Путь Первых. 2-я часть. Бескрайний дикий мир

Рол застыл, потрясённый этим пламенным признанием. Порывы ветра трепали его одежду из шкур, а холодные капли дождя стекали по лицу, смешиваясь с непрошеными слезами. Он никогда не подозревал, что чувства Найры к нему настолько глубоки и мучительны. Новая волна дрожи прокатилась под их ногами, словно сама земля подчёркивала драматизм момента.

– Найра, я…

Но она не позволила ему договорить, снова взорвавшись бурей эмоций. Её руки взметнулись к свинцовому небу, словно пытаясь дотянуться до самих звёзд:

– Найра хотеть, чтобы Рол чувствовать то же, что и Найра! Чтобы ты страдать! Поэтому я настраивать Гром против ты. Найра хотеть, чтобы он тоже ненавидеть ты и Лия, потому что Найра не мочь и не хотеть ненавидеть одна!

Её слова били Рола, словно боевые дубины врагов. Он пытался осмыслить услышанное, когда Найра внезапно бросилась к нему. Её руки, влажные от усиливающегося дождя, обвили его шею, а её губы, дрожащие от переполнявших её эмоций, страстно искали его. Земля под ними снова задрожала, будто откликаясь на накал страстей.

– Ты такой нет страх, такой сильный, – шептала она между попытками поцеловать его, её длинные пальцы запутались в его волосах. – Помнить, как ты побеждать Кровавый Коготь? Ты покорить Найра тогда… Найра не мочь забыть тот момент, когда понять, что любить ты.

Рол мягко, но твёрдо отстранил её, его руки на её плечах были одновременно бережными и решительными:

– Найра, прошу, остановиться. Рол не мочь ответить на твои чувства. Сердце Рола принадлежать Лия.

Эти слова словно сломали что-то в глубине её духа. С пронзительным криком, полным боли и ярости, она начала яростно бить его кулаками в грудь. Каждый удар сопровождался надрывным всхлипом:

– Почему? Почему ты выбирать она, а не Найра? Чем она лучше? Что в ней такого, чего нет в Найра?

Рол перехватил её запястья, но она вырвалась с такой силой, что потеряла равновесие и упала на влажную от усиливающегося дождя землю. На мгновение она замерла, глядя на него снизу вверх. Её глаза блестели от смеси слёз и дождя, длинные тёмные волосы разметались по плечам, прилипая к мокрому от дождя и слёз лицу. В этот момент земля снова задрожала, сильнее прежнего, словно выражая безмерную боль Найры.

Рол смотрел на неё, и в его сердце не осталось и тени влечения. Его дух принадлежала Лии, и ничто не могло это изменить – ни мольбы, ни угрозы, ни сама смерть. Эта непоколебимая уверенность отразилась в его взгляде, и Найра, увидев это, издала звук, напоминающий вой смертельно раненого зверя.

Она вскочила на ноги с ловкостью хищницы, её лицо исказилось от безграничного гнева и глубокой обиды. Она больше не плакала – её глаза горели опасным огнём решимости. Внезапно её рука метнулась к поясу, и Рол с ужасом увидел, как она выхватывает острый каменный нож, подаренный старым шаманом Зараком.

Время словно застыло. Рол видел, как напряглись мышцы Найры, готовой броситься на него с ножом. Капли дождя замерли в воздухе, отражая невыносимое напряжение момента. Он приготовился защищаться, его тело инстинктивно сжалось, готовое к молниеносному прыжку. Земля под ними снова задрожала, сильнее чем когда-либо прежде, словно пытаясь предотвратить неминуемую трагедию.

Но судьба распорядилась иначе. Внезапно сквозь шум ветра и дождя прорвались громкие голоса и радостный смех, доносящиеся из-за невысокого поросшего травой холма. Из высокой мокрой травы показались охотники племени, несущие тушу молодого оленя с небольшими, но изящными рожками. Их весёлые возгласы резко оборвались, когда они увидели сцену перед собой: Найра с ножом в руке и Рол, стоящий перед ней с пустыми руками, оба промокшие под усиливающимся ливнем. В этот момент земля снова содрогнулась, заставив всех пошатнуться.

– Что происходить? – воскликнул один из молодых охотников, пытаясь удержать равновесие на дрожащей земле. – Земля дрожать, словно духи гневаться на нас!

Найра, осознав ситуацию, медленно опустила нож. Её прекрасное лицо исказилось от смеси противоречивых эмоций – гнева, жгучего стыда, безграничного отчаяния. Потоки дождя смешивались с горькими слезами, стекая по её лицу подобно ручьям талой воды. Она бросила последний, полный непроизнесённых слов взгляд на Рола, резко развернулась и стремительным шагом скрылась в густой лесной чаще, спотыкаясь на вздрагивающей земле. Её высокая фигура, гибкая и сильная, словно у молодой пантеры, вскоре растворилась среди тёмных стволов деревьев, словно призрак.

Охотники переглянулись, их глаза были широко раскрыты от удивления и плохо скрываемого беспокойства. Никто не осмелился нарушить тягостное молчание вопросом или неуместным комментарием. Они сделали вид, будто ничего особенного не произошло, хотя каждый из них прекрасно понимал, что стал свидетелем страшной и опасной сцены. Земля под их ногами продолжала едва уловимо подрагивать, напоминая о том, что даже природа не осталась равнодушной к разыгравшейся перед ней человеческой драме.

Рол остался стоять на поляне, ощущая, как холодные капли дождя стекают по его лицу, смешиваясь с солёными слезами бессилия. Он чувствовал, как почва продолжает дрожать под его ногами, словно отражая неистовую бурю эмоций в его истерзанном духе. Мысли о Найре, о любимой Лии и о том, какие разрушительные последствия будет иметь эта сцена для всего племени, кружились в его голове подобно стервятникам над умирающим животным, пока вдалеке продолжали раздаваться глухие раскаты далёкого землетрясения.

Рол, ощущая на себе молчаливые взгляды соплеменников, глубоко вздохнул, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце, готовое выпрыгнуть из груди. Он молча подошёл к охотникам и безмолвно взялся за тушу оленя, помогая нести драгоценную добычу обратно в поселение. Его лицо казалось высеченным из камня, но в глубине глаз плескалась неукротимая буря эмоций.

По пути в деревню Рол не проронил ни слова. Он понимал, что молчание не защитит его от неминуемых сплетен и пересудов. Молодые охотники, полные юношеской энергии и неудержимой жажды поделиться увиденным, наверняка расскажут своим подругам о случившемся. К утру все поселение будет гудеть, как встревоженное осиное гнездо, обсуждая драматическую сцену между молодым вождём и отвергнутой им Найрой.

Рол физически ощущал, как с каждым шагом растёт невидимое напряжение между ним, страстной Найрой и ревнивым Громом. Эта опасная ситуация, словно ядовитый плющ, плотно оплетала все аспекты жизни племени, грозя отравить даже самые крепкие связи, выкованные временем совместных охот и сражений. Чем сильнее разгорались эти губительные страсти, тем отчётливее Рол ощущал непреодолимое желание отправиться в далёкие северные земли вечного холода, к враждебным племенам свирепых урхов.

Мысль о неминуемой встрече с их жестоким вождём, известным своей нечеловеческой кровожадностью и чудовищным людоедством, странным образом манила Рола. Он интуитивно чувствовал, что только в смертельной битве с таким могучим противником сможет выплеснуть всё накопившееся в нём напряжение, ярость и глубокое разочарование. Образ огромного урха, безжалостного предводителя северных каннибалов, стал для Рола воплощением всего того первобытного зла, которое пробуждала в его духе мучительная ситуация с Найрой.

Рол не мог принять, что Найра, эта молодая, невероятно красивая, внешне благородная девушка могла вести себя столь низко и подло. Её коварные попытки разрушить его многолетнюю дружбу с Громом и светлую любовь к нежной Лии вызывали в нём гремучую смесь ярости и глубочайшего разочарования. Он молча поклялся себе под шум дождя и рокот земли, что не позволит ей навредить ни любимой Лии, ни его братским отношениям с суровым Громом.

Вернувшись в поселение, Рол заставил себя с головой погрузиться в бесконечные повседневные дела племени. Он помогал мужчинам укреплять деревянный частокол от хищников, тщательно проверял запасы сушёного мяса и съедобных кореньев, жарко обсуждал с охотниками планы следующей охотничьей вылазки. Его жилистые руки были заняты тяжёлой работой, но беспокойные мысли продолжали неумолимо возвращаться к драматическим событиям на поляне, словно хищные птицы к месту кровавой битвы.

Лучи заходящего солнца окрасили небосвод в багряные тона, а вечерние тени удлинились, словно стремясь поглотить мир первобытной природы. В эти сумеречные часы племя Та-Ку-Ри собралось вокруг большого костра, чьи языки пламени дерзко устремлялись к звёздам, прорезая наступающую темноту. Рол, чувствуя тяжесть невыносимых мыслей, присоединился к Зараку и шаману, которые сидели чуть поодаль от основной группы, погружённые в таинственную беседу о незримом мире духов.

Шаман, чьё изможденное лицо было причудливо разрисовано глиной и сажей, склонился к огню. Отблески пламени плясали на его морщинистом лице, высвечивая глубокие борозды прожитых лет и придавая ему вид существа не от мира сего.

– Духи предков говорить тревога, – прошептал он, вглядываясь в танцующие языки огня. – Я слышать их голос в ветер, видеть их знаки в полёт птиц. Они не спать спокойно.

Зарак, обычно улыбчивый и жизнерадостный, сейчас выглядел необычайно серьёзным. Глубокие складки залегли между его бровями, а в глазах отражалась глубокая задумчивость.

– Может, великие предки хотеть сказать про беда, что идти к нам, – произнёс он, покачивая головой. – Духи видеть дальше нас. Они знать то, что мы не знать.

Рол сидел молча, не осмеливаясь нарушить ход этой священной беседы. Его взор был прикован к пляшущему пламени костра, в котором он тщетно пытался разглядеть ответы на терзавшие его вопросы. Вокруг него бурлила жизнь племени – женщины смеялись, звенели детские голоса, мужчины обсуждали завтрашнюю охоту. Но Рол ощущал себя бесконечно далёким от этого повседневного шума. Невидимая стена, сотканная из тревог и сомнений, отделяла его от соплеменников.

В глубине духа он знал, что должен как-то примириться с Найрой и восстановить дружбу с Громом. Но пока единственное, что казалось ему верным решением, – это подготовка к опасному походу на север, в земли кровожадных урхов. Возможно, там, в противостоянии с жестоким врагом, он обретёт ту ясность и силу, которые необходимы ему для решения проблем внутри родного племени.

Лес погрузился в тревожную тишину, нарушаемую лишь случайным шелестом листвы и далёким уханьем ночных птиц. Тени древних деревьев, подобно гигантским пальцам, тянулись к небу, создавая причудливый узор на фоне темнеющего небосвода. Племя Та-Ку-Ри, некогда гордое и процветающее, теперь застыло на краю отчаяния. После яростной ссоры Рола с Найрой во время великой бури казалось, что сами небеса обрушили свой гнев на племя. Воздух, прежде наполненный сладкими ароматами цветов и свежестью утренней росы, сейчас тяжелел от всепроникающего страха и гнетущей неуверенности.

Один за другим исчезали охотники – гордые воины племени, словно поглощённые ненасытной пастью дикой природы. Те немногие, кому удавалось вернуться, несли на своих телах страшные отметины встреч с безжалостными хищниками. Их тела, некогда сильные и ловкие, теперь были изуродованы глубокими рваными шрамами.

Тарак, молодой охотник с глазами цвета лесного ореха, едва добрался до деревни, шатаясь от слабости и потери крови. Его грудь и живот были безжалостно разодраны когтями пумы; алая жидкость сочилась из глубоких ран, оставляя за ним зловещий багровый след.

– Она… зверь этот… как дух зла, – шептал Тарак, его голос дрожал от невыносимой боли и первобытного ужаса. – Её рёв трясти лес… глаза гореть огонь… Тарак никогда… никогда видеть такой злой зверь.

Лия и старый шаман, искусные в древнем ремесле врачевания, проводили дни и ночи у ложа Тарака, отчаянно борясь за его жизнь. Их руки, пропитанные соками целебных трав, творили чудеса, но даже эти мудрые целители понимали горькую истину: путь охотника для Тарака навсегда закрыт. История его злосчастной встречи с демоническим хищником, подобно ядовитому туману, расползлась по деревне, отравляя сердца страхом и мрачными сомнениями.

Шаман Ант, чьё тело было густо покрыто ритуальным узором из глины и сажи, погрузился в глубокий транс, стремясь найти причину постигших племя бедствий. Дни и ночи напролёт он проводил в своей хижине, окутанной густым дымом священных трав. Гипнотические звуки его песнопений и мерный бой барабана эхом разносились по деревне, но ответы духов оставались туманными и неясными.

В один из вечеров, когда племя собралось у большого костра, языки пламени которого, казалось, лизали само небо, Ант вышел из своего убежища. Его фигура, обычно прямая и исполненная достоинства, теперь казалась согбенной под тяжестью невидимого бремени. Глаза, обрамлённые глубокими тенями многодневной бессонницы, смотрели куда-то вдаль, словно пронзая завесу реальности.

– Духи наших предки, – начал он голосом, охрипшим от долгих песнопений, – они словно отвернуться от нас. Их голос, раньше ясный как вода в горный ручей, теперь тихий как шёпот ветер в высокий дерево. Я не мочь понять их воля.

Эти слова упали на собравшихся подобно тяжёлым камням, вызвав волну тревожного шёпота. Матери инстинктивно крепче прижимали к груди своих детей, словно пытаясь защитить их от невидимой угрозы, нависшей над племенем. Мужчины хмурили брови, а их руки невольно сжимались в кулаки.

Рол, ощущая всю тяжесть ответственности за каждый дух в племени, решительно выступил вперёд. Свет костра играл на его мужественном лице, высвечивая несгибаемую решимость в глазах.

– Отныне, – произнёс он голосом, полным силы и внутренней уверенности, – никто не ходить один за граница деревня. На охота и сбор идти только группа, не меньше три охотник. Дети, – он обвёл взглядом испуганные лица молодых матерей, – всегда быть под защита частокол, пока мы не понять гнев духи.

Его слова были встречены одобрительным гулом. В этот момент всеобщей неуверенности племя отчаянно нуждалось в твёрдой руке и ясных указаниях.

Зарак, человек, чья мудрость напоминала глубокое горное озеро, подошёл к вождю. В его глазах горел огонь идеи, которая, возможно, могла спасти племя от надвигающейся беды.

– Рол, – произнёс он тихо, но с несокрушимой уверенностью, – нам нужен новый тотем. Сильный символ наш единство и сила. Может, это сделать духи снова добрый к нам.

Рол медленно кивнул, чувствуя, как в его измученном сомнениями сердце загорается слабая искра надежды. Зарак, полный решимости, немедленно приступил к составлению списка необходимых для создания могущественного тотема предметов. Каждый пункт этого списка был не просто вещью, но символом силы природы, которую племя должно было подчинить своей воле, чтобы умилостивить разгневанных духов.

Каждый выход за ограду деревни превратился в путешествие в неизвестность, полное смертельных опасностей, где за каждым деревом мог таиться беспощадный враг.

Рол лично возглавил экспедицию за древесиной для тотема. После долгих поисков они обнаружили могучий дуб, чья величественная крона упиралась в самое небо. Срубить это чудо природы и доставить в деревню оказалось подвигом, достойным древних легенд. Двое охотников, Лирак и Вонк, едва не лишились жизни, когда массивное бревно, словно разъярённый зверь, вырвалось из удерживающих его пут и с грохотом покатилось вниз по крутому склону.

Охота на ядовитых змей, необходимых для ритуала, превратилась в кошмарное испытание не только физических сил, но и духа. Молодой Керн, в чьих глазах всегда светилось озорство и неутолимая жажда приключений, стал жертвой смертоносного укуса. Его уход был мучительным; пронзительные крики боли эхом разносились по лесу, словно само небо оплакивало его безвременную смерть. Эта потеря глубокой незаживающей раной легла на сердце всего племени, ещё больше подорвав их веру в благосклонность духов.

Добыча перьев редких птиц требовала необычайной ловкости, бесконечного терпения и глубокого понимания природы. Охотники днями выслеживали величественных созданий, карабкаясь по отвесным скалам и пробираясь через непроходимые заросли. Каждое добытое перо было оплачено потом, кровью и постоянным риском сорваться в бездонную пропасть или стать добычей хищников.

Рыбная ловля, некогда приносившая радость и пропитание, теперь превратилась в смертельно опасное занятие. Казалось, речные чудовища, прежде дремавшие в таинственных глубинах, пробудились от векового сна, полные неукротимой ярости и неутолимого голода. Несколько рыбаков, среди которых был и опытный Марок, едва не утонули, пытаясь вытащить гигантского сома, чья невероятная сила, казалось, не уступала мощи самого речного потока.

В воздухе висело невыносимое напряжение, подобное грозовым тучам, готовым в любой момент разразиться разрушительным ливнем. Племя Та-Ку-Ри, некогда сильное и единое, теперь казалось разобщённым, раздираемым внутренними противоречиями и внешними угрозами.

Дозорные и охотники-собиратели, возвращаясь из леса, приносили всё более тревожные вести. Их глаза были широко раскрыты от первобытного страха, а руки заметно дрожали, когда они рассказывали о своих зловещих находках.

– Следы урхи, – шептал молодой охотник Керан, его голос срывался от волнения и ужаса. – Они идти всё ближе к наш дом. Я видеть своими глаза, клясться духи предков!

Рол внимательно слушал эти тревожные рассказы, чувствуя, как холодок пробегает по спине. В памяти всплывали картины прошлых столкновений с урхами, их невообразимая жестокость и безжалостность. Мысль о том, что эти кровожадные людоеды могут напасть на его племя, наполняла его сердце леденящим ужасом и одновременно несгибаемой решимостью защитить свой народ любой ценой.

Но урхи были не единственной проблемой, нависшей над племенем. Охотники всё чаще возвращались с пустыми руками, растерянные и подавленные неудачами.

– Зверь стать мало, – говорил бывалый охотник Тарн, печально качая головой. – Словно они уйти или исчезнуть. Я такое видеть только много лун назад, когда земля гудеть и трескаться.

Рол не мог не задаваться мучительным вопросом: что послужило причиной всех этих бедствий? Неужели духи действительно отвернулись от племени из-за его ссоры с Найрой? Эта тревожная мысль не давала ему покоя, преследуя его и днём, и в беспокойные ночные часы.

Он украдкой посмотрел на Лию, свою возлюбленную, которая уже носила под сердцем их будущего ребёнка. Рол не мог и не хотел оставлять её, но что если именно этого требовали разгневанные духи? Что если они желали, чтобы он воссоединился с Найрой? Эти мучительные мысли разрывали его дух на части, не давая обрести покой ни на мгновение.

Найра, некогда яркая и жизнерадостная, теперь словно превратилась в призрачную тень своего прежнего «я». Она открыто игнорировала прямые приказы Рола, дерзко уходя в одиночку в лес на охоту и собирательство. Её синие глаза, когда-то полные жизни и света, теперь казались потухшими, словно угли догоревшего костра. Всё чаще её видели плачущей в одиночестве, вдали от шумного племени.

Гром тоже разительно изменился. Его отношения с Ролом становились всё более напряжёнными, балансируя на грани открытой вражды. Он всё чаще позволял себе дерзкие выпады, его слова были пропитаны ядом затаённой обиды. Казалось, их многолетняя крепкая дружба трещит по швам, готовая в любой момент безвозвратно разорваться.

С наступлением ночи Гром и Найра всё чаще оказывались наедине в своей хижине. Их страстные стоны и вздохи разносились по погружённому в темноту поселению, вызывая у молодых свободных охотников мучительную зависть.

Рол, движимый заботой, предлагал Найре поговорить, но она с презрением отвергла его предложение, гордо заявив.

– Мне не нужно твой жалость, Рол, – бросила она ему в лицо, её глаза полыхали яростным вызовом. – Ты сделать свой выбор. Я сделать свой.

Ситуация в племени стремительно ухудшалась с каждым проходящим днём. Ссоры между парами стали обыденным явлением. Люди, прежде дружные и сплочённые, теперь смотрели друг на друга с плохо скрываемым подозрением и глубоким недоверием.

Шаман Ант почти не покидал свою тёмную хижину. Густой дым от его благовоний постоянно поднимался над крышей, а из-за тяжёлых шкур, закрывающих вход, доносилось его монотонное бормотание – попытки достучаться до духов, которые, казалось, отвернулись от некогда любимого ими племени.

Только Зарак не терял хрупкой надежды. Он упорно работал над созданием нового тотема, свято веря, что его личные духи-покровители услышат его искренние молитвы и помогут племени преодолеть чёрную полосу невзгод.

– Мы не должен сдаваться, Рол, – говорил он, искусно вырезая на массивном бревне сложные ритуальные узоры своим чёрным ножом. – Духи испытывать нас, но мы должен доказать, что мы достойный их благословение.

Найра, несмотря на своё отчуждение от племени, по-прежнему оставалась лучшей охотницей. Она неизменно приносила больше мяса, чем все остальные охотники вместе взятые. Казалось, духи всё ещё благосклонно отвечали на её призывы, помогая находить крупную дичь даже в эти трудные времена.

– Духи говорить со мной, – произнесла она однажды с горькой усмешкой, бросив к ногам Рола тушу крупного оленя. – Они показывать мне путь. А что они говорить тебе, великий вождь?

Её слова были пропитаны невыносимой горечью и ядовитым сарказмом, и Рол почувствовал, как его сердце болезненно сжимается от острой боли и неизбывной вины.

Другие охотники всё чаще возвращались с пустыми руками, разочарованные и подавленные. Они больше не могли найти следы травоядных животных, зато всё чаще натыкались на пугающие следы крупных хищников – и эти следы неумолимо приближались к поселению, словно смыкая вокруг него невидимое кольцо.

Страх за безопасность детей стал постоянным гнетущим спутником жителей Та-Ку-Ри. Встревоженные матери не выпускали малышей из виду ни на мгновение, панически опасаясь, что их может утащить голодная пума или другой безжалостный хищник.

Но самые жуткие слухи были о зловещем духе, которого якобы видели бродящим по лесу и степи. Люди шептались в темноте ночи, что этот дух не боится ни свирепых медведей, ни других хищников, что он приносит с собой несчастья, болезни и смерть.

– Я видеть его своими глаза, – рассказывал дрожащим от ужаса голосом Корн. – Он быть выше самый высокий дерево, его глаза гореть красный огонь. Он идти сквозь лес, и деревья расступаться перед ним, как вода перед камень.

Рол внимательно слушал все эти полные страха и отчаяния рассказы, физически ощущая, как невыносимая тяжесть ответственности давит на его плечи. Он понимал, что обязан найти способ спасти своё племя от надвигающейся катастрофы, но как это сделать, когда даже древние духи предков, казалось, отвернулись от них в этот тёмный час испытаний?

Рассветные лучи медленно прорезали густую дымку над поселением Та-Ку-Ри, окрашивая примитивные жилища в золотистые тона. В воздухе, напоенном запахами влажной земли и дыма костров, витало осязаемое напряжение. Люди выбирались из своих хижин, покрытых шкурами и ветвями, перешептываясь и бросая тревожные взгляды в сторону жилища шамана. Их загрубевшие лица, иссеченные морщинами ранней старости, выражали смесь страха и почтительного трепета.

Внезапно первозданную тишину разорвал пронзительный вопль, от которого птицы в ближайших деревьях взмыли в небо, а дети спрятались за спины матерей. Из хижины шамана Анта вырвались клубы густого, ароматного дыма, наполненного резким запахом трав и смол, а затем показался и сам старик. Его седые всклокоченные волосы переплетались с костями и перьями, образуя фантастический головной убор. Кожа, покрытая ритуальными шрамами и рисунками охрой, натянулась на выступающих скулах. Глаза, обведенные черной краской, горели лихорадочным, почти нечеловеческим блеском, а на лице играла странная, будто подсмотренная у древних духов, безумная улыбка.

– Я видеть! Я знать! – кричал он, размахивая костяным жезлом и кружась на месте так, что подвески из клыков и когтей звенели в диком ритме. – Духи говорить Анту истина!

В этот момент люди почувствовали, как земля под их босыми ступнями, которая много дней вздрагивала подобно раненому зверю, начала успокаиваться. Толчки становились всё слабее и реже, словно сама природа склонилась перед могуществом шаманских видений.

Соплеменники в благоговейном ужасе отшатнулись, но древнее как сам человеческий род любопытство взяло верх, и они стали медленно приближаться к шаману, как завороженные. Рол стоял в первых рядах. Он чувствовал, как его сердце колотится о ребра подобно загнанной в ловушку птице. Интуиция, отточенная в бесчисленных охотах, подсказывала ему, что это откровение связано с ним, и от этого знания по спине пробегал холодок, похожий на прикосновение призрачных пальцев.

Ант резко остановился, его взгляд, подобный взгляду хищной птицы, пронзил Рола насквозь. В этот момент последний слабый толчок прокатился под их ногами, и земля, наконец, успокоилась, словно удовлетворенный зверь.

– Ты! – прохрипел шаман, указывая на Рола дрожащим пальцем с длинным изогнутым ногтем. – Ты быть виновный во всё, Рол!