. Кто—то кашлянул, кто—то повернул голову, кто—то пытался продолжить печатать, но пальцы не слушались. Один из сотрудников сделал вид, что ищет что—то на полу, лишь бы избежать зрительного контакта. Другой уронил степлер.

Валя прошла сквозь этот затихший муравейник как гость из будущего. В голове пульсировала мысль: «Я сделала это. Я пришла. Теперь или уволят, или обогреют». Её сердце билось быстро, но не от страха. От адреналина. От того странного состояния, когда тебя вдруг начинают видеть. Всерьёз. Как женщину. Как загадку. Как проблему, которую хочется решить руками.

Ни одно слово не было сказано. Но всё было ясно по глазам, по жестам, по неловким попыткам вернуться в рутину. Мужчины молчали громче обычного. Женщины молчали так, как будто уже выносят приговор.

Кляпа внутри хихикнула. Не сказала, не прокомментировала, не выдала очередной лозунг – просто затаённо хихикнула. Валя знала этот смех. Он значил только одно: начинается шоу.

Она шла мимо Ивановича. Тот сделал шаг в сторону, наступил себе на шнурок и чуть не упал. Её стул скрипнул, как кресло в зале заседаний, когда кто—то встаёт, чтобы объявить: «Я готова». Но она не вставала. Только села. Спокойно. Неуклюже, но с достоинством. Как садятся те, кто сегодня не принесёт обед, но принесёт катастрофу.

На соседнем столе упала ручка. Следом – калькулятор. Бухгалтерия распалась на молекулы.

Валя открыла ноутбук. Сделала вид, что проверяет отчёты. На экране дрожал курсор, как будто даже техника чувствовала перемены. Внутри бурлило. Но снаружи – полная концентрация. Она чувствовала спины, взгляды, затылки, рты, которые приоткрылись от удивления, и носы, что дрожали от смешанных ароматов косметики и опасности.

Кто—то тихо прошептал: «Это точно Валя?». Ответа не последовало. Потому что ответа не было. Это уже не была просто Валя. Это была женщина, которой стали бояться ещё до первого слова.

Первым на подходе оказался Ваня—айтишник. Обычно он появлялся незаметно, как системное обновление, но сегодня возник внезапно, с видом человека, которому срочно нужно обсудить не баг, а багиню. Стоял с кружкой, на которой было написано «Root access only», и таращился в Валю так, будто только что нашёл в коде функцию, отвечающую за эрекцию.

– Слушай, – начал он, приподняв брови над линзами, – я, конечно, не совсем традиционной ориентации… но сегодня у меня почему—то необычно трепещет сердце.

Голос у него был мягкий, как у ассистента в приложении, а взгляд – честный, как у тестировщика перед дедлайном. Валя кивнула, не зная, куда себя деть. Попыталась улыбнуться, но вышло как у человека, который случайно запустил платную подписку и не знает, как её отменить.

– Тебе очень идёт. Ты сегодня как… как «Дарк—мод» в бухгалтерии, – добавил Ваня, немного покраснев.

Валя мысленно умоляла его сменить тему на бэкапы, фаерволы, RAID—массивы, хоть что—то… Но Ваня, довольный собой, удалился к принтеру, оставив после себя лёгкий след восхищения и парфюма с нотами мяты и загадки.

Не прошло и двух минут, как в дверях бухгалтерии застрял Паша. Курьер. Его фигура, как всегда, полностью заполняла проём. В одной руке – пакеты с водой, в другой – ящик с канцелярией, а на лице – выражение любовного помрачения. При виде Вали он остановился, как танк на поле с одуванчиками, уронил ящик, затем пакеты, а следом и ключи.

– Оп-па… – произнёс он, будто комментируя падение экономики. – Ты… м-м-м… ну, офигеть… Слушай, а… хочешь пообедать?

Голос его дрожал, как экран телефона в руке у бухгалтера на пенсии. Валя от неожиданности уронила ручку, потом подняла, потом снова уронила – теперь уже как актёр в любительском театре абсурда. Паша, не дожидаясь ответа, потянулся за накладной, но забыл подписать её и, пятясь, наступил себе на шнурки, чуть не опрокинул шкаф с документами.

– Ну, тогда я… э—э… позвоню? – бросил он, удаляясь с грацией развёрнутого парашюта.

Сразу после него появился Слава. Стажёр. Юный, нервный, с лицом, как у студента, которого вызвали к доске по бухгалтерскому праву после весеннего запоя. Он шёл, глядя в отчёты, и врезался в воздух возле Вали. Бумаги полетели, как голуби в свадебном клипе. Он начал их собирать судорожно, путаясь в листах и собственной влюблённости.

– Простите, – пробормотал он, не поднимая головы, – я… это… просто вы сегодня… м-м-м… у вас маникюр – шикарный.

Он посмотрел на её руки с тем благоговением, с каким обычно смотрят на реликвии или служебные записки от генерального. Валя поджала пальцы, пытаясь спрятать их под папкой. Сложно было определить, что краснело сильнее – ногти или уши.

И тогда всё началось. Все начали подходить. Кто с вопросами. Кто с предложениями «попить водички». Кто с открытым ртом, забыв зачем вообще пришёл. Валя пыталась отгородиться от реальности бумагами, калькуляторами и собственной неуверенностью. Она нырнула в ящик стола, как подлодка в тревожные воды, надеясь, что если прятаться глубже, то и похоть коллег отступит.

Но запах – её, чужой, новый – уже расплылся по отделу. Он был сладким, дерзким, почти клубничным. Тело выдавало флюиды, даже если мозг требовал немедленного отката. Она чувствовала себя украшением, которое случайно поставили на алтарь. Ни один взгляд не скользил мимо. Все липли.

Дыхание сбивалось. Уши жгло. Шея чесалась, как будто туда поселилась мораль. Она вспотела в месте, где обычно потели только Excel—формулы. Её оторванность от привычной невидимости становилась невыносимой, но внутри что—то замирало от странного восторга.

Кляпа молчала. Видимо, наслаждалась представлением, как режиссёр, который наконец—то увидел, как актриса вошла в роль. Валя не слышала комментариев, но ощущала одобрение. Оно вибрировало где—то на уровне солнечного сплетения.

Айтишник Ваня снова прошёл мимо, бросив взгляд через плечо.

– Ты выглядишь настолько сексуально, что даже я задумался о смене ориентации на бухгалтерскую, – произнёс он тихо, но с тем затаённым жаром, который даже в его круге общения считается тревожным.

Валя в панике подумала: «Ну всё, теперь меня официально признали корпоративным сотрудником с айтишной ориентацией». И прижала папку к груди. Внутри было пусто. Но выглядело – как броня.

Первой заговорила Люся. Не громко, не с драмой – просто встала от стола и медленно, методично провела пальцем по подоконнику. Пыль, как всегда, оказалась. Она покачала головой, будто разочаровалась в целой эпохе, и только потом подняла глаза на Валю.

– Офис всё—таки не театр, – сказала она, ни к кому конкретно. – Хотя теперь уже и не скажешь.

Никто не ответил. Не было команды – но все услышали. Воздух в бухгалтерии стал плотнее. Плотный, как глазурь на торте, но с привкусом соды.

– Ну и кислая у вас тут атмосфера, – наконец, раздалось изнутри. Кляпа ожила с выражением, достойным секс—коуча в отставке. – Я, конечно, понимаю, зависть – вещь полезная, она хоть циркуляцию крови разгоняет, но, девочки, если вы и дальше будете метать пассивную агрессию, я тут устрою показательное обнажение с разбором белья. У кого что есть – и у кого чего никогда не будет.

Она захихикала, как будто только что придумала новую форму пытки для ханжей: медленное раздевание под «Свод правил внутреннего распорядка». – А Валю я вам не отдам. Вы её, конечно, хотите обратно в формат "девочка—серая—папка—с—прошивкой", но извините: апгрейд завершён, и теперь она, знаете ли, поддерживает только протоколы высокой влажности и низкой моральной устойчивости в радиусе пяти метров. С чем я вас и поздравляю.

Валя пыталась сделать вид, что не слышит. Экран Excel подёргивался, как будто тоже нервничал. Пальцы жали на клавиши, не зная, что именно писать. На столе стоял степлер, рядом лежала ручка, а внутри всё сводилось к одному вопросу: как быстро можно отменить себя обратно?

Люся вернулась на место, села, покрутила в пальцах скрепку.

– Не люблю, когда женщина меняет себя под чужой вкус, – добавила она спустя минуту. – Это слабость. Настоящая женщина себя не продаёт. Её покупают целиком. Или никак.

Эта фраза пошла по отделу, как по коридору. У каждой – свой отклик. Кто—то кивнул. Кто—то закусил губу. Кто—то сделал вид, что увлечён отчётом. Но общая волна прошла. Признание: Валя вышла из общего строя. А таких не прощают. Особенно если они красивее, свежее, свободнее.

– Ну наконец—то, – протянула Кляпа с ленивым восторгом, – коллектив почувствовал опасность! Женщина, которая вдруг стала соблазнительной, – это как змея в библиотеке: всем хочется заорать, но никто не знает, по какой инструкции её вытаскивать. А ведь я предупреждала: апгрейд Вали – это не просто смена прически. Это ядерная перезагрузка архетипа. Теперь она не просто бухгалтер, она соблазнительница с доступом к первичным документам и вторичным желаниям.

Кляпа хихикнула, в голосе сквозили фанфары.

– Хотите знать, что такое женская зависть, детки? Это когда у одной новая помада, а у другой – только старая обида и муж, который не вывозит даже мусор, не то что страсть. У Вали теперь всё есть: форма, феромоны и флуоресцентная способность возбуждать даже в Excel. Она не виновата, что вместо борща испеклась шлюшечка на дрожжах Кляпы. Приятного аппетита, девочки.

Валя сжала мышку. Пальцы вспотели. В голове было пусто.

У кулера собрались две женщины. Наталья из кадров и Марина из договорного. Обе – с опытом, с глазами, которые видели всё: разводы, авансы, корпоративы и унижения. Говорили тихо. Спокойно. Но каждая фраза летела, как иголка, точно в кожу.

– Слишком резко. Вчера – тень, сегодня – обложка. Такие метаморфозы без посторонней мотивации не случаются.

– Думаешь, с кем—то?

– Думаю, на кого—то.

– Начальник?

– Или хочет начальника. А может, хочет, чтобы подумали, что хочет. Что хуже, сама не знает.

Смеха не было. Ни в словах, ни в паузах. Только выводы. Точные, быстрые, как бухгалтерские формулы. Их не интересовали чувства. Только результат.

– Вот оно началось, – пропела Кляпа с оттенком театрального ужаса. – Коллективное обрезание клиторного воображения! Дорогие мои, вы там что, пишете комментарии для форума «Мораль и калькуляция»? Вон та, у кулера, ещё вчера обсуждала, как муж ей не даёт. А сегодня она уже верховный суд по делам офисной похоти?

Голос стал слаще. Ядовитее. Веселее:

– Девочки, расслабьтесь. У Вали не гормональный срыв, у неё – взросление тазовой уверенности. Она теперь не просто Валя. Она – кризис ваших серых фантазий. И если вам кажется, что она сделала это ради начальника – поздравляю, у вас устаревшее программное обеспечение. У Вали теперь не брак по расчёту, а расчёт по возбуждению. И что вы ей можете предложить? Пирожки из лука и уксусное осуждение? Да она вас этим маникюром порвёт, не оставив следов на клавиатуре.

Валя встала. Не знала зачем – просто не могла больше сидеть. Пошла в сторону кухни, чтобы налить себе воды. Стакан оказался пуст. Кулер булькнул, как будто вздохнул. В этот момент она услышала:

– Видела, как он ей подал отчёт? Сложил, выровнял, будто с цветами пришёл. Мы таких жестов за год не видим.

– А она как на него смотрит… Это уже не бухгалтерия. Это павильон на съёмочной площадке.

– Хорошо, что я замужем, – сказала Наталья. – У меня уже всё случилось. Мне не надо. А ей, похоже, очень надо. Причём сразу всё.

– Да что вы знаете о «надо», – отозвалась Кляпа с удовольствием, как будто вылезла из шкафа в образе бурлеск—диктора. – У Вали теперь в организме установлен модуль «Мужик—распознавание плюс». Видит внимание – активируется желание. Видит отчёт – превращает его в прелюдию. А взгляд начальника? О, девочки… он туда вложил всё, что не смог вложить в годовой бюджет!

Она залилась сладким смехом:

– И, если вы думаете, что ваша замужняя стабильность защищает вас от искушений – ха! Валя теперь как вирус: стоит одному прикоснуться к её локтю, и у него на жёстком диске прописывается желание раздеваться при звуке Excel. Потому что Валя – это уже не девушка. Это обновление офисного ПО, в котором больше не работает функция «игнорировать возбуждение».

Валя повернулась. Не громко, не резко. Просто ушла. Шла медленно, будто несла что—то хрупкое – себя. Не в руках, в плечах. Посадила себя обратно за стол и выдохнула. Экран моргнул, мышка заела. Сердце било ровно, но неубедительно.

Она вспомнила старый сон: идёт по офису в купальнике, и никто не обращает внимания. Сейчас всё наоборот. Полностью одета. И чувствует себя голой.

Люся взяла в руки электронную сигарету, затянулась и проговорила в воздух:

– Раньше у нас в бухгалтерии мужчины вымирали от скуки. Теперь начнут от желания. Но вряд ли от счастья.

– Так и запишем в отчёт по внутренним рискам: повышенный уровень офисной эрекции, – протянула Кляпа с откровенным удовольствием. – И добавим примечание: источник угрозы – Валентина, с новым интерфейсом и встроенной системой возбуждения. Если раньше мужики в отделе писались только от страха перед аудиторской проверкой, то теперь – по другим причинам, и прямо в штаны.

Голос Кляпы был сладким, как зефир на гормонах:

– Вы, главное, держитесь, девочки. Я понимаю, тяжело, когда коллега начинает выглядеть, как секс—инструктаж на каблуках. Это же надо – всю жизнь думала, что "файл" это документ, а теперь выяснилось, что это состояние. У Вали теперь всё – как надо: губы – для побудительных наклонений, бёдра – для экспортного шока, взгляд – как счёт за отопление: страшно, дорого и вызывает жар.

Кляпа хихикнула:

– Валя теперь не сотрудник. Она – контрагент от страсти. И если кто—то не может с этим справиться – пишите жалобу в техподдержку. Только не забудьте приложить влажную салфетку.

Фраза не вызвала ни смеха, ни реакции. Только тишину. Валя знала – смеялись внутри. Каждый – по—своему. Но вслух не решались. Пока.

Всю оставшуюся часть утра она сидела ровно, дышала медленно и делала вид, что полностью поглощена задачами. В реальности – считала слова. Слова, которые про неё произнесли. Слова, которые она бы сказала в ответ. И те, которые так и не нашла. Их было слишком много.

Всё началось в коридоре, который обычно служил невидимой границей между двумя несовместимыми измерениями – миром платёжных ведомостей и миром выговоров с обтекаемыми формулировками. Но сегодня он был ловушкой. Удачно вычищенный, пахнущий хлоркой и чужими намерениями, этот коридор с узкими стенами и тусклым светом превратился в место событий, которые Валя потом ещё долго бы прокручивала в голове, если бы это была только её голова.

Она шагала быстро. Не убегала, не пряталась – просто шла, как шла всегда, когда нужно было пройти мимо чего—то опасного, не выдав дыханием, что страшно. Каблуки – новые, скользкие, непривычные – гремели по плитке. В голове крутилась таблица с незавершённым отчётом, но в груди уже росло ощущение, что день всё—таки не даст ей просто доработать до обеда.

Пятно на полу не предупреждало. Оно просто было – тёмное, ничем не примечательное, но коварное. Валя наступила на него как раз в тот момент, когда из—за угла вышел Сергей Валентинович – сам, во плоти, в костюме Hugo Boss и с лицом, которое в любой другой ситуации ассоциировалось бы с бонусом к кварталу. В этот момент всё произошло одновременно. Валя поскользнулась. Папка вылетела. Тело ушло вперёд. И через секунду она врезалась в него грудью, лбом, носом и ещё чем—то, что сложно было определить без медицинской экспертизы.

Парфюм был густой, как сливки, с нотками уди и доминирования. Ткань пиджака оказалась неожиданно тёплой, чуть шершавой, но с тем особенным лоском, который, казалось, могли позволить себе только мужчины с доступом к бюджету на представительские расходы. Валя вжалась в него так плотно, что рука автоматически ухватилась за лацкан, вторая – инстинктивно соскользнула ниже и замерла в районе ремня. Отдышка, испуг, ступор.

– Простите, – пробормотала она, не поднимая глаз. – Я… не хотела… Это… опора неожиданная… теплая…

Речь была скомканной, как записка в школьный дневник. Но дальше что—то изменилось. Голова осталась прежней, а тело – нет. Спина выпрямилась. Пальцы, вместо того чтобы отпустить, скользнули по пиджаку. Грудь подалась вперёд. Бёдра будто нарисовали из другого сценария. И из глубины, лениво, сладко, растянуто – вынырнула Кляпа.

– Ой—ой, – раздалось внутри, но уже как будто и снаружи. – Какая я, оказывается, ловкая. Секунда – и уже держусь за власть обеими руками. Простите, Сергей Валентинович, не сдержалась. Это всё инстинкты. А вы, похоже, совсем не против. М-м-м?

Голос был не Валин. Губы шевелились иначе. Спина выгибалась под другим углом. Ироничным. Точным. Сексуальным в той мере, в какой можно быть сексуальной в коридоре между бухгалтерией и серверной.

Сергей Валентинович сначала замер. Затем выпрямился. Затем снова немного подался вперёд. Его лицо будто расплылось в удовольствии от полученного внезапно флирта, который никто не ожидал – даже сама Валя. Он не убрал руку с её талии. Напротив – подтянул чуть ближе.

– Не беспокойтесь, Валентина, – произнёс он с такой интонацией, словно комментировал курс валют на интимной бирже. – Я всегда готов подставить свою грудь таким… талантливым сотрудницам.

Он не подмигнул. Он подал это как жест тонкий, подчёркнуто изящный, как будто их диалог шёл не в коридоре, а в ресторане при отеле, где комната уже забронирована, но оба делают вид, что ещё не решили.

Кляпа в теле хихикнула – грудью, коленями, даже зрачками.

– Вот это мы выехали, – прошептала она внутри, но с ощущением, что стены тоже слышали. – Просто глянь на него. Он уже мысленно снимает с тебя не платье, а оклад. У него там в папке, наверное, уже заявка на отпуск в Суздаль с пометкой «работа с перспективной молодёжью».

Рука скользнула по пуговице на пиджаке. Валя – точнее, тело, в котором теперь командовала Кляпа – наклонила голову чуть вбок, уголком губ выдавила полуулыбку. Кожа на шее напряглась – так делают актрисы в старых фильмах, когда собираются сказать что—то бессовестное.

– Знаете, Сергей Валентинович, – прозвучало вдруг из уст Вали, – я теперь хожу на каблуках не просто так. Это стратегия. Чем выше каблук, тем сильнее падают принципы. Особенно у мужчин, стоящих рядом.

Он рассмеялся. Тихо. Удовлетворённо. Как человек, который заказал десерт и вдруг обнаружил в нём бонусный слой крема. Больше он ничего не сказал. Только посмотрел. Долго. Пронзительно. И с той самой искоркой, которую не спутаешь с интересом профессионального плана.

– А хотите, я вам отчитаюсь… но не словами, – промурлыкала Кляпа, выгибая Валю почти незаметно, но так, чтобы пиджак у него на плечах натянулся. – Я умею объяснять цифры телом. Это называется тактильный аудит.

Губы Вали приоткрылись, но она ничего не сказала. Сергей Валентинович лишь хмыкнул, и что—то в его позе подалось вперёд. То ли живот, то ли намерения.

Когда Валя отступила на шаг, Кляпа всё ещё управляла движениями. Бёдра покачивались с тем знанием, которого у Вали раньше не было. Пальцы держали папку, как оружие. Подбородок не дрожал. Только в животе шевелилось: что—то липкое, жаркое и тревожное.