Партия Миры

– Он тоже швед? – спросила меня Лена и тут же развернулась к Роберту: – Hej, jag heter Lena2.

– Где ты их берешь? – тихо спросила Лера и улыбнулась Робу: – Och jag är Lera3.

Роберт вопросительно на меня посмотрел, я вздохнула и сказала:

– Девчонки, это Роберт – брат моей лучшей подруги. И нет, он не швед. И да, он понял, что вы сейчас сказали.

– Привет, – сказал Роберт таким хриплым голосом, что даже у меня подкосились ноги, но я собралась и представила их с Эриком друг другу.

– Чем ты занимаешься, Роберт? – Лера уже пожирала его глазами. Мало ей, что ли, Эрика, которого она захватила, не спрашивая моего разрешения?

– Я хоккеист, – просто сказал Роберт, тоже с интересом ее изучая.

– О-о, – выдохнули девушки в унисон, пока я занималась синхронным переводом.

– Поехали с нами, Роберт, – сказала Лена. – Эрик обещал показать самые веселые места Стокгольма.

Вот дерьмо.

Глава 4. Роберт

– «Стокгольмские рыси» в этом сезоне играют лучше, чем в прошлом, – говорил тренер, – но нельзя останавливаться, нам всем есть над чем работать. Остаток сезона, который мы сыграем, должен стать плацдармом перехода на новый уровень. Отличная возможность отработать все, что мы разбирали на общих тренировках.

Сегодня игра в регулярке с командой «Менше Лейкерс». Ходят слухи, что может появиться скаут из НХЛ, и это нервирует. Очень.

Моя самая главная мечта – подписать контракт с командой НХЛ. Об этом мечтали мои родители, когда ездили в свадебное путешествие по Америке, об этом мечтаю я. Всю свою жизнь я тренировался ради этой цели. Собственно говоря, поэтому я и уехал играть в Германию, а недавно меня взяли в аренду в Стокгольм. Не знаю, как расценивать в плане карьеры такой поворот событий, но за восемь месяцев я не приблизился к своей мечте ни на миллиметр. И вот сегодня прошел слух, что на игру придет скаут. Я сжал и разжал пальцы в краге, потом еще раз. Нужно собраться и не упустить свой шанс.

На площадку я вышел, успокаивая дыхание и настраиваясь на игру. На льду в голове не должно быть ничего, кроме защиты и атаки, черной круглой шайбы и твоих товарищей по команде.

Дали сигнал сирены, судья выкатился на вбрасывание. Вдох. Выдох. Погнали. Шайба металась от одной клюшки к другой, и от скорости кровь в моих венах загудела. Находиться на хоккейной арене, чувствовать плечом товарища, держать в руке клюшку – я люблю это больше всего на свете. Это единственное, что не позволяет мне рассы́паться, и единственное, ради чего мне хочется просыпа́ться каждое утро. Играть в хоккей – самое восхитительное занятие на всем белом свете, и именно этим я и занимаюсь.

Моя позиция – нападающий, вместе со Стивеном Шмидтом и Йоханном Легге. Они опытные игроки, но им недостает моей страсти и скорости. Йохан смотрит на меня снисходительно, когда на тренировках я несусь к воротам так, словно у меня под ногами горит лед, а Стивен шутит, что я трачу слишком много энергии, и к важной игре во мне ничего не останется. Но он ошибается, потому что во мне столько энергии, что хватит на десятерых. Я догоняю соперника, обхожу его справа и мгновенно забираю шайбу. Он не понял, как это произошло. Разворачиваюсь, несусь в противоположную сторону, щелчок по воротам, мимо. Ладно. Игра только началась.

В третьем периоде с меня градом льет пот и застилает мне глаза. Черт. Счет 2:2. Где-то на трибуне сидит скаут, а я не забил ни одного гола. Стивен дает пас, принимаю и бегу к воротам. Неожиданно запинаюсь о конек игрока «Менше» и лечу в борт. От удара голова гудит, несмотря на шлем. Вскакиваю на автомате, передо мной все в красном тумане, и сквозь него я вижу довольное лицо соперника. Рычу, пытаясь сморгнуть красные точки, и бросаюсь на козла из «Менше». Понятно, что он подставился…

Не успел я отвесить и пары ударов, как меня оттащили крепкие руки рефери. Удаление. Отлично, просто отлично. Я осмотрел трибуны, не знаю зачем – направляясь к скамейке для штрафников я вряд ли распознал бы скаута, наблюдавшего за моей паршивой игрой. Черт.

Домой приехал в отвратительном настроении. Я не склонен поддаваться депрессивным мыслям, но вчерашняя ситуация с идиоткой Мирой и сегодняшняя игра сделали свое дело. Я пнул стул, который оказался у меня на пути, и упал на кровать. Что, блин, за ерунда со мной происходит? Мне срочно нужно отвлечься, чтобы не свалиться в яму самокритики и жалости к себе.

Я включил телефон и стал листать ленту соцсети. Под моим последним постом, как всегда, много лайков и по большей части восторженные комментарии от девчонок. Некоторые были вполне однозначные: девушки предлагали познакомиться и встретиться. Я, кстати, очень люблю девчонок с конкретными предложениями, всегда готов поддержать их, если дело касается ночи без обязательств. Не то чтобы я сдвинутый на этом, но я все-таки скорее за разовые акции, чем за долгосрочные отношения. Возможно, мне не встретилась подходящая девушка, возможно, я и сам не созрел, не знаю. Просто не зацикливаюсь на этом и выбираю из того, что предлагают, – и выбрать есть из чего.

В основном мои фанатки из России и Германии, в которой я успел отыграть около полугода, прежде чем меня арендовал шведский клуб. А вот местных стокгольмских болельщиц, влюбленных в мою игру, не было совсем или их было так немного, что они терялись в общей ленте комментариев из русского и немецкого языков. Не знаю, успею ли я завести здесь свой фанатский клуб, ведь аренда заканчивается в конце сезона, а это последние числа апреля. Может, будет еще пара товарищеских игр и все. Я бросил телефон на кровать.

Если со скаутом в этом сезоне не выгорит, то после летнего перерыва буду снова играть за «Кельнских пингвинов». Я поморщился. Не могу сказать, что в восторге от этой перспективы. Германия для меня оказалась одновременно плюсом и минусом. Я был очень рад поиграть в европейский хоккей, тем более, кажется, что уехать в НХЛ отсюда проще, но что-то не срослось. Я и сам не могу понять, что. Вроде и отношения с товарищами нормальные, и результативность хорошая, но тренер, кажется, не в восторге от моего характера. Я сам знаю, что упертый и с места меня не сдвинуть, что легко взрываюсь и теряю контроль, но я все время работаю над собой, чтобы держать в руках свою вспыльчивость. Может быть, все так неудачно сложилось, потому что в «Кельнских пингвинах» я оказался через полгода после смерти родителей… Не думаю, что это событие может быть таким весомым, но то, что после похорон я стал плохо спать, это факт, и он точно влияет на мою игру.

А еще это постоянное беспокойство о Мише. Сначала я думал, как она останется одна в Москве, потом переживал, что она начала встречаться с моим другом Максом. К тому же эта чертова Мира всегда рядом и могла сподвигнуть ее на что угодно.

Я вздохнул и закрыл глаза. Мира. Она всегда доводила меня до бешенства. Одно только упоминание ее имени срывало с цепи мой контроль, и я был готов взорваться. Честно, я даже пытался понять, что в ней вызывало такое раздражение. Ее взбалмошный характер? Или острый нос, который она так и норовила куда-нибудь засунуть? Однажды я заметил, как она подглядывает во время игры в приставку за моими друзьями, а когда она в прошлом году влетела в мою комнату, где я был приятно занят, думал, что убью ее. Про ее влияние на Мишу и говорить нечего. Не понимаю, как родители не хотели этого замечать и продолжали пускать ее. Хотя нет, однажды мама что-то такое сказала, что у Миры непростая ситуация дома, и она спит на кухне, потому что больше негде, поэтому она с радостью позволяла «девочке» ночевать у нас. А эта «девочка» вертела Мишей, как хотела: то утащит ее на крышу ночевать, то в Рязань укатят без спросу, один раз я нашел их в подвале, где Мишу укусила крыса. А вот Миру крысы не тронули: либо посчитали, что отравятся, почувствовав ее вкус, либо приняли ее за свою. Прибавить ко всему этому компоту полтора метра роста, лисьи черты лица и короткую стрижку, язвительный тон и ничем не подкрепленную самонадеянность – это просто страшная гремучая смесь.

Кроме того, я почти уверен, что она мне подсыпа́ла что-то в еду, потому что каждый раз, когда мы с Мишей ссорились, а у нас ночевала Мира, я не мог выйти из туалета. Доказательств, к сожалению, у меня не было, поэтому я не мог ничего ей предъявить. А вот теперь появилась возможность выбить из нее дурь – сразу, как только эта чокнутая засунула мою клюшку в мусорный бак.

Я задумался о том, что мне предпринять, чтобы расправа над Мирой не выглядела, как преднамеренное убийство. При этом Мира всю оставшуюся жизнь должна сожалеть о своем решении засунуть клюшку в мусорный бак, не говоря уже о том, что она действительно это сделала.

В этот момент моргнул телефон – пришло сообщение.

Привет. Это Лера, мы познакомились вчера около общежития. Мира дала твой номер. Не хочешь выпить сегодня?

Хм, интересно…

Я вспомнил этих девчонок, подружек Миры – а они ничего, звали меня вчера погулять, но из-за предстоящей игры я отказался Правда, я не разобрался, кто из них Лера, а кто Лена, но для меня разницы не было никакой – главное, они, кажется, были настроены повеселиться. Жаль, я не мог сказать о себе того же – завтра у нас опять игра. Это не норма в европейском хоккее, играть два дня подряд, без отдыха трудно восстановить хорошую игровую форму. Хотя в НХЛ хоккеисты часто так играют, и даже в разных городах. Но у нас так получилось из-за технической ошибки – нам поставили две игры подряд. Что ж, у «Стокгольмских львов» хорошие шансы вырвать победу у прошлогодних чемпионов «Шеллефтео МАК». Главное, не косячить и играть так, будто наша команда единый организм с пятью парами ног и вратарем во главе…

Я тряхнул головой, отгоняя мысли о предстоящей игре, и прикинул, что если просижу дома весь вечер, то сто процентов стану сходить с ума от паршивого настроения. Наверное, будет лучше, если я немного развеюсь.

Роберт: С удовольствием. Куда ехать?

Лера: Сейчас пришлю название бара. Будут еще Мира и Эрик, ее шахматный друг. Если ты захватишь друга, чтобы разбавить разговоры о гамбитах и рокировках, то будет здорово.

Я хмыкнул: понятно, что спортсмен, способный поднять только шахматную фигуру, девчонок не интересовал. Так странно, что шахматы называют спортом, у них и какая-то своя Олимпиада есть, но спортсмены из них недоделанные, а девчонкам нужен тестостерон в чистом виде. Написал товарищу по команде, с которым успел сдружиться за несколько недель.

Том, что делаешь? Я собираюсь ненадолго пойти в бар потусить с классными девчонками. Присоединяйся.

Он ответил мгновенно – поднятым вверх большим пальцем.

Во сколько и куда? Скидывай локацию.

Отлично. Теперь нужно написать Лене или Лере, что этим вечером у нас четверых все будет хорошо. Я переключился на сообщение от девушки и снова обратил внимание, что Мира тоже будет там. Черт.

Меньше всего после паршивой игры мне хотелось видеть именно ее. Вчера она заявила, что ей недостаточно моих извинений и нужно будет выполнить условие, чтобы она вернула клюшку. Что за…? От злости я и не понял, как схватил подушку и швырнул ее в стену. Как же она меня бесит!

И тут меня осенила мысль. Прекрасная гениальная мысль. Пусть она и дальше мечтает, что может ставить мне условия, ее верхний предел – тусовка с дохлыми шахматистами, а не ультиматумы. Я заберу то, что принадлежит мне.

Открыв чат с Лерой, я написал:

Роберт: Заеду за вами в шесть. Пришлите номер комнаты.

Лера: О, классно. 406.

Роберт: Мира же не живет с вами?)))

Лера: Технически живет. Это проблема?

Роберт: Нет, я просто спросил. Я ж знаю ее и ее причуды миллион лет. Один раз она притащила к нам домой живую курицу )))

Лера: Оу. Она и сюда прилетела с хоккейной клюшкой. Хотя в шахматах особо клюшка не нужна )

У меня аж руки затряслись, и я стал раздумывать над следующей фразой, чтобы выяснить, куда эта сумасшедшая ее спрятала. Хищно улыбнулся и напечатал:

Это абсолютно в ее стиле. Она может выкинуть и не такое. Где она ее только хранит?

Спустя тридцать секунд пришел ответ, от которого я расплылся в улыбке. Ну что, попалась, мышка.

Лера: Под кроватью ))

Ровно в половине шестого я отправил сообщение Лере, что возникло сложное дело, и я приеду сразу в бар. Но поскольку обещал их подвезти, то заказал для них Убер, который приедет через пятнадцать минут. Том должен был приехать в бар к половине седьмого, так что все складывалось как нельзя лучше.

В шесть часов я подъехал к общежитию и уверенной походкой пошел на четвертый этаж. Куртку с эмблемой команды я решил не надевать, чтобы не бросаться в глаза. План был простым. Первое – просто проверить: вдруг дверь не заперта или открывается легким нажатием плеча. Такое часто бывает в общежитиях, замки в комнатах дохлые, нужно лишь хорошенько приложиться. Я сто раз такое проделывал во время сборов, когда забывал ключ. Второе – если все закрыто на совесть, то спуститься вниз в администрацию и убедить их дать мне ключ. Расскажу, что забыл в комнате хоккейную клюшку, пусть они идут со мной и смотрят, как я ее забираю. Ничего лишнего и никаких сложных схем, в которых, согласно фильмам, все время что-то идет не так.

В холле первого этажа никого не было. Я заметил, что в дальнем углу распахнута маленькая дверь, которая вела в какое-то небольшое служебное помещение. Там за столом сидела женщина и что-то печатала на компьютере. Отлично, вот и администрация. Решив не пользоваться лифтом, я спокойно поднялся по лестнице на четвертый этаж. Перед комнатой с номером 406 у меня даже ладони зачесались от нетерпения. Я протянул руку и толкнул дверь, та неожиданно легко отворилась, я потерял равновесие и полетел вперед. Две секунды свободного падения – и я обнаружил себя лежащим на ворохе тряпья, из которого торчали круглые, как блюдца, карие глаза.

Через секунду они сузились, и послышалось шипение:

– Клянусь вселенной, если ты сейчас же с меня не слезешь, я тебя убью.

Я моргнул, потом еще раз. Подо мной, в толстой теплой куртке фиолетового цвета, в оранжевой шапке и малиновом шарфе, намотанном на пол-лица, лежала Мира. Я придавил ее своей тяжестью, наши лица были в сантиметре друг от друга. Она извивалась подо мной, как змея, прожигая взглядом, но я не сдвинулся с места.

– Неужели, – промурлыкал я.

Глава 5

Я пыталась сбросить с себя придурка, который разлегся на мне, крепко прижав мои руки к полу и придавив ноги коленом, и ухмылялся так, словно поставил мне мат через шесть часов игры. Я не могла пошевелиться, грудь сдавило от тяжести его тела. Satan i gatan…

Он очень близко.

Слишком близко.

Его тело было горячим, и я чувствовала этот жар даже через куртку. Возможно, он заболел, и у него температура? Вряд ли человек сам по себе бывает таким горячим? Или все может быть… если его изнутри топит адский огонь?

– Ты в качалку ходишь для того, чтобы девчонок в кровати удерживать? – прохрипела я, понимая, что наше молчание затягивается.

– Поверь, мне не нужна сила, чтобы девушки задерживались в моей постели, – прошептал он, и я почувствовала его дыхание. А его глаза были настолько близко, что я смогла рассмотреть каждую голубую прожилку и крапинку радужки. Вблизи его глаза были похожи на два универсума… бесконечно глубокие и загадочные. Интересно, что их цвет одновременно был похож и непохож на Мишин. У нее цвет глаз уходил в бирюзу, а у Роберта цвет напоминал… океан?

– Что? – хмыкнул он. – Потеряла дар речи?

Через секунду до меня дошли его слова, и от его насмешливого тона во мне немедленно вскипел гнев. Я попыталась боднуть придурка головой, но он засмеялся и ловко увернулся.

– Слезь с меня, идиот, – прошипела я, собрав всю оставшуюся силу и пытаясь выпутаться из его тисков, но он лишь немного напряг мышцы и пригвоздил меня к полу. Я почувствовала себя бабочкой, приколотой к специальному стенду на радость энтомологам.

Роберт чуть наклонил голову и зашептал мне на ухо, отчего я тут же покрылась мурашками:

– Отдай клюшку, и я с превеликим удовольствием оставлю тебя и поеду в бар наслаждаться обществом твоих соседок.

Мне почему-то стало противно от мысли, что его привлекли эти девчонки, и я поморщилась:

– Как здорово, что ты торопишься на вечеринку, которую организовал мой друг.

– Может быть, и так, только и меня туда пригласили, а я позвал своего друга, чтобы добавить маскулинности в общее веселье. Похоже, твои хилые друзья, кроме тебя, никому не нравятся.

Ага, вчера Эрик им особенно не нравился, и именно поэтому они вились вокруг него, как вороны. А он, глупый, пообещал им сегодня вечеринку и друзей позвать, чтобы они могли шведский попрактиковать. Я вздохнула – наивный парень.

– Короче, – продолжил Роберт, – я уже достаточно наелся твоей дурости. Развлеклись и хватит. Говори, где клюшка.

Мотнув головой, я сжала губы, словно сижу на допросе и меня вот-вот начнут пытать. Тогда он хищно улыбнулся и легко вскочил на ноги. Отряхивая джинсы, посмотрел на меня сверху вниз и насмешливо протянул:

– И правда, лучше молчи. Я сам найду. От твоего голоса у меня болит голова.

Я моргнула, ощущая странную легкость, которой не было еще секунду назад, и поймала себя на мысли, что это мне не нравится, а вот ощущать на себе его тяжесть было очень приятно. То, что он был так близко, тоже показалось мне волнующим…

Господи, это что такое? Я ужаснулась этой короткой мысли и до боли вонзила ногти в ладони, чтобы срочно прийти в себя. Убить подобные мысли, закопать, заморозить, послать в самый дальний угол сознания, чтобы они никогда, никогда оттуда не показывались.

Роберт быстро осмотрел комнату, заметил дверь, легко кивнул и направился к моей каморке. Я кое-как поднялась, бедро болело – наверное, ударилась при падении. Потерев ушиб, я развернулась, наблюдая, как Роберт собирает пыль, исследуя пол под моей кроватью. Его длинные ноги смешно торчали из комнаты, потому что весь он туда не поместился. Я быстро выудила телефон из кармана и сделала фото. Вдруг пригодится.

– Ее тут нет, – прорычал он, шаря руками по полу и чертыхаясь так, что, не будь я готовой к самому ужасному с его стороны, мои уши свернулись бы в трубочку.

– Естественно, – мой голос был безупречно беспечным, и я улыбнулась сама себе, мысленно награждая за предусмотрительность. Еще утром я оттащила ее в хозяйственную комнату и спрятала за стеллажами. Этому козлу слишком легко все достается. Ведет себя как неандерталец.

Роберт, злой как сто чертей, вылез из-под кровати, бросил на меня пылающий взгляд, который развеселил меня еще больше, и метнулся в большую комнату. Он быстро пробежался глазами по мебели, отодвинул диван и заглянул под кровать Лены, потом Леры. Тоже ничего. Распахнул шкаф – пусто, второй – то же самое. Развернулся, размышляя, куда бы ему еще засунуть свой нос, но объективно клюшку больше было некуда спрятать. На окнах жалюзи, а за ними нет укромных мест

Я развела руками и уставилась в пол, пряча улыбку. Потом подумала, какого черта я должна притворяться, – и растянула ее от уха до уха, глядя прямо ему в глаза. Он медленно шел ко мне, и его взгляд не предвещал ничего хорошего.

– Где она, черт тебя бери, – Роберт был зол, очень зол. – Как же ты меня достала своими выходками!

Он подошел ко мне почти вплотную, напирая и нависая надо мной. Снова очень много Роберта в моем личном пространстве. Он только и умел, что наседать и подавлять ростом и телосложением, словно альфа-самец, доказывающий стае, что он здесь главный – просто потому, что он выше, быстрее, сильнее. Я расправила плечи и напрягла ноги, мне хотелось показать, что я не боюсь, что его примитивные подходы на мне не работают, но когда он медленно приблизился ко мне почти вплотную, инстинкт заставил меня отступить. Роберт ухмыльнулся, а я сжала кулаки, злясь на саму себя. «Стой на месте, – мысленно повторяла я. – Ничего он тебе не сделает. Он идиот, но все же не до такой степени». Роберт снова медленно, как хищник, перемещался в мою сторону, и как только он придвинулся – я снова сделала шаг назад. «Да что за черт такой!» – выругалась я мысленно. Еще один медленный шаг вперед с его стороны – и мой назад. В его глазах заплясало веселье, когда он очутился еще ближе, мне же, как оказалось, отступать было некуда: я уперлась спиной в стенку.

Роберт смотрел на меня так, что я снова почувствовала себя мертвой бабочкой. Сглотнула и поняла, что мне нужно срочно что-то предпринять.

– А… э… – промямлила из своего угла, – ты в детстве случайно не увлекался лепидоптерофилией?

Его лицо застыло в недоумении, а брови сошлись у переносицы.

– Чем?

– Да нет, – махнула я рукой, – вряд ли. Ты и слов-то таких не знаешь.

Его глаза сузились.

– И что же это такое?

– Это хобби, – заговорила я голосом училки французского, – а именно, коллекционирование бабочек.

– С чего ты решила, что мне нравится убивать бабочек? – он странно на меня посмотрел, и на секунду его голос стал абсолютно нормальным.

– Да так, – пожала плечами, – все садисты с чего-то начинают.

Он закатил глаза, потом глубоко вдохнул и долго выдыхал, словно терял остатки терпения. Уперся одной рукой в стену рядом с моей головой, а согнутым указательным пальцем другой руки приподнял мне подбородок, чтобы видеть мои глаза. От этого прикосновения я вздрогнула.

– Мира, – голос Роберта был обманчиво тихим и вкрадчивым, – прошу тебя в последний раз по-хорошему: отдай мне клюшку, и разойдемся.

– Я еще вчера четко предупредила тебя, что будет условие. – Я попыталась вложить храбрость в свой голос, но все равно почувствовала, как он дрожит. Все в Роберте пугало меня, а его палец под моим подбородком обескураживал. Разум кричал мне: «Срочно убирайся». Я бы и рада его послушать, да вот как выбраться из кольца крепких рук?

– Я извинился, – выдохнул Роберт, – вчера.

– И я сказала, что этого недостаточно, – пробормотала. – Напряги свою память.

Он изучающе смотрел на меня.

– И чего же ты хочешь?

Мое тело замерло, а мозг лихорадочно обдумывал условие, которое бы меня удовлетворило. Честно говоря, не думала, что до этого дойдет. Наверное, хотела оставить клюшку у себя на три недели, мучала бы Роберта, отбивалась от его нападок. И все бы шло, как обычно. Но сейчас он просит озвучить условие, а у меня, в самом деле, не было и намека на идею. Единственное, что у меня было – глубокая всепоглощающая злость, вызывающая желание отомстить за то, как он поступил с Кристиной. Я вспомнила, как случайно столкнулась с ней в поликлинике в прошлом октябре. Она выглядела бледной и осунувшейся, так, будто долго и тяжело болела. Но потом я поняла, что дело вовсе не в вирусе, дело в Роберте…

Две бесконечных голубых вселенных гипнотизировали меня. И почему таким отвратительным придуркам разрешается иметь такие фантастические глаза?

Так, ладно, не отвлекаться.

Я медленно размотала шарф и сняла шапку, которая все еще была на мне, расстегнула куртку – от борьбы с Робертом стало жарко, и пот уже струился между лопатками. Он стоял так близко, что я задевала его при каждом движении.

– Ну? – не выдержал Роберт.

– Я хочу… – мой мозг работал быстро, очень быстро, предлагая варианты пыток: от «пробежать голым по улицам Стокгольма» до требования выколоть правый глаз. Но потом меня осенило. Конечно. Идеально.

Быстро смахнув его руку со своего подбородка, я задрала голову еще выше, чтобы смотреть ему прямо в глаза. Мне хотелось видеть его реакцию, хотелось насладиться ею сполна и не пропустить ни одной секунды, пока он будет осознавать мои слова.

– Я хочу, чтобы ты стал моим парнем на все время, что мы пробудем в Стокгольме.

«И еще я хочу, чтобы ты влюбился в меня, гад, за эти три недели, а потом я хочу тебя бросить, растоптать твое сердце и станцевать на нем джигу. Хочу, чтобы ты понял, каково это, ощущать, когда тебя бросают. Хочу сбить с тебя самодовольное выражение, когда ты поймешь, что тоже можешь страдать», – эта часть торжественного выступления была перенесена во внутренний монолог.

Его глаза расширились, на лице застыло недоверчиво-брезгливое выражение, он смотрел на меня, как на красного слизня, который заполз ему под мышку.

– Что ты сказала? – переспросил он.

– Ты все правильно расслышал, – я скрестила руки на груди. – Хочешь получить клюшку – должен отказаться от любого флирта, поцелуев и… – мои брови многозначительно поднялись, – ну ты понял, с другими девушками.

Он сделал два шага назад и рассмеялся. А я вдохнула полной грудью – пока он стоял так близко, кажется, я забыла, как это делать.

– Ты не серьезно, так ведь? – он провел руками по волосам.

– Очень даже серьезно.