Детектив к лету

– Пора убирать эту падаль, и подальше, – сказал Крымов. – Никому не объяснишь, откуда она взялась. И возвращать домой пенсионера Федотова, а то он зажился в дорогой гостинице. Уверен, байке про ночного грабителя, который пришел за его Фаберже, он поверит.

7

На следующий день они сидели в саду Антона Антоновича Долгополова, но уже вчетвером. Два сорта наливки, варенье, булочки и баранки, яблоки, чай – все как положено.

– Иголка должна была на острове Буяне храниться, – рассуждал Долгополов, – как и тысячу лет назад. На веки вечные ее туда отправили! Но остров Буян, как известно, под воду ушел. С тех пор, как видно, Кощей и не знал, куда ее пристроить. А за этой иглой еще Пожарский охоту устроил, которому умирающая Елизавета-Василиса перед самой смертью открыла тайну ненавистного мужа. Так все и было, пока Кощей не запихнул свой секрет в стену дома купца Чувалова. И Чувалов, и Полозьев, второй хранитель иглы бессмертия, разбогатели благодаря подсказкам Кощея, за что жизнью поклялись хранить ее. Да и боялись они странного провидца купца Столовертова с окраины губернии, который одним взглядом мог испепелить. – Антон Антонович развел руками. – Ну а большевичков никто не смог предсказать, даже сам Кощей! Когда ворвались они в дом мироеда Столовертова, чтобы к стенке его поставить, то обнаружили мычащего косорожего дурачка из прислуги. Разрешили ему огород полоть и полы подметать.

– Но как он превратился в того, к кому стали приезжать за советом такие известные люди, как Сонька Золотая Ручка и Лев Троцкий? – спросила рыжая журналистка.

– Все очень просто, милая Кассандра, – ответил Долгополов. – Что ему стоило обрести новый облик? Новое имя? Создать вокруг себя легенду? Так, изменяя свою внешность, он и дожил до персоны библиотекаря Лютикова. А уж тайны, связанные с обогащением, игрой в карты, обманами любого сорта, ему открывались по демонической природе. Только привози время от времени рабов и рабынь – и бросай в его топку.

– Но плоть и кровь Кощея, – заметил Иван Трофимов. – Почему он не истек кровью, когда изменялся, не покрылся синяками, почему так быстро срастались его кости?

– Опять двадцать пять! – Антон Антонович прихлопнул ладонью по столу. – Физика вам из школьного учебника покоя не дает? – Хозяин дома взялся разливать золотистую облепиховую настойку по рюмкам. – Не примеряйте вы свои скромные человеческие возможности на монстра, демона, который жил тысячи лет! Это во-первых. А во-вторых, он был мертвецом. Его плоть и кровь существовали только благодаря магии. Черной магии! Которую вы сами и прервали, сломав иглу бессмертия. А вот как и почему появилась эта игла, мы никогда и не узнаем. Об этом даже сказки не рассказывают.

– А голоса? Почему он говорил разными голосами там, в подземелье?

– Ну, Иван! Вот хотите, чтобы я вам ответил на все вопросы, да?

– Желательно, – пожал плечами учитель географии.

– Желательно! Думаю, когда менялась его суть, то и личности его начинали двоиться и троиться.

– Трудно все это понять, – вздохнул молодой географ. – Очень трудно…

– А я постепенно привыкаю, – ободрила его Кассандра. – Тут вопросы веры на первом плане, а не привычных нам знаний.

– Устами младенца, – с усмешкой заметил Крымов.

– И никакой я не младенец, – осуждающе взглянула на него девушка. – А взрослая женщина, между прочим. И очень странно, Андрей, что ты этого упорно не замечаешь…

За столом возникло неловкое молчание. Пора было опрокинуть по рюмке, что они и сделали. Кассандра только осторожно пригубила за компанию.

– Вы сказали, что Константин Пожарский был вашим прапрадедом, – напомнил Крымов. – Не расскажете?

– Прямой предок по мужской линии, – ответил географ. – Он женился на троюродной сестре Елизаветы Марьиной – Авдотье, сироте. Пожарского убили за неделю до рождения сына. Долгая история.

– Ясно, – кивнул детектив. – Но вы отомстили воистину как герой сказки. Настоящий Иван-царевич.

– Когда у вас поезд, Иван-царевич? – закусив белым наливом, спросил Долгополов.

– Поеду на шестичасовом, – ответил тот. – Вот вернусь домой, и как жить дальше? Не представляю. Как обычную географию преподавать, когда прямо под тобой Кощеево царство? У вас есть ответы?

– Есть, – кивнул бодрый старик.

– И какие же?

– Музей! – с видом провидца потряс кривым указательным пальцем Антон Антонович. – Какой музей теперь у вас будет! Да ваш Сорочий хутор на весь мир прославится. И разбогатеет, кстати. К вам москвичи фильмы приедут снимать. Сказки! И фильмы ужасов. Если вы их пустите, конечно. Уж поверьте мне, молодой человек! – Он немного поутих. – Только бы там свалки из человеческих костей на обнаружили. А то конфуз выйдет. Следователи понаедут, уголовные дела откроют. Опечатают царство нелюдя. – Хозяин дома прихватил бутылку с наливкой и вновь потянулся разливать ее по рюмкам. – Я правду говорю, Андрей Петрович? Скажите нам, как капитан убойного отдела в отставке, просветите скромных дилетантов. Опечатают ваши коллеги в таком случае наше Кощеево царство?..

Татьяна Устинова. Божье место

У нас и было-то всего часа два, наверное.

У нас было часа два и очень плохое настроение – из рук вон. Так бывает, когда все поперек, все не ладится, в какую-то больницу надо ехать – господи, как мне надоели больницы! – везти родственников и ждать, чем дело кончится, – господи, как это ужасно, ждать в больнице! И жаловаться не на кого и некому, ничего особенного не происходит, просто время пришло. Никто не молодеет и не здоровеет, а все стареют и болеют, всем нужна помощь, поддержка, в больницу поехать, в командировку проводить, вещи собрать, потом еще подумать о чем-то возвышенном, например о летнем спортивном лагере для Тимофея.

В общем, времени «на отдых на природе» у нас было мало, почти совсем не было.

Муж мой приехал с работы в середине дня и сказал тусклым голосом, что послезавтра, в воскресенье, он опять должен улететь – это ненадолго, может, дня на четыре, а может, на неделю, а в общем, как пойдет. Очень хорошо, сказала я, скатертью дорога. Кажется, сумка твоя так и стоит неразобранная. Мы вытащим оттуда ватные штаны, ибо в тот раз ты летал за полярный круг, и всунем плавки, ибо в этот раз планируется южное направление.

– Подожди ты острить, – сказал он по-прежнему тускло. – Я сегодня больше на работу не поеду. Давай куда-нибудь съездим… по старой памяти.

– По старой памяти – это, значит, куда? – не поняла я.

Оказалось, что в лес. Ну как раньше ездили, когда дети были маленькие, деревья, соответственно, большие, березы белые, машина была «Нива», и мы страшно ее любили, потому что наша «Нива» лезла через любую лужу и любую размолотую трактором грязь, и только двигатель ее бодро и радостно урчал. Нашей «Ниве» нравилось возить нас в лес!..

Ругая Женьку, которого скрутил приступ сентиментальности – такое бывает крайне редко, – я нашла какие-то брезентовые штаны – с трудом нашла, между прочим! – косынку голубого цвета, клетчатую рубаху и какую-то торбочку. Зачем ездят в лес? В лес ездят, чтобы собирать ягоды и грибы на лесной поляне. До грибов дело не дошло, рано еще, выходит, едем за ягодами.

…И мы поехали!

Мы поехали «как раньше» – деревнями и узкими дорожками, чтобы не угодить в пятничные толпы страждущих вырваться из каменных джунглей.

Мы проехали Тимонино, Коренево, Собакино, поворот на проселок и съезд в лес в Никитском, это мы помнили со времен «когда деревья были большие», а дети маленькие и нас везла «Нива». Ничего вокруг не узнать, конечно. Дачные кооперативы «Ромашки», кафе «У Клавы» и хинкальные «Вкус № 1».

Но все-таки лес мы нашли. Он еще цел пока.

Мы пошли через поле – как нормальные люди, в брезентовых штанах и с торбочкой, и солнце палило так, что пришлось скинуть с плеч клетчатые рубахи, и мы удивились друг другу – под этим солнцем и на этом поле оказалось, что у нас какие-то неправдоподобно бледные лица и такие же белые, как тесто, руки.

Мы дошли до косогора, до берез, и здесь было просторно и прохладно, и даже оводы не летали. Бабушка моя очень любила это место, называла его «Божье», именно потому, что ветерок и никаких оводов. В колеях старой, заросшей мелким кустарником и иван-да-марьей дороги мы углядели крепенький белый гриб с кофейной шляпкой, а потом еще и еще один! Мы аккуратно срезали их и складывали в торбочку, и она моментально и приятно потяжелела. Березы шумели высоко-высоко, и небо было просторное, жаркое, какое бывает только в начале лета, когда все самое лучшее еще впереди.

Мы долго бродили по лесу, поверх боровичков насыпали еще две горсти земляники – на самом деле мы больше ели, чем собирали, а это уж так, детям и чтоб пахло! Нет более прекрасного запаха на земле, чем запах земляники.

Мы вернулись затемно, и в этот момент мы очень любили друг друга и нашу жизнь, которая, оказывается, была и осталась прекрасна.

Елена Дорош. Накануне свадьбы

Электричка резко затормозила, дернувшись, и Зина открыла глаза. Липовая гора. Зашли два парня и потопали в другой конец вагона. «Молодые мужики, с виду обычные работяги, непримечательные, без особых примет», – на автомате сделала заключение Зина и неожиданно заметила, как сидевший через проход мужичок напрягся и ногой быстро задвинул поглубже под сиденье черную спортивную сумку.

«Подумал, что бандиты? Что ж, бывает. Народ нынче пугливый».

И тут мужичок сделал кое-что еще: натянул на голову капюшон худи и отвернулся к окну, сделав вид, что собирается прикорнуть.

Ничего особо необычного в этом, конечно, не было, только в вагоне было жарко, и капюшон уж никак не добавлял прохлады. Кроме того, Зина видела, что сосед порядочно вспотел. Подмышки потемнели, и лоб покрылся испариной.

Зина стала незаметно поглядывать в его сторону, но мужичок как будто решил ничем не привлекать к себе внимание: застыл в неудобной позе и, кажется, через раз дышал.

Все это было странно, но не особо подозрительно, тем более что мужики, вошедшие на остановке, сидели смирно по разным сторонам прохода, никого не трогали и друг с другом не разговаривали. Хотя то, что расположились они у пугливого за спиной, вызывает вопросы. Впрочем, эти вопросы, возможно, возникают только у нее одной.

Зина зевнула и подумала, что привычка замечать все, что происходит вокруг, и анализировать поступки людей, не всегда полезна. А уж если едешь не куда-нибудь, а на свадьбу подруги, – тем более. Гораздо разумнее сейчас подумать о том, как выглядеть среди гостей не хуже других.

Вот с этим как раз была загвоздка. В принципе, платье, взятое напрокат, было нормальное. Но только в принципе. Потому что сидело на ней не очень. В груди жало, под мышками морщилось. В талии было как раз, только талия эта подскочила сантиметра на три, что было заметно. Ну, типа, как с младшей сестры снятое. Это было неприятно, но проблему можно было решить, накинув сверху пиджачок. Не слишком нарядно, да и жарковато по нынешнему лету, но хоть так. С головой дела обстояли гораздо хуже. В смысле с прической. Она привыкла носить хвост, перетянутый резинкой, и за все свои двадцать четыре так и не научилась пользоваться плойкой. Несколько раз пробовала завивать кудри, но каждый раз это заканчивалось какой-то ерундой. Не то чтобы на ее волосах завивка держалась плохо, но волос было слишком много, из-за обилия кудрей голова становилась на три размера больше, и Зина выглядела как будильник-переросток: огромная голова смотрелась нелепо в сочетании с туловищем.

Глупо, в общем, смотрелась.

Теперь туфли. Обувь на свадьбах – дело первостепенное. Целый день на ногах – это тебе не фунт изюма, поэтому выбору туфель были посвящены целых три субботы. Три! И что в итоге? Во время примерки лодочки показали себя отлично, но как только она попыталась их разносить, натерла такую мозоль, что теперь вообще сомневалась, сможет ли их надеть.

И это было самое ужасное.

Если, конечно, не считать того, что Алена выходила замуж за Олега Копылова, за которого Зина очень хотела бы выйти сама.

Дойдя в размышлениях до этого места, Зина скомандовала себе «стоп» и решила, что самое правильное сейчас – поспать. Взять пример с пугливого соседа.

Она искоса взглянула в его сторону. Мужичок сидел в той же позе и за все время, кажется, не шелохнулся, хотя в начале пути постоянно вертелся. Устраивался поудобнее, рассматривал других пассажиров, постоянно прикладывался к бутылке с водой – в общем, был раскован и бодр.

Что же так изменило его настрой? Те двое?

Зина встала с кресла, сделав вид, что хочет что-то вынуть из дорожной сумки, засунутой наверх.

Мужики, сидевшие в конце вагона, среагировали по-разному. Один, помельче, даже головы не повернул, продолжая пялиться в окно, а крупный и высокий взглянул с интересом, но типичным, то есть посмотрел так, как смотрят все мужчины на девушек.

Зина была уверена, что интерес был поверхностным, поэтому значения никакого этому взгляду не придала, сосредоточившись на реакции соседа.

Спиной она почувствовала, что мужик дернулся. С чего бы? Хотя, может, он от природы такой пугливый, кто знает.

Достав из сумки книжку, Зина села на место, краем глаза заметив – вот странно, – что мужик, глядевший на нее, улыбнулся.

Это еще зачем?

Глупый вопрос, конечно, но для нее сомневаться в том, что может нравиться, дело обычное. Вернее, привычное. Сама вырастила у себя здоровенный комплекс неполноценности, вот теперь и пожинает плоды. Развесистую клюкву. В том смысле, что от неуверенности в себе рожа у нее все время кислая и на парней она смотрит, как Ленин на мировую буржуазию – с подозрением.