Тайна проклятого дара

Дар замолк, оборвал сам себя на полуслове и опустил голову. Но Ярина поняла. Прижалась к его плечу ещё крепче.

– Прости, – виновато шмыгнула она носом.

Дара, её Дара – и кнутом?! За то, что был в первую очередь человеком, а не нечистью?

Лешак сжал кулаки.

– Чтоб он провалился, змей подколодный. Своими бы руками задушил, если бы проклятие не мешало. Сдохну, пока подберусь к нему вплотную. Или с ума сойду.

Яринка гладила его по руке, успокаивая.

– Теперь, кажется, моя очередь настала сказать тебе: «Не кручинься». Что-нибудь придумаем! У одной девки получилось, значит, и у нас получится. Надо голову только поломать как следует. Тут не сила нужна, а хитрость…

Так они и сидели бы, обнявшись, долго-долго. И любовалась бы Яринка украдкой на то, какой жених её ровный да хорошо сложенный. Если вниз смотреть, лёжа щекой на его плече, так хорошо всё видно. Даже то, на что невинным девицам и через одежду-то смотреть не полагалось, особенно до брака.

Да только вдруг из кучи сена в противоположном углу раздался внезапный визг.

– Чужааак! Хозяин, чужааак у дома!

Прежде чем Яринка успела заорать со страху, Дар сгрёб её в охапку и прикрыл рот ладонью.

– Тише-тише, ягодка, это свои, – и уже совсем другим тоном, высокомерным да недовольным, процедил: – Михрютка, у тебя совсем остатки разума под шапкой сгнили? Чего орёшь, как полоумный, чего невесту мою пугаешь?

– Прости, хозяин! – так же визгливо, но уже чуть тише отозвался голосок, и из соломы вылез человечек. До чего ж престранный: рубаха на нём алая, будто гребень петушиный, портки цвета запёкшейся крови, ступни босые да грязные, сам неподпоясанный. На вытянутой голове сидела широкая пятнистая шапка, ну точь-в-точь как у мухомора в лесу: красная, а сверху словно белый бисер просыпали. И росточком с мужскую ладонь будет, не боле.

– Это кто? – испуганно прогудела Яринка в Дарову ладонь. Отодвинула её от лица и добавила. – Я его визг слышала, когда мы в первый раз с тобой встретились, он про веники баял…

– Моховик, – с досадой поморщился Дар. – Помощничек в делах злодейских, растудыть его в качель.

– Злой ты, хозяин, – надул губы Михрютка. – Я тебе помогаю, перед колдуном покрываю, а ты…

– И лезешь вечно не в своё дело, за что и браню я тебя постоянно. А ты ещё и Яринку второй раз напугал.

– Так чужак же, – жалобно напомнил человечек. – Чичас всех разбудит, и старшая хозяйка вам всыплет по первое число.

Яринка решила ничему не удивляться. Ну, моховик. Маленький, размером меньше кошки. Подумаешь! Влюблённого в неё лешака уже ничего не переплюнет.

– Где чужак? – поднялась она с перины.

– Там! – снова взвизгнул моховик, указывая тонким корявым пальцем в окошко.

Если на сам чердак можно было забраться со двора через дверцу, то окошко его выходило практически к забору по левую сторону избы. За ним как раз росли те самые смородиновые кусты. Сейчас из них торчала голова Ваньки, жениха младшей сестрицы. Увидев Яринку, он заулыбался во весь рот.

– Яринка, здравствуй! А я к тебе! – Он сделал шаг и тут же зашипел – кусты по ту сторону никто не подстригал и не прореживал, и они успели изрядно зарасти чертополохом да колючками. – Поблагодарить хотел жениха твоего, ну и тебя тоже, что Варю надоумили со мной поговорить… Ой!

И тут же опустил взгляд. Было, отчего: Дар со свойственным ему нахальством высунулся между Яринкиным плечом и оконным проёмом едва ли не по пояс – как был, без рубахи.

– Благодари, – осклабился он многозначительно, и Ванька смутился ещё больше.

– Я не вовремя, да? Извиняйте, не хотел, слово даю, что не нарочно!

– Ладно уж, – махнул рукой Дар, скорчив при этом такую мину, будто их с Яринкой прервали на самом интересном месте.

Яринка возмущённо пихнула его в бок локтем. Лешак тут же прекратил изгаляться над наивным парнем, покаянно ткнулся ей лбом в плечо и сказал уже нормальным тоном:

– Сейчас спустимся, поговорим. Заодно и познакомимся. Чай, не чужие теперь.

Ванька стоял у забора, неловко переминаясь с ноги на ногу, – слишком худоватый и неказистый для жителей богатой Листвянки, которые в целом выглядели намного сытнее. Но если подойти поближе, можно было разглядеть и добрые светлые глаза, взирающие на мир с любопытством ребёнка, и кудри, что задорно топорщились надо лбом, и изгиб рта, который бывает лишь у весёлых людей, не привыкших держать камни за пазухой. Удивительное дело, и как такой парень вырос в семье лавочника, что думал день и ночь лишь о содержимом сундуков да кошелей?

Он, не чинясь, протянул Дару руку для приветствия, и тот хлопнул по ней ладонью так же легко, без раздумий.

– Рад знакомству. Я Иван, сын здешнего лавочника Игната. Ты из наших краёв? Чьих будешь?

– Из Торуги, на княжеском подворье служу. Езжу гонцом по всяким поручениям, – чуть с заминкой ответил Дар. – Как мимо Листвянки еду, так к Яринке и захожу. Сегодня вот ночью получилось. Звать меня Даром, а из какого роду я – к сожалению, не знаю. Сирота.

– Ничего, – Ванька посмотрел на собеседника с сочувствием. – Раз Яринке ты по нраву, значит, и мне тоже родичем будешь. Не страшно ездить в одиночку? У нас тут тати по окрестностям ошиваются, на позатой седмице двух мужиков из соседней деревушки обокрали да изувечили…

– Не боюсь, – мотнул головой лешак, затем с деланной хитрецой прищурился, предвосхищая дальнейшие расспросы. – Я родню Яринки больше боюсь, потому коня и привязываю в лесу. Он злой, только меня к себе и подпускает, лиходеям и вовсе башку копытом проломит, пусть только ближе подойдут. Да и волка не пожалеет.

– Так ты ещё сватов не засылал? – вытаращил глаза Ванька. – И среди ночи при этом к Яринке ходишь? А если кто чужой увидит? Хочешь, чтобы слухи про неё нехорошие пошли?! Ты ж чужак, тебя никто тут не знает!

– На днях зашлю, – Дар поднял обе раскрытые ладони, словно показывая, что пришёл без злого умысла. – Думаешь, легко найти в середине лета в княжеском дворе незанятого человека, который не только сам уважение среди народа имеет, но и близких знакомцев в вашей Листвянке? И придёт за меня словечко доброе замолвить? Меня родичи Яринины и погонят взашей, чужака. Кто родную кровинку отдаст незнакомцу из неведомо какого роду-племени?

Ванька согласно кивнул – и впрямь, как тут быть, если знакомых нет? Тем более про характер Яринкиной бабки знала вся округа.

Постепенно завязалась беседа. Ванька охотно рассказал про работу в лавке и про батькиных охранных псов, которые тоже злющие, не хуже Дарова коня, но это потому, что их обучали припасы от воров охранять. А в отношении к домашним и тем, кто с чистым сердцем в гости приходит, добрее и ласковее неразумных щенков.

– В псарне обучены, чтобы не только охраной были, но и защитой, и другом, – объяснял Ванька. – А ты как, любишь животину? Небось, в лесу всякого интересного насмотрелся, пока с поручениями ездишь?

Яринка испугалась – у Дара от такого вопроса аж глаза в темноте зелёным блеснули. Ибо и ежу понятно: хочешь приятное сделать лесному хозяину – спроси о зверях, что в его вотчине обитают.

Хорошо, Ванька ничего не заметил! А лешак охотно начал рассказывать о белках, меняющих шубу с рыжей на серую каждую осень, о закромах, которые они набивают доверху орехами и желудями, да так про них и забывают из-за скудной памяти. О зайцах, что зря слывут среди людей трусами, ибо могут вдарить задними лапами по носу даже волка, если тот покусится на зайчат. О медведях, которые после зимней спячки выползают на свет божий и падают ничком в густую траву, накапливая хоть какие-то силы под ласковым солнышком. И только потом идут искать пропитание.

Яринка потихонечку выдохнула. Нет, Дар не сболтнёт лишнего. Всё, о чём он рассказывал, знал любой пастух или охотник. Но Ваньке, сыну небедного лавочника, в чащу без крайней нужды не ходившему, его байки оказались в диковинку. Он стоял, едва рот не разинув, так ему было интересно.

Один раз только отвлёкся – на оберег, висевший у Дара на шее.

– Символ древних богов, да? – уважительно присвистнул он. – Я где-то видел уже подобное, не могу вспомнить где.

– Вроде того, – быстро сказал лешак, пряча оберег под ворот рубахи. – Всё, что от семьи моей осталось.

И продолжил разговор, как ни в чём не бывало. Тем более Ванька слушал охотно, а порой ещё и вопросы задавал о жизни того или иного зверя. Похвалился, что даже малевать их пробовал угольком на бересте, правда, батька-лавочник за это его выпороть грозился. Мол, глупости оно всё, только бесов тешить. Дар фыркнул с презрением и тут же поведал, что у иноземцев есть обученные люди, малюющие красками по холстине целые сады и красавиц, которых потом королям не стыдно показать. И никаких бесов это не тешит, а вот высказывания подобные отлично тешат чужую глупость и малограмотность.

Яринка не стала прерывать затянувшуюся болтовню, тем более она оказалась очень интересной. Но на всякий случай отправилась проверить, не разбудили ли они кого-нибудь. А то увидят её с чужаком любопытные соседушки и назавтра же бабке обскажут всё в подробностях, ещё и приукрасят. Мало ли, кого черти вынесут ночью за калитку.

Сама она из россказней Дара мало что поняла, но всё равно порадовалась, что жених у неё такой умный и уж грамоту наверняка не по одной книжке учил.

«Точно из знатных, у колдуна бы шиш его так наукам наставляли, – думала Яринка, обходя избу вдоль забора. Во дворе было тихо, даже собака не лаяла и не гремела цепью. – Украли его двенадцать зим назад, и ему точно было не меньше десяти. Значит, сызмальства обучали».

И оберег у него интересный, вроде бы даже с позолотой, а может, и из чистого золота. Яринка на чердаке не приглядывалась, что висит у Дара на груди, ибо тело жениха, снявшего рубаху, заинтересовало её намного больше. А когда глазастый Ванька на него указал, и сама присмотрелась повнимательнее.

Потускневший от соли, пота и времени, оберег представлял собой небольшой и плоский, словно монета, кругляш, на котором вставал на дыбы конь с длинным хвостом и развевавшейся по ветру гривой. Интересно, чей он? Хорошо бы поузнавать, не носит ли кто из княжьих людей подобные. Выходцы из благородных родов частенько считали себя потомками того или иного первозверя: тура, коня, сокола, медведя или ещё кого, такого же сильного и свободолюбивого.

Эх, съездить бы в город, поговорить с людьми! Да только никого ж она там не знает, кто ей, чужачке, откроется? Ещё и засмеют: небось девка-дура отдалась заезжему молодцу, даже имени не спросив, только оберег и запомнила. А теперь затяжелела от него и концов сыскать не может.

Она оглядела канавку у дороги и двор соседей Евсеевых. За ними возвышался кабак с закрытыми ставнями и запертой дверью. Вот уж где стояли засовы похлеще, чем в лавке у Ванькиного отца! Товар украденный хоть найти потом можно, те же псы по запаху отыщут. А брагу с медовухой – нет, только и гадать останется, в чьём ненасытном брюхе они осели.

И тут в кустах кто-то заворочался и захрюкал. Ярина сразу и не подумала испугаться – может, это Секач? Если уж моховик Михрютка не побоялся залезть в избу, то кабан вполне мог ждать хозяина где-то неподалёку.

В общем, она не отскочила, и зря – «кабан» вдруг с кряхтением встал на задние лапы, точнее ноги, и в свете луны, что как раз выкатилась из-за туч, показалась помятая Прошкина морда. Волосы, торчащие из-под шапки, прилипли к потному лбу. Рубаха разорвалась на груди, и в прорехах торчала неопрятная волосня, покрывавшая почти бабьего вида титьки – плод неуёмного потребления пирогов с ягодами да пива. Вот и сейчас от него несло сивушным духом.

– Напугал, дурень, – сердито выдохнула Яринка.

В голове тут же мелькнула мысль, что ещё седмицу назад она охотно назвала бы сына старосты лешим, но после знакомства с Даром… Как можно было вообще равнять эту образину с красавцем-лешаком?!

– Т-т-ты, – просипел в ответ сын старосты, смрадно дыша. – Я т-т-тебя, с-с-стервь… С-сглазила меня, небось. Девки надо мной с-смеются!

Он вытер с мурла пьяненькие слёзы и погрозил ей пальцем.

– Ходишь важная, как пава в тереме богатея… Брезгуешь мною.

– Совсем ополоумел, что ли? – Яринка отшатнулась в сторону. – На кой бес ты мне сдался? Домой иди, проспись!

– А ну с-стой! – зашипел Прошка не хуже змеи и шагнул из кустов, протягивая лапищи. – Неча хвостом вертеть, а потом пятиться! Ууууу, так бы и порешил всех баб! Все о мошне с серебром думаете, за неё и ноги раздвинуть готовы, а сами…

Сын старосты был пьян, и хмельная злоба придавала ему сил. Он скрючил пальцы на манер старой рассказчицы побасёнок, что изображала перед слушавшими её детьми бабу Ягу и потянулся к Яринке. Но испугаться она не успела. Едва уловимое движение сбоку – и она удивлённо ойкнула, схваченная за плечи и отдёрнутая в сторону. А Прошка с матюками и хрюканьем, достойным вепря Секача, со всей дури впечатался рожей в забор.

Тот дрогнул и заскрипел. С берёзы, что подпирала доски со стороны двора, на голову Прошке с шуршанием рухнуло прошлогоднее птичье гнездо.

– Т-ты кто? – рыкнул он, обернувшись и увидев незнакомого черноволосого мужика в дорогом кафтане.

– Жених это Яринкин, – ответил вместо Дара Ванька. – А тебе чего не спится? Шатаешься ночью, честной народ пугаешь, ещё и под хмельком. Не стыдно завтра будет в глаза отцу смотреть и соседям?

Ох, как же перекосилась морда у Прошки! Небось и протрезвел махом. У самого глаза загорелись не хуже, чем у лешака.

– Жених? – зарычал он сквозь стиснутые зубы, не сводя глаз с Дара. – Ишь, выискался! Ты кто таков? Откуда взялся? Ты вообще знаешь, кто я?!

– Знаю, – подтвердил Дар, и на лице его заиграли желваки. – Пугало огородное, которое за девками в поле подглядывает со срамными помыслами. Руки хоть мыл потом? Хотя, судя по виду твоей рубахи, мытьё и стирка тебе вовсе не любы. Зря, может, и бабы бы в твою сторону смотрели ласковее.

Прошка замер, переваривая услышанное. Так его ни разу в жизни не оскорбляли.

– Дар, ты что? – Яринка похолодела. – Это ж сын старосты! Антип и так житья нам не даёт, а если ты Прошку покалечишь…

– То есть в рожу двинуть ему нельзя? – лешак с деланной грустью оттопырил нижнюю губу, а потом ухмыльнулся: – Ладно, не очень-то и хотелось. Я к нему, вонючему, и прикасаться не хочу, брезгую. Да и опасно это, вдруг кулак в брюхе застрянет. Не у всякой бабы, что двойню носит, такое имеется.

– Да я т-тебя… – от злости Прошка принялся заикаться. Глаза его налились кровью. – Да я т-тебя, с-с-с…

– Сожрёшь? – подсказал услужливо Дар, отодвигая Яринку за спину. – Страшно-то как, я и портки уже обмочил. В твоё пузо мы с невестой, поди, вдвоём вольготно поместимся. Иван только поперёк горла встанет, уж больно локти у него острые.

Может, Прошка и побоялся бы лезть на высокого и крепкого парня, к тому же богато одетого. Явно не из простых и приехал издалека, а ну как прямиком с княжеского подворья?.. Но Ванька не выдержал и хрюкнул со смеху, и это стало последней каплей. Прошка взревел быком во время весеннего гона и кинулся на обидчика.

Дар сдержал обещание и бить в рожу не стал. Вместо этого сдвинулся к Яринке, а сам подставил ногу. Неуклюжий Прошка не успел остановиться, наткнулся на неожиданное препятствие и с воплем рухнул в траву.

– Всю округу, небось, перебудил, – посетовал лешак, поднимая изрыгающего хмельную брань Прошку за шиворот. – Охолонуть бы этой скотине немного. Где тут у вас родник какой или колодезь?