Мария I. Королева печали

Мать нежно обняла Марию:

– Мое дорогое дитя, если вас действительно отнимут от меня, я хочу, чтобы вы знали, что я не имею к этому никакого отношения. Если я и продолжаю выезжать в город, то исключительно потому, что это входит в мои обязанности королевы, которой не пристало выставлять свое горе на всеобщее обозрение. Что касается того таинственного заговора, то это чистой воды фантазия! В глубине души ваш отец знает, я не способна желать ему зла. Я люблю его.

– Но они ведь нас не разлучат, да? – Марии была нестерпима сама мысль об очередной долгой разлуке, тем более такой, у которой не видно конца. Ей было страшно подумать о том, что все это будет значить для матери. – Отец наверняка не позволит Совету возбудить против вас дело. У них нет на то никаких оснований.

– Уверена, это всего лишь пустое бахвальство. Предупреждение, чтобы я не перечила королю. Они надеются путем запугивания сломать меня и добиться моего согласия уйти в монастырь, чтобы король мог снова жениться. Что ж, я им сказала и продолжаю говорить, что у меня нет такого призвания. Если только папа римский не вынесет решения по нашему вопросу и не положит конец неопределенности.

– Слава Всевышнему, на заседании суда решение от его имени будет выносить кардинал Кампеджо!

– Увы, Мария! – Королева покачала головой. – Боюсь, будет продолжена тактика проволочек. И я не надеюсь на беспристрастный суд, поскольку он проводится в стране, которой правит мой муж, и вторым судьей является кардинал Уолси, который одним щелчком пальцев избавится от меня. Нет, я хочу, чтобы мое дело рассматривалось в Риме.

– И вы думаете, его святейшество решит вопрос в вашу пользу?

– Ни секунды в этом не сомневаюсь!

* * *

Марии хотелось остаться при дворе и поддержать мать, но в свете предстоящего суда оба родителя решили, что для дочери будет лучше вернуться в Хансдон. Она с болью в сердце расставалась с матерью, оставляя ее на произвол судьбы.

Когда Мария пошла попрощаться с отцом, то застала его в обществе кардинала.

– Мария! – воскликнул отец, как всегда полный энтузиазма. – Надеюсь, мы и оглянуться не успеем, как вы к нам вернетесь.

Да, с горечью подумала она, но при каких обстоятельствах? Прикажут ли кардиналы отцу вернуться к жене? Или она, Мария, возвратится ко двору, лишенному своей королевы.

Чтобы скрыть от отца, как сильно она сердится на него за то, что он вверг их семью в пучину несчастий, Мария низко склонила голову и опустилась перед ним на колени для получения благословения. Кардинал Уолси тепло попрощался с крестницей, но она заметила, что его всегда цветущее, пухлое лицо осунулось и побледнело. Значит, он тоже страшился предстоящих слушаний. Возможно, опасался гнева короля, если вердикт будет вынесен не в его пользу. В этом деле не будет победителей.

* * *

В Хансдоне Мария, отрезанная от мира, с волнением ждала новостей. Леди Солсбери, как обычно, относилась к своей воспитаннице с заботой и любовью, но и она пребывала в угнетенном состоянии духа. Ее сын Артур умер в прошлом году от потливой лихорадки, а другой сын, Реджинальд, уехал в Италию для продолжения щедро оплачиваемой королем подготовки к посвящению в священнослужители. Мария сожалела о том, что отец не согласился на ее брак с Реджинальдом, который наверняка стал бы идеальным мужем. Однако, приняв духовный сан, он уже никогда не сможет жениться.

Мать Реджинальда гордилась призванием сына и в то же время боялась за него, поскольку из своего безопасного далека он открыто называл Анну Болейн Иезавелью и Ведьмой.

– Я уверена, что Реджинальд прав и она ответственна за всю эту ложь, – как-то за ужином сказала леди Солсбери своей воспитаннице; теперь у них не было друг от друга секретов. – Но мне хотелось бы, чтобы он высказывал свои взгляды не так откровенно. Боюсь, теперь ему придется остаться за границей, поскольку, проявив неблагодарность, он лишился поддержки в Англии. Ведь, как ни крути, король великодушно оплатил его образование. Нельзя кусать руку дающего.

– И все же Реджинальд прав. – У Марии пропал аппетит, и она оставила половину еды на тарелке.

– Увы, мое дорогое дитя, одной правоты мало, когда бал правит сила. Сейчас очень многие переживают кризис совести из-за этого Великого дела. Нам остается только молиться, чтобы кардиналы смогли его разрешить.

* * *

Послания от матери приходили реже, чем хотелось бы, да и были не слишком информативными. Похоже, она не могла довериться перу и чернилам, возможно из опасений, что письма могут быть использованы для ее компрометации. Ведь Уолси наверняка внедрил шпионов в окружение королевы.

И вот как-то раз леди Солсбери внезапно появилась в классной комнате, где Мария занималась с доктором Фетерстоном переводом с французского.

– Я получила письмо от леди Эксетер, – сообщила воспитательница.

Мария сразу же встрепенулась. Близкая подруга матери, леди Эксетер была наполовину испанкой. Очень прямолинейная, она не скрывала своего возмущения тем, как при дворе обращаются с королевой.

Сев рядом с Марией, леди Солсбери продолжила:

– Она прислала мне полный отчет о том, что происходит в Блэкфрайарсе. – (Слушания проходили в доминиканском монастыре.) – Короля и королеву вызвали в суд. Вы можете в это поверить? Неслыханное дело для Англии! Но миледи ваша мать не осталась сидеть на троне. Ах нет! Она обошла зал суда и, преклонив колена перед королем, произнесла знаменательную речь! Она просила короля избавить ее от слушаний в суде, поскольку в Англии ей не добиться беспристрастного правосудия. Она поклялась, что вышла за него замуж девственницей и всегда была ему верной женой. А когда он не ответил, она вручила свою судьбу в руки Господа и удалилась, проигнорировав призывы вернуться. Толпы людей снаружи тепло приветствовали королеву.

– Теперь они не могут решить дело в пользу отца! – воскликнула Мария.

– Они могут обвинить королеву в сознательном неповиновении судебным властям и продолжить заседания в ее отсутствие, – заметил доктор Фетерстон. – Слушания, скорее всего, продолжатся.

У Марии упало сердце.

Если бы не леди Эксетер, которая не страшилась шпионов кардинала, они вообще не получали бы никаких новостей. Доктор Фетерстон оказался прав: королеву обвинили в сознательном неповиновении судебным властям. Кардиналы продолжили слушание дела в ее отсутствие, что, с точки зрения Марии, было ужасно несправедливо. Недели тянулись мучительно долго. Очевидно, в суд вызывали свидетелей. Мария, стоя на коленях в часовне, молилась за благополучный исход. Она гадала, кем были те свидетели, что конкретно они могли показать и почему для вынесения приговора требуется целая вечность. Разве они с матерью недостаточно долго ждали? С тех пор как отец попросил Рим аннулировать его брак, прошло два года. Неужели его святейшество не понимает, какой мрачный отпечаток Великое дело накладывает на жизнь королевы и ее дочери? Он мог бы давным-давно положить конец прениям одним росчерком пера. Но доктор Фетерстон постоянно напоминал, что все не так однозначно.

У Марии возникло ощущение, будто леди Солсбери что-то явно утаивает. Случайно увидев, как воспитательница прячет в карман некое письмо, Мария спросила ее напрямик:

– Что вы скрываете от меня? Я должна знать!

Леди Солсбери залилась краской:

– Увы, дитя мое, некоторые показания, данные в суде относительно первого замужества вашей матушки, слишком неделикатны для ваших нежных ушей. Вам не пристало такое слышать. Более того, показания эти явно избыточны для рассматриваемого дела. – Она неодобрительно поджала губы.

Мария тяжело опустилась на скамью, толком не понимая, о чем идет речь. О происходящем между женатыми людьми девушка знала немного. Это была тайна, которую она сможет раскрыть лишь тогда, когда выйдет замуж. Впрочем, когда именно это произойдет, учитывая туманное будущее, оставалось только гадать. Она даже толком не знала, по-прежнему ли в силе ее помолвка с герцогом Орлеанским.

– Леди Солсбери, если брак моих родителей будет аннулирован, означает ли это, что меня признают бастардом? – спросила Мария.

Как ей уже было известно, бастардом считался ребенок, рожденный у родителей, не состоящих в законном браке, что являлось страшным позором, поскольку такой ребенок был плодом греховной связи и не имел права наследования.

Присев рядом с Марией на скамью, леди Солсбери поспешила успокоить воспитанницу:

– Это крайне маловероятно. Если ваши родители поженились по доброй воле, не подозревая о наличии препятствий для их союза, вы считаетесь законнорожденной. А поженились они добровольно, можете в этом не сомневаться. Папа Юлий дал им разрешение на брак.

Мария облегченно вздохнула, но тут ее пронзила новая мысль.

– Итак, мой отец считает, что папа Юлий не имел права давать им разрешение на брак. Но если папа римский – наместник Бога на земле, значит он не может ошибаться.

На что леди Солсбери, замявшись, ответила:

– На самом деле король поставил под сомнение авторитет папы римского. Полагаю, это одна из причин, почему папа Климент не желает отменять решение папы Юлия. Многих людей волнует, как Великое дело скажется на Церкви, особенно сейчас, когда мерзкая ересь Мартина Лютера получает широкое распространение.

Мария много слышала о Мартине Лютере, причем ничего хорошего. Доктор Фетерстон рассказал ей о бывшем немецком монахе, считавшем, что у папы слишком много власти, что Церковь коррумпирована и продажна и спасение души можно обрести исключительно верой, а не благими делами. Но что хуже всего, Лютер отвергал большинство из семи таинств. Тем не менее у Лютера с его ересью появилось множество последователей, и даже в Англии, которых называли протестантами. Протестанты были мерзкими еретиками, заражавшими верующих своими неортодоксальными, ошибочными взглядами.

Леди Солсбери понизила голос:

– Говорят, Анна Болейн и вся ее семья – лютеране.

После слов воспитательницы Мария еще больше укрепилась в своей неприязни к Анне Болейн.

– Это меня совершенно не удивляет! Нам остается только молиться, чтобы она не заразила отца своей ересью. Анну Болейн следует сжечь на костре, но она, естественно, выйдет сухой из воды. Она делает все, чего ее левая нога захочет, а отец ей потакает!

Леди Солсбери бросила на Марию сочувственный взгляд:

– Помолимся, чтобы она увидела ошибочность выбранного ею пути. Дитя мое, вам не стоит расстраиваться из-за Анны Болейн. Помяните мое слово, король очень скоро отошлет ее прочь.

– Ох, скорей бы! Я с нетерпением жду этого дня, – выдохнула Мария.

* * *

И вот одним теплым, душным июльским днем, когда леди Солсбери пришла на ужин, по скорбному выражению ее лица Мария сразу поняла, что нужно готовиться к худшему.

– Значит, суд вынес решение в пользу отца? – Сердце девушки тревожно забилось.

– Нет, мое дорогое дитя. Учитывая обращение вашей матери, дело передали для окончательного решения в Рим.

– Что означает очередную задержку! – Марии было страшно подумать о бесконечной агонии ожидания. – Почему они не способны принять решение прямо сейчас?

– Потому что, Мария, это не просто вопрос Священного Писания или авторитета папы. Вы не должны забывать, что его святейшество опасается оскорбить как императора, так и короля.

– Но своими проволочками он определенно оскорбляет обоих!

– Полагаю, императора он боится гораздо больше. Уж я-то знаю. Не пристало папе, который является наместником Бога на земле, руководствоваться политическими соображениями. Но он такой же правитель, как и другие, и, похоже, очень робкий человек.

– Мне кажется, он компрометирует Церковь именно тогда, когда она больше всего нуждается в защите, – с горечью заметила Мария. – Мой отец считается защитником Церкви. Он даже написал книгу с осуждением ереси Лютера. Но теперь он, похоже, жаждет подорвать основы всего того, что всегда отстаивал.

Леди Солсбери печально покачала головой:

– Ваша мать пишет, что король сердится. И его гнев обрушился на кардинала Уолси.

– Отлично! Кардинал стал врагом моей матери, а значит, и моим тоже. А ведь он, по идее, мой крестный отец!

– Возможно, настанет время, когда нам придется его пожалеть. При всех совершенных им ошибках, он, не жалея себя, верно служил королю. Я давно подозревала, что у него не лежит душа к этому Великому делу, особенно после того, как он понял, что ваш отец собирается жениться на Анне Болейн. Она ненавидит кардинала и, на мой взгляд, не упустит возможности сбить с него спесь.

Мария задумалась над словами воспитательницы:

– Итак, вы считаете, он занимался аннулированием брака короля, потому что у него не было иного выхода?

– Считаю. Что бы там ни думала ваша матушка, по-моему, он втайне на ее стороне.

* * *

Леди Солсбери оказалась права. Леди Эксетер написала, что, когда король немного остыл, он ясно дал понять, что собирается простить Уолси, однако в их отношения вмешалась Анна Болейн, которая сделала все, чтобы помешать примирению. Кардинал попал в опалу и теперь направляется в Йорк, где должен окормлять свою паству в качестве архиепископа.

– Для него это будет полезной переменой, – саркастически заметил доктор Фетерстон, упаковывая книжки в преддверии долгожданного возвращения Марии ко двору. – Ему давно пора вспомнить о своем духовном долге.

Из всего сказанного Мария сделала вывод, что кардинал уехал охотно, учитывая неприязненное отношение к нему Анны Болейн, и теперь его наверняка оставят в покое.

Мария всей душой стремилась снова оказаться рядом с матерью, но вместе с тем немного страшилась возвращения, не желая видеть, как выставляет себя напоказ Анна Болейн. Однако, оказавшись в Гринвиче и упав в объятия королевы, Мария поняла, что именно здесь ее место.

Король был достаточно нежен с ней, и она возблагодарила Господа, что не стала ссориться с отцом или критиковать его. Она хотела, чтобы все в ее мире было идеально, совсем как тогда, когда родители еще любили друг друга. Сейчас они усиленно изображали полное единение, исключительно ради дочери. Никому из них, похоже, не хотелось говорить о Великом деле. И Мария почти поверила в возвращение нормального порядка вещей.

Но потом она увидела Анну Болейн, разодетую, как королева, в окружении лебезящих придворных. Пытаясь подавить холодную ярость, Мария демонстративно игнорировала Анну, ну а та словно не замечала принцессу, которая, в свою очередь, старалась не обращать внимания на то, что отец ловит каждое слово любовницы и смотрит на нее с вожделением. И хотя все это вызывало тошноту, Мария пыталась внушить себе, что для нее Ведьмы, как она теперь мысленно называла Анну, просто-напросто не существует.

* * *

Император направил в Англию нового посла.

– Его зовут мессир Шапюи, и он утверждает, что получил инструкции отстаивать наши интересы, – сказала Марии мать. – Он адвокат из Савойи и великий ученый. Я чувствую, он станет нам настоящим другом.

Когда Шапюи явился засвидетельствовать свое почтение, королева настояла на том, чтобы Мария присутствовала при встрече. С величайшей учтивостью поцеловав ее руку, посол произнес:

– Миледи принцесса, для меня большая честь встретиться с вами. – У Шапюи было чувственное лицо и добрые глаза. Он, конечно, был уже не слишком молод (лет сорока, по прикидкам Марии), но отличался очарованием и крайней любезностью. – Весь христианский мир наслышан о непоколебимости, благочестии, добродетельности и высокой образованности вашего высочества. И насколько мне известно, подданные вашего отца вас боготворят.

– Благодарю, милорд посол, – зардевшись, ответила Мария.

Шапюи с сочувствием посмотрел на нее:

– Я слышал, ваше высочество и королева, ваша мать, переживают нелегкие времена, однако хочу вас заверить, что сделаю все, разумеется в пределах своих скромных возможностей, чтобы помочь вам обеим.

– Премного благодарна, мессир, – с теплотой в голосе отозвалась Мария. – Каждый, кто поддерживает мою мать, является мне другом. Я никогда не признаю другой королевы, кроме нее.

– Смелые слова, миледи принцесса, – похвалил ее посол.

– Вы должны знать, что за мессиром Шапюи следят, – сказала Екатерина. – Он не может навещать меня так свободно, как ему хотелось бы. Увы, король опасается, что я стану подстрекать мессира Шапюи, чтобы тот уговорил императора начать войну. Но я никогда так не поступлю!

Мария была ошарашена. Так вот, значит, до чего все дошло! Кто-то лил яд в уши отца, и она точно знала, кто именно.

– Однако я сделаю все возможное, чтобы доставлять сообщения вашему величеству, – заверил королеву Шапюи.

Когда посол ушел, у Марии сразу отлегло от сердца. Наконец-то рядом с ней появился стойкий и надежный человек, способный отстаивать их с матерью интересы. Император сделал правильный выбор. Итак, они нашли своего защитника.

* * *

Был сочельник. Мария вместе с родителями смотрела, как святочное бревно вносят в главный зал и кладут в очаг, чтобы сжечь за время празднований. Вокруг царило веселье, однако отец был явно не в духе. Анна Болейн уехала на Рождество домой, а папа римский продолжал отмалчиваться.

Мария заметила среди придворных Шапюи. Отвесив легкий поклон, он улыбнулся ей. Во время их редких встреч у нее сразу возникало ощущение защищенности, и теперь она постоянно выискивала посла в толпе придворных.

Внезапно Шапюи возник рядом с ней.

– Позвольте мне стать вашим слугой, – сказал он, протягивая ей блюдо с леденцами. – Сейчас Рождество, и ваше высочество должны веселиться!

Да, в Рождество все переворачивалось с ног на голову: слуги становились хозяевами, правила нарушались, и даже отец вынужден был подчиняться указам Князя беспорядка. Возможно, ей даже разрешат потанцевать с мессиром Шапюи. Вот было бы здорово! Мария с улыбкой взяла леденец.

Но мечты не всегда сбываются. Когда начались танцы, некоторые дамы смело приглашали тех кавалеров, которые им нравились. Марии ужасно хотелось пригласить Шапюи, но, опасаясь показаться дерзкой и тем самым вызвать неудовольствие отца, она осталась сидеть рядом с королевой, несмотря на то что ноги сами просились в пляс.

Глава 5

1530 год

И вот снова наступила весна. Мария, находившаяся в Бьюли в Эссексе, в одном из самых роскошных отцовских поместий, готовилась к возвращению ко двору. Дворец Бьюли, с эркерными окнами, богато украшенными королевскими покоями и восемью внутренними дворами, был действительно очень красивым. И хотя Марии здесь нравилось, она тяжело переживала разлуку с матерью. Как говорили злые языки, король специально отослал дочь подальше, чтобы наказать королеву за нежелание исполнить его волю. Очевидно, эти сплетни дошли до короля, и он, опасаясь кривотолков, отправил Марию к королеве в Виндзор, а сам, особо не скрываясь, уехал с Анной Болейн на охоту. Королева безмерно радовалась воссоединению с дочерью.

– Мое дорогое дитя! – воскликнула она. – Позвольте мне на вас посмотреть. Вы так быстро растете. Вы так сильно изменились, что вас трудно узнать.

И это было чистой правдой. Марии уже исполнилось четырнадцать. Она по-прежнему оставалась миниатюрной, однако тело ее начало приобретать приятные округлости. Тем не менее постоянное нервное напряжение и переживания насчет туманного будущего оставили свой след: Мария при всей своей миловидности утратила детское очарование и непосредственность.

Мать и дочь провели целый день в королевских покоях в Верхнем дворе, обмениваясь последними новостями. Королеву интересовала учеба дочери, жизнь в Бьюли, а также то, достаточно ли она благочестива. Однако Марии хотелось поговорить о более важных вещах.

– Моя дорогая матушка, я очень переживала за вас, – сказала она, когда они сидели за шитьем вместе с фрейлинами.

– Вам нет нужды за меня волноваться, – отрезала мать. – У меня все прекрасно.

– Но как же так? Ведь его милость мой отец не оставляет попыток от вас отделаться! – выпалила Мария.

– Мы ждем, когда папа вынесет решение насчет нашего брака, – кротко ответила королева. – Надеюсь, это произойдет в ближайшее время. Вам не о чем беспокоиться. Мы с вашим отцом по-прежнему добрые друзья.

– Но он постоянно с леди Анной. – Мария была на грани слез. – Поверить не могу, что он привез сюда Ведьму.

– Не стоит так сильно расстраиваться. Очень скоро его святейшество скажет свое веское слово, и тогда его милость вернется ко мне, а леди Анну отошлет прочь, – успокоила королева дочь, но, увидев сомнение на ее лице, неохотно продолжила: – Он женится на ней лишь в том случае, если получит запрет вернуться ко мне, чего он, собственно, и добивается. Однако король не осознает, что будет полезнее для его душевного здоровья и нашего королевства. И поскольку наш брак, скорее всего, не аннулируют, не стоит так изводиться. А теперь мне хотелось бы послушать вашу игру на вёрджинеле.

Мария прикусила язык. Со стороны матери было колоссальной глупостью в это верить. Но, верная своему дочернему долгу, Мария промолчала.

Когда она играла матери на лютне, появился отец. Мария встала, почтительно присев в реверансе, а затем опустилась на колени в ожидании его благословения. Король сжал ее в объятиях.

– Как поживает мое дорогое дитя? – спросил он, целуя дочь.

– Хорошо, сир. Надеюсь, ваша милость тоже.

– Ваша игра была превосходной. Я все слышал, когда подходил к дверям, – похвалил он Марию и, сев рядом с королевой, спросил: – Мария, а как ваши успехи в учебе?

То была приятная интерлюдия, совсем как в старые добрые времена. Отец провел с семьей целый час и, казалось, выглядел вполне веселым. Когда в июле Мария переехала в Хансдон, король навестил ее, и они отобедали вдвоем в ее частных покоях.

Сразу после десерта – фрукты и цукаты – король отослал слуг.

– Дочь моя, я сожалею, что в последнее время слишком редко вас видел, – произнес он. – Что меня немало печалит. Не хочу, чтобы между нами пробежала черная кошка.

– Сир, я всегда любила и почитала вас как отца и всегда буду любить, – осторожно сказала Мария.

– И все же, боюсь, кое-кто уже заразил вас своим упрямством. – В голосе короля послышались стальные нотки, а выражение лица стало жестким. – Вы наверняка в курсе Великого дела, омрачающего нашу жизнь. Итак, многие ученые мужи заверили меня в сомнительной законности моего брака с ее милостью вашей матерью. И они постоянно уговаривали меня решить данный вопрос в судебном порядке. Что бы ни твердили вам остальные, вы должны понимать, что я с тяжелым сердцем затеял весь этот процесс, но мое дело правое. Я не могу допустить, чтобы люди говорили, будто мы с вашей матерью двадцать с лишним лет жили в грехе.

Мария не знала, что сказать. Она молча сидела, не в силах доесть лежавшие у нее на тарелке вишни. Ей хотелось провалиться сквозь землю.

– Дочь моя, вы как-то странно притихли. Разве у вас нет своего мнения по этому поводу?

– Увы, сир, я в этом не разбираюсь. Даже не знаю, что и сказать. А поскольку дело касается меня напрямую, я не способна посмотреть на все беспристрастно, – пролепетала Мария и, набравшись мужества, продолжила: – Однако я слышала разные мнения относительно вашего Великого дела… Отец, зачем вы так с нами поступаете?

– Похоже, вы унаследовали упрямство вашей матери! – вспылил король. – Она отказывается признавать, что Господь наказывает нас за сей грешный союз. Все ваши братья умерли вскоре после рождения. Она родила мне восемь детей, но из них выжили лишь вы. Мария, неужели вы не видите в этом руку Господа? Неужели не чувствуете Его неудовольствия? Я не хочу жить в грехе! И вы должны это понимать!

Мария расплакалась не в силах сдерживать эмоции.

– Но при чем здесь леди Анна Болейн? Как вы могли променять на нее такую великую государыню, как моя мать? Анна Болейн недостойна короны!

– Довольно! – побагровев от ярости, рявкнул отец. – Вы не смеете говорить о ней столь неуважительно!

– Она вообще не проявляет ко мне уважения! – воскликнула Мария. – Я ваша наследница! Боюсь, она вынудит вас оставить и меня тоже, лишив меня права первородства.

Голос короля стал ледяным:

– Я вижу, ваша мать не сумела привить вам понятия долга перед отцом. И вина отчасти лежит на леди Солсбери. Вся ее семейка не скрывает своих взглядов на мое Великое дело. И это после всего, что я для них сделал! Придержите язык, дочь моя, и постарайтесь пересмотреть свои взгляды, а иначе я позабочусь о том, чтобы избавить вас от тлетворного влияния кое-кого из вашего окружения.

Король порывисто вскочил и вышел из комнаты, едва не опрокинув стул и оставив Марию в расстроенных чувствах. Ей не верилось, что отец способен разлучить ее с матерью и дорогой леди Солсбери. Наверняка это пустые запугивания. Но что делать, если отец действительно осуществит угрозу? Марии была ненавистна сама эта мысль. Теперь она жалела, горько жалела, что вовремя не придержала язык.

Она рассказала об этом леди Солсбери, которая слегка встревожилась, но согласилась с тем, что в отце говорили гнев и разочарование. Затем Мария написала матери. Та посоветовала ей набраться терпения и проявить себя почтительной, послушной дочерью, хотя и пожурила за то, что та слишком смело говорила с отцом и сувереном. А потом Мария считала дни и недели, молясь, чтобы ее вызвали в суд по делу родителей.