Дилемма дебютантки

– Нет-нет, спасибо, они могут выйти в любой момент.

Не было никакой нужды погружаться в хаос, и неважно, что пишут в газетах, ведь есть какой-то способ уладить все это, надо просто подумать.

– Ладно, бог с ним. Ну скажи, герцог хоть по крайней мере хорош собой? – спросила Элизабет.

В памяти Джессики всплыли насмешливые глаза небесно-голубого цвета, которые сменило другое воспоминание: заносчивая ухмылка и выдающийся вперед подбородок.

– Я не думала о его внешности, пока он говорил со мной.

И это была правда, но она успела заметить, как он хорош, до того. Только она скорее умрет, чем признает это. Однако стоило ему открыть рот, как в один миг он превратился в премерзкое существо.

Элизабет даже не пыталась скрыть разочарование.

– Надо было мне вчера остаться на балу с Джастином и Медлин, тогда я хоть одним глазком взглянула бы на герцога.

– Могу избавить тебя от разочарований: он ни дать ни взять лошадиная задница, – фыркнула Джессика, поглаживая пушистые стебли невысокого папоротника, стоявшего возле окна.

Рассмеявшись, Элизабет захлопнула книгу, что лишний раз доказывало, насколько она была озабочена случившимся прошлым вечером: мало что могло оторвать ее от чтения. Выпрямившись, она сдвинулась на краешек кресла.

– Не могу поверить, что ты на самом деле дала ему пощечину, Джесс. Это было смело, и я горжусь тобой, да будет тебе известно.

Джессика вздохнула. Желудок все так же закручивало в узел, и она приложила руку к животу.

– Зато я чувствую себя так, что вот-вот стошнит.

– Но почему? Что тебя так беспокоит? – в недоумении захлопала глазами Элизабет.

Остановившись, Джессика прижала кулаки к бедрам и посмотрела на сестру как на умалишенную.

– Я ударила герцога Торнбери! На публике! Одному Господу известно, как это отразится на моей репутации, не говоря уж о твоей. Это может навлечь позор на всю нашу семью, Лиз. О, где же мама и Джастин с газетами?

Девушка опять принялась расхаживать взад-вперед, ломая руки и бросая нетерпеливые взгляды на дверь.

– Это герцог должен переживать из-за случившегося, ведь Джастин может вызвать его на дуэль, – отозвалась Элизабет, возмущенно тряхнув головой, потом, опять устроившись в своем кресле и открыв книгу, добавила: – А что касается твоей репутации, то я как считала, так и считаю, что ее значение в современном мире сильно преувеличено.

Джессика тряхнула головой, причем довольно энергично.

– Не согласна с тобой. У меня в голове не укладывается, как я могла отважиться на такой поступок.

– Должна признаться, – заметила Элизабет, – что я очень удивилась. Никогда не думала, что ты способна на нечто такое… такое…

– Грубое? Невежливое? – подсказала ей Джессика.

– Я собиралась сказать – непредсказуемое, экстравагантное, – исправила сестру Элизабет, прижимая книгу к подбородку.

– Ну… тоже не лучше, – заметила Джессика. – Ты же знаешь, как я гордилась своими манерами. Не могу поверить, что позволила проявить невоспитанность и лишиться равновесия.

– Но ты так и не сказала, почему дала ему пощечину. Чем он так провинился? – опустив книгу на колени, Элизабет наклонилась вперед, буквально пожирая сестру глазами.

Втянув воздух, Джессика провела ладонями по волосам, словно хотела удостовериться, на месте ли шиньон.

– Не могу сказать.

Элизабет нахмурилась.

– Почему?

– Это… – краска, залив шею, поднялась к линии волос, – непристойно.

Элизабет обиделась.

– Ну вот как я смогу уберечься от непристойностей, если никто не говорит мне, что это такое?

– Элизабет Уитморленд! – Джессика остановилась и пристально посмотрела на сестру, уперев руку в бок. – Тебе нельзя даже стремиться узнать, что это такое!

Девушка взмахнула рукой, словно отметая слова сестры.

– Как и с репутацией, значение пристойности сильно преувеличено. И не сомневайся: с твоей помощью или без – я все равно узнаю, поэтому давай рассказывай.

С невинной улыбкой она захлопала ресницами, а Джессика, продолжая ходить, вдруг заговорила высоким тонким голосом:

– Он… он сказал, что у меня аппетитные грудки.

– О! Вот это да! – глаза у Элизабет стали круглыми, как колеса у кареты. – Твои груди? Прямо так и сказал?

Джессика лишь вздохнула, подошла к роялю и поправила белые розы в вазе, стоявшей на нем: бедняжки уже начали вянуть.

– Не могу поверить, что я сделала это, просто не могу поверить…

Она никогда в жизни не поступала столь безрассудно, но, по правде говоря, воспоминание, каким ошеломленным было лицо у Торнбери, окупало почти все, если бы это не грозило серьезными последствиями для ее семьи и перспективам замужества. Как она могла забыть об этом…

– Понимаешь, Лиз, моя выходка грозит последствиями всем нам, если разразится скандал.

– Ой, перестань! – рассмеялась Элизабет. – Кого это волнует? И что? Ну станет поменьше джентльменов, которые будут изображать, что проявляют интерес ко мне, хотя интересует их лишь мое имя и неприлично больше приданое. Какое несчастье!

Она драматическим жестом приложила ко лбу ладонь, изобразив вздох.

– Ну, ты не права: таких красавиц еще поискать, – возразила Джессика. Ей не нравилось, когда сестра отказывалась признавать, насколько хороша.

– Ой, брось! Настоящая, к тому же общепризнанная, прелестная особа у нас одна – это ты, а я так, синий чулок. Но за меня можешь не беспокоиться: мне неплохо в компании книг. А ты, я полагаю, найдешь другого джентльмена, более подходящего, за которого и выйдешь, разве не так?

Джессика крепко сжала губы. В Элизабет было все, чего не хватало ей: храбрость, решительность и ум, а кроме того, она ни во что не ставила никакие правила, не желала отвечать на знаки внимания со стороны поклонников, и мысль, что Лиз проведет всю жизнь наедине со своими книгами, вызывала у ее сестры необъяснимую печаль. Впрочем, после вчерашнего вечера она тоже может задуматься о жизни старой девы.

– Вполне возможно, что теперь меня тоже вряд ли кто-то захочет взять в жены.

– Тогда будем стареть вместе! – радостно объявила Элизабет.

Джессика нахмурилась, а узел в животе перекрутился. Она любила свою семью, именно поэтому ошибка, допущенная прошлым вечером, так тяготила ее совесть. Если бы на кону стояла только ее репутация. Но она подвергла угрозе репутацию всей семьи, не говоря уже о том, что испортила весь вечер, в центре которого должен был быть Джастин и его возлюбленная Медлин. Джессика обожала девушку, ее все обожали.

Разумеется, молодые люди уверяли ее вчера, что их особенный вечер ничуть не пострадал, но потом она узнала от Элизабет, что едва закончился ритуал с предложением, как она нашла их и сообщила, что им придется уехать с бала из-за происшествия с герцогом Торнбери.

– Какого цвета у него глаза? – вдруг ни с того ни с сего спросила Элизабет, оторвав сестру от размышлений.

Джессика нахмурилась.

– У кого?

– У герцога, – Элизабет внимательно посмотрела на сестру поверх кромки книги, но та пожала плечами.

– Не помню.

– Я слышала, что карие.

– Нет, голубые, а точнее зелено-голубые.

– Значит, все-таки запомнила? – лукаво улыбнулась Элизабет.

– Умоляю, Лиз: мне не до шуток, я вся на нервах.

Джессика остановилась и опять принялась приводить в порядок цветы, которые уже и так были в полном порядке. Цветы успокаивали ее. Она еще не раз к ним подойдет, если ее мать и Джастин задержатся.

– А что именно он сделал после того, как получил пощечину? – не унималась ее сестра, выгнув брови.

Оставив наконец цветы в покое, Джессика заморгала. В памяти на миг возникло потрясенное лицо герцога. Он отшатнулся на какую-то долю секунды, а потом прикрыл лицо сардонической маской, но мгновения было достаточно, чтобы Джессика испытала удовольствие, заметив его растерянность.

– Ничего. Я больше не дала ему возможности еще раз оскорбить меня: влепив пощечину, отвернулась и двинулась прочь, не оборачиваясь.

Джессика не сказала, что запретила себе оборачиваться, чтобы взглянуть на его темные волосы, на упрямый подбородок или на высокую мускулистую фигуру, которая отлично смотрелась со спины. Возможно, герцог действительно привлекателен, где-то глубоко внутри, за этими отвратительными манерами, но ей должно быть все равно: его чудовищная грубость с ней непростительна.

Если каким-то чудесным образом ее репутация не окажется разорванной в клочья, она никогда больше не позволит себе вспоминать об этом человеке.

– Что ж, пора попрощаться с самоуверенным герцогом, – заявила Элизабет. – Кто там следующий в твоем списке?

Джессика обернулась к сестре.

– В списке?

Элизабет вскинула брови.

– А что, нет списка? Ты же любишь составлять списки. Кто следующим окажется в поле твоего зрения?

Джессика захлопала глазами. Совершенно естественный вопрос, над которым она, как ни странно, не подумала. Ей нравилось быть в полной готовности. Составлять списки действительно было ее любимым занятием, помимо планов и соблюдения манер. Ей бы следовало отказаться от своего плана познакомиться с герцогом еще несколько месяцев назад и подготовить список из других кандидатов в мужья, но она все же надеялась на лучшее, как, впрочем, всегда, и так часто говорила себе, что герцог – лучший избранник, что они прекрасно подойдут друг другу, что даже не думала о других кандидатурах.

– Понятия не имею, – призналась Джессика.

Разум тут же пришел в движение, неожиданно вознамерившись составить новый план. Первое, что нужно сделать, это оценить ущерб, нанесенный ее репутации. Если потери невосстановимы, тогда они с Лиз укроются в деревне и там будут доживать свой век в статусе старых дев. Тут никакого списка не потребуется. Далее – если репутация не пострадает – нужно будет посоветоваться с мамой и составить список самых подходящих холостяков нынешнего сезона. О, она была готова надавать себе пинков за то, что позволила этому распутнику Торнбери вынудить ее влепить ему пощечину, но почему до сих пор не подготовила новый список?

Оставив в покое цветы, Джессика подошла к огромному окну в эркере и выглянула на улицу. Как обычно, по мостовой перед домом катились кареты и повозки, которым не было никакого дела до того, что она, вполне возможно, разрушила всю свою жизнь. Пугало то, что событие нескольких минут способно полностью изменить все.

Элизабет выпрямилась в кресле и, чуть склонив голову, посмотрела на сестру.

– Ты пока не решила, кто следующий?

– Конечно, нет, – Джессика покусала нижнюю губу. – Кроме Торнбери я никого вокруг не видела.

Элиза кивнула.

– Тогда все просто: нужно как можно больше узнать о самых приличных холостяках, которые подыскивают себе жен в этом сезоне, и постараться познакомиться с ними. Просто теперь тебе следует быть более осмотрительной.

Улыбнувшись, Джессика согласно кивнула. Милая Лиз! Сама хоть и настроена против замужества, она понимает, как много значат правильное ухаживание, правильный поклонник, правильная помолвка и правильный брак для сестры.

– Ты абсолютно права, сестричка. И если случится чудо и моя жизнь не рухнет, именно так я и поступлю.

И действовать надо быстро. Самая красивая дебютантка сезона не может подойти к его концу без кавалера. Если такое произойдет, о ней разлетится слава как о неудачнице. Несколько лет напряженной работы, все ее планы можно будет выбросить в мусорную корзину. Обеспечить себе самую лучшую партию в дебютный сезон – вот чего следует добиваться. От этой мысли ей опять стало нехорошо.

– Почему ты не хочешь принять мое предложение? Я вместо тебя поближе сойдусь с герцогом и хорошенько его проучу! – запальчиво сказала Элизабет.

Джессика хмыкнула и покачала головой.

– Нет, спасибо. Если тебе наплевать на свою репутацию, то мне нет.

Вздохнув, Элизабет опять удобно устроилась в кресле.

– Ладно. И все равно я не понимаю, почему бы нам не пошалить? Сейчас, по-моему, самый подходящий момент мне предстать вместо тебя.

Джессика уже приготовилась ответить на эту нелепость, но тут дверь в гостиную открылась, и в комнату вошла маркиза.

– Доброе утро, дорогие мои.

Джессика бросилась к ней.

– Ну что? Что пишут в газетах?

Леди Уитморленд рассмеялась.

– Не беспокойся, дорогая, все в порядке. С радостью сообщаю, что в «Морнинг кроникл» и «Газетт» ты предстала чуть ли не героиней. Можно не сомневаться, что высший свет через пару недель забудет об инциденте с Торнбери.

– Героиня? Так это же здорово! – вмешалась Элизабет.

– А что насчет «Таймс», мамочка? – обеспокоенно спросила Джессика, хоть сообщение матери ее и порадовало. – Что пишут в «Таймс»?

Лондонская «Таймс» была окончательным арбитром во всем, о чем судачили в обществе, и Джессика прекрасно это понимала. То, что писали другие газеты, не имело особого значения, если «Таймс» давала уничтожающий комментарий.

– Джастин как раз отправился ее купить, вернется с минуты на минуту, – заверила ее маркиза. – Не переживай. Не сомневаюсь, что в ней будет примерно то же самое.

Джессика заставила себя сесть на диван, втянуть воздух и сосчитать до трех. Напряжение, поселившееся внутри, начало понемногу отпускать, но все равно она не могла до конца поверить, что ее репутации ничто не угрожает, пока не увидит «Таймс».

– Вот увидишь, дорогая: тебе не нужно так волноваться, – попыталась успокоить ее мать.

– Ты могла бы ей с таким же успехом посоветовать перестать дышать, – съязвила Элизабет. – Ей нравится изводить себя.

– Вовсе нет, – возразила Джессика. – Просто я ничего не могу с собой поделать. Через несколько недель сезон закончится, а я потратила почти все время в погоне за этим неуловимым чудовищем Торнбери. Что, если вдруг у меня больше не будет шансов?

– Вокруг тебя полно воздыхателей, – напомнила Элизабет. – Почему, ты думаешь, они каждый день набиваются в эту гостиную, после того как ты вышла с дебютом? Тебе нужно всего лишь определиться.

– Но ведь нет никакой уверенности, что теперь будет все по-прежнему, – возразила Джессика, и тревога опять заполнила ее грудь.

– Мамочка, кто у нас в высшем свете самые подходящие джентльмены? – поинтересовалась Элизабет.

– Если благодаря какому-то чуду моя репутация не пострадает, то можно будет начать все заново, – согласилась Джессика, – но больше никаких неуловимых целей!

Она сосредоточится на джентльменах, которые действительно хотят познакомиться с юной леди для того, чтобы жениться, на джентльменах с манерами.

Она выжидающе посмотрела на мать, но та, поджав губы, окинула ее сочувствующим взглядом и, опустившись рядом с ней на диван, взяла за руку.

– Джесс, дорогая, позволь мне сказать: слишком уж ты строга к себе в стремлении найти идеального мужа.

Элизабет подняла палец.

– Если это тот самый случай…

Маркиза бросила на дочь предостерегающий взгляд.

– Нет, дорогая, к тебе это совсем не относится!

Элизабет уже открыла рот, собираясь возразить, но тут в гостиную широким шагом вошел Джастин с утренним выпуском «Таймс» в руке.

Вскочив, Джессика кинулась ему навстречу.

– Дай-ка взглянуть, что там пишут!

– Я еще не читал.

Нахмурив брови, Джастин принялся перебирать листы в поисках раздела «Светская хроника», а Джессика, поднявшись на цыпочки и уцепившись в его рукав, приготовилась читать поверх его плеча.

– Братец, ты собираешься вызвать герцога Торнбери? – пропела ехидно Элизабет.

– Если это необходимо, – улыбнулся Джастин. – Хотя сегодня у меня прекрасное настроение, после того как Медлин приняла мое предложение. Торнбери исключительно повезло. Пусть живет пока.

– Никто не будет никого вызывать! – вмешалась маркиза.

– Разумеется, и пусть моя репутация будет разорвана в клочья! – добавила Джессика. – Ты хоть понимаешь это? – эти слова были обращены к брату, пока они вдвоем просматривали страницы «Светской хроники».

Брат и сестра что-то бормотали, отыскивая нужное место, и наконец Джастин нашел то, что искал.

– А, вот оно: «Леди Джессика, бесспорно признанная первой красавицей этого сезона, вчера на балу у Шиллингемов нанесла пощечину редко появляющемуся в свете джентльмену, и не кому-нибудь, а самому герцогу Торнбери».

– Бесспорно признанная красавица! – воскликнула маркиза, сцепив ладони, но Джессику интересовало продолжение.

– Что там дальше?

Она закрыла глаза и принялась молиться, чтобы продолжение не стало ее приговором.

– «После распространившихся слухов о том, как непозволительно груб был герцог с дамой из высшего света, автор этих строк не в силах осуждать юную леди за эту пощечину, пусть и получил ее обладатель высокого титула. Леди Джессика прекрасно воспитана и знает, что является и что не является приемлемым в беседе. Холостякам нынешнего сезона стоит взять это на заметку и запомнить, что с леди Джессикой шутки плохи».

– О, слава небесам! – воскликнула Джессика, наконец-то избавившись от тревоги и едва не рухнув на ковер без сил.

– Благодарение Господу! – в один голос отозвались леди Уитморленд и Элизабет.

Широкая улыбка расплылась и по лицу Джастина.

– Еще здесь написано, что леди Джессика, вне всякого сомнения, оказала услугу будущей герцогине Торнбери тем, что вбила для герцога пару колышков.

– Не буду делать вид, что все поняла, но на душе стало легче, – призналась Джессика, рухнув в ближайшее кресло.

– Судя по всему, случившееся лишь укрепило твою репутацию, – усмехнулся Джастин и передал газеты матери.

– Не понимаю, как это может укрепить мою репутацию, – отозвалась Джессика, уронив голову на руки. Она ни разу не падала в обморок, но если такой день должен наступить, то это как раз сегодня. – По меньшей мере я рада, что не придется скрываться в деревне и жить старой девой.

– Для меня это звучит просто как песня, – со вздохом добавила Элизабет.

– Ты осмелилась отвергнуть самого популярного кавалера в Лондоне, моя дорогая, – сложив газету, маркиза положила ее на столик перед собой. – Вот потому твоя репутация и укрепилась.

Джастин, хмыкнув, потер подбородок.

– Не могу понять, как работают мозги у представителей высшего света, но мне все это нравится: мало радости стреляться с тем, кого знаешь с самого детства.

Он сел рядом с матерью и принялся просматривать остальные материалы в газетах.

– Хорошо еще, что при мне не было пистолета, – фыркнула Джессика. Сейчас, когда ее репутации ничто не угрожало, она позволила себе немного бравады и уже не так злилась на герцога.

Джастин засмеялся:

– Не беспокойся, у меня есть что сказать Торнбери.

Элизабет выпрямилась в своем кресле.

– О, ты что-то собираешься ему сказать? Можно мне поприсутствовать?

Джастин покачал головой.

– Я собираюсь потребовать, чтобы он извинился перед Джессикой, потому что не готов оставаться в стороне, когда оскорбляют мою сестру, и неважно кто, друг или враг. Такие разговоры не для посторонних ушей.

Джессика поморщилась и нахмурилась. Даже для того, чтобы получить извинения, ей не хотелось оказаться в одной комнате с ненавистным Торнбери. Можно не сомневаться: извинения от него будут в лучшем случае неубедительными.

– Откровенно говоря, если я никогда больше его не увижу, переживать не стану.

Глава 4

Клуб для джентльменов «Уайтс»

Послеобеденное время в тот же день

Эйден с бокалом в руке устроился в глубоком коричневом кожаном кресле, задумчиво посмотрел на украшенный росписью потолок и сделал глоток бренди. Настроение было ни к черту. Он чувствовал себя тряпичной куклой, но ему было наплевать. Не следовало приходить сюда сегодня. Каждый, кто попадался здесь на глаза, не отказывал себе в удовольствии спросить, как он себя чувствует после вчерашнего.

– Ну что, привязали тебя к колышку? Да, Торнбери? – обратился к нему лорд Хилман, который сидел за карточным столом, и оглушительно расхохотался собственной шутке.

Эйден отсалютовал ему бокалом и сделал вид, что не понимает, о чем речь. И так целый день. Эйден прочитал газеты. Леди Джессику Уитморленд объявили первой дамой – дебютантка все-таки! – которая поставила его на место. Возможно, он все это заслужил: и пощечину, и сплетни, рассказанные в газетах, – но ему это совсем не нравилось. А вот что ему действительно нужно было сделать, так это найти Уитмора и извиниться. Потом он покинет это проклятое место и не появится здесь до тех пор, пока все это не забудется.

Эйден бросил взгляд на памятную доску, висевшую на стене, со списком всех знаменитых покровителей клуба, которые многие годы посещали данное место. Это было первое, что он увидел, когда его нога ступила на порог клуба. Сюда его привел отец. Эйден вспомнил, как тот широко развел руки в стороны и сказал: «В этих стенах к тебе будут относиться почти как к особе королевских кровей. В один прекрасный день ты станешь герцогом, а среди аристократов не существует более высокого титула. Ты будешь особенным даже среди особенных».

Особенным? Это-то он? Ирония заключалась в том, что отец почти не обращал на него внимания за исключением тех случаев, когда его нужно было привычно наказать за проступок или, напротив, расхвалить на глазах у друзей. Он тяжело переживал равнодушие отца, поэтому любым способом пытался добиться его внимания: старался тщательно одеваться, строго соблюдать правила этикета, – но ничего не менялось, скорее наоборот: чем больше он прилагал усилий, тем хуже относился к нему отец, словно к какому-то предмету мебели. Так продолжалось до тех пор, пока Эйден не достиг подросткового возраста. Тогда-то он и решил, что если внимания отца не удастся добиться правильным поведением и хорошими манерами, то он будет вести себя прямо противоположным образом. Эйден стал создавать отцу такое количество проблем, что тот не знал, как с ними разобраться. Мальчик дрался, рвал одежду, разбил семейный фаэтон, нарушал дисциплину в школе, несколько раз чуть было не погиб по беспечности. Это принесло свои плоды – отец обратил на него внимание, только оно не понравилось Эйдену: ему стали читать нотации, поднимать на смех… Но даже это было лучше, чем полное равнодушие.

Эйден довольно долго не мог понять, что не добьется ни любви, ни одобрения от этого человека, потому что он просто не знает, что это такое. Однако в одном отец был прав: жить с титулом герцога действительно хорошо. Эйден твердо заучил этот урок. Любой и каждый добивался знакомства с ним, но никто никогда не попытался расспросить его о нем самом – все лишь обожали его положение в обществе. А он носил свой титул как броню.

Эйден опустошил уже второй бокал, когда в дверях появился Уитморленд. Поднявшись и расправив плечи, он заказал еще два бренди проходившему мимо лакею и прошел в соседнюю комнату, где Джастин уже уселся у камина.

Герцог был серьезно настроен уладить дело с обоими Уитморлендами: и с братом, и с сестрой. Джастин славный парень, а вот сам Эйден вчера хватил лишнего и повел себя как полный придурок. Ему было жаль, что Уитморленд принял на себя основную тяжесть последствий его дурного поведения, хотя все случилось из-за его решения посетить бал. Обычно он избегал подобных мероприятий, но на сей раз пообещал матери появиться: очень просила леди Шиллингем. При этом он упустил из виду, что великосветские вечера абсолютно не похожи на пьяные вечеринки в домах тех, кто хотел бы называть его другом, или на шумные игорные притоны, куда он частенько наведывался. Отец пытался вбить в него почтение к правилам. Бесполезно! Вот только его вчерашнее поведение сильно расстроило мать, и об этом он весьма и весьма сожалел. Эйден обожал мать и был готов для нее на все, вот и согласился посетить это дурацкое мероприятие у Шиллингемов.

Поскольку винить ему за свое поведение было некого, он собирался уверить Уитморленда, что искренне сожалеет о случившемся и приносит свои извинения.

– Джастин, мне бы поговорить с тобой, – сказал Эйден, остановившись перед маркизом.

– О, Торнбери! – поднял голову тот и, прищурившись, посмотрел на герцога. – Я как раз подумал, что наверняка здесь увижу тебя. Присядь.

Эйден занял кресло напротив Уитморленда.

– Я взял на себя смелость заказать нам бренди.

– Прекрасно, избавил меня от хлопот. К тому же ты должен мне порцию после того, что случилось вчера вечером, – приподнял бровь маркиз.

Эйден поморщился.

– Ну да, все правильно. Извинения, бренди – всему свой черед.

Эйден откашлялся. Извинения не были его сильной стороной, так что имелся единственный способ принести их: напрямую. Оставалось лишь надеяться, что Уитморленд проявит больше обходительности, чем он вчера с его сестрой.

– Джастин, поверь: если бы у меня возникло хоть малейшее подозрение, что она твоя сестра, я подбирал бы слова более осторожно. Мне действительно очень жаль.

У маркиза даже выражение лица не изменилось.