Омут Присказка

Меч, вырвавшись из первых рядов, блеснул в свете молнии. По обе стороны клинка сияли надписи, увековечившие имена предков Велесова рода.

Перед глазами Велеса промелькнул образ Перворода. Тот стоял на пороге между жизнью и смертью, скрывая разрывающую душу боль, и, собрав последние силы, передал тяжёлый меч своему сыну. От напряжения руки Перворода порезались, но он всё равно протянул оружие своему сыну. Меч, созданный первым князем для самого себя, теперь переходил к Велесу – так власть покидала одного, чтобы перейти к другому.

Словно стрела, пробивающая дождевую завесу, клинок устремился к вытянутой руке князя и, на подлёте развернувшись рукоятью вперёд, идеально лёг в ладонь Велеса. Богатырские пальцы сжали деревянную рукоять, и на миг князю показалось, что он чувствует руку отца.

Олзгор, тяжело ступая по грязи, развернулся навстречу врагу. Дождь хлестал с новой силой, и Гамаюны, боясь намокнуть, взметнулись вверх, образовав пёстрое кольцо над княжеским войском.

Чёрт рванулся вперёд, взмахнув острыми косами, стремясь одним ударом лишить Велеса головы и ног. Но князь ловко отпрянул в сторону и обрушил меч на древко одной из кос. Ведьмы, словно дикие псы, выскользнули из строя, злобно рыча и обнажая чёрные пасти. Богатыри выхватили клинки из ножен, и воздух наполнился звоном стали. Гамаюны, сделав круг над вражескими рядами, вновь зависли над копьями воинов.

Олзгор на мгновение застыл на месте, глядя на свою отрубленную косу, которая лежала в грязи. Велес тоже замер, осознавая, что произошло.

Уже через мгновенье, опомнившись, Велес прыгнул в сторону Олзгора и ударил Чёрта мечом, разрезав тому брюхо с той же легкостью, с какой топор рассекает трухлявый ствол дерева. Его глазницы вспыхнули рыжими огоньками, и, прикрывая рану свободной рукой, Чёрт рухнул на колени, забрызгав грязью Велеса.

Князь был в шаге от растерянного и беспомощного Чёрта Олзгора, который впервые за годы войны оказался на коленях. Велес торжествующе поднял над головой меч, но в этот момент между ними с грохотом разорвалась земля и появилась трещина. Опасаясь провалиться в разлом, Велес с приподнятыми руками замер на краю пропасти, роняя в бездну земляные крошки.

Черти переглянулись. Дрожь под ногами и копытами усилилась. Рёв Чернозмея под землёй принялся разламывать её на части, образуя широкие трещины между армиями. Чуде́й подняли заряженные луки, в любое мгновение намереваясь выпустить в сторону Калинова моста сотни стрел. Ры́кари и Дра́уги закрылись щитами, выставив копья. Олзгор попытался подняться. Чёрная кровь текла из раны, как вода из прохудившегося бочонка.

– Кто?! – крикнул Олзгор, пачкая подбородок вылетающей кровью. – Кто сковал этот меч?! Я не могу быть убит!

– Значит, можешь, погань нечистая! – задыхаясь, выкрикнул Велес, наступая на чёрта. – Боишься ты, козлиный сын, когда семья друг за друга стоит! Вот твой конец!

Олзгор, уловив момент, когда человек пытается удержать равновесие, вскочил на копыта и одним прыжком оказался рядом с Велесом, занеся над его головой косу. В этот миг Чёрт резко опустил руку. В плече князя будто взорвалось пушечное ядро, а перед глазами резко потемнело. Меч, который Велес держал в правой руке, куда-то исчез, а в грудь Олзгора ударила струя алой крови. Чёрт отсёк князю руку, державшую меч.

Сражение

Князь Велес, бессильный и хрупкий, висел на вытянутой руке Олзгора, будто сломанная игрушка. Рана на теле Чёрта зияла кровавой трещиной, но, несмотря на непрерывное кровотечение, Чёрт сжимал горло богатыря, поднимая его до уровня своих рогов. Тело Велеса сотрясалось в предсмертных спазмах. Три алых потока струились из разорванного ребра, стекая по ногам и капая на землю, смешиваясь с тёмными прядями дождевых капель.

Мир вокруг стремительно погружался во мрак, закручиваясь в водовороте теней, а потом вспыхивал яркими вспышками боли перед глазами. Два могучих воинства уже вступили в последнюю битву. Дикие вопли, грохот оружия, топот коней, свист стрел и залпы ружей сливались в один чудовищный хаос. Ведьмы нападали на Индриков, сбивали их с ног и вгрызались клыками; Гамаюны и Валькирии теряли перья и крылья, падая с небес. Во́лоты, падающими скалами, обрушивались на землю, раздавливая и Нечистую силу, и витязей. Гул нескончаемой битвы оглушал каждого богатыря, каждого Чёрта.

Но внезапно среди этой вакханалии князь уловил печальное напевание знакомой колыбельной. Ослабевший хваткой Чёрта, он медленно повернул голову в сторону звука. Силуэт высокой женщины в чёрной мантии и низко надвинутом капюшоне оставался невидимым для людей и Нечистой силы. Всадники проносились мимо неё, словно через призрачную дымку. Стрелы не могли задеть женщину, дождь не касался её одежды. Продолжая тихонько напевать, она слегка приподняла голову и взглянула на князя пустыми, глубокими глазницами.

Ма́ра. Смерть пришла, чтобы спеть войнам колыбельную Древнерода, увлекая их души в Навь. Много веков назад матери сочиняли эти песни для своих детей, чтобы отвлечь их от мрачных мыслей. Но теперь эту колыбельную пела сама Смерть, провожая умерших витязей в один из подземных Миров Создателей, откуда уже возврата не было.

Забытый был уже самим Велесом древний язык предков – не сразу сумел богатырь распознать, что нашёптывает ему Смерть своим таинственным голосом. Но яснее и ближе становились её слова, словно раскрывались перед ним страницы старой книги, едва лишь стала стремительно убывать драгоценная княжья жизнь…

“Ой,ты, добрый молодец,странничек дорогой!

Да приостановись-ка тут малость, поглядь диво-то какое явилось…

Вот-вот тут ровно сияньем нежным озарился предел земной.

Светлый тот рубеж – меж мирами узкий мостик пролег многодорожный.

Дивный-то сей край распахнулся перед очами чистотой своей неизреченною.

Эх да посмотришь кругом: впереди тропиночка тонкая струится шелковинкой ажною,

Сквозь луга райские тянется тихо, плавно теряется в дали дальней невесомой.

Подмигивает оттуда гладь вод хрустальных голубых тихонько-незаметно,

Хрустальной корочкой лучистой крытая, манит-прельщает прохладой ясной своею.

Ой-да милая та земля, освобожденная от тяжести земных печалей суетливых,

По ту сторону чудесной грани скрытой шагнула свободой полной легкой!

Улетучились разом тяжесть грусти черной, боль былая горьких дум прошедших…

В сердце вдруг забрезжил солнечный отблеск яркой надежды благодатной вновь ожившей.

Открылся пред тобой широкий путь, озаренный светом мудрым знанием стародавним,

Взывающий идти вперед уверенно, доверчиво, смело, легко душе любимой.

Тут течёт свободно речушка родниковая прозрачностью чистой блещет-нескончаемо,

Источником несказанного спокойствия крепкого и непоколебимого довольства.

Исчезнут вовсе тяготы прожитые, растворятся тревоги-переживания прошлых лет ушедших,

Размытые становятся дороги памяти смутной далеких времен унылых.

Вновь потянулись реки золотых огненных потоков Любви Вселенской единой,

Лучами Радостью лучезарной заливаются небеса пространства невидимые высокого назначения.

О! Будь же счастлив путниче, дорога твоя добра и права повсюду откроется ясно,

Куда бы ни пошла нога твоя усталомудрая, душа жаждущая Света Истины прекрасной.

Вперед пойдешь ты спокойно-покойно, радостно-хлебосольно,

Где ждет тебя мир полнокровный счастьем безграничным чистым,

Свободным сердцем, единым чувством братского единства нерушимого, вечно-бесконечного покоя святого.”

– О, я бы вырвал твою дерзкую голову, смертный! – взревел Олзгор, высоко подняв Велеса над землей. – Но смерть для тебя – слишком легкое наказание, которое может постигнуть в конце пути! Нет, я отправляю тебя в вечное заточение Нави! Ты будешь веками помнить гибель своего войска! Каждое мгновение будет наполнено воспоминаниями о том, как ты привёл своих войнов на верную погибель! А когда я явлюсь за всеми твоими родичами, ты своими глазами увидишь, как они умирают в невыносимых мучениях! Пропади же ты сквозь землю, князь!

Молниеносно Олзгор опустил руку, отправляя княжича Велеса стремительным полётом в непроглядную земную пучину. Грохот удара потряс окрестности, земля дрогнула и ожила.

Трясина расступилась жадно, подобно раскрытым устам голодного зверя, поглощающего добычу целиком. Тело князя исчезало в земле медленно, неумолимо, погружаясь всё ниже и ниже, пока наконец совсем не скрылось среди беспросветной тьмы подземелья.

Не успел ещё Велес почувствовать страх, не успела душа его сжаться от ужаса перед неизвестностью, как чернота плотной пеленой накрыла его глаза, замещая собой весь мир. Ледяной озноб пронзил тело до костей, заставляя сердце замереть в тревожном ожидании конца. И лишь тишина царствовала вокруг, наполненная гулким эхом погребальных колоколов, зовущих туда, где уже давно никто не живёт…

Удовлетворенный, Чёрт выпрямился, злобно усмехаясь. Его взгляд остановился на мече Перворода, который лежал на краю пропасти. Не осмеливаясь коснуться оружия, Олзгор подозвал к себе Дра́уга с торчащими в груди вражескими стрелами.

– Разбейте клинок вдребезги и развейте его осколки по пути ветра! – повелел Олзгор, сжимая окровавленную руку там, где глубокая рана терзала живот. – Вступайте в бой! Ни единый воин да не оставит поля битвы до последнего вздоха! Но помните: оставляйте жизнь одному из проклятых Баюнов… Он мне нужен живым!

Земля вновь содрогнулась, на этот раз удары были столь мощными, что огромные глыбы почвы взлетали вверх, будто расколовшаяся от удара молнии гора.

Из глубины земли возникла одна из голов ужасного Чернозмея, взметнувшись высоко к небу, словно хотела достичь самих облаков. Голова, склонённая над полем брани, выгибала свою длинную шею, покрытую кривыми рогами, напоминающими острые скалистые вершины. Казалось, будто сама тьма опустилась на землю,погрузив всё живое во мрак.

Увидев чудовище, богатыри замерли в изумлении – настолько огромен был этот Чернозмей! Глаза его сияли, подобно двум кровавым лунам, а клыки, выступающие из пасти, превосходили длину самого острейшего копья. В этой бездонной пасти легко могла уместиться целая армия.

Если бы Чернозмей целиком вырвался из мрачных глубин Омута, земля содрогнулась бы под тяжестью его шагов. Если бы поднялись все его многочисленные головы, солнце навсегда скрылось бы во мраке. А если бы он решил выпустить пламя, весь мир погрузился бы в пекло, словно в раскалённую печь.

Широко раскрыв жёлтые глаза с узкими, как лезвия, зрачками, Дракон издал грозное рычание и выплеснул из пасти мощный поток огня. Этот огненный смерч был подобен страшному извержению вулкана. Струя пламени обрушилась на богатырей, заставив их мечи и латы плавиться, словно вновь оказавшиеся в жарком горниле кузницы. Лошади и всадники мгновенно превратились в пылающие костяки, а волшебные птицы Гамаюны обратились в пепел, разлетаясь по ветру, словно чёрная метель.

Некоторые из людей и Ясных успели соскочить с коней, чтобы спрятаться за раскалённые щиты и камни, нырнуть в рвы, полные дождевой воды, которая уже начинала кипеть от жара. Если бы Чернозмей решил ещё раз обрушить своё пламя с неба, ни один воин не остался бы в живых. Но Дракон, озаряемый вспышками молний, лишь злобно заревел, запрокидывая голову назад. Его могучая шея, похожая на гигантский стебель, постепенно затянулась под землю, и скоро грохот его рычания потонул в толще почвы.

Белодор, весь покрытый ожогами и ранами, осторожно выглянул из-за каменного укрытия, пытаясь сосчитать уцелевших богатырей. Остатки рати нашли себе убежище повсюду, где только могли укрыться от смертельного пламени: в глубоких канавах, за мёртвыми лошадьми, под телами павших Костоломов и Волотов, за опрокинутыми телегами с боеприпасами. Обожжённые Коты с дыбом стоящей шерстью осторожно выползали из стволов пушек, тревожно озираясь вокруг себя.

Над полем битвы кружили оставшиеся в живых Гамаюны, зорко высматривая на чёрной земле тех, кто ещё дышал. Псоглавцы и кавалерия Чёрторубов, всё это время защищавшая тыл, медленно спускалась с размытого ливнем холма, стремясь оказать помощь раненым.

Уцелевших воинов вместе с подкреплением осталось совсем немного, и силы Нечисти, готовившейся к новой атаке, во много раз превышали их численность. Кали́нов Мост снова заполнили марширующие ряды Ры́карей и Драугов. Впереди, как всегда, двигалась Чертовщина, размеренно цокая подкованными копытами по железной поверхности моста.

Но Олзорга среди них больше не было. Верного слугу Чернозмея уже давно унесли на носилках, когда его тёмный господин огненным щитом прикрыл отступление своего легионера.

***

Богатыри и Ясные вновь замерли перед лицом легиона Нечисти, однако теперь расстояние между ними казалось меньше. Без Великанов, чьи шаги покрывали целые версты, кавалерия Чертей и пехота Рыкарей пока еще не могла приблизиться. Но уже слышался грозный гул их приближения, и воздух сотрясался от звериного рыка и лязга железных сапог.

Белодор, тяжело раненный, взобрался на своего боевого скакуна и медленно объезжал ряды войнов. Впереди, словно последний рубеж обороны, стояли оставшиеся Баюны – горстка храбрецов, едва насчитывающая два десятка. Они стояли чуть впереди основного войска, готовые обрушить на врага свою смертельную песнь.

– Войны! – воскликнул Белодор, время от времени бросая взгляд на надвигающуюся тьму. Его голос звучал твердо, несмотря на боль, разливавшуюся по телу. – Велес не случайно привел нас к «Чёртовым Рогам». За этот поход мы истребили больше зла, чем смогли бы уничтожить, оставаясь дома! Чернозмей понес невосполнимые потери, и чтобы вернуть прежнюю мощь, ему потребуется не один год. Каждый враг, павший от наших мечей, ослабляет силу Чернозмея! Дружина моя! Сегодня мы дарим Миру покой на долгие годы, остановив эту рогатую орду, топчущую наши земли! Долгое время Чернозмей не сможет возродить свои черные полчища! Мы не позволим Нечисти продвинуться дальше наших рядов! Пусть «Крепость» соберет новые силы, чтобы нанести решающий удар!

Громыхнуло войско раскатистым криком. И радость была в нём, и ненависть, и отчаяние. Спешился Белодор, чуть отъехав в сторону, подозвал к себе заметно поседевшего, с мелкой бородкой Баюна. Присел около Кота главный стрелец Чу́ди, протягивая Ясному окровавленный свёрток.

Белодор, глядя на колышущиеся тени Нечисти, шёпотом обратился к стоящему рядом Коту:

– Грод, предок Баюнов, прошу тебя, – голос его дрожал от волнения. – Пошли на Остров Буян самого быстрого, молодого и отважного Кота. Пусть доставит этот ключ Громоруку. Тогда Вселидер соберёт свою армию и поведёт войско дальше, к сокровищнице Тридесятого Царства. Иди, друг, отправляй своего брата. Мы же обеспечим ему надёжное прикрытие!

Коты собрались на переговоры. Они долго искали смелого Баюна, который согласился бы отправиться в опасное путешествие. Волшебные зверьки обняли своего брата, и он выслушал мудрые напутствия от своего предка. Затем Город подозвал к себе Гамаюна. Эта женственная птица схватила Кота своими когтями, но не сжимала их сильно. Поднявшись высоко в небо, до самых туч, они скрылись из виду.

Приближаясь к войску, Нечисть перешла на бег, а затем и на галоп. Баюны снова выстроились спиной к своему войску, повернувшись мордочками к Чертям. По воздуху полилась печальная песня: последняя песня, наполненная горьким плачем матерей и протяжными стонами сыновей их, павших на полях сражения.

«О, край последний мой, душа родимая!

Во чистом поле брань идёт великая,

Да тяжко сердце материнской болью стонет —

Погибнет ныне сила богатырская…

Кровавый снег да буря злится грозная,

Рёвёт ветер уныло – слёз поток пролился.

Там, где стояли дружины славные,

Теперь лишь тишина над полем тёмным встанет.

По холмам пустым росою горькой мокнут травы,

По волнам морским волна мечту понесёт напрасно.

Цветут поля цветами алыми кровавыми —

Маками-красными воспоминаньем вечным.

Дети малые придут тех мест дивиться диву —

Сказывать будут детям нашим внукам правдиво,

Что геройство доброе нам честь принесла

И кровью чистой землю нашу напоила…»

И от песни этой, под вздрагивания тонких струн гуслей, Нечисть падала на землю, бросая оружие. Кони спотыкались, ломая передние копыта и перебрасывая Чертей через голову. За ними падали Великаны, давя телами впереди идущих, и засыпали крепким сном.

Рыкари и Драуги продолжали своё неумолимое шествие, безжалостно попирая сапогами тела поверженных врагов. Их тяжёлые подковы раздавались глухим стуком, эхом отзываясь в сердцах тех, кто ещё стоял на поле боя. Завывая в небесную высь, как голодные волки на полную луну, они яростно били рукоятями своих сабель о щиты, пытаясь заглушить чарующие голоса Баюнов. Но даже их мощные удары были бессильны перед древней магией – один за другим войны, словно срезанные травы, падали наземь, погружаясь в глубокий сон.

За спинами Котов раздался свист стрел лучников, стремившихся в воздух подобно стае хищных птиц. Уцелевшие катапульты загремели, выбрасывая огромные камни и тяжелые бочки с ладаном прямо в ряды войска Чернозмея. Валуны с грохотом врезались в землю, разбрызгивая грязь и сметая с пути врагов.

Белодор вновь вскочил на спину своего белогривого скакуна, обнажая окровавленный клинок. Его лицо было суровым, глаза горели решимостью. Войско Велеса ринулось вперед, как мощный таран, сокрушая изумленную Нечисть. Рогатые всадники падали с седел, раздавленные мощным ударом копыт, а пехота, издававшая дикий рёв, была втоптана в грязь под тяжестью несущихся лошадей.

И внезапно дождь оборвался разом – будто сама Природа решила прекратить эту борьбу. Небо разверзлось, густые серые облака рассыпались, уступив место яркому золотистому лучу солнца, озарившего небесную даль. В свете этой лучезарной полосы стремительно исчезали силуэты Гамаюна несущегося в когтях отважного Кота, удаляясь всё дальше от шумной битвы, уже теряя очертания среди ясности нового дня.

Братья

Двенадцать лет назад два брата-близнеца, похожие друг на друга словно две капли воды, осчастливили своего батюшку и доставили немало хлопот матери. Любоми́р и Дароми́р – оба светловолосые, кудрявые, крепкие мальчуганы, унаследовавшие силу и выносливость своего отца-кузнеца.

Отец с ранних лет обучал их сложению больших чисел в уме и чтению справа налево, как говорят большинство представителей нечистой силы. Братья умели терпеть боль, не причиняя её слабым; радовались солнечному свету и ориентировались в темноте; опасались внеземной красоты и не гнушались уродства.

Но однажды вся жизнь круто изменилась, словно чёрный ворон опустился на тихий дом. Судьба обрушилась на их род тяжёлым молотом, разбив спокойное течение дней вдребезги. Отец братьев встретил свою печальную участь от Чертей, а мать долго таяла, увядала, будто тонкая свеча, чьё пламя слабело под дыханием ледяного ветра, пока холодная рука самой Смерти не вырвала её душу, оставив после себя лишь глубокие раны в сердце осиротевших сыновей. Теперь перед ними открывалась тёмная дорога одиночества, полная горькой памяти и слёз.

Остались братья одинокие посреди необъятной широты жизненных дорог, бережно оберегая в сердцах своих теплые воспоминания о дорогих родителях, рано покинувших сей бренный Мир. Тлеющее пламя печали медленно угасло, оставив после себя лишь мягкий свет былых дней, согревающий душу тихим теплом воспоминаний.

Но мудрость отца жила вечно в каждом дыхании, каждое движение их молодых рук, крепко сжимающих рукоятку кузнечного молота, пронизано было опытом ушедшего поколения. Мальчики продолжали великое ремесло отца своего, ковав оружие грозное – острые клинки и крепкие топоры, украшения дивные и инструменты искусные, словно передавая каждому удару молота частичку любви и уважения к дивным предкам своим. И жили братья, поддерживая друг друга во всех делах житейских, хранимые любовью к родным, несмотря на долгие года одиночества вдали от родительского тепла.

Жить на Чёртовых землях и надеяться на продолжение дела предков было безнадежным стремлением. Ткачи превращались в кузнецов, а кузнецы по воле судьбы становились коробейниками. Те, кто раньше трудился на полях, уходили строить корабли, а плакальщицы брали на себя обязанности повитух. Люди выживали, как могли. Удача братьев заключалась в сохранении семейного дела, иначе их могли бы взять на торговые суда грузчиками, платя лишь сухарями. А если бы на борту оказался приспешник Нечистой силы, которых среди людей было предостаточно, то братья работали бы за сохранение собственной жизни.

Такова была судьба мальчиков, но они держались вместе, поддерживая друг друга в этом суровом мире.

Деревушка, где жили близнецы, также находилась во власти рогатых, но была столь мала, что даже сам Черти лишь изредка присылал туда своих Драугов – да и тех в малочисленных отрядах. Слишком незначительной казалась эта деревушка для Олзгора. Пока не настал тот самый миг, который был уже совсем близок.

В тот день братья возвращались с Железной скалы, сгибаясь под тяжестью мешков, полных руды. Оставив своё оружие дома, они вооружились лишь кирками, которыми выбивали из твёрдых скал железные глыбы. Эти инструменты вполне годились для защиты от врага, если таковой вдруг объявится. В небе не кружили во́роны, не собирались чёрные тучи, предвестницы нападений Чертей, и потому братья решили, что лишние доспехи будут лишь ненужной обузой. Впрочем, ни один из них не рискнул бы уйти далеко от дома без отцовской кольчуги, которую кузнец создавал долгие годы, обжигая руки о раскалённое железо, ночи напролёт проводя у горна и прокалывая пальцы острой проволокой. Отец вложил всю свою душу в эти доспехи, желая защитить сыновей от когтей Оборотней и ядовитых стрел Драугов. Так кузнец оставил своим детям вечное наследие – защиту, полную заботы и любви.

Мать близнецов так же оставила после себя память, создав нечто важное для своих детей. Она сшила им рубашки из кожи оленя, которые надевались под кольчуги. Предвидя возможные трудности впереди, она сделала эти рубашки на вырост. Сейчас они доходили мальчикам лишь до колен, а рукава приходилось закатывать до локтей. Эти рубашки надежно защищали от ветра благодаря своей плотной ткани, а капли дождя скатывались с поверхности, сохраняя тело сухим.

На этот раз, готовясь к возможной непогоде, Даромир и Любомир надели одежду, которую им подарили родители. Они были одеты в кожаные брюки и сапоги из кирзы с железными подошвами. Сегодня братья решили не надевать стальные шлемы, оставив свои вьющиеся золотые кудри открытыми. Южный ветер легонько играл их волосами, а яркое солнце, которое освещало путь обратно в село, ослепляло мальчиков, мешая им сразу разглядеть окружающую обстановку.

***

Близнецы поначалу приняли Ловчих за Драугов – две совершенно разные расы, столь непохожие друг на друга. Но когда они вышли из сумрака леса на светлую опушку, где пожелтевшая трава доходила до колен, мальчики замерли, принявшись наблюдать из укрытия. Они бросились наземь, стараясь остаться незамеченными, хотя разница между противниками была невелика: враг оставался врагом, будь то Драуг или Ловчий. В любом случае битва неизбежна. Однако, узнав в силуэтах на горизонте охотников за Ясными, близнецы облегчённо выдохнули. Ведь Ловчие, несмотря на всю свою опасность, боялись людей и потому казались менее страшными, нежели тяжеловооружённые Драуги, чья сила и ловкость едва ли уступала витязям.

Драуги… Это ожившие тени былых войнов, которых Олзгор воздвиг из глубин земли во втором году войны, заставив служить себе. Облачённые в броню и вооружённые мечами с выгравированными на рукоятях драконами, тяжёлыми палицами, арбалетами и чёрноперыми стрелами, они стали полчищем тьмы, посланной уничтожить всё живое. Их задача заключалась в разгроме небольших поселений, захвате людей, истреблении скота и сожжении полей пшеницы. И они отлично справлялись с этим, особенно благодаря поддержке Во́лотов – великанов, чей облик внушал ужас. Рогатые шлемы, тяжёлая броня, огромные моргенштерны, массивные дубинки и двузубые топоры придавали им грозную мощь. Их длинные волосы и бороды, заплетённые в косички, лишь подчёркивали дикий нрав.

Высокие, словно вековые берёзы, и сильные, как несколько богатырей вместе взятых, Волоты становились верной опорой Драугам в бою. Вместе они представляли собой неудержимую силу, способную сокрушить любого противника.

В отличие от солдат, чей облик без доспехов напоминал голый скелет, Ловчие сохраняли остатки плоти на большей части тела. Их лица, хотя и являли собой полуразложившиеся черепа, придавали охотникам отдалённое сходство с людьми. И неудивительно – ведь некогда эти существа действительно были живыми людьми, погубленными в междоусобицах из-за алчности. Все они при жизни занимались охотой, но убивали зверей не ради пищи, а ради меха и когтей, не прося прощения у своих жертв.