Девочка, с которой случилась жизнь. Книга 2

Анна Ситникова

Девочка, с которой случилась жизнь. Книга 2

Мои глаза в тебя не влюблены, –

Они твои пороки видят ясно.

А сердце ни одной твоей вины

Не видит и с глазами не согласно.

Ушей твоя не услаждает речь.

Твой голос, взор и рук твоих касанье,

Прельщая, не могли меня увлечь

На праздник слуха, зренья, осязанья.

И все же внешним чувствам не дано –

Ни всем пяти, ни каждому отдельно –

Уверить сердце бедное одно,

Что это рабство для него смертельно.

В своем несчастье одному я рад,

Что ты – мой грех, и ты – мой вечный ад.

Уильям Шекспир

Пролог

«Порш» уверенно гнал из центра страны к ее восточному побережью. Открытое окно позволяло ветру бросать мои слегка отросшие за лето волосы в разные стороны так, что приходилось постоянно их придерживать. В какой-то момент, я плюнула бороться с ними и позволила волосам трепать меня по лицу. Это было даже приятно. Как это ни парадоксально, но все, что было связано с этой поездкой, было слишком приятно. Даже тот факт, что этим летом я и Саймон чуть не погибли, не изменил моего отношения к летним каникулам. Волшебным, потрясающим, чересчур эмоциональным каникулам-открытию. Мне всегда удавалось быстро забывать плохое и брать себя в руки. И теперь, двигаясь в сторону дома, я не представляла, как можно расстаться с этим; как можно перевести все что было в категорию воспоминаний, закинув это куда-нибудь на дальнюю полочку в собственной голове.

Общее фото на фоне фермерского дома перекочевало из моей загипсованной руки на приборную панель. На нем все улыбались. Все, даже пес.

Ни о чем я так не жалела в эти прекрасные дорожные три дня, как о возвращении домой в Нью-Джерси. Может быть, для кого-то это мое сожаление показалось бы странным, но только не для меня. Я впервые жила так долго без мамы, и я впервые провела так много времени рядом с Саймоном – это был мой личный маленький оазис. Не смотря на боль, страх, кошмары, которые стали одолевать меня после нашего похода, слезы, отчаяние, борьбу за жизнь, я помнила и другое – красоту природы, любовь Саймона, нашу заботу друг о друге, милую бабушку, уютные вечера, доброго пса, лижущего руки, большую кровать, свободу, чистый воздух, танцы, смех, платья и все остальное, что так понравилось моему сердцу.

Обратная дорога, как это всегда и случается, показалась мне в миллион раз короче той дороги, по которой мы отправились из дома в Северную Дакоту пятьдесят восемь дней назад. Я специально посчитала дни, так как каждый из них останется в моей памяти навсегда. Почти целое лето. Почти целая жизнь. Раскаленный асфальт дороги как будто сжался, приблизив нас к дому слишком быстро.

Разумеется, я скучала по маме, по сестре, по братьям, которые совсем скоро уедут из дома в выбранные ими колледжи. Разумеется, мне не хватало веселой болтовни сестренки, когда перед сном она забиралась ко мне на кровать и начинала пересказывать все дневные новости. Не хватало Кевина с его таким взрослым и понимающим взглядом, Тима – полной противоположности брата – с постоянной любовью к простоте и жизни в свое удовольствие. Даже по маминым воспитательным работам и бабулиным нравоучениям я успела соскучиться. Но, Боже, как же я буду скучать по этому лету, сидя на скучных уроках, или во снах, или в моменты какой-нибудь рутинной работы.

Свободный ветерок, вызывающий волны на полях, бесконечное пространство, большие и красивые фермерские дома, как будто вышедшие из другой эпохи, гомон живности в загонах, простота и искренность в общении с людьми. Фруктовые пироги, байки миссис Морган, танцы под Элвиса Пресли, чтение под деревом, не такое жаркое солнце. Наши разговоры, наш поход и все, что мы пережили. Саймон. Все это стало слишком дорогим для меня, чтобы я могла безболезненно с этим проститься и не тосковать.

Но с этой тоской теперь придется жить, Энн. И ничего ты тут уже не попишешь.

А я, видит Бог, ненавижу тосковать.

Вернувшись в Нью-Джерси, я почувствовала себя иностранцем. Похожее чувство жило во мне в момент нашего переезда из Калифорнии год назад, но сейчас оно как будто многократно усилилось. Меня тянуло назад: на ферму, к природе, к свободе. К Свободе с большой буквы С. К самостоятельному принятию решений, к обостренным чувствам, когда твое тело становится пугающе чувствительным, чтобы суметь впитать в себя все окружающее. Тянуло к постоянной близости парней, особенно Саймона. В те злополучные восемнадцать дней он постоянно был рядом, хотя большую часть тех дней пролежал с жа́ром и в беспамятстве.

Но мы вернулись. Ведь по забавному правилу жизни человеку редко выпадает шанс жить так, как хочется. Мы вернулись. Мама со слезами обнимала меня почти сутки и даже, хоть я и сильно этого опасалась, не оторвала мне голову. Так что жизнь мало-помалу стала входить в свою привычную колею.

Пришлось наверстывать упущенное: готовиться к школе, заниматься шопингом (сталкиваясь с совершенно иным миром – цивилизованным миром от которого я успела отвыкнуть), смотреть за сестренкой, посещать родственников, помогать с домашними делами, нянчиться с кошкой, встречаться с людьми, которых не было в моей жизни почти два месяца. Я старалась быть оптимистом, но тоска, скрывающаяся где-то глубоко внутри, раз от раза выбиралась наружу и заставляла меня грустить. В такие моменты я часами могла сидеть возле модели фермы, которую мне сделал Саймон. После того, как он довел ее до ума – покрасил, добавил мелочей и фигурок животных, ферма из обычного глупого сувенира превратилась во что-то большее. Это мой личный, самый лучший на свете кукольный домик, который так же по совместительству играет роль портала. Портала в счастливые воспоминания. Смотря на нее, я могла в любой момент оживить все свои ощущения из прошлого. Могла передвигать фигурки зверей или покачивать пальцем миниатюрные качели, слушая почти настоящие звуки: скрип, кудахтанье, лай Шерифа, ветер…

Тим и Кевин разъехались по колледжам сразу после дня рождения отца – человека, которого так долго не было в моей жизни и который удивительно просто занял кусочек моего сердца, когда все же вернулся. Конец августа выдался теплым и не дождливым, поэтому на свой праздник отец вывез нас всех в зоопарк в Центральном парке на Манхэттене. Меня такой выбор места немного позабавил, ведь отцу исполнялось сорок шесть, а не двенадцать, но день мы все равно провели очень здорово. Мы всей семьей нашагали километров десять, много фотографировались и в конце дня устроили чудесный пикник. Саманта была в восторге от каждой зверюшки, попадавшейся ей на глаза и визжала каждый раз, когда парни на спор таскали ее на плечах. А сколько сладкой ваты она съела, – я переживала, как бы у нее не развился диабет. Кажется, даже маме понравилось, хоть в отношениях родителей все еще чувствовалось сильное напряжение. А что касается меня… Чувства были слишком противоречивы: я впервые гуляла где-то вот так – большой счастливой семьей, где есть человек, к которому я могу обратиться «папа». Но ужасно раздражало ощущение неполноты: мне не хватало Саймона рядом. Всегда не хватало. За лето я так привыкла, что он постоянно рядом, что не представляла хорошего дня без его общества. И все же было здорово устроить нечто подобное перед тем, как братья разъедутся по колледжам и станут совсем взрослыми.

За неделю до начала учебы чемоданы Тима и Кевина были собраны. Проводить парней в дорогу собралось порядка тридцати человек – те, кто выжил после прощальной вечеринки устроенной накануне. Все они столпились на нашей лужайке, на подъездной дорожке и на большой дороге, чуть ли не перекрыв движение. Было много объятий и слез, напутствий и пожеланий. Мы с Самантой лили слезы, не переставая. Саймон впервые с момента нашего приезда выглядел разбитым и мрачным.

– Сай, брат, я не вытерплю, если ты сейчас расплачешься, – весело сказал Тим, прощаясь с Саймоном, за что и получил шутливый удар в живот. Парни обнялись так крепко, что я, стоя рядом с Саймоном, услышала, как скрипнула кожа на его косухе. – Береги ее, – Тим кивнул в мою сторону.

– Мог бы и не говорить очевидное, – без улыбки ответил Саймон.

После настала моя очередь обнимать Тима. Тут уж я не смогла сдержаться и, дав волю слезам, промочила всю его кофту. Мне было плевать даже на то, что на нас смотрит целая толпа народу. Главным было то, что меня разлучают с другом, с которым я только-только познакомилась. С другом, который так мне помогал и который только одним своим присутствием в моей жизни учил меня относиться ко всему проще, чтобы не заработать сердечный приступ к тридцати годам.

Если мы с Саймоном грустили, то Грег радовался по полной – он всегда был более дальновидным:

– Мы же их не на войну провожаем, а в колледж. Только представьте, какая веселая жизнь у них теперь начнется.

Конечно, все это так, но… По ночам становилось совсем тоскливо. Рядом не было ни братьев, ни Саймона, только силуэт фермы на прикроватной тумбочке и воспоминания, а я так отвыкла от одиночества. Иногда меня мучили ночные кошмары. Почти всегда одно и то же – лес, ощущение безысходности, рык в темноте. Приходилось или забираться в кровать к Сэмми, или мучиться в пустой комнате, искусственно создавая себе компанию, включая телевизор.

Наверное, из-за этого одиночества, которое теперь стало для меня не спасением, а наказанием, каждый день, что оставался до начала учебного года, я и сбегала из дома сразу же после завтрака. Иногда одна, иногда с Сэмми. Застать Грега у меня получалось крайне редко, потому что по большей части он гулял с остальными своими друзьями, по которым очень соскучился за время пребывания у бабушки в Северной Дакоте. Винить его я не могла, ведь это из-за меня ему пришлось задержаться на ферме так надолго. Поэтому я и спасалась обществом Саймона. Как всегда. Я не могла представить себе ничего приятнее, чем развалиться рядом с ним и читать книгу. Слушать его веселые комментарии, улыбаться, чувствовать себя нужной, счастливой и такой спокойной. Он же, как максимальный заряд успокоительного, – накрывал меня волной умиротворения всегда, когда мне было это нужно. После того что было с нами летом, мы окончательно сплотились в единый организм, который просто не желал функционировать, когда мы разделялись.

Почему-то мне казалось, что после этого лета моя жизнь изменится кардинально. Почему-то я была уверена, что в скором времени и наши отношения с Грегом приобретут новый статус. Вот сейчас он нагуляется и вспомнит о том, что хотел предложить мне стать его девушкой. Да. Сейчас-сейчас, осталось совсем немного подождать. Не зря же он так часто обвинял брата в том, что тот не дает мне свободы. Не зря же Грег так часто говорил о своей привязанности ко мне, чтобы остановиться на половине пути. В конечном счете, если он не соберется с силами в ближайшее время, я перестану так слепо цепляться за него. Мне казалось, что я уже давно была готова отпустить эту ситуацию с Грегом, и только его разговор с Саймоном на крыльце их бабушки подкидывал все новые дрова в костер моего помешательства на нем. Но если он все же не решится пригласить меня на свидание, я уже не буду долго плакать.

Вот так и вышло, что я ждала и верила, верила и ждала, хотя сама не понимала, для чего мне, собственно, это так сильно нужно.

А во снах была Дакота. Я как перекати-поле металась по полям, или нагуливала милю за милей по непроходимому лесу. Даже когда было темно и страшно, когда ноги путались в корнях старых деревьев, мне было хорошо. Это были те самые воспоминания, тот самый глоток свежего воздуха, которые не позволяли мне забыть о чем-то… важном. А после сумбурные сны почти всегда возвращались к одному и тому же – к дороге.

Бесконечная лента дороги и целая жизнь впереди.

Чертовски приятный символизм.

Глава 1

ПОВЕЗЕТ/НЕ ПОВЕЗЕТ.

– 1 —

Сентябрь наступил незаметно. Летняя жара все еще не спала, но уже, пусть и неохотно, уступала свои позиции более прохладным температурам. Было похоже, что осень и лето ведут между собой борьбу: солнечные и душные дни могли чередоваться с умеренно теплыми и дождливыми. И все же солнце все чаще светило без той ужасной испепеляющей силы, к которой я так и не сумела привыкнуть, проживя всю жизнь на западном побережье Америки. Старые дубы и клены на нашей улице все еще в большинстве своем пестрили зеленью, хотя пару желтых листочков в округе я уже успела заметить. Осень врывалась в нашу жизнь так же, как это происходило уже сотни лет до нас.

Вудсток драйв оживала. Все больше голосов, все больше людей и машин. Из отпусков вернулись загорелые взрослые, с каникул вернулись школьники, чтобы подготовиться к новому учебному году. Совсем скоро пережитые эмоции и интересные события, которые произошли с ними на каникулах, превратятся в веселые истории, которые будут рассказываться друзьям на школьных дворах, шепотом в классах, в столовых. Летние приключения – наверняка это основная тема для обсуждений в первый месяц нового учебного года. До тех самых пор, пока они не будут вытеснены разговорами об учебе, приближающимися праздниками, экзаменами, выборами колледжа для выпускников, новыми отношениями, сплетнями.

К тому моменту, когда округа войдет в стадию золотой осени, когда температура окончательно опустится до комфортных пятидесяти-шестидесяти градусов[1], когда по крылечкам перед домами и подъездным дорожкам расставят тыквы и набитые соломой чучела, истории путешествий окончательно перестанут звучать. Самые волнующие останутся только в памяти их обладателей. Там они будут переживаться еще очень долго. Если, разумеется, летние каникулы были хоть капельку выдающимися.

Наше с Саймоном лето тоже в какой-то мере можно назвать выдающимся. И уж точно я еще долго не смогу отделаться от страшных снов, в которых кто-то рычит в темноте, в которых ощущается удушливая теплота и затхлость палаточного воздуха. Сны после которых я все еще просыпаюсь в панике и думаю о том, что Саймону не протянуть долго без обеззараживающей мази, антибиотиков и еды. Думаю, все это останется со мной не просто долго, скорее всего, я никогда не забуду тех долгих дней, в течение которых мы с Саймоном боролись за выживание. Я и не хочу этого забывать. В конце концов, если быть откровенной, это было лучшее время в моей жизни. Вот такой вот парадокс. Может быть, я просто ненормальная, кто знает. Но это было время, когда мне удалось выжать из себя все силы и доказать, что я способна на многое. К тому же я никогда не верила, что Саймон может умереть, он всегда был рядом, я чувствовала его постоянно.

– Почему ты всегда пытаешься нас разделить? – спросил он тогда в палатке, в первую ночь после падения.

В те дни похода мы не были разделены. Мы были единым существом, которое пыталось выжить и боролось. И это удивительное ощущение. Когда ты сроднился с кем-то настолько, что не представляешь, как может быть иначе. К тому же там, в лесу, я чувствовала себя сильной как никогда. Даже в тот момент, когда решила что умру на поляне. Еще один странный пародокс. Какая-то внутренняя частичка меня, что-то очень сильное, не дало мне расклеиться окончательно. Это был тот самый стержень, о котором как-то говорил Саймон? Или же это было что-то из категории «самоотверженность»? Не знаю. Мне просто было важно и нужно спасти человека, который полностью зависел только от меня. Самого важного человека в моей жизни. Как же могло быть иначе?

Я не считаю себя героем. Не считала раньше, когда все вокруг нахваливали мои заслуги, не считаю и сейчас. Я делала то, что было нужно. Это было важно для меня – доказать самой себе, что я пройду через что угодно, но не брошу друга в беде. И даже в момент полного физического истощения мое сознание (подсознание или еще что-то) не дало мне возможности сбежать или опустить руки и перестать бороться. Оно постоянно подталкивало меня вперед. Потому что спасти Саймона – это было важно. Ведь я так сильно люблю его.

Почти целый год понадобился мне для того, чтобы я смогла поверить и принять то, что я чертовски счастливый и везучий человек. Почему? Да потому что только везучему человеку может так повезти – найти лучшего друга, который разрывает рамки привычного и становится для тебя чем-то гораздо большим, чем просто друг. Становится для тебя человеком, без которого ты уже не смыслишь жизни. И тем человеком, про которого ты с уверенностью можешь сказать – это навсегда. Именно навсегда. И не важно, как там сложатся наши дела с Грегом, не важно, какую девушку все же когда-нибудь полюбит Саймон, он все равно будет рядом. Иначе и быть не может. Потому что мы друг без друга уже и не мы вовсе.

– 2 —

Солнечные лучи пронзали кухню насквозь. Утро было прекрасным. Я улыбалась и наблюдала за полетом пылинок внутри ослепительных солнечных дорожек. Осень в Уэйне, Нью-Джерси совсем другая. Не такая, как в Сан-Франциско (и слава Богу, ведь вечное лето меня ужасно раздражало). Наверное, так и должно быть, ведь два этих города разделяет без малого две с половиной тысячи миль. Две разные жизни. Две разные меня.

Я молча сидела на кухне, закинув ноги на стул и попивая сок из огромной кружки Кевина, которая теперь перешла ко мне по наследству, после того как парни уехали из дома в светлое будущее. Забавно, но ровно год назад, в этот же самый день, сидя на этой же самой кухне, я места себе не находила от волнения. Да и прошлогодняя хорошая погода, как мне тогда казалось, издевалась и подшучивала надо мной и моим траурным настроением. Помню, как ужасно боялась встречи с новыми одноклассниками, как сильно тряслась от одной только мысли, что на меня будут смотреть незнакомые люди, что меня будут оценивать. Тиму тогда даже пришлось силой вытаскивать меня из машины, чтобы я все же появилась в школе.

Такая теплота от этих воспоминаний, Энн…

И так удивительно, что сейчас во мне нет и капли от того волнения. Как ни странно, но сейчас я абсолютно спокойна. Может быть, причина этого в том, что я похудела? В конце концов, лишний вес – это то, что отравляло мою жизнь слишком долго. А после летней небольшой голодовки мой жирок испарился. Или же новая прическа придает мне уверенности? Или же все дело в том, что после событий в лесу, когда я думала, что нам с Саймоном не удастся выжить, я кое-что поняла? Например, то, что волноваться на счет чьего-то косого взгляда в твою сторону – это до крайности глупо. Ведь в жизни есть вещи гораздо более важные.

Почему-то сегодня мне хотелось верить, что я повзрослела. Стала более рассудительной, зрелой, смелой. В конце концов, мы ведь и правда чуть не погибли. Это должно было привести к какому-то переосмыслению. К чему-то, что меняет человека на молекулярном уровне. И нет пути назад. Так и случилось.

Поэтому, лениво щурясь от солнца, которое теперь светило мне на лицо, я волновалась только из-за одного: Грега. Сложно было придумать хоть какое-то оправдание его нерасторопности в отношении меня. Почему он, сто раз прямым текстом говоривший Саймону, что хочет предложить мне встречаться с ним, до сих пор ничего не предпринял? Почему я до сих пор мучаюсь от непонимания? Ведь я же своими ушами слышала, что Грег меня любит, что он хочет быть со мной. Но дальше этих подслушанных реплик ничего и никуда не пошло. Хотя, видит Бог, возможностей предложить мне стать его девушкой было предостаточно. Отличных, романтичных возможностей. Может быть, Грег все еще сомневается? Но ведь я всеми силами показывала, как мне хочется, чтобы он решился. Разве что с плакатом вокруг него не бегала. Почему все так долго? Почему Грег такой долгий? Почему я должна мучиться от неопределенности после всех его слов? Да или уже точно нет, и я освобожусь от ее присутствия в своей голове.

В этом году у Грега будет больше времени, потому что кроме футбола у него больше нет никаких отвлекающих от меня факторов. После той истории с Джесси, Грег бросил танцевальную школу. Еще в начале каникул, он сказал, что после его бывшей сумасшедшей девушки, повернутой на танцах, он сильно к ним охладел. Они даже стали вызывать у него чувство отвращения. И, так как он не видел для себя будущего в них, то решил не тратить больше на них время. В конце концов, его желание стать знаменитым футболистом, сосредоточиться только на футболе – идея очень здравая. Меня это скорее радовало, потому что свободное от других занятий время он сможет посвятить мне. Если конечно вспомнит о своих летних мыслях, когда говорил Саймону, что любит меня. Долго ли он еще будет в себе разбираться? Проблема была еще и в том, что я уже не была уверена на все сто процентов, что хочу, что бы он так долго в себе разбирался.

Так и не придя к определенному ответу, который бы меня успокоил, я, вздохнув, соскочила со стула и побежала в комнату Саманты. Пора было будить это сонное царство.

* * *

Запись от 2 сентября, 2008

Вчера, проведя очередную ночь с раскалывающейся головой и закинувшись горстью таблеток, я думал. Все равно спать, когда так болит голова, не вариант. И вот, меня посетила одна ужасающая мысль… А что если я совершил огромную ошибку? Может, не стоило даже начинать общение с Энни? Вдруг я делал все только ради удовлетворения своих эгоистических побуждений? Из-за абсолютного эгоизма позволил ей влюбиться в меня. Сам так привязал ее к себе. Сам завел все это в такой тупик. Иногда мне кажется, что не стоило так все затягивать, раз я никак не могу решиться и сделать ее моей.

Утро. Скоро увижу Энни. Была бы моя воля, я бы ни сегодня, ни когда больше не переступал бы порога школы. И почему никогда НИКОГДА человеку нельзя жить так, как он того хочет? Какой абсурд.

Это лето было таким, после которого вернуться в привычную колею жизни просто нереально. Я никак не могу перестать думать о ферме. О том, как было бы здорово прожить всю жизнь там, вместе с Энни. Обожаю маленькие городки. Обожаю, когда вокруг люди, которые настоящие. Добрые и искренние. Как одна большая община. Одноэтажная Америка, фермы, леса и поля – все это нравится мне гораздо больше, чем долбанные человеческие муравейники. Всегда нравилось.

Было так нереально представлять нашу жизнь с ней вдвоем в маленьком домике где-то неподалеку от бабушкиной фермы. Мы бы завели кучу куриц, раз Энни так понравилось за ними ухаживать. Мы бы устраивали долгие посиделки на веранде с ледяным лимонадом. Энни клала бы свои ноги мне на колени. Я бы гладил их и любовался ей. Было бы так чертовски идеально.

Почему мне не тридцать? В тридцать жизнь уже как-то устоялась. Верно? В тридцать я бы мог сам распоряжаться своей жизнью. К чему мне эта школа и этот дурацкий колледж? Я мог бы стать фермером, как мой дед. Не вижу в этом ничего зазорного. Выращивал бы что-то на продажу, чинил машины местных – чем не вариант? Энни бы носила воздушные платьица, пекла бы пироги, гуляла бы с нашими детьми по ярмаркам. Мы бы вместе гуляли. По деревенским ярмаркам. Господи, как это было бы идеально. Мне аж тошно от этого.

Мамины платья так идеально ей подошли. Я даже немного шокирован. Смотрел на нее такую красивую… в ее платьях. Делал вид, что все так и надо. Но мне хотелось кричать, что она, черт побери, просто идеальна в этих платьях! Как бы мне хотелось бросить все это и просто исчезнуть с ней навсегда со всех радаров. Чтобы ни отец, ни ее семья не останавливали нас.

Не знаю, нормальны ли такие мысли для моего возраста? Иногда мне кажется, что нет. А иногда что да. Но что я сделаю с ними, если они думаются?

Наверное, я все же нифига не бунтарь, как думал раньше. Если бы я был им, то давно бы забил на школу, свалил бы ото всех подальше. Может быть, выкрал бы Энни из этой гробящей наши жизни системы. В конце концов, раздобыть денег на жизнь я прекрасно могу и без образования.

Впервые буду жить без Тима. Это даже странно и непривычно. Сколько себя помню, он всегда был со мной, а теперь укатил в колледж и максимум что нам светит – болтовня по телефону и редкие встречи по праздникам, если он будет приезжать к семье. Какого хрена я чувствую такое… опустошение (?) из-за этого?

И еще одна мысль посетила мою несчастную голову. Насколько было бы проще, если бы тогда, на той самой первой вечеринке год назад, это была бы любовь с первого взгляда. Чтобы тогда, впервые увидев ее, я бы до беспамятства влюбился в ее лицо, волосы, в то, как на ней сидит ее голубая блузка, или в то, как смешно она закатывает глаза, когда слышит очередную гениальную идею своего брата. Но это была не влюбленность с первого взгляда, когда только увидел и потекли слюни. Это нечто более осознанное, серьезное и настоящее. Когда подключается не только сердце, но и голова, и душа.