Чертог Восхода Асуры

– За услуги счёт отдельный. Если нечем платить – стальной, и курьер оставит его у тебя в глотке. – Сага полоснула прямой ладонью по своей шее.

Впереди во мраке громоздились башни. Они проступали непроглядной тьмой на ночном синеватом небе. Наверху стало светлее. По краям большой площадки горели лампады. В канале, огибающем по периметру храм, журчала вода.

– Нам туда, – сказала Сага, направляясь в сторону света, стелющегося из-за распахнутых дверей храма.

Внутри главной башни пролегал каменный простор и царил покой. Свет сотен свечей, расставленных повсюду, не достигал сводов огромного помещения. Где-то в темноте над головой щебетали птицы. Здесь не было изображений тех, кому поклонялись, не было ни скамеек, ни алтарей. Маги сидели прямо на полу и, запрокинув головы, внимали пению птиц.

– Попробуй угадать, сколько здесь служителей храма? – через мыслесвязь спросила Сага и уловила в воздухе лёгкий аромат татуры.

– Их не меньше пяти, – откликнулся Макс. – В зале восемь пожилых, но только часть из них живёт при храме. Скорее всего, те женщины в дальнем конце. Ещё четверо молодых магов, но они ученики. Ушитых татурой я не считаю. Даже если они и служат здесь, то сейчас бесполезны.

Сага довольно хмыкнула и прошла в ту часть зала, где несколько женщин в бедных одеждах кормили птиц. Она села на пол поодаль и наблюдала, как из темноты к их рукам слетаются пташки.

– Что ты задумала? – спросил её Макс, опускаясь на пол рядом.

Сага достала спрятанную за широким ремнём купюру и обменяла её на корм. Не успели зёрна горстью заполнить её сложенные ладони, как коричневая пичужка с синим хвостом приземлилась на её пальцы. Она выхватила зерно и скрылась в темноте.

– Нужно вписаться, – ответила Максу Сага и отсыпала зёрен ему в руку.

Служительницы храма довольно улыбались, наблюдая, как они вдвоём кормят птиц: как Сага каждый раз вздрагивает, когда из ниоткуда выпархивают крылья, и как на руках у Макса без страха усаживается по несколько пернатых, потому что сидел он всё это время неподвижно. Когда корм закончился, Сага положила голову на плечо Макса и засмотрелась на свечи перед собой. Рядом одна из служительниц поддерживала их огонь, но многие успевали прогорать, оставляя кривые следы дыма в воздухе. Одни были длинные и замысловатые, а другие едва виднелись и быстро растворялись в полумраке – всё зависело от того, какая была свеча и как ярко она горела.

«Интересно, какой след остался после меня…» – подумала Сага, боясь даже представить, что никто не успел его разглядеть. Она подняла глаза на Макса, а он посмотрел на неё в ответ с такой теплотой, что ей вдруг до жгучих слёз стало страшно, вдруг это первый и единственный раз.

Сага дала слезам выйти наружу и спрятала лицо в ладонях.

Одна из женщин, кормивших птиц, спросила, в чём дело.

– Я ищу сестру, – не поднимая головы, ответила Сага.

Обе женщины расстроенно запричитали с сочувствующими вздохами, качая головой и рассматривая девушку на фотографии, которую им показал Макс. Ещё одна подсела к ним и поставила к себе на колени корзинку со свечами. Её руки перебирали их, глаза смотрели на Сагу, а слух был обращён к сидящим рядом. Она аккуратно покрутила одну из свечей, а потом выбрала белую ленту из разноцветной связки, которая была привязана к ручке корзинки.

– Твоя, – произнесла смотрительница огня и протянула Саге красную свечу, закончив обматывать тканью.

Сага с признательностью приняла дар, а та заговорила с двумя другими женщинами. Они что-то долго обсуждали между собой, разглядывая фотографию Ксави. Та, что разжигала свечи, вдруг закивала, привлекая их внимание, но две другие с опаской замотали головой. Потом одна из них поднялась и маленькими шагами заторопилась к выходу.

– Уходите, – прошептала вторая, кормившая птиц, а та, что разжигала свечи, перехватила свою корзинку и направилась к проходу в углу храма.

Макс встал и потянул Сагу за руку, поднимая на ноги, но она не отпускала взглядом женщину с корзиной свечей.

– Она что-то знает, – произнесла Сага, когда он уже чуть ли не силой выводил её на улицу. – С ней нужно поговорить.

– Самое главное мы уже знаем – оставаться здесь опасно, – ответил Макс и, выйдя из ворот храма, замер.

Прямо перед ними женщина, кормившая птиц, разговаривала с тремя магами в кожаных жилетах, под длинными краями которых у них виднелись широкие штаны. Их острые взгляды преградили дорогу к выходу из храма.

Сага привлекла внимание Макса:

– Если хочешь проснуться утром, прыгать нельзя. Они должны сами нас отпустить.

– Не похоже, что они в настроении, — засомневался Макс, а его мышцы от проступившего доспеха стали каменные.

– Постарайся не трогать руками ничьи лица, что бы ни происходило, — попросила Сага и кинулась к женщине, опускаясь перед ней на колени. Она обхватила её костлявые коричневые пальцы, обтянутые сухой кожей с бороздами морщин, и, тихо рыдая, начала просить помочь найти сестру. Илисто-карие глаза старухи смотрели на неё со страхом и пониманием.

– Здесь тебе не помогут, – только и успела произнести она, а один из магов рывком поднял Сагу с земли, но её ноги упрямо опустились вниз. Свеча выскользнула из ладони и покатилась в сторону лестницы. Двое стоявших чуть поодаль закричали что-то наперебой, а в ответ зазвучал твёрдый голос Макса:

– Нам не нужны проблемы. Мы просто искали сестру, и, раз её здесь никто не видел, мы больше не вернёмся.

Один из магов неожиданно обрёл способность понятно объясняться:

– Забирай свою суку, и, если хоть кто-то ещё раз увидит вас около храма, вы оба – трупы.

Макс опустился, чтобы помочь Саге подняться, и плевок говорившего мага попал ему в лицо.

– Тенёв, не надо…

Воздух вокруг полыхнул ослепительной синевой.

Сага подняла доспех и отскочила к ограждению канала.

– Мы могли просто уйти, – бросила она, наблюдая, как трое храмовых магов кружат вокруг Макса, а он едва успевает отвечать на их выпады, блокируя их магией. – Пригнись!

Макс успел, и поток магии, предназначавшийся его спине, попал в мага перед ним. Тот влетел в ограждение канала.

С двумя противниками стало легче. Второго Макс сбил с ног подсечкой, припечатывая ударом руки в грудь так, что доспех на нём моргнул. Третий сразу попал под шквал синих вспышек, превращающихся в сплошной вал энергии, и в конце концов влетел в ограждение канала следом за первым. Макс вернул внимание ко второму противнику, поднявшемуся на ноги. Его доспех гас и вспыхивал, лицо было в грязи и крови, но он всё ещё скалился, показывая, что плеваться так просто не разучится.

Двое у канала снова зашевелились. С лестницы, ведущей к выходу, раздались голоса. Фигуры замелькали в тенях. Пространство храма накрыли сетью. На площадку высыпала дюжина магов. Сверкая ножами и размахивая посохами, они разошлись, обступая Макса. Вслед за всеми вышел длинноволосый мужчина в чёрном одеянии с жёлтым поясом. Он выслушал троих своих магов, которые с побитым видом злобно пересказывали события, тыкая пальцами во все стороны, указывая то на храм, то на старуху, то на Макса. Потом пришедший в чёрном что-то сказал, и на Макса накинулись сразу пятеро. Остальные остались стоять рядом, ожидая очереди.

Сердце Саги замерло в груди от страха и беспомощности.

– Господин Нианзу! – К магу в чёрном подошёл незнакомец с мечом на плече. – Метель Красной Сакуры требует честного поединка.

За этими словами последовал громогласный приказ остановиться. Как только терраса храма замерла, Сага бросилась к Максу. Он был в сознании, но, похоже, ничего не соображал. Помогая ему сесть, она выразительно прошипела:

– Надеюсь, тебе очень больно.

Его взгляд расплылся под полузакрытыми веками, а сам он был готов вот-вот отключиться, но всё ещё каким-то чудом цеплялся за реальность.

– Эй! – Её отвлёк голос незнакомца. – Ты потеряла?

Он протянул ей красную свечу. Ткань на ней размоталась и лентами развевалась на ветру. Из темноты за его спиной на неё смотрела пара звериных глаз огромного существа. Сага беззвучно вдохнула. Это была или львица, или тигр. Разглядеть она не смогла.

– Он тебя не тронет, – сказал незнакомец.

– Придётся поверить тебе на слово. – Сага забрала свою свечу. По воску была вырезана надпись на языке, который она не знала. – Вот чёрт…

– Здесь написано, что твоя сестра должна храму, – перевёл он и растворился в темноте вместе со своим зверем так же быстро, как и появился.

Глава 10. Рейн

Cвет и свежий воздух в Зал духов попадали сквозь большие потолочные проёмы в виде шахт с толстыми стенами. Тени дрожали на каменных сводах, в лампах тлели травы. Их густой аромат наполнял храм, и дым пощипывал ноздри.

Тин сидел у стены, напоминая выступ скалы. Неподвижный, учитель будто и не дышал. Его руки были сложены у груди, а лицо опущено вниз. По обритой голове мягко скользнул свет, когда он посмотрел вперёд, избавляя свой взор от застилающей его магии.

– Сознание – это цепь событий. Любое событие само по себе – лишь воспоминание. Глубокое, как земля, сознание способно вернуть память. Невидимое, как воздух, стать неуловимым. Напористое, как вода, оно подчинит себе даже камень. Разрушительное, как огонь, уничтожит любого, кто вторгнется в его священную обитель.

– А ещё сознание способно находиться в нескольких местах одновременно, – в ответ заговорил Рейн, стараясь скрыть нетерпение.

– Но оно ослабевает, – согласно добавил Тин.

– Как далеко твоё сознание может оказаться от храма?

– В любой точке Улья. Моей энергии хватает на много часов.

– Мне нужно найти кое-кого…

– Живи, сохраняя покой, и цветы распустятся сами, – медитативно вторил ему учитель.

– …мага с силой, какую ты вряд ли встречал.

В голосе Тина прорезалось волнение.

– Сознание должно быть очень тихим, чтобы оставаться незамеченным. Тот, кого ты ищешь, может услышать тебя.

– Услышать?

– Ощущения от сил друг друга у всех разные. Иногда они тактильные, иногда визуальные. Есть монахи в нашем братстве, чью магию я слышу. К тому же в многолюдных местах какую-то определённую энергию узнать будет трудно. Большинство может тебя не заметить, но кто-то более чувствительный различит даже звон хрусталя посреди шумной улицы.

– Научи меня отделять сознание, – попросил Рейн, изображая покорный вид ученика, готового на всё. Он часто пытался провести Тина и надеялся, что хоть раз получится обмануть его проницательность.

– Твои мысли услышит даже пламя и потухнет от того, какие они громкие, – расхохотался учитель. Его огромная, как пещера, пасть перестала трястись, и он снова повторил: – Сначала мир и покой. Этого достигают годами.

– У меня нет времени, Тин. У того, с чем мы столкнулись, сила, которой не достичь, сколько ни тренируйся.

Учитель, к удивлению, воспринял эти слова как вызов:

– Кто же обладает такой силой, которой никто не может противостоять?

– Демоны. Древние. Те двое ребят, которых все здесь так почитают, – быстро заговорил Рейн, не давая ему снова начать смеяться. – Залезь поглубже в мою память и посмотри сам.

Присутствие Тина в сознании всегда было неощутимым, но сейчас Рейн чувствовал его магию, горячую, как пар от медвежьего дыхания студёным утром.

Минут через десять взгляд учителя обратился к нему, снова став ясным. Впервые за всё время он выглядел сбитым с толку настолько, насколько это возможно, когда всю жизнь посвящаешь душевному и физическому равновесию.

– Тебе удалось прикоснуться к ответам на вопросы, которые заставляют нас гадать над происхождением магии…

Рейн уже знал, что речам Тина не будет конца, и поторопился его остановить:

– Так вот, я не достигну покоя, пока не добьюсь цели, а времени ходить с тобой по кругу одного и того же разговора у меня больше нет.

– Хорошо, – согласился Тин, рукой предлагая ему устроиться рядом, а сам, кажется, всё ещё усваивал увиденное. Рейн знал, что учитель не верил в сказки, но теперь они для него обретали новый смысл.

Аромат трав усилился. Серебристые нити дыма извивались в полумраке.

– Скольжение сознания устроено так, что маг может находиться в нескольких местах одновременно, но в первый раз такая практика почти невозможна. Обычно ученики начинают с прогулок во сне, после чего учатся поддерживать состояние бодрствования и в конце концов отделяют часть духа от тела, сохраняя привычный распорядок дня. Направь невидимую энергию к краю тренировочного плаца и проследи её путь.

Сгусток магии вырвался из груди и тонкой струёй потянулся вперёд. Рейн чувствовал, как она отдаляется и приносит ему голоса проходящих мимо магов, а вместе с ними их отрывочные образы.

– Хорошо, – довольно сказал Тин. – Что ты видишь?

Из обрыва у края тренировочного плаца вверх поднимался дракон.

– Смотри. – Рейн указал в ту сторону, где через секунду взлетел змей, с шипением оставляя перед глазами дрожащую лазурь, и снова скрылся.

– Давай прогуляемся недалеко от храма, – предложил Тин.

Рейн кивнул, одновременно наблюдая покоричневевшие глаза учителя и мост, ведущий к торговым рядам Улья. Белое небо Асуры дымилось над крышами домов. Он пошёл вперёд по тесным рукавам рынка, пестрящего таким ярким разнообразием товаров, что, казалось, всё вокруг было выстроено из кренящихся башен корзин, ослепительных тканей и сверкающих флаконов всех форм и размеров. Мужчины и женщины торговались, перекрикивая друг друга на нескольких языках одновременно. Голова быстро начала тяжелеть от раздвоившейся реальности. Стало ясно, почему обучение начинается со скольжения во сне, но Рейн продолжал бороться с желанием закрыть веки.

– Я недооценил тебя, – заговорил Тин, прислонив затылок к стене. – Яра согласилась сделать то, о чём её никто не вправе был просить. Чтобы поддержать это решение, нужно по-настоящему верить или обладать сильным духом, способным принять такой выбор.

– Скажи это моему брату. – Со временем случившееся приобрело самые мрачные краски, которые только сильнее сгущались от растущего чувства вины и злости. – Но если честно, то сейчас мне так не кажется. Я готов сделать что угодно, только бы всё исправить.

– В твоей злости на неё нет ничего противоестественного…

– Не надо, Тин. Такой разговор я сейчас просто не потяну.

Рейн заметил Мата и Шаха вместе с Чиэрой снаружи уже хорошо знакомого ирландского паба. Итальянка держала в руках камеру. Сделав несколько снимков Мата, она посмотрела, что вышло. Рейну стало любопытно, и он заглянул ей через плечо. Словно почувствовав это, она сразу обернулась, оставляя ощущение мягкого дыхания на его лице, но её ищущий взгляд забрёл в толпу на улице, гораздо дальше, чем стоял Рейн.

– Мир и покой, – занудничал Тин.

Шах отвлёк Чиэру, и она снова вернулась к разговору на широком подоконнике «Медной головы», который служил им скамейкой.

– Лет в десять мы уже собрали свою первую банду и сразу развязали войну с мальчишками по другую сторону реки, – сказал он.

– Они бросались камнями, а мы вообразили себя рыцарями и вооружились палками, – добавил Мат. – Нам казалось благороднее получать синяки, чем кидаться всем подряд из кустов.

– Вот бы узнать, где сейчас те ребята, благороднее которых мы себя считали, – усмехнулся Шах.

– Когда мы не разрабатывали стратегии, то представляли, что кто-то из нас, оборвышей, обладает выдающимися способностями, и по очереди тянули палку, словно меч, из треснувшего камня у реки. Было правило: когда кто-нибудь из нас вытаскивал «меч», все остальные разлетались в разные стороны, – закончил Мат и широко раскинул руки.

– В итоге нас прозвали бандой Расколотого камня, – вспомнил Шах.

– Интересно, почему же не бандой Короля Артура, – тихо проговорил Рейн.

– Потому что даже крысы в нашем храме больше походят на рыцарей Круглого стола, чем эта компания, – с укором ответил Тин.

– А потом у одного из вас созрела сила и английский эпос из воображения перенёсся в мрачную действительность, – предположила Чиэра, которую явно заинтересовали истории из детства убийц.

Несколько мальчишек с громкими криками вбежали в Зал духов с тренировочного плаца, и магия Тина заставила их умолкнуть.

– Ты что-то слышал про подпольный чемпионат боёв насмерть? – аккуратно спросил его Рейн.

– Естественно, – произнёс учитель, с улыбкой наблюдая, как мальчишки кривляются и кричат во всю силу лёгких, но их никто не слышит. – Правильный ответ: нет.

– Расскажи мне, в чём суть Кровавого поединка?

– Это схватка до первой крови, в которой Красная Сакура поощряет убийство противника. Есть несколько древних обычаев, связанных с этим испытанием. Главный из них, который сейчас почти не соблюдают, – оба бойца не должны быть связаны клятвами. В противном случае они выходят на поединок без оружия и не могут убить друг друга, только ранить.

Продолжая неподвижно сидеть, окутанный дымом трав, Тин спросил:

– Тот маг, которого ты ищешь, – это Яра?

– Она – мой покой.

– Когда мы думаем, что у нас что-то есть, на самом деле этого у нас нет, а когда думаем, что что-то потеряли, на самом деле мы ничего не теряли, Шэн-янь, «Поэзия просветления», – процитировал он. – Что насчёт мира?

– Мир наступит, когда закончится война за покой.

Тин кивнул.

– Как твой учитель, я советую тебе защитить сознание. Ты многому научился, и целеустремленность без сомнений сильнее всего помогает тебе так быстро это делать. Но в случае с магами, чьей силы тебе не достичь никогда, оберег памяти был бы нелишним.

– Он же должен быть всегда со мной, – сомневался Рейн. – У меня есть только кольца, которые я не снимаю. Разве они подойдут, чтобы собирать в них воспоминания?

– Воспоминания не хранятся где-либо. – Голос Тина стал чрезмерно назидательным. – Дух воссоздаёт их с каждым новым опытом, как результат предыдущих воспоминаний. Они существуют каждое мгновение, но ощущаются, только когда мы к ним обращаемся. То есть фактически собирать их не придётся. Нужно только связать сознание с оберегом, и дух сам будет к нему обращаться.

Рейн снял все десять колец, передал их в протянутую руку Тина.

– А от оберега будет польза, если магия того, кто захочет стереть мне память, сильнее? – спросил он, когда Тин убрал его кольца в складки своей мантии.

– Ты силён, как медведь в лесу, полном волков, – в ответ расхохотался учитель. – Не нужно себя недооценивать. А для того, чтобы попытаться уничтожить оберег, который я тебе сделаю, для начала необходимо узнать у моего ученика, что он есть. – Границы самоуверенности Тина исчезли до основания. – Создание оберега – слишком незначительное событие и короткий временной отрезок в памяти, чтобы легко и быстро о нём узнать, а ещё важностью оберегов большинство магов почему-то пренебрегают.

– Я поброжу ещё по округе, – сказал Рейн, прислонившись затылком к каменной стене храма и закрыв потяжелевшие веки, но ответа от учителя уже не услышал. Теперь на него текла только шумная улица, а в её торопливом потоке вертелись прохожие, переходя от одного берега к другому.

Щёлкнул затвор, и Рейн обернулся на его звук. Чиэра опустила камеру, засмотревшись на заросшую зеленью двухэтажную халупу. В открытых дверях курила молодая китаянка с короткими белыми волосами. Рядом, под низко висящими проводами-канатами, на которых местные сушили бельё, парень продавал кокосы. Глаза разбегались, сколько вокруг умещалось лавочек, вертикальных вывесок с иероглифами и фонарей, а на всём этом многообразии громоздились балкончики и крыши. Заметив внимание итальянки, курившая девушка сложила руки под грудью и приятной улыбкой продолжила выпускать дым уже на камеру. Парень с кокосами вдруг резко махнул ей, указывая, чтобы возвращалась в дом. Чиэра попыталась вмешаться, ответив что-то на китайском, но только заставила его закричать. Девушка в тени дверей с ещё большим интересом стала наблюдать за итальянкой, ввязавшейся в спор. Когда на помощь парню пришли другие торговцы с улицы, она всё-таки ушла в дом, а Чиэра попрощалась с ними оттопыренным средним пальцем.

Рейн поравнялся с итальянкой, стараясь ни о чём не думать и приноровиться к её шагу. Когда постоянно смотришь по сторонам, идти приходится медленно, а Чиэра вообще была из тех немногих, кто идёт по улице и смотрит вверх, а не под ноги или прямо, как большинство. И ещё, совершенно определённо, она была из тех девиц, которые какого-то чёрта считают, что им можно всё.

В конце маршрута с парой фото остановок она зашла в один из свежеокрашенных домов, идущих стеной вдоль улицы, и поднялась по тёмной лестнице на второй этаж. Старая дверь открылась от поворота ключа. Барьера на ней не было. Итальянка оставила камеру на столе и скрылась за единственной дверью в крошечной комнате, где всё пространство занимала кровать в окружении картин и фотографий обнажённых китаянок.

«Мафия живёт скромнее, чем может казаться, – подумал Рейн, вспоминая утренний разговор с Максом о том, что ему рассказала Сага о Чиэре, а потом мысленно прикусил себе язык. – Искусство молчания – точно не моё».

Шаги из-за приоткрытой двери распространяли негромкое эхо, а потом тихо зашумела вода.

Вокруг смотреть и правда было не на что, кроме бесчисленных снимков и альбомов известных фотографов. Имён Рейн не знал, но что они известные, было написано на обложках. На столе стояли прогоревшие свечи с ароматом сандала. Рядом в ежедневнике редкие заметки на итальянском мелькали с ноября. Рейн попытался запомнить несколько адресов, записанных на английском. Хорошо было то, что их оказалось немного, а плохо, что комментарии Чиэра оставляла только на итальянском.

Пока осматривал тумбочку, в которой нашёл успокоительное и пистолет, Рейн вдруг услышал, как низкие стоны проскользнули из-за двери. Голос Чиэры становился всё громче, пока не наполнился такими сладкими и мелодичными звуками, что, когда она кончила, он был готов скорее повеситься, чем ни о чём не думать. Почему-то только это заставило его задуматься, что не стоило проникать в чужое жилище без разрешения.

Дверь скрипнула. Прежде чем итальянка вернулась в комнату, Рейн открыл глаза и пришёл в себя в храме, на том же месте, где и отключился. За время, сколько он был без сознания, тело отдохнуло, но от напряжения в висках пульсировала кровь, и Рейн решил пройтись, чтобы проветрить голову.

Возвращаясь домой, он свернул со знакомой дороги и обошёл пару ближайших адресов из ежедневника Чиэры, которые удалось запомнить. Первый адрес привёл его к китайскому ресторанчику, похожему на миллион таких же в Улье. Он ютился на узкой зелёной улице, залитой закатным солнцем, которое зажигало свет в окнах, блеском ложилось на провода между домами и раскрашивало серые стены ярко-оранжевым. Второй адрес принадлежал лавке артефактов холодного и огнестрельного оружия. К входу вели истёртые каменные ступени, заставленные горшками с цветами всех форм и размеров, а деревянные перила и покатый козырёк густо оплетали зелёные растения, ловко цеплявшиеся за любой выступ на этой улице.

Исследуя взглядом случайных прохожих, покосившиеся дома и запрятанные задние дворы, Рейн уже шёл куда глаза глядят. Кругом играли дети: босые, запыхавшиеся, с растрёпанными волосами. Их громкие голоса и смех наполняли улицы, а тёплый свет окутал всё вокруг, пробираясь сквозь просветы между домами и шелестящие ветви деревьев. Ничто не могло его остановить. Он слепил глаза и грел плечи. В конце жилой улицы скрывался пруд. Рейн подошёл ближе к берегу и сел на песок. Солнечные зайцы, пойманные поверхностью воды, вспыхивали то здесь, то там и живым теплом скользили по лицу.

– Кого-кого, а тебя на берегу пруда с таким вдохновлённым выражением лица я точно не ожидал встретить. – Голос Кирсанова, севшего рядом, заставил Рейна повернуться.

– Ну, знаешь, питаю дух созерцанием, – щурясь, ответил он.

Артём взмок от жары. Под расстёгнутой белой рубашкой с короткими рукавами, на которой остались следы пыли и грязи, его майка выбилась из светлых брюк. Краснота на лбу и щеках уже сменилась лёгким загаром, прорезанным белыми бороздами морщин.

– Воин должен жить осознавая, что может умереть в любой момент, тогда он увидит настоящую красоту мира и посвятит себя ему, – с пониманием проговорил Кирсанов. – Бусидо. Философия самураев.

– Это ты загнул. – Рейн рассмеялся. – Мой духовный прогресс только в начале пути очищения сознания – в отправной точке. – Он повертел головой по сторонам, прикидывая, откуда взялся Кирсанов. – Что ты здесь делаешь?

– Изучаю движение энергии ци. – Артём многозначительно посмотрел на него поверх очков. – Уже пожалел, что спросил?

Рейн молчанием дал понять, что не против услышать ответ. Солнечный свет своей теплотой будто прижимал его к песку, и ему это нравилось.

– В приюте есть женщина с редким заболеванием. У нас оно называется синдром Ремова–Великанова. Болезнь практически не поддаётся лечению, потому что сама магия медленно разрушает организм. Обычно такие пациенты раз в полгода проходят курс восстановления, но до тридцати лет мало кто доживает.