
Полная версия
Пинкхарт и его друзья

Володимир Коншин
Пинкхарт и его друзья
Слёзы высыхают, страхи уходят, но дружба – как звёзды в пещере: даже если её не видно, она всегда там.
Глава 1
На лугу было тихо, как бывает только в конце дня, когда всё живое замедляется, будто сама природа хочет выдохнуть. Среди высокой травы, почти незаметный, сидел мальчик. Он обнял колени и смотрел в землю. Слёзы стекали по щекам и падали в траву, словно мелкий дождик, который начинается, не спросив неба.
Кузнечики рядом продолжали стрекотать, будто не замечали слёз – или наоборот, стрекотали впечатлённее, как будто хотели поддержать его своим звоном.
И вдруг…
– Э-эй, ты! – раздался звонкий, немного фальшивый голос, как будто кто-то попытался сыграть на трубе, не умея.
Из травы вылезло нечто зеленое, круглое и очень решительное. В праздничном колпаке, с радужным языком, который напоминал леденец.
– Да тут же озеро из печали! Срочно требуется операция «Ягодный переполох»! – Пинкхарт хлопнул себя по пузу и грациозно подловил слезинку языком. – Ммм… на вкус как обида. С привкусом одиночества.
За ним неспешно выбрел Фикскин – кабан с серьёзной мордой. На голове у него красовался шлем с рогами, как у байкера, а сверху болталась вертушка, тихо позвякивая. На шее – жилетка с аббревиатурой RH, слегка перекошенная, как будто её кто-то шил в темноте. Он хрюкнул в знак приветствия и, не говоря ни слова, опустился рядом.
– Когда сердце плачет – желудок тоже грустит – произнёс он после паузы, и высыпал на ладонь мальчика горсть ягод – тёплых, чуть липких, пахнущих солнцем.
С другой стороны села Раггита – рыжая жабка с твёрдым взглядом и пышными кудрями. Она молча протянула ягоду и ткнула мальчика локтем.
– Жуй. Они волшебные. Одна за грусть, вторая – чтобы снова смеяться.
Мальчик чуть улыбнулся. Не специально. Просто так вышло.
Ягода была сладкой, как утренний чай с мёдом, и чуть кислой – как день, когда не получилось, но всё равно старался.
– Знаешь, – сказал Фикскин, глядя в закат, – иногда кажется, что мир треснул.
– А он просто ломает старую скорлупу, – добавила Раггита. – Чтобы вырасти.
– А потом можно из этой скорлупы сделать шлем! – выкрикнул Пинкхарт и водрузил себе на голову половинку кокоса. – Я капитан Слёзоглот, вперёд!
Он схватил мальчика за руку и потащил в траву, оставляя за собой румяную дорожку из ягод. Раггита вскинула глаза к небу и проворчала:
– Всё, понеслось.
Фикскин лишь усмехнулся, завёл вертушку, и она загудела, рассыпая над травами тонкий звон.
А мальчик… он бежал.
И на секунду казалось, что ветер в волосах – это не просто воздух. Это кто-то шепчет: "ещё не всё потеряно, ещё всё можно придумать заново.

Глава 2
Ночь в Лесу была совсем не похожа на день. Деревья не шумели – они словно перешёптывались. Травы не качались – они осторожно прислушивались к звукам. Где-то далеко ухнула сова, и мальчик вжался в бок Пинкхарта.
– Мне страшно, – прошептал он.
– Страшно – это когда в животе как будто вода, – сказал Пинкхарт, и вытянул лапку, – но мы ведь не одни, да?
Фикскин, как всегда молчаливый, шагал впереди с жёлудевым фонарём, в котором мерцали светлячки. Он ничего не говорил, но каждый его шаг был уверенным, будто он точно знал, куда идёт. Раггита шла сзади, громко жуя сладкую кору, и всё пыталась не подать виду, что тоже поглядывает по сторонам.
– Почему темнота такая… другая? – спросил мальчик.
– Потому что она ничего не показывает, – буркнула Раггита, – и даёт голове придумать всякое.
Мимо прошмыгнула тень – может быть, просто упавший лист. Но сердце мальчика уже стучало так, как будто хотела выпрыгнуть из груди.
– Вот! – воскликнул Пинкхарт, указывая на поляну. – Это он! Пень!
Пень стоял посреди поляны, покрытый мхом, будто в шапке. Он был круглый и толстый, и на его поверхности росли крошечные грибы, будто пуговицы.
– Он шепчет, – сказал Пинкхарт. – Только нужно лечь, закрыть глаза и просто… слушать.
Мальчик медленно опустился на колени, потом лёг, прижав ухо к тёплому дереву. Поначалу – ничего. Просто тишина. Но потом…
Шорохи. Как будто кто-то рассказывал сказку на другом языке. Или как будто дерево вспоминало свой день. Там не было слов, но было тепло. И странное чувство, будто тебя кто-то очень-очень понимает.
Он слушал долго. Он не помнил, когда перестал бояться.
– Иногда пень говорит то, что не может сказать никто, – тихо произнёс Фикскин. – Потому что он старый. Он помнит даже то, чего не было.
– У него внутри пусто? – спросил мальчик.
– Нет. – Пинкхарт покачал головой. – У него внутри место.
Они остались ночевать прямо у пня. Раггита наколдовала из шишек маленькие кресла, а Фикскин повесил ночник на ветку, и светлячки зажглись, словно маленькое солнце в банке.
Мальчик закрыл глаза. Ночь не исчезла. Но она больше не кусалась.

Глава 3
В лесу было не темно – скорее, волшебно-фиолетово. Как будто кто-то пролил черничный компот на край неба и забыл вытереть. Листья чуть шептали друг другу, а светлячки, как крошечные лампочки, висели в воздухе, не зная, куда лететь.
Они устроились вокруг старого пня. Пинкхарт разложил на мху покрывало, на котором кто-то нарисовал радугу вверх ногами. Раггита сидела, подтянув лапки к себе, и грызла кусочек сладкой коры. Фикскин наливал в чашки лесной чай – из шишек, мяты и какого-то цветка, который пах слоном (по словам Пинкхарта).
Мальчик молчал. Он держал чашку обеими руками, будто боялся, что она улетит, если отпустит хоть один палец.
– Ну? – вдруг сказал Пинкхарт, выдувая пузыри в свою чашку. – Кто-нибудь сегодня что-нибудь натворил?
– Пинкхарт, – проворчала Раггита. – Мы только что спаслись от ночных страхов, может, не надо…
– А я вот, – не унимался он, – спрятал в своей кровати три пончика и один тапок. И теперь у меня там – музей сладконогих!
Мальчик улыбнулся краешком губ.
– Я… – начал он, и чай в чашке чуть задрожал. – Я… украл конфеты.
На мгновение стало тихо. Даже светлячки будто замерли в воздухе.
– Целую пачку, – добавил мальчик. – Из шкафа. Там, где мама прячет. Потом спрятал под кровать. Съел почти все.
Он не смотрел ни на кого. Только на свои носки, один из которых был уже почти полностью облеплен лесной пылью.
Фикскин кивнул, будто услышал что-то очень важное. Он не сказал ни слова, только положил рядом ещё одну ягоду.
Раггита перестала грызть кору и внимательно посмотрела на мальчика.
– Ну и? – спросила она. – Вкусно было?
– Не знаю, – тихо ответил он. – Сначала – да. А потом… как будто мне внутри стало липко. И одиноко.
Пинкхарт медленно перелез к нему, словно комочек зеленого теста на ножках.
– Знаешь, – сказал он, – я как-то съел целый пирог. Один. Без друзей. Даже свечку не задул. Так вот, этот пирог потом всю ночь снился мне в виде улитки. И она плакала.
Мальчик вскинул на него глаза – в первый раз за весь вечер.
– Мы не ругаем, – сказал Фикскин наконец, – мы слушаем. И пьём чай. И иногда даём по носу, если кто-то не делится конфетами. Но только чуть-чуть.
– Признаваться трудно, – добавила Раггита. – Но после этого как будто можно снова дышать.
Мальчик медленно кивнул. Он почувствовал, что внутри стало чуть легче. Как будто кто-то развязал тугой узел прямо под рёбрами.
Пинкхарт внезапно вскочил:
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.