Факультатив по переходу между мирами

Факультатив по переходу между мирами

Альберт Иванов

© Альберт Иванов, 2025

ISBN 978-5-0067-0253-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1. Побег

Пустые школьные коридоры были наполнены гулким эхом, которое усиливало любой звук и разносило его по всему зданию. Каждое прикосновение подошвы потертых старых кедов к кафельной плитке было похоже на нечто среднее между громким хлопком в ладоши и звуком, с которым камень падает в воду. С такой акустикой его преследователям не составляло труда определить, где он сейчас находится. Прятаться было уже поздно, эта опрометчивая попытка побега, казалось, была ошибкой.

«Почему я не спрятался раньше?» – думал он, отчаянно ругая себя за то, что переоценил свою физическую форму и недооценил выносливость своих преследователей. Дыхание сбивалось, легкие горели, а они все еще были полны сил и даже умудрялись выкрикивать оскорбления, не снижая темпа.

– Слабо в лицо повторить то, что Машке писал?! Кого ты там неандертальцем назвал?! – раздавался за спиной гневный голос Артура, с растянутыми гласными и грубой «р». – Давай разберемся по-мужски! Почему бегаешь, как девчонка?!

Артур бежал не один – с ним были три его приятеля, верные «гончие», чья задача заключалась в том, чтобы загнать жертву в угол. Кирилл понимал, что даже один на один у него не было шансов против Артура, а уж с его друзьями тем более. Это немного смягчало чувство пренебрежения к самому себе за трусость, но не избавляло от него полностью.

Кирилл всегда предпочитал компьютерные игры спортивным, а уроки математики любил куда больше физкультуры. Возможно, одноклассники за глаза называли его ботаником, хотя ему не хотелось в это верить. В лицо его так не называли – не из-за страха или уважения, а скорее потому, что не хотели потерять удобный источник для списывания домашних заданий. Ему хотелось верить, что, хотя он и не самый популярный мальчик в школе, его все равно многие любят за доброту и отзывчивость. Иногда он даже смешно шутил, а глядя в зеркало, порой казался себе симпатичным. Некоторые черты его внешности напоминали тех знаменитостей – актеров и поп-звезд, в которых часто влюблялись девчонки. Иногда ему казалось, что некоторые одноклассницы, которые ему нравились, тоже проявляли к нему интерес. Но теперь жизнь открыла ему глаза на то, как сильно он заблуждался.

Ее звали Маша. Они учились в одном классе, и ему казалось, что он был влюблен в нее столько, сколько себя помнил. Иногда чувства ослабевали, но потом вновь вспыхивали с новой силой. С начальной школы он проявлял к ней знаки внимания: помогал с домашкой, носил ее рюкзак и сменку, провожал до дома. Ему всегда казалось, что, даже если у нее нет к нему взаимных чувств, то, по крайней мере, он может считать ее своим другом и делиться с ней секретами, не боясь, что она кому-то проболтается. Во всяком случае, она сама иногда делилась с ним своими тайнами, и у него никогда даже в мыслях не было рассказать их кому-то постороннему.

Оказалось, что того же о ней сказать было нельзя. Несколько месяцев назад Маша начала встречаться с Артуром. Артур учился на год старше и учился неважно, зато был спортсменом. Надо отдать ему должное: выглядел он действительно спортивно и явно старше своих лет. Он был почти на две головы выше и вдвое шире Кирилла в плечах. Занимался то ли боксом, то ли каратэ, играл в футбол и волейбол – казалось, он записался на все спортивные кружки школы. Вел он себя как настоящий альфа-самец: унижал слабых, красовался перед девчонками, окружал себя друзьями, которые всегда были готовы поддержать его. Кирилл никогда не высовывался и уж тем более не пытался бросать вызов таким, как Артур. Он не претендовал на роль лидера, его устраивало быть хорошим парнем, которого ценят за доброту и отзывчивость, а не боятся за силу. Но это не мешало ему про себя посмеиваться над Артуром и ему подобными. Кириллу казалось невероятным, что в 21 веке можно на кого-то произвести впечатление поведением, характерным для самцов приматов. Как же он ошибался.

Именно такое поведение, а не ухаживания и забота, проявляемые с начальных классов, завоевывают сердца красавиц. Поначалу Кирилл просто отказывался верить своим глазам, когда увидел, как Артур и Маша целуются на перемене в школьной столовой. Затем, когда доказательств стало больше и от них уже нельзя было отмахнуться, он начал строить различные теории, объясняющие происходящее. Он думал, что Маша поспорила с кем-то на большие деньги, что сможет продержаться в отношениях с Артуром больше дня, или что Артур обманул ее, «заморочил голову», как говорили родители Кирилла. Последняя теория казалась наиболее правдоподобной.

В этой ситуации, как человеку, которому небезразлична судьба Маши, Кириллу не оставалось ничего, кроме как попытаться открыть ей глаза. Нужно было действовать аккуратно: меньше всего ему хотелось, чтобы Маша решила, что он из ревности пытается поссорить ее с Артуром. Он начал ненавязчиво переписываться с ней, поначалу интересуясь ее увлечениями, а потом, как бы невзначай, спрашивал о интересах Артура, постепенно выводя картину несовпадающих людей. Но на Машу это не производило никакого впечатления, и в какой-то момент Кирилл не выдержал и выложил все карты на стол.

Он откровенно и честно, как это бывает между друзьями, поделился с Машей своими опасениями. Сказал, что она – одна из самых милых и умных девочек в школе, и он просто не понимает, как ей может нравиться такой человек, как Артур. Сказал, что очень за нее переживает и просто хочет, чтобы у нее все было хорошо. Написав это, он с замиранием сердца ждал ответа. Ему казалось, что прошли миллионы лет, пока он наблюдал надпись «печатает…» рядом с ее именем.

Кирилл был готов к худшему – к обвинениям в том, что он хочет разрушить ее счастье, к презрительно-снисходительному ответу, суть которого сводилась бы к тому, что он ревнивый неудачник. Но Маша написала, что он очень милый, она ценит их дружбу и благодарна за его заботу, но у нее все хорошо и нет поводов для беспокойства. Она счастлива, а Артур хороший и любит ее. Это было вчера…

А сегодня Кириллу предстояло на собственной шкуре узнать, какой же Артур «хороший», а именно – какой он хороший боксёр или каратист, чем бы он там ни занимался. «Как она могла… Как она могла предать нашу дружбу? Как она могла написать такое трогательное письмо с благодарностями, а потом цинично переслать мои сообщения своему возлюбленному?» – мысли вихрем проносились в голове Кирилла. Он не мог поверить, что Маша так наплевала на его чувства. Судя по крикам, которые доносились из-за спины, Артур знал всю их переписку до мельчайших подробностей. Это не могло быть случайностью. Она сделала это специально и не могла не знать, что Артур сделает с Кириллом, когда об этом узнает. Значит, она хотела, чтобы его сегодня избили. «Если она этого хотела, пусть так и будет. Пусть будет довольна. Я же всегда стремился ей угодить», – с горечью подумал Кирилл.

Тяжелый ком подступил к горлу, и ему стоило титанических усилий сдержать слезы. Он не мог позволить себе плакать. Он знал, что если Артур увидит его слезы, то только усилит насмешки, приняв это за проявление слабости. Кирилл твёрдо решил, что, если ему сегодня суждено быть избитым, он примет это с гордо поднятой головой и не даст обидчикам дополнительного повода для радости.

Теперь ему хотелось быть больше, чем просто хорошим и добрым парнем, которого все используют. Ему хотелось быть смелым, храбрым, сильным – тем, кто способен дать отпор, кто готов взглянуть страху в лицо. С этими мыслями он бежал вниз по лестнице и уже готов был остановиться и встретить свою судьбу, но тут осознал, что преследователи совсем близко. Из их уст теперь неслись сплошные оскорбление и обещания сделать с ним что-то ужасное. Он представил, как его истязатели будут снимать все на камеру, и о его унижении узнает вся школа. В этот момент страх снова победил, и Кирилл побежал еще быстрее.

Выскочив с лестницы на второй этаж, он бросился по коридору к дальнему выходу из школы. Но тут из-за угла, с дальней лестницы, выскочили двое приятелей Артура. Сначала он не поверил своим глазам, но через секунду понял: они разделились и окружили его. Оглянувшись назад, он увидел, что с другой лестницы уже выходят в коридор Артур и третий дружок. Кирилл остановился, судорожно оглядываясь по сторонам. Ближайшие двери вели в кабинеты – все они в такое время точно закрыты.

Но чуть дальше по коридору виднелась дверь в спортзал. Иногда его оставляли открытым, чтобы ученики могли потренироваться после уроков. Похоже, это был его последний шанс. Требовалось собрать остатки сил для последнего рывка. План родился сам собой: добежать туда быстрее преследователей и попытаться забаррикадироваться внутри. А там уже можно подумать о побеге через окно или позвонить кому-нибудь за помощью. Главное, чтобы дверь была открыта, иначе все пропало…

Кирилл глубоко вздохнул и бросился вперед, чувствуя, как сердце стучит в груди словно барабан. Преследователи кричали что-то невнятное, но он уже не обращал на них внимания. Весь мир сузился до единственной цели – двери спортзала. Метров десять, пять… Он почти достиг ее, когда заметил, что ручка двери опущена. «Пожалуйста, пусть будет открыто!» – мысленно взмолился он.

Дернув дверь на себя, он с облегчением почувствовал, как она поддается. Кирилл влетел внутрь и захлопнул дверь за собой, сразу же нащупывая задвижку. Щелчок замка показался ему самым приятным звуком на свете. Снаружи послышались удары и возмущенные крики.

– Открой дверь, трус! – раздавался голос Артура. – Думаешь, спрятался и все?

Кирилл отошел от двери, пытаясь успокоить дыхание. Огромный зал казался пустым и холодным. Высокие окна пропускали тусклый свет уходящего дня. Он огляделся в поисках выхода. Окна были слишком высоко, а запасной выход, вероятно, заперт.

«Что же делать?» – подумал он, чувствуя, как паника вновь накатывает горячей волной, словно поднимающаяся в груди лавина страха. В этот момент его взгляд упал на две странные зеленые точки, мерцавшие в темноте противоположного угла спортзала. Поначалу Кирилл не мог понять, что это за светлячки, будто кто-то поставил там крошечные зеленые фонарики для подсветки. Но стоило глазам немного привыкнуть к полутьме, как он различил обрамляющий их силуэт. Это не просто игра теней – перед ним был кот. Точнее, это был сам Васька, известный всем школьный любимец, обычно вечно сонный и безразличный к окружающей суете. Сейчас же он сидел в дальнем углу спортзала и, казалось, внимательно изучал что-то лежащее на полу. Он вел себя так сосредоточенно, будто исследователь, нашедший редкий артефакт. В то же время кот, похоже, даже не замечал Кирилла или не считал нужным реагировать на его присутствие. А может, и замечал, но не придавал этому никакого значения. Закончив свой немой осмотр, Васька без спешки поднялся, прошел к противоположному углу, совершенно игнорируя драму, разыгрывающуюся возле двери, скрипящей и ходящей ходуном под ударами и криками Артура и его дружков, готовых вот-вот ворваться внутрь.

Кириллу, по всем разумным законам здравого смысла, следовало бы поскорее искать выход или, по крайней мере, запереться как можно надежнее. Страшные звуки, доносящиеся снаружи, говорили о том, что времени у него почти не осталось. Но вместо того, чтобы придумывать план спасения, он, как завороженный, наблюдал за Василием. Казалось нелепым: кот, ничего особенного не делающий – просто ходит, смотрит на пол, явно занят какой-то чепухой – и все же притягивает к себе внимание. Никакого рационального объяснения тут не было, и Кирилл даже ругал себя за свою непонятную любознательность. Но внутреннее чутье подсказывало, что происходящее совершенно не случайно.

Дома у мальчика жил кот по имени Пантелей, и Кирилл привык часами разглядывать его повадки. Он следил за тем, как Пантелей умывается, как лениво потягивается после сна, с каким вниманием охотится за играющей на свету пылинкой. Иногда, как настоящий натуралист, он, затаившись, наблюдал за котом так, чтобы тот не подозревал о зрителе. Со временем Кирилл достиг настоящего мастерства в понимании кошачьего языка движений и привычек. Именно этот опыт сейчас помог ему уловить какие-то странности в поведении Васьки. Вроде бы тот просто ходил по залу, но в его походке была уверенность, что-то неуловимо необычное было в его поведении. Это не был обычный кот, бесцельно слоняющийся в поисках еды или места для сна. Кирилл боялся признаться себе, но у него все крепла уверенность: кот что-то задумал.

Подтверждение странной догадки не заставило ждать. Пройдя еще немного вдоль стены к противоположному углу, Васька остановился и стал подозрительно оглядываться, точно проверяя, нет ли лишних свидетелей. Кирилл, затаив дыхание, прижался к стене, сам поражаясь абсурдности того, что его может обнаружить кот. Но, как ни странно, Васька его не заметил – или сделал вид, что не заметил. Убедившись в безопасности, кот, словно самый обычный человек, поднялся на задние лапы и передними потянул за ручку небольшой неприметной двери. Та поддалась, и Васька, не колеблясь ни мгновения, вошел внутрь подсобки спортзала. Кирилл застыл, ошарашенный, не веря своим глазам. Как такой обычный ленивый кот вдруг проделал подобный трюк? Никто не дрессировал Ваську – он был известен только тремя состояниями: есть, спать, переходить с места на место. И вот теперь эта невиданная сцена заставляла мозг Кирилла работать на пределе. Тем временем грохот выбиваемой двери напомнил о реальной опасности. Мальчик очнулся от оцепенения и бросился вслед за Василием.

Кириллу показалось, что он только что поставил рекорд на стометровке, добежав от входа до подсобки за считанные секунды. «А что, если Васька еще и запер дверь с той стороны?» – мелькнула в его голове безумная мысль, хотя, после уведенного, Кирилл уже ничему не удивился бы, однако надежда не оставляла его. Мальчик заставлял себя думать, что сегодня ему везет, если можно было так сказать, учитывая обстоятельства, в которых он оказался, в конце концов, дверь в спортзал оказалась открыта, что это, если не везение?

Итак, наступил момент истины, рука Кирилла легла на хлипкую металлическую ручку двери подсобного помещения. Холод металла будто дал ему крохотный заряд бодрости. Опуская ручку, мальчик успел бросить быстрый взгляд через плечо в сторону входной двери, ей оставалось жить считаные секунды, между дверью и проемом уже образовалась щель, через которую с зал попадал свет из коридора. Кирилл очень быстро проскользнул в подсобку, немедленно повернув защелку изнутри на два оборота и тут же проверил, достигнут ли был эффект, попробовал опустить ручку, все было в порядке, ручка перестала опускаться и замерла в горизонтальном положении.

В отличие от спортзала, куда еще проникал слабый вечерний свет, здесь царила абсолютная тьма, без единого лучика. Глазу не за что было зацепиться, и Кириллу пришлось положиться на остальные чувства. В нос ударил резкий запах сырости и плесени, будто эта комната годами стояла нетронутой. Ему показалось, что из глубины подсобки донеслось легкое шуршание, но разобрать что-то конкретное было почти невозможно. Из-за дверей слышались злые крики преследователей, их гнев лишь усиливал панику. Кирилл понимал: из этого помещения ведет только одна дверь, та самая, которую он запер. Теперь остается надеяться, что хулиганы не догадаются искать его здесь.

Бежать больше было некуда. Из этого тесного замкнутого пространства не было других дверей, кроме той, что он только что запер. Теперь Кирилл мог надеяться лишь на то, что его преследователи решат, будто он сбежал куда-то еще, и не станут ломиться в подсобку. В голове у мальчика промелькнула паническая мысль: единственное, что он способен сейчас сделать – попытаться зарыться под груду пыльных матов или спрятаться среди швабр и другого спортинвентаря. На мгновение он почувствовал отвращение к самой идее прижиматься к сырым потным элементам формы или возиться в грязных матах. Но инстинкт самосохранения тут же затоптал остатки брезгливости, напоминая, что сейчас не время для красивых поз. Сейчас важно только одно – выжить. О собственном достоинстве, о высоких моральных принципах можно будет подумать потом, когда опасность минует.

«Надо быть осторожнее, – напомнил себе Кирилл, – вдруг я случайно наткнусь на Ваську, а он поднимет шум». В голову пришла еще одна идея – позвонить кому-нибудь, попросить о помощи. Но кому? Маме? Она наверняка сперва позвонит классной. Может, сразу позвонить классной? Быстрее будет, но что она сейчас сможет сделать? И тут в мозгу вспыхнула безумная мысль: а что, если позвонить Маше? Всего на одну короткую секунду Кирилл колебался, представляя, что, может быть, Маша просто не понимала, как далеко зайдет Артур, и все это лишь нелепое недоразумение. Он до сих пор не мог окончательно поверить, что настолько ей безразличен, что она могла так поступить намеренно. Но это иллюзия, упрямо и жестко напомнил он себе. Пытаясь вытряхнуть эту мысль из головы, Кирилл резко потряс ею, словно отмахиваясь от назойливой мухи. Нет, он никогда не простит себе такое унижение – прятаться за женской юбкой. Да и шансов, что Маша не в курсе происходящего, почти нет. Скорее всего, она бы просто расхохоталась в трубку и мигом поделилась этой новостью с Артуром, только раззадорив его. Нет, позвонить Маше – отвратительная затея.

И тут Кирилл вновь вспомнил о той невероятной сцене, которую он наблюдал всего несколько минут назад в спортзале. Страх, только что сковывавший его тело, вдруг начал отступать, уступая место любопытству. Теперь ему было жизненно необходимо понять, что именно происходит с этим странным котом. Он быстро осознал, что звонить кому-то сейчас – идея плохая: любой звук может спугнуть Ваську и лишить Кирилла шанса раскрыть эту тайну. Значит, нужно сохранять абсолютную тишину и действовать предельно осторожно.

Вдруг в дальнем углу вспыхнул слабый желтоватый свет. Прищурившись, Кирилл смог разглядеть силуэты предметов. Оказалось, что подсобка куда больше, чем он себе представлял: просторная комната с высоким потолком была забита беспорядочными рядами стеллажей, заставленных инвентарем и бесформенными штуками, чье назначение невозможно было определить при таком скудном освещении. С потолка на длинных проводах свисали несколько лампочек без абажуров, но ни одна из них не горела. Значит, источник света был где-то в углу, и нет сомнений, что именно Васька включил его. Но зачем коту свет, если кошки прекрасно видят в темноте? Еще один вопрос, остающийся без ответа.

Чтобы получить ответы, Кириллу нужно было приблизиться к источнику света. Он начал медленно двигаться гуськом, стараясь не задевать ни одного предмета. Путь был похож на прохождение полосы препятствий: волейбольные мячи, биты для городков и какие-то мелкие коробки то и дело возникали из мрака, и только слабый свет экрана телефона позволял их вовремя заметить. Включать фонарик, конечно же, нельзя было – слишком ярко, слишком рискованно.

По мере приближения к цели звуки становились более различимыми. Кириллу все чаще казалось, что он слышит шарканье по полу, кто-то переставлял предметы, перекладывая их с места на место, иногда слышался шелест бумаги. В один момент мальчику даже послышалось тихое ворчание. Он тут же попытался отмахнуться от этой мысли – в открывающего двери кота он уже готов поверить, но кот, который ворчит, был бы перебором для его и без того перенапряженного сознания. Может, там действительно кто-то еще? Если это окажется взрослый, то, возможно, ему помогут выбраться отсюда. Мысль о том, что здесь он может найти помощь, впервые за время погони зажгла в душе Кирилла тусклый огонек надежды.

Наконец, он добрался до последнего стеллажа, который отделял его от источника света. Ему удалось аккуратно подвинуть в сторону несколько больших картонных коробок, образовав небольшую щель, сквозь которую можно было наблюдать происходящее. Затаив дыхание, Кирилл прильнул к этой импровизированной бойнице и стал изучать сцену, развернувшуюся по ту сторону стеллажа. Ответы были рядом, стоило лишь быть предельно осторожным и не выдать своего присутствия.

А происходило там следующее. В центре пространства, образованного между стеллажом и стеной, стоял простой деревянный стул. На сиденье этого стула была положена увесистая книга в плотном переплете и несколько свитков. Рядом со стулом лежал мешок, в котором, судя по неровным очертаниям, были сложены какие-то вещи, а чуть поодаль, у стены, распахнутые дверцы шкафа обнажали его внутреннее содержимое – полки с неизвестным хламом или, быть может, редкими предметами. Прямо перед этой импровизированной сценой происходило нечто по-настоящему невероятное. Васька, школьный кот, стоял на двух задних лапах, словно опытный актёр, привыкший к роли человека. Он внимательно читал книгу, опираясь одной лапой на стул для равновесия. В другой лапе он держал массивную свечу в изящной кованой подставке. То, что кот действительно читал, сомнений не вызывало: он временами водил когтем по строкам раскрытой книги, словно ученик, разбирающий сложный текст, и при этом тихо бормотал себе под нос какие-то звуки или слова, слишком невнятные, чтобы Кирилл мог понять их смысл.

В какой-то момент Васька отложил книгу, а точнее, на миг отвел от неё взгляд и потянулся к свитку, лежавшему рядом. Он начал сверять что-то: переводил взгляд с книги на свиток и обратно, нахмуривал кошачьи брови, будто пытался сложить из кусочков мозаики полную картину. Видимо, он искал конкретную информацию, потому что, найдя нужное, облегченно вздохнул. Затем поставил свечу на стул, освободив лапу, и взял свиток более уверенно. Васька аккуратно «подточил» коготь о собственные зубы, как писарь точит перо, после чего когтем вычеркнул нечто, записанное на свитке. Этот жест выглядел настолько осознанным и привычным, что делал картину ещё более безумной.

Отложив свиток в сторону, кот направился к открытому шкафу. Там, порывшись какое-то время и отодвинув, вероятно, ненужные коробки или тряпки, он извлёк наружу небольшой кожаный мешочек, перевязанный грубой нитью. Похоже, это была искомая им вещь. Васька быстро принюхался к содержимому, будто проверял качество содержимого, и, удовлетворенно фыркнув, с этой находкой вернулся к стулу и аккуратно спрятал мешочек в большой мешок, лежавший рядом, добавляя его к уже имеющимся там предметам.

Завершив эту процедуру, кот, довольно отряхнул друг о друга передние лапы, словно стряхивая невидимую пыль или радуясь сделанному делу. Затем он вновь взял свечу в одну лапу, другой перелистнул страницу книги, и стал читать дальше. Казалось, кот был настолько погружен в свою загадочную работу, что весь мир вокруг перестал для него существовать. Его движения были размеренными, уверенными, точно выверенными, словно он проделывал это уже множество раз.

Сказать, что Кирилл был ошарашен увиденным, значило не сказать ровным счётом ничего. Чувство, охватившее мальчика, было сродни тому, что испытывает человек, оказавшийся в центре фантастического сна или нелепой иллюзии. В какой-то момент ему и впрямь показалось, что происходящее – чистейшая галлюцинация, что, на самом деле, его уже давно настигли Артур и его приятели, избили, и сейчас он лежит где-то на полу школьного коридора или в больничной палате, а всё вокруг – лишь бред воспалённого сознания. Мысль о том, что реальность потеряла стабильность, а рассудок выстраивает новую, абсурдную картину мира, казалась на удивление правдоподобной.

Чтобы проверить эту гипотезу, Кирилл попытался силой воображения изменить окружение. Он зажмурился и представил, как всё вокруг – подсобка, школа, кот Васька, Артур с дружками – растворяется в небытии, а сам он оказывается высоко в небе, парит, как птица, ощущая свежий, прохладный ветер на лице. Надо признать, что представить это удалось весьма достоверно, ведь фантазия у него всегда была богата. Но стоило Кириллу открыть глаза, как перед ним вновь оказались тёмные стеллажи, подсобка, тусклый свет в углу и кот Васька, деловито ковыряющийся в шкафу.

Тогда Кирилл решил прибегнуть к другому, более надёжному методу. Он вспомнил, что во сне боль не ощущается так остро, как наяву. Если бы это был всего лишь сон или бредовое видение, почему бы не ущипнуть себя и не проверить свои ощущения? Аккуратно оттянув кожу на правой руке левой рукой, Кирилл сжал её. Почувствовал резкий укол боли, совсем настоящей. Он тут же отпустил, не желая причинять себе вред. Этот простой тест ясно дал понять: боль – реальна, и, следовательно, всё, что происходит, не просто плод воображения.

Однако признать правду было по-прежнему трудно. Ведь то, что он видел, нарушало все законы логики и здравого смысла. Кот, читающий книгу, использующий коготь как пишущее перо, сверяющий записи со свитками – такое не укладывалось ни в какие рамки. И тем не менее боль, да и сама обстановка, казалось, подтверждали подлинность происходящего. Это смятение почти парализовало Кирилла, но вместе с тем и распаляло в нем любопытство.