
Полная версия
Криминологическая кибербезопасность. Теоретические, правовые и технологические основы
10. Оптимизация превентивного по отношению к традиционной и киберпреступности криминологического потенциала требует специального анализа фундаментальных просчетов, допущенных государством в рамках уголовной политики. Причина неверной оценки правоприменителями перспектив преступности будущего, ее истинных масштабов и неизбежных последствий заключается в игнорировании криминологических и информационно-технологических факторов, содержащихся в открытых данных ресурса Kaspersky Security Network (KSN) «Лаборатории Касперского», сбор и анализ которых осуществляется с начала 1990-х гг. Подобное запаздывание в принятии концептуальных юридических и технологических решений привело к тому, что существующий сегодня традиционный антикриминальный правоохранительный ресурс оказывается неспособным адекватно и оптимально реагировать на преступные инновационные информационно-коммуникационные угрозы. Отсюда правоохранительное по своей сути, однако далекое от государственных правовых гарантий обеспечение защиты от многих киберпреступлений постепенно переходит в компетенцию негосударственных структур безопасности, чем существенно снижает авторитет государства и его правоохранительной системы, что выступает самостоятельным криминогенным источником развития инновационной преступности.
11. Наряду с явными государственными просчетами в оценке нарастающей киберпреступности и отсутствием адекватной ей и оптимальной по своим ресурсам системы криминологической кибербезопасности, причиной эскалации преступности в сфере информационно-коммуникационных технологий выступает связанное, прежде всего, с издержками семейной социализации реальное и виртуальное формирование родителей «нового» типа. Основу их психологической ориентации составляет восприятие мира через сетевую социализацию, в которой преобладает отстраненность от предписанной им традиционной социально-позитивной роли, связанная с перманентным погружением в интернет-пространство. Кроме того, непосредственными субъективными причинами формирования личности киберпреступника выступают: укрепление феномена виртуальной личности как особой формы идентичности, формируемой в киберпространстве, а также рисков, связанных с утерей идентичности; вовлеченность в сетевые компьютерные игры; причинная связь между стадиями утери идентичности, ухода в «иномирие» и окончательного формирования интернет-аддикции как формы девиантного поведения; анонимность как специфическое свойство личности киберпреступника; формирование личности киберпреступника во взаимосвязи с процессами киберпространственной социализации, развивающей и укрепляющей специфическую субкультуру киберпреступности.
12. Предметное познание сущности современных криминальных процессов актуализирует решение проблемы объективизации криминологически значимой информации. Оставаясь отчасти востребованными, традиционные криминологические методики познания преступности должны дополняться новыми информационно-технологическими способами изучения социальных процессов, сопровождающихся сверхинтенсивными информационными потоками. В связи с этим особое криминологическое значение приобретают инновационные специализированные ИТ-средства получения криминологически значимой инновационной информации. Их использование предопределяет проведение криминологического кибермониторинга реального и виртуального пространств, позволяет перерабатывать и извлекать с помощью технологий больших криминологических данных и искусственного интеллекта сведения о противоправных информационно-коммуникационных рисках и угрозах, чем создают информационную основу для адекватного специально-криминологического предупреждения инновационных преступлений, а также формируют внутри него инновационную концепцию индивидуально-профилактического воздействия на личность киберпреступника и одновременно виктимолого-профилактического влияния на потенциальную и реальную личность потерпевшего от киберпреступления, создают предпосылки успешного функционирования индивидуальной «цифровой диагностической карты», позволяющей получать и фиксировать персональные объективные криминологически значимые данные.
13. Транснациональный характер образуемого информационно-телекоммуникационными сетями феномена инновационной преступности, безусловно, требует совместного международного обеспечения безопасности интересов личности, общества, государства. Между тем применительно к российской действительности при рассмотрении проблемы обеспечения криминологической кибербезопасности в интересах государства, его жителей и различных социальных групп следует учитывать наличие явных противоречий с рядом зарубежных стран, интенсификацию попыток отделения России от международного информационного пространства. В таких условиях актуализируется потребность в формировании и развитии, прежде всего, суверенной российской системы криминологической кибербезопасности и при этом в построении отношений с международным сообществом на взаимовыгодных, справедливых условиях.
14. Обеспечение криминологической безопасности в сфере информационно-коммуникационных технологий предполагает интенсификацию использования в этой системе междисциплинарного правового ресурса, что предопределяет перспективу соответствующей трансформации и модернизации предметных антикриминальных (уголовно-правового, уголовно-процессуального, криминалистического, оперативно-разыскного, уголовно-исполнительного) нормативных правовых ресурсов, так или иначе связанных с предупреждением преступлений в сфере информационно-коммуникационных технологий. Тем самым актуализируется интеграция в процесс обеспечения криминологической кибербезопасности оптимизированного правоохранительного ресурса, сопровождаемого правовым, научно-практическим и технологическим потенциалами.
15. Формирование и развитие системы криминологической безопасности в сфере информационно-коммуникационных технологий актуализирует активное вовлечение в совместную с государством антикриминогенную деятельность негосударственных структур безопасности в рамках государственно-частного партнерства (ГЧП). Наряду с этим требует активизации и модернизации привлечение к обеспечению кибербезопасности общественного ресурса. Это может быть реализовано путем задействования общественного потенциала граждан – специалистов в области информационно-коммуникационных технологий, а также, к примеру, граждан – владельцев дронов в совместном с правоохранителями процессе охраны общественного порядка, в том числе с соответствующим материальным стимулированием такого общественно полезного участия в обеспечении общественной безопасности. В то же время собственно организация и реализация правоохранительного процесса, направленного на обеспечение криминологической кибербезопасности, должны оставаться исключительной прерогативой государственных органов. Роль частного, коммерческого и общественного киберресурсов должна носить вспомогательный характер, при этом государство должно предусматривать соответствующий механизм возмещения отдельным специалистам – частным лицам и сотрудникам бизнес-структур – издержек материального и морального плана, неизбежно возникающих в ходе антикриминогенной деятельности.
16. Самостоятельной обеспечивающей подсистемой формирования и развития системы криминологической безопасности в сфере информационно-коммуникационных технологий выступает образовательная подготовка специалистов для системы криминологической кибербезопасности. Существующие сегодня образовательные стандарты, ориентирующие коллективы, прежде всего, высших учебных заведений главным образом экономического и юридического направлений на подготовку своих выпускников, не отвечают современным информационно-технологическим потребностям в высококвалифицированных специалистах, способных обеспечивать безопасность в киберпространстве. До сих пор это необоснованно остается прерогативой исключительно образовательных учреждений технико-технологического профиля. Тогда как процесс подготовки новых (и переподготовки уже действующих) кадров должен быть максимально сориентирован на развитие информационно-коммуникационных компетенций в любом направлении образовательной практики и в особой степени связан с обеспечением безопасности в сфере информационно-коммуникационных технологий. Развитие междисциплинарных юридических, экономических и информационно-технологических потенциалов такой образовательной подготовки выступает залогом успешного формирования сегодня и перспективного развития в будущем эффективной системы криминологической безопасности в сфере информационно-коммуникационных технологий. Эти же междисциплинарные связи должны составлять основу разработки соответствующих комплексов программного обеспечения для системы криминологической безопасности в сфере информационно-коммуникационных технологий.
Перечисленные теоретико-методологические предпосылки формирования и развития системы криминологической кибербезопасности стали приоритетными ориентирами в подготовке содержательной части монографии.
Глава 1. Понятие, сущность, содержание криминологической кибербезопасности, базовые ресурсы ее обеспечения
§ 1. Правовые предпосылки формирования системы кибербезопасности
Современные криминологические идеи и теоретико-прикладные концепции обеспечения защиты личности, общества и государства от преступности в реальном и виртуальном пространствах
Воздействие на криминогенные явления и, как их следствие, уголовно наказуемые деяния лишь тогда обретет требуемую государством и обществом социально-правовую осмысленность и соответствующую ему результативность, когда оно будет осуществляться системно и комплексно, посредством адекватных по степени своего антикриминогенного потенциала и оптимальных по своим ресурсам криминологических, уголовно-правовых, уголовно-процессуальных, криминалистических, оперативно-разыскных и уголовно-исполнительных средств обеспечения социально-правовой защиты личности, общества, государства от преступности.
Современная цифровая эпоха добавляет к этому до недавнего времени исчерпывающему антикриминальному арсеналу собственные информационно-технологические условия и ресурсы, без которых традиционные средства предупреждения, раскрытия и расследования преступлений, а равно обращения с преступниками становятся малоперспективными. Потому в условиях беспрецедентного нарастания процессов цифровизации, стремительно поглощающих своим развитием привычные для человека типажи его повседневной деятельности, вполне понятной и обоснованной становится насущная потребность в адекватной современным цифровым угрозам социально-правовой защите существующих и будущих общественных отношений.
Исходя из этого, представляется, что в перспективе любое преступное деяние должно быть обречено на подверженность адекватной ему форме цифрового правоохранительного реагирования с момента обнаружения криминального деяния, его фиксации и вплоть до дня снятия или погашения судимости, то есть в течение всего времени, относимого к периоду реализации уголовного судопроизводства по поводу персонифицированного контроля над уголовной ответственностью, должно сопровождаться различными правоохранительными процедурами, что максимально приблизит данный процесс к актуальным цивилизационным стандартам и к приемлемому стандарту достижения социальной справедливости. Каждая стадия, через которую «пропускается» факт правонарушения, должна быть объективизирована путем цифровизации, то есть лишена субъективно-предвзятой интерпретации реально существующих юридических фактов и событий в чьих-либо корыстных или иных неправовых интересах.
По нашему мнению, необходимо создать в обществе ментальность нового порядка, когда каждый индивид будет стремиться к правопослушному поведению, по максимуму избегая нежелательного контакта с законом, поскольку будет осознавать, что каждый его негативный, социально-предосудительный шаг отслеживается и юридически должным образом оценивается. Именно так объективизируется провозглашенное некогда Ч. Беккариа в его труде «О преступлениях и наказаниях» (1764 г.) правовое средство удержания от совершения преступления, заключающееся «…не в жестокости наказаний, а в их неизбежности… Уверенность в неизбежности хотя бы и умеренного наказания произведет всегда большее впечатление, чем страх перед другим, более жестоким, но сопровождаемым надеждой на безнаказанность»[4].
Добиться этого возможно посредством реализации концепции «здорового» макиавеллизма[5], когда под страхом обнаружения и изобличения со стороны «всевидящего ока» – видеокамеры, оборудованной функцией искусственного интеллекта (ИИ), в полной мере будет реализовываться превентивный эффект. Такой вид психологического воздействия представляется совершенно необходимым, поскольку для подавляющего числа соотечественников именно страх изобличения при совершении преступления – самый действенный и эффективный способ на пути к правопослушному поведению, как настоящему, так и будущему.
Но недостаточно лишь рассчитывать на страх перед неизбежным наказанием. Ведь нельзя забывать, что существует извечное «высшее мерило» – социальная справедливость, к достижению которой должна стремиться всякая власть. Обеспечить пусть не идеальный, но все же достаточно высокий уровень справедливости при осуществлении следствия и правосудия посредством традиционного уголовного правоприменения явно не удается. Образно понимая знаменитое выражение Н. Геймана «куда бы ты ни поехал, ты берешь с собой себя»[6], мы приходим к выводу: нет и не может быть идеального, абсолютно справедливого следователя или судьи, лишенного всяческого пристрастия, ибо субъективизм – в самой природе человека.
Добиться достижения социальной справедливости «всегда и везде» посредством задействования исключительно человеческого ресурса не получается, а единственно возможно при разумном, взвешенном применении технологии искусственного интеллекта путем практически полного «выключения» субъективного начала и максимального задействования объективного, непредвзятого подхода к юридическим фактам.
Исходя из интересов общества, нуждающегося в объективном уголовном судопроизводстве, представляется насущно необходимым преследование такой цели, как формирование системы, не только самим своим существованием создающей ощущение страха перед неизбежным наказанием, но и способной на деле реализовать важнейшие в социальном плане принципы справедливости и неотвратимости наказания.
Добиться этого возможно лишь путем преуменьшения человеческого, субъективного фактора цифровыми средствами, максимально объективизирующими, отграничивающими сферу правоприменения от предвзятости, личных симпатий и антипатий, коррупционных проявлений.
Можно сказать, что обозначенная в качестве одного из двух объектов познания в рамках настоящего исследования теория криминологической безопасности лишь тогда обретет практическое воплощение и станет максимально эффективной, когда подвергнется инновационными цифровыми средствами процессу объективизации, охватит все стадии антикриминальной деятельности с момента установления криминогенных источников правонарушений, вместе с обнаружением самих фактов правонарушений и совершающих их правонарушителей, применения в отношении таковых мер уголовно-правового, уголовно-процессуального и уголовно-исполнительного воздействия вплоть до снятия (погашения) судимости. Вот тогда можно говорить о комплексе (системе) широчайших мер, способных обеспечить состояние защищенности личности, общества, государства от традиционной и киберпреступности. Таким образом, мы подводим к вопросу формирования и развития системы криминологической безопасности в сфере информационно-коммуникационных технологий (системы криминологической кибербезопасности), всестороннему рассмотрению различных аспектов которой посвящено настоящее исследование. И если будет отсутствовать какое-либо усиленное цифровизацией звено, то следует ожидать, что оно будет самым слабым, а, как известно, где тонко, там и рвется, то есть рассматриваемая система уже не будет позиционироваться в качестве по-настоящему цельного «цифрового щита», предназначение которого – охрана интересов значимых объектов.
Нельзя предупреждать преступность путем воздействия лишь на одну группу общественных отношений, игнорируя при этом остальные. Это означает, что возрастание эффективности уголовно-правовых инструментов с неизбежностью ставит вопрос о соразмерном, адекватном развитии и иных антикриминальных потенциалов. В криминологической безопасности как системе путем широких теоретических и методологических возможностей, имеющихся в арсенале криминологии, изучаются источники преступности и сами противоправные уголовно наказуемые деяния, в том числе и инновационные, в результате чего и должны предлагаться способы адекватного практического обеспечения состояния защищенности личности, общества, государства.
Основное социальное предназначение системы криминологической кибербезопасности заключается в антикриминогенном сопровождении общественных отношений, связанных:
а) с совершением как собственно специфических киберпреступлений, так и традиционных преступлений, совершаемых с использованием кибертехнологий;
б) антикриминальным правоохранительным использованием кибертехнологий в обнаружении, фиксации, раскрытии и расследовании преступлений, отправлении правосудия, контроле и мониторинге поведения лиц-девиантов и в целом в предупреждении традиционной и киберпреступности.
Возвращаясь к теоретическим истокам криминологической безопасности, необходимо прежде всего определиться со значением слова «безопасность». Энциклопедия Всероссийского научно-исследовательского института, специализирующегося на проблемах гражданской обороны и чрезвычайных ситуаций, указанное понятие раскрывает так: «Безопасность – состояние защищенности жизненно важных интересов личности, общества, государства от внутренних и внешних угроз либо способность предмета, явления или процесса сохраняться при разрушающих воздействиях»[7]. Приведенное понимание безопасности обусловлено объектами ее обеспечения, к которым традиционно относится триада интересов личности, общества и государства[8].
В указанной выше энциклопедии под личной безопасностью понимается «состояние защищенности человека от психологического, физического или иного насильственного посягательства», под общественной безопасностью – «способность социальных институтов общества обеспечить его устойчивое, независимое, свободное и самостоятельное развитие и реализацию выбранного пути», определяющаяся уровнем и состоянием общественных отношений, а под государственной безопасностью – «система общественных и государственных гарантий, защищающих основные ценности, духовные и материальные источники жизнедеятельности, гражданские права и свободы человека, суверенитет, территориальную целостность и независимость от внешних и внутренних угроз»[9].
Нормативное закрепление понятия «безопасность» было впервые установлено в России Законом «О безопасности», датируемым 1992 г.: «Безопасность – состояние защищенности жизненно важных интересов личности, общества и государства от внутренних и внешних угроз»[10].
Российское право содержит следующий весьма емкий термин, в полной мере охватывающий состояние защищенности вышеуказанных объектов в целом, а именно «национальная безопасность Российской Федерации», составными частями которой являются все виды безопасности, предусмотренные Конституцией Российской Федерации и законодательством Российской Федерации: государственная, общественная, информационная, экологическая, экономическая, транспортная, энергетическая безопасность, безопасность личности[11].
Достаточно схожим является термин «общественная безопасность», который содержится в п. 4 Концепции общественной безопасности в Российской Федерации и согласно которому под таковой «…понимается состояние защищенности человека и гражданина, материальных и духовных ценностей общества от преступных и иных противоправных посягательств, социальных и межнациональных конфликтов, а также от чрезвычайных ситуаций природного и техногенного характера»[12]. Учитывая, что общественная безопасность является, как отмечено выше, одним из видов безопасности национальной, представляется целесообразным при рассмотрении аспектов безопасности в целом использовать термин «национальная безопасность».
Раскрытие сущности триады интересов содержится и в целом ряде научных источников. Так, О. А. Бельков под безопасностью государства и общества в широком смысле слова понимает такое состояние, при котором их жизненно важные интересы защищены от внутренних и внешних угроз, при этом именно целостность, относительная самостоятельность и устойчивость определяют ее системные признаки. В случае же устранения любого из перечисленных признаков происходит уничтожение всей системы[13].
По мнению С. Я. Лебедева, с целью обеспечения системности безопасности необходимо осуществление управления ею, что всегда связывается с определением объектов защиты, присущих государствам любого типа, то есть с общими жизненно важными интересами как государства, так и общества, что проявляется в политической, экономической, военной, научно-технической, информационной, экологической, социальной и других сферах их жизнедеятельности[14].
Что касается криминологической безопасности как одной из составляющих национальной безопасности, то следует отметить, что она является одним из обязательных институтов, призванных к обеспечению нормального функционирования демократического государства. И, естественно, учитывая тесную связь криминологии с законодательной системой, криминологическая безопасность имеет свою правовую основу. Как справедливо было отмечено Н. Ф. Кузнецовой, «криминология – это социолого-правовая, междисциплинарная наука и комплексная отрасль законодательства»[15].
Д. А. Шестаковым обоснованно отмечается, что «…контроль общества за преступностью без надлежащей нормативной базы (основополагающего закона и систематизации прочих законов и подзаконных актов в данной области) в силу его хаотичности, необеспеченности государственной поддержкой оказывается предельно неэффективным, что имеет место в современной России»[16].
Нельзя не согласиться с мнением И. М. Мацкевича, согласно которому криминологическое законодательство – система нормативных правовых актов, которые регулируют «…общественные отношения, касающиеся причин, условий преступлений и преступности, предупреждения преступлений и преступности, лиц, совершающих преступления и их жертв, а также применения иных мер по борьбе с преступлениями и преступностью»[17].
Что касается правовой основы обеспечения безопасности в Российской Федерации, в том числе и криминологической безопасности в сфере информационно-коммуникационных технологий, то она состоит из трех уровней, критерии разделения на которые предопределены охватываемыми ими комплексами интересов как российского государства, так и граждан, общественных групп и общества в целом:
– первый уровень — правовые основы обеспечения национальной безопасности;
– второй уровень – правовые основы обеспечения национальной и международной кибербезопасности;
– третий уровень – правовые основы обеспечения криминологической безопасности, в том числе и в сфере информационно-коммуникационных технологий.
Правовая основа в рамках выделенных уровней состоит из ряда национальных и международных документов, специально регулирующих различные аспекты обеспечения безопасности, а именно:
1. В области национальной безопасности: Конституция Российской Федерации, Федеральный закон от 28 декабря 2010 г. № 390-ФЗ «О безопасности»[18], Стратегия национальной безопасности Российской Федерации[19], Концепция общественной безопасности в Российской Федерации[20] и другие нормативные правовые акты в сфере обеспечения национальной безопасности[21].
2. В области кибербезопасности: Конституция Российской Федерации (регулирование тех или иных информационных аспектов), Федеральный закон от 26 июля 2017 г. № 187-ФЗ «О безопасности критической информационной инфраструктуры Российской Федерации»[22], Федеральный закон от 27 июля 2006 г. № 149-ФЗ «Об информации, информационных технологиях и о защите информации»[23], Доктрина информационной безопасности Российской Федерации[24], Стратегия развития информационного общества в Российской Федерации на 2017–2030 гг.[25], проект Международного союза электросвязи (МСЭ) «Руководство по разработке национальной стратегии кибербезопасности»[26] и другие международно-правовые документы, проект Концепции стратегии кибербезопасности Российской Федерации[27], национальная программа «Цифровая экономика Российской Федерации»[28], национальная программа «Цифровая экономика 2024», принятая в соответствии с Указом Президента Российской Федерации от 7 мая 2018 г. № 204 «О национальных целях и стратегических задачах развития Российской Федерации на период до 2024 г.» и утвержденная 24 декабря 2018 г. на заседании президиума Совета при Президенте России по стратегическому развитию и национальным проектам[29], Национальная стратегия развития искусственного интеллекта на период до 2030 г.[30], Концепция развития регулирования отношений в сфере технологий искусственного интеллекта и робототехники до 2024 г.[31]