(Не) чистая сила

Надев подвеску и спрятав камни под тканью футболки, выглядываю в коридор. С кухни доносятся звуки скандала. Очередного, ежегодно-традиционного. Отец как обычно собирается на вахту, мать истерит, что он оставляет семью в Новогоднюю ночь без главы, и что это вообще за семья, которая не может собраться в такой важный праздник хотя бы раз. В общем, ничего нового. И финал – предсказуем до невозможности: папа уедет тридцатого, громко хлопнув дверью напоследок, мать тем же вечером уйдёт в загул, тридцать первого не выйдет на работу, мне будет с самого утра названивать Анфиса с угрозами и ругательствами, достойными опытного сапожника. Вот такой замечательный праздник! Ночью я уйду гулять на заброшку с музыкой в ухе, туда, где о людях напоминают только разрывающиеся в небе салюты, моя фантазия подкинет новые идеи для путешествий Павлика, которые я тут же запишу на диктофон, а потом уставшая, замёрзшая приду домой и отрублюсь, едва коснувшись головой подушки. Такой план.

Однако, в этом году его придётся слегка подкорректировать. Необходимость непременно встретить Новый год в компании сестрёнки вызывает приступ тошноты. Рая уже прислала сообщение с возможными местами празднования, которое я намеренно оставила без ответа. Потому что я отчётливо понимаю: где Рая, там и Влад.

Влад… Та поездка на кладбище вывернула на изнанку мою душу. Разодрала на мелкие ошмётки всю мою уверенность в правильности выбранного пути. Я ночь не спала, казалось, что он всё ещё обнимает меня, его тёплое дыхание у виска ощущалось так реально, будто он был тут – в моей комнате. И избавиться от этих навязчивых, почти осязаемых образов никак не получалось.

Почему он? Тот, кто встречается с моей сестрой. Кто учится со мной на одном потоке и живёт в соседнем доме. Кого я не умею избегать, как бы не играла в эту игру… не выходит.

Но теперь мне придётся идти к ним, на долбанную вечеринку, в пьяную толпу, чтобы услышать бой курантов в компании счастливой влюблённой парочки, в очередной раз отравиться их чувствами друг к другу, разбиться на осколки, уйти тихонько собирать себя и клеить, клеить, клеить бесконечно, бессмысленно.

Почему, чем сильнее я пытаюсь отдалиться от него, тем больше он приближается? Вторгается в личное пространство, нагло двигает так тщательно выстроенные границы, рушит казавшиеся крепкими стены, укрывавшие моё хрупкое Я. Зачем я ему? У него же есть Рая! И зачем мне эта новая боль?

Стены дома всё больше содрогаются от криков матери. Терпению отца можно позавидовать: целый час слушать истеричные вопли сумасшедшей, не принимающей в счёт никакие аргументы, и самому не тронуться умом – это надо суметь. Он не сказал ей ни одного грубого слова, методично повторяя одно и то же: у меня работа. Но это не помогло.

Находиться дальше в этом маленьком апокалипсисе нет никакого желания, пытаться успокоить разбушевавшуюся фурию – тем более, и я быстро хватаю наушники, телефон и выбегаю в коридор.

– Ада! Куда опять на ночь глядя? – выкрикивает мать с кухни, заметив меня.

В её глазах едва не сверкают молнии, а сдвинутые брови делают все морщинки на лице ещё более глубокими. Она сейчас похожа на злую ведьму из сказки, а не на несчастную женщину, которую оставляют в одиночестве на предстоящие праздники.

– Темнота за окном не означает, что время позднее, – парирую я, обувая ботинки.

– Давайте, все меня одну оставьте! Давайте! Один за тридевять земель уезжает, вторая вечно из дома убегает! Мать никому не нужна, да? Я пустое место для вас, да? Или кто? – почти визжит эта ненормальная.

– Может хватит? Дочь хоть не трогай! – рявкает отец.

– Да кто вас трогает? Никто! Вы только и умеете… – Женский голос обрывается хлопком закрывшейся двери, и я на секунду зажмуриваюсь.

Если в этом мире и есть что-то постоянное – то это недовольство матери. Вечное. По любому поводу. Но только тогда, когда она не в запое.

Как только оказываюсь на улице, мороз начинает пощипывать кожу на щеках, напоминая о том, какой суровой может быть сибирская зима. Сегодня холодно. Холоднее, чем я ожидала, и потому оделась не слишком удачно. Хоть бы шарф повязала.

Поднимаю взгляд к окнам квартиры – нет, туда я точно не вернусь. Уж лучше замёрзнуть. Надеюсь, когда приду, дама будет царить тишина, мать – охрипнет, а отец, уставший от её поросячьего визга, ляжет спать, вставив беруши.

Наушник – в ухо, вмиг заледеневшие пальцы еле-еле выбирают в списке нужную мелодию, и в голове эхом взрываются басы, разрезаемые нежным, но мощным женским вокалом. Я отключаю всё, что было до этой секунды и просто бреду по городу, съёжившись от мороза, пряча руки в карманы и пытаясь подпевать.

Городские улицы светятся огоньками гирлянд, яркие вывески небольших магазинчиков призывно мигают, заманивая потенциальных покупателей в свои сети. Позади целый квартал, с момента выхода из дома прошло всего минут сорок, а у меня уже начинают стучать зубы.

Проверив баланс карты, захожу в первый попавшийся магазин одежды, и к собственной радости вижу в нём на манекене широкий, вязаный, сиреневый шарф с чёрными полосками. Стоит он прилично, но у меня нет выхода. Или я потрачу на это чудо последние деньги, или окоченею под крыльцом какой-нибудь не самой популярной парикмахерской. Делаю глубокий вдох, нагло раздеваю ни в чём не повинный манекен и уверенно иду на кассу…

Обмотав обновку несколькими слоями вокруг шеи, ощущаю, как по телу разливается долгожданное тепло, мороз уже не так лютует, а потому, можно смело идти к заброшенной стройке. Путь не близкий, но теперь хотя бы не страшно не вернуться.

Вдруг на полном ходу врезаюсь в спину резко остановившегося прохожего, и наушник улетает прямиком в сугроб. Вот чёрт! Только не это! Только не сейчас!

Ругаться, догонять и мстить нет ни сил, ни желания. Я падаю на колени и начинаю рыть снег голыми руками, постанывая от отчаяния. Найти белый наушник в белом сугробе – задача не из лёгких, если вообще выполнимая.

– Вам помочь? Вы что-то потеряли? – Слышу рядом мелодичный женский голос, поднимаю голову и меня накрывает приступ дикой тошноты.

Девушка с длинными каштановыми волосами, выбивающимися из-под серой вязаной шапки, в чёрной коротенькой норковой шубке участливо смотрит мне в глаза, а меня так скручивает, что кажется, я вот-вот потеряю сознание. Никогда такого не испытывала: внутри болезненная пульсация, отдающая ударами в голову, сжимающая пустой желудок, сдавливающая лёгкие до невозможности сделать нормальный вдох. Я будто застряла в параллельной реальности, где тело отделено от сознания, притом тело невыносимо страдает, а сознание не может даже предположить, в чём причина.

– С вами всё хорошо? – Девушка протягивает мне руку, и я рефлекторно дёргаюсь в сторону. От неё исходят такие волны опасности, что хочется бежать без оглядки, а я не могу даже пошевелиться.

– Всё в порядке… – собрав последние силы, выдавливаю из себя.

– Давайте помогу.

– Не нужно. – Сердце делает ощутимый удар, и я подскакиваю на ноги, забыв о потерянном наушнике, и несусь прочь от странной незнакомки, даже не поблагодарив за беспокойство.

С каждым шагом дышать становится легче, тошнота отступает, а в голове – проясняется. Я останавливаюсь, но оглянуться не решаюсь. Вдохи и выдохи становятся ровными, глубокими, пульс возвращается к привычному ритму. Всё. Слава Голливуду, отпустило.

Что это было вообще? Кто она такая? Это из-за неё меня так скрутило? Рой вопросов крутится в голове, противно жужжа, но где искать ответы пока совершенно не ясно. А искать придётся…

До заброшки добираюсь практически в полной тишине под привычные и уже неразличимые городские шумы. Плохо приколоченная доска в заборе глубоко утонула в снегу, и мне приходится расчищать вход на стройку ботинками и замёрзшими пальцами. Внутри всё укрыто пушистым снежным покрывалом, переливающимся в свете большого фонаря у соседнего здания, нет ни тропинок, ни дорог. Нога человека сюда давно не ступала, и именно это мне и нужно.

Осматриваю окрестности, кутаясь в новенький шарф, и в голову приходит странная мысль…

Некоторое время спустя передо мной стоит кривенький-косенький снеговик с веточками вместо рук, глаз и носа. Он грустно смотрит на меня, будто понимает, какая участь его ждёт. Не самая завидная, надо сказать. Рот ему рисовать не стала специально. Потому что говорить буду я!

– Может теперь расскажешь, что тебе от меня нужно? – Хлопаю ладонью по круглой холодной голове. – Молчишь? Я так и думала! Нечего сказать! Ты хоть понимаешь, как я устала? Вот зачем я тебе? У тебя есть Рая, у вас с ней любовь. Так зачем ты меня мучаешь? Снишься, странно смотришь, преследуешь, прикасаешься. Зачем? Вряд ли ты во мне увидел что-то, чего тебе не может дать Рая. Но ты продолжаешь вторгаться в мою жизнь без разрешения! Снова и снова! Будто мёдом намазано. Внушение и то не помогло… Вот что мне с тобой делать? А, Влад?

Снежному Владу можно без опаски рассказать самое сокровенное, и я несу абсолютнейший бред, выворачивая перед ним душу. Хорошо, что он выслушает и не ответит. Не возразит. Не осудит. Не пожалеет. Я продолжаю говорить о своих рассказах, о нашем общем прошлом с Раей, даже о пьянстве матери и даре. Между нами нет запретных тем, и не может быть никаких тайн. Этот Влад – идеальный собеседник.

Телефон в кармане любимой песней напоминает, что пора возвращаться домой. Хорошо, что поставила напоминание. Потому что совершенно потеряла здесь счёт времени. С моим снежным Владом… Я смотрю на него, и сердце сжимается от жалости: как он останется тут совсем один, ещё и на таком морозе? Решение созревает молниеносно, и я, сняв с шеи полосатый шарф, без сожаления наматываю его на снежное подобие шеи. Так-то лучше.

– До встречи, дружок, – не удержавшись, целую ледяную щеку, и грустно улыбнувшись на прощанье, скрываюсь за старой доской.

***

Подойдя к дому замечаю: в окнах нашей квартиры уже не горит свет, и это меня несказанно радует. Значит, родителям наконец надоело ссориться, и они пришли хоть к какому-нибудь, пусть и очень временному, но миру. Однако, радость длится недолго. Словно в замедленной съёмке вижу, как к дому напротив подъезжает знакомый белый Мерседес, и из него, сияя от счастья, выходит Рая. Можно смело вырубать все фонари в микрорайоне – сестрёнка сможет с лёгкостью их заменить. Спасибо машину нимбом не поцарапала!

Мне дико хочется стереть это приторно-довольное выражение с её миленького личика, но я не нахожу в себе сил даже отвернуться. Стою и пялюсь, как последняя мазохистка. Сердце наполняет тупая боль, чувствую, как в увлажнившихся глазах блестят слезинки, мгновенно остывающие на морозе, и накатившая приливом безысходность, беспомощность перед сложившейся ситуацией сносит одним махом хрупкую опору, что я опрометчиво построила там – на заброшке. Вот она – правда, настоящая, без прикрас. И я в ней лишняя.

В который раз отругав себя за неуместную слабость, шагаю в сторону подъезда и застываю, так и не дойдя. Ну уж нет! Так не пойдёт! Хватит думать о несбыточном, хватить отравлять саму себя глупыми чувствами. Он этого не заслуживает. Пусть радуется выходкам святой Раисы! Пусть! Мне нет до них дела!

Визг тормозов заставляет вздрогнуть, но я не оборачиваюсь. Я знаю, чья машина остановилась в паре метров от меня. Сердце начинает биться быстрее, и через секунду передо мной возникает широкоплечая фигура Влада, преградив путь к дому. Я поднимаю глаза и замираю. Из недр души раскалённой магмой просачивается непримиримая обида. На него, на сестру, на весь мир – чёрствый, несправедливый и до жути чужой.

– Привет, – растерянно улыбаясь, говорит он.

– Отойди! – злобно шиплю я и пытаюсь его обойти, но он не позволяет.

– Не убегай. Пожалуйста. Я хочу поговорить.

– Не о чем говорить! Уйди с дороги! – Внутри меня всё бурлит, норовя залить ядом дорожку перед подъездом.

– Ада, давай поговорим! Прошу!

В голосе Влада мелькает что-то, заставляющее сердце жалостливо сжаться, но я делаю уверенный шаг в сторону.

– Проваливай!

Отталкиваю его, резво добегаю до подъезда, ощущая, как горит кожа от переполняющих эмоций. В ушах так шумит, что кажется, этот невыносимый гул вот-вот разбудит всю многоэтажку. Уже почти захлопываю дверь перед самым носом Влада, как он хватает меня за руку, и мы оба оказываемся в подъезде.

Близко. Он невыносимо близко. Настолько, что ядовитая злость внутри меня беспомощно скукоживается. Он прожигает меня потемневшим взором, одурманивает, гипнотизирует, наполняет легкие своим неповторимым запахом, от которого кружится голова, я чувствую его тёплое дыхание у самой щеки, а запястье яростно пылает огнём там, где касаются его пальцы.

– Я устал. Не могу больше так! – шепчет Влад, блуждая взглядом по моему лицу. – Как только вижу тебя, теряю рассудок. Я будто себе не принадлежу. С ума схожу и не понимаю, что происходит.

От его слов по телу прокатывается горячая волна, и сердце стрелой улетает в тёмную бесконечность. Во рту пересыхает. Всё вокруг плывёт и плавится, обволакивая ускользающее сознание невыносимым жаром. Да что что со мной такое?

На миг опускаю веки, чувствуя, как он смотрит. Так смотрит, что у меня коленки дрожат. Никто не умеет на меня смотреть, как он.

Остатки злости, с примесью колючей ревности, всё же пробиваются наружу и выталкивают меня из его плена. Рая! Он с Раей! Только что был с ней!

Я вырываюсь из некрепкого захвата и бегу вверх по лестнице, не оглядываясь. Да как он смеет! Ей он то же самое говорил? Каких-то пять минут назад! Память тут же услужливо подкидывает картинку их страстного поцелуя на той вечеринке, и в глазах темнеет. Ненавижу! Ненавижу его!

– Ада, постой! – Влад в два шага преодолевает лестничный пролёт, хватает меня за руку и прижимает к стене. – Не беги от меня.

Я замираю. Сердце в груди колотится, как ненормальное. Внутри всё разрывается от противоречивых эмоций, кровь кипит, превращая вены в раскалённые ручьи. Влад упирается своим лбом в мой, тяжело дышит, его жадный взгляд скользит по моим губам, оживляя огненных бабочек в животе, и спустя секунду он набрасывается на мои губы, остервенело, яростно, как голодный зверь, сминая их, подчиняя напористым движениям. Моё тело пронзает сладкой судорогой, я задыхаюсь, пытаясь несмело отвечать. Сдавленный стон Влада обжигает рот, и я окончательно теряю рассудок. Его губы мягкие, тёплые, но настойчивые, умелые. Они созданы для того, чтобы он меня целовал. И только меня! Это что-то запредельное, невыносимо сладкое, убивающее своей нежной остротой. Я не хочу, чтобы оно прекращалось. Не хочу, чтобы он останавливался. Мне так хорошо, что сердце заходится от восторга.

– Ада, – шепчет Влад мне в губы, прерывисто дыша, – ты с ума меня сводишь. – И снова целует порочно, несдержанно, откровенно, разметая по углам последние крупицы разума.

«Раю он так же целовал там – в коридоре» – внезапно пронзает затуманенный мозг горькая мысль. Острая, безжалостная. Звонкой пощёчиной возвращающая меня с небес на землю. Взор затягивает чёрной пеленой, поглотившей вмиг всё, о чём я и мечтать боялась. Воздушный замок рушится прямо на глазах, превращаясь в пыль. Что я творю? Что? Это же не моя сказка… не мой принц… Это же всё не моё… не моё… не моё…

Теряясь в полумраке подъезда, едва дыша, и с трудом удерживая себя на ногах, всё же собираю остатки воли, отталкиваю Влада, и смерив его взглядом, полным бесконечной обиды и боли, шепчу сквозь зубы:

– Убирайся! И не приближайся ко мне больше! Видеть тебя не хочу! Никогда, слышишь?