Книга о счастье

Потом долго молчали, сидя рядом на верстаке, слушая музыку, смотря на снег, падающий за окном. Наташа прислонилась головой к плечу Игоря, закрыла глаза. Он чувствовал ее тепло, ее дыхание, легкий запах какого-то незнакомого парфюма, смешанный с запахом морозного воздуха. Было как-то странно и хорошо одновременно. Словно они оказались в каком-то другом мире, отрезанном от всего остального, от проблем, забот, от обыденности жизни. Только они двое и метель за окном.

Разговор завязывался снова, тихий, неторопливый, словно боясь спугнуть наступившую атмосферу интимности. Говорили о детстве, о мечтах, о том, что важно для каждого из них. Наташа рассказывала о своем городе, о родителях, уже без той напряженности, которая чувствовалась вначале. Игорь тоже рассказывал о Спокойном, о своей работе, о родителях, о своих нереализованных амбициях. В ее глазах он видел понимание, сочувствие, интерес. Он чувствовал, как растворяется лед отчуждения, как между ними возникает невидимая связь, теплое человеческое участие.

А потом… потом случилось то, что обычно случается между мужчиной и женщиной в новогоднюю ночь, когда за окном метель, а внутри тепло и немного пьяно от шампанского и неожиданной близости. Были неловкие прикосновения, робкие поцелуи, шепот и смех. Сначала робкие и неуверенные, потом все страстнее и отчаяннее. Было что-то нежное и торопливое, как будто боялись спугнуть это неожиданное счастье, растворить его в обыденности утра. Они лежали на старом раскладном диване, принесенном отцом еще в советские времена, укрытые его старой курткой, и время остановилось. Существовали только они двое, и метель за стенами гаража, и тихая музыка из приемника.

Утром Игорь проснулся от холода. Обогреватель выключился, в гараже было зябко и сумрачно. Солнце еще не поднялось высоко. Он открыл глаза и понял, что лежит один. На верстаке лежал голубой шарф, тот самый, который был на Наташе вечером. Самой Наташи не было. Диван был пуст, куртка лежала скомканная на полу. Дверь гаража была приоткрыта, на снегу виднелись следы, ведущие от ворот в сторону дороги.

Он резко сел, сердце забилось тревожно. «Наташа! Наташа!» – тихо позвал он, но в ответ была только тишина гаража и завывание ветра за воротами. Он вскочил, накинул куртку, выскочил на улицу.

Снег перестал идти, небо было чистое, голубое, как немытое стекло. Солнце слепило глаза, отражаясь от белого снега. Вокруг – ни души. Только следы на снегу, босые следы, уходящие в сторону дороги, и исчезающие за поворотом. Словно призрак растворился в утреннем свете.

Игорь стоял на пороге гаража, растерянный, ошеломленный. Что это было? Сон? Галлюцинация? Новогоднее чудо? Но вот он – голубой шарф на верстаке, вещественное доказательство того, что все это было не сон. И босые следы на снегу, ведущие в никуда.

Он вернулся в гараж, взял в руки голубой шарф. Мягкий, теплый, пахнущий чем-то незнакомым, сладковатым, женственным. Он прижал его к лицу, закрыл глаза. В голове были обрывки воспоминаний, какие-то неясные образы, фразы, смех, прикосновения… Но самого главного – лица Наташи – он не мог вспомнить четко. Словно ее образ был размыт, не фокусировался. Словно она растворилась в утреннем свете, как дым, как новогодняя сказка.

Он попытался вспомнить ее имя полностью, фамилию хотя бы. Ничего. Наташа и Наташа. Проездом. К родственникам. Автобус сломался. Бред какой-то. Но шарф – вот он, в руках. Теплый, реальный. Вещественное доказательство того, что все это было на самом деле.

Игорь положил шарф в карман куртки, запер гараж и пошел домой. Новогоднее утро началось как обычно. Мать хлопотала на кухне, готовила завтрак, отец вернулся с рыбалки с пустым ведром, жаловался на плохой клев, на мороз, на бесперспективность зимней рыбалки. Все было как всегда. Только в кармане куртки лежал голубой шарф, напоминание о странной ночи и незнакомой девушке, исчезнувшей так же неожиданно, как и появившейся.

Глава III

С тех пор прошло много лет. Жизнь текла своим чередом. Игорь закончил институт, устроился инженером на завод, получил квартиру, похоронил родителей. Жизнь была размеренной, спокойной, предсказуемой. Как и название города – Спокойный. Воспоминания о новогодней ночи постепенно стирались, тускнели, уходили в тень повседневности. Шарф где-то затерялся при переездах и ремонтах, словно исчез вместе с Наташей. Воспоминания стали смутными, нечеткими, как старая фотография, выцветшая на солнце. Иногда, в новогоднюю ночь, когда за окном мела метель, Игорь вспоминал ту ночь в гараже, незнакомую девушку, ее робкую улыбку, ее большие темные глаза. Но это было скорее как сон, как вымышленная история, не имеющая отношения к реальности.

И вот сейчас, весной, разбирая старые вещи в гараже, случайно найденная записка – «На Новый год я здесь. Ожидайте. Об этом совсем необязательно знать другим людям» – словно ключ повернула в замке его памяти. Все всплыло снова, ярко и четко, как будто это было вчера. И Наташа, с ее робкой улыбкой и большими темными глазами, и голубой шарф, и босые следы на снегу, и запах ее духов, и тепло ее тела, и тихая музыка из приемника. Все вернулось с новой силой, захлестнуло его волной воспоминаний.

Игорь стоял в гараже, держа в руках пожелтевший листок бумаги, и чувствовал какую-то щемящую тоску в груди. Не то чтобы сожаление об упущенной возможности – он даже не знал, что это была за возможность. Скорее – горечь от собственной забывчивости, от того, что позволил времени стереть из памяти что-то важное, необычное, что случилось с ним однажды в новогоднюю ночь в старом отцовском гараже. Горечь от того, что не попытался узнать больше о Наташе, не поискал ее после ее исчезновения, отпустил ее так легко и беспечно, позволив ей раствориться в снежном утре.

Он опустился на раскладной стул, смотрел на записку и думал. Кто оставил ее? Наташа? Зачем? Кому она адресована? «Ожидайте»… Кого ожидать? И что означает «об этом совсем необязательно знать другим людям»? Словно это какой-то секрет, какое-то тайное послание из прошлого, адресованное ему, только ему.

Глупости какие-то. Просто чьи-то детские игры, наверное. Записка старая, лет двадцать ей точно есть. Может, отец еще баловался чем-то в молодости? Или кто-то из его друзей решил подшутить? Но нет, что-то не вязалось. Записка была написана женским почерком, аккуратным, округлым. И эти слова – «на Новый год я здесь»… Слишком уж совпадало с той ночью и Наташей. Слишком много совпадений для простой случайности.

Может, она специально оставила эту записку? Чтобы он нашел ее когда-нибудь, спустя годы? Чтобы он вспомнил о ней, о той ночи? Зачем? И как она могла знать, что он найдет ее именно сейчас, весной, в этом гараже? Это было невозможно, нелогично, мистически.

А может, все это просто совпадение. Случайность. Игра воображения. Его память подбросила ему эту историю, навеянную запиской. Он просто слишком много думает, слишком много ищет смысла в обычных вещах. Жизнь простая штука, как говорил отец. Не надо ее усложнять. Живи сегодняшним днем, не оглядывайся назад, не заглядывай вперед.

Но записка лежала у него в руках, а в голове крутились воспоминания о новогодней ночи и незнакомой девушке Наташе. И щемящая тоска не отпускала. Тоска по чему-то ускользнувшему, непонятному, но явно важному. По той молодости, по той наивности, по той неожиданной встрече, которая могла бы стать чем-то большим, но так и осталась неразгаданной загадкой, забытой в суете обыденной жизни. Тоска по неизвестному будущему, которое могло быть, но не стало.

Игорь вздохнул, смял записку в кулак. Что теперь делать с этим воспоминанием? Искать Наташу спустя пятнадцать лет? Глупость какая. Да и как ее найдешь? Проездом. К родственникам. Автобус сломался. Сказка новогодняя. История, которая случилась и исчезла, не оставив следов, кроме этой пожелтевшей записки и смутных воспоминаний.

Он разжал кулак, разгладил помятую бумажку, положил ее обратно на полку, за банку с краской. Пусть лежит. Может, еще когда-нибудь найдет ее случайно, как сегодня. И снова вспомнит новогоднюю ночь и незнакомую девушку. И снова почувствует эту тихую, щемящую тоску по упущенному времени и неведомым возможностям. Просто так, для разнообразия в спокойной и размеренной жизни инженера Игоря Павлова из провинциального городка Спокойный. А больше и не надо. И так достаточно для размышлений в тишине гаража в неспешный весенний день, когда весна запаздывает, а воспоминания наоборот, наступают с неожиданной силой.

Ночной гость

Спокойный всегда был городом, где тени казались гуще, а ночи длиннее, чем где-либо еще. Даже летние вечера здесь окутывались какой-то преждевременной, почти зловещей темнотой. Может, дело было в старых деревьях, которые, словно скрюченные пальцы, тянулись к небу, или в туманах, которые часто сползали с окрестных холмов, закутывая город в саван тишины и влаги. А может, дело было просто в людях, в их усталости, в их вечном поиске чего-то неуловимого, что они называли счастьем.

В тот вечер, когда Счастье решило посетить Спокойный, небо было затянуто плотными, свинцовыми тучами. Ветер, холодный и пронизывающий, гулял по пустынным улицам, заставляя скрипеть вывески магазинов и завывать в водосточных трубах. Фонари тускло освещали мокрый асфальт, создавая зыбкие, искаженные отражения. Город готовился ко сну, но сон этот был тревожным, полным смутных ожиданий и невысказанных страхов.

Счастье появилось на окраине Спокойного, словно тень, отделившаяся от ночи. Оно не имело четкой формы, скорее, это было ощущение, едва уловимое присутствие, обернутое в подобие человеческой фигуры. Высокое, неясное в полумраке, в потертом пальто, с поднятым воротником, скрывающим лицо. Его шаги были тихими, почти неслышными, словно листья, скользящие по мокрой земле.

Оно подошло к первому дому на краю города – маленькому, покосившемуся домику с облупившейся краской и кривой верандой. В окнах горел тусклый свет. Счастье остановилось перед дверью, на мгновение замерло, словно прислушиваясь к тишине внутри. Затем подняло руку и постучало.

Стук был тихим, почти робким, словно шепот ветра. В доме, казалось, никто не услышал. Счастье постучало еще раз, чуть громче.

В доме зашевелились. Свет в окне погас, затем снова зажегся, но уже в глубине дома. За дверью послышались тихие шаги.

«Кто там?» – раздался из-за двери хриплый, усталый голос.

Счастье молчало. Что оно могло сказать? «Это Счастье»? Звучало глупо, нелепо, как шутка.

«Кто там, я спрашиваю?» – голос стал настойчивее, в нем прорезались нотки раздражения и страха.

Счастье снова промолчало. Оно не умело говорить словами, его язык был языком сердца, языком тишины, языком едва уловимых ощущений.

За дверью раздался тяжелый вздох. «Если это шутка, то она дурацкая», – проворчал голос. – «Идите прочь».

Шаги затихли, свет в глубине дома погас. Дверь осталась закрытой.

Счастье постояло еще немного перед темным домом, словно надеясь, что дверь все же откроется. Но дверь молчала, словно каменная стена. Тогда Счастье развернулось и пошло дальше, в глубь города.

Следующий дом был больше, крепче, с ухоженным газоном и светящимися окнами. Здесь, казалось, жили люди, которые знали, чего хотят от жизни, люди, которые добились успеха, люди, у которых, казалось бы, уже было все, включая счастье. Но это было лишь иллюзией.

Счастье постучало и в эту дверь. Стук был чуть увереннее, но все еще тихим, ненавязчивым.

Дверь открылась почти мгновенно. На пороге стоял мужчина средних лет, в шелковом халате и с бокалом вина в руке. Лицо его было усталым, под глазами залегли тени, несмотря на дорогие часы и костюм, он выглядел измученным и разочарованным.

«Чего надо?» – спросил он резко, глядя на Счастье с подозрением.

Счастье снова молчало.

Мужчина прищурился, пытаясь разглядеть ночного гостя в полумраке. «Вы кто? Полиция? Или…» Он запнулся, словно не хотел произносить вслух то, что пришло ему в голову. «Или что-то еще?»

Счастье протянуло руку, словно предлагая себя. Но мужчина отшатнулся, словно от прикосновения проказы.

«Убирайтесь», – сказал он, его голос дрожал от страха и раздражения. – «У меня нет ничего для вас. Я не хочу никаких проблем».

Он захлопнул дверь перед самым носом Счастья, оставив его стоять в одиночестве на пороге, освещенном лишь тусклым светом крыльца.

Счастье вздохнуло, хотя вздохом это можно было назвать лишь условно. Скорее, это был тихий шелест, словно ветер, проносящийся сквозь сухие листья. Оно развернулось и пошло дальше.

Так Счастье ходило по улицам Спокойного, от дома к дому, от двери к двери. Оно стучалось в богатые дома и в бедные лачуги, в дома молодых и старых, в дома полные смеха и дома, где царила тишина отчаяния.

В одном доме жила молодая женщина, которая целыми днями сидела у окна, глядя на улицу с тоской в глазах. Она мечтала о любви, о семье, о счастье, которое, как ей казалось, всегда обходило ее стороной. Когда Счастье постучалось в ее дверь, она вздрогнула, словно от неожиданного удара.

«Кто там может быть в такой час?» – прошептала она, глядя на дверь с испугом и надеждой.

Она подошла к двери, медленно, словно боясь спугнуть что-то хрупкое и желанное. Приблизившись, она прислушалась. За дверью стояла тишина.

«Кто там?» – спросила она, голос ее дрожал.

В ответ – молчание.

Она приоткрыла дверь на цепочку и выглянула наружу. На пороге стояла высокая, неясная фигура, окутанная тенью ночи.

«Кто вы?» – спросила она, страх сковал ее сердце.

Счастье молчало, лишь протягивало руку, словно предлагая что-то невидимое, но драгоценное.

Женщина испугалась. Это было не то счастье, о котором она мечтала. Счастье должно быть ярким, сияющим, радостным. А это… это было что-то темное, загадочное, почти пугающее.

«Уходите», – прошептала она, захлопывая дверь и задвигая засов. – «Мне ничего не нужно».

Она отступила от двери, прижавшись спиной к стене, и заплакала.

В другом доме жил старик, который провел всю свою жизнь в поисках счастья. Он искал его в богатстве, в славе, в удовольствиях, но так и не нашел. Под конец жизни он остался один, больной и разочарованный, сидя в кресле-качалке у окна, глядя на уходящий день.

Когда Счастье постучалось в его дверь, он даже не шелохнулся. Он был слишком глух, слишком устал, слишком разочарован, чтобы надеяться на что-то хорошее.

Счастье постучало еще раз, громче, настойчивее.

Старик вздрогнул, словно от далекого грома. Он медленно повернул голову в сторону двери, его глаза, потускневшие от старости и болезней, смотрели в пустоту.

«Кто там?» – прохрипел он, голос его был слабым и дрожащим.

Счастье молчало.

Старик вздохнул. «Наверное, показалось», – пробормотал он. – «Слишком поздно для гостей. Счастье не приходит так поздно».

Он отвернулся от двери и снова уставился в окно, на темнеющее небо. Он не открыл дверь, и не узнал, что счастье стояло на его пороге, готовое войти в его жизнь, если бы он только позволил.

Так ночь шла к концу, а Счастье продолжало свой безнадежный обход Спокойного. В каждом доме его встречали страхом, недоверием, равнодушием, усталостью, разочарованием. Люди были слишком заняты поисками счастья где-то далеко, слишком испуганы неизвестностью, слишком зациклены на своих проблемах, чтобы заметить его, признать его, впустить его в свою жизнь.

В одном доме жили супруги, которые постоянно ссорились, обвиняя друг друга во всех бедах. Они мечтали о счастье, но видели его лишь в том, чтобы изменить своего партнера, заставить его соответствовать их ожиданиям. Когда Счастье постучалось к ним, они были заняты очередной ссорой, кричали друг на друга, бросали посуду, изливая свою злость и разочарование.

Стук в дверь они услышали как помеху, как досадное вторжение в их личный ад.

«Кто там еще?» – прорычал муж, бросая в сторону двери злобный взгляд. – «Кому неймется?»

Жена, вся в слезах и гневе, подбежала к двери и распахнула ее, готовая обрушить свой гнев на любого, кто посмел нарушить их «уединение».

На пороге стояло Счастье, молчаливое и неподвижное.

«Что вам надо?» – закричала жена, ее голос был истеричным. – «Чего вы хотите от нас? Разве нам мало своих проблем?»

Счастье молчало, лишь протягивало руку, словно предлагая мир и покой, которых так не хватало в этом доме.

Муж подошел к жене, оттолкнул ее в сторону и вышел на порог. Он посмотрел на Счастье с ненавистью и презрением.

«Убирайся отсюда», – сказал он, сплевывая на землю и захлопнул дверь с такой силой, что стекла в окнах задрожали.

Супруги снова принялись кричать и ругаться, погружаясь все глубже в пучину своего несчастья.

Счастье вздохнуло в последний раз, словно прощаясь со Спокойным. Оно поняло, что здесь его не ждут, что здесь его не примут. Люди в этом городе были слишком заняты поиском счастья где-то в другом месте, слишком поглощены своими страхами и разочарованиями, чтобы увидеть его, когда оно пришло к ним.

Счастье развернулось и пошло обратно, туда, откуда пришло, в ночь, в тишину, в небытие. Его шаги становились все тише, пока совсем не стихли. Оно исчезло, словно растворилось в предрассветной мгле.

А в Спокойном наступило утро, серое, хмурое, как и все утра в этом городе. Люди проснулись, потянулись, позевали, и снова погрузились в свои повседневные заботы. Они спешили на работу, ругались в пробках, спорили с коллегами, уставали, раздражались, злились, разочаровывались.

И в течение дня, как и всегда, они говорили о счастье. Они жаловались на его отсутствие, сетовали на его недостижимость, завидовали тем, кому, как им казалось, повезло его обрести.

«Счастья нет», – говорили одни. – «Это все сказки, выдумки для дураков».

«Счастье недосягаемо», – вторили другие. – «Оно где-то там, далеко, за горизонтом, а нам оно не светит».

«Счастье – это для богатых», – ворчали третьи. – «А мы, простые смертные, обречены на вечные страдания».

И никто из них не вспомнил о тихом стуке в дверь прошлой ночью. Никто не задумался о том, что, возможно, счастье приходило к ним, стояло на их пороге, предлагало себя, но было отвергнуто, не узнано, прогнано…

Разговор о счастье

Деревня… Тихая, затерянная в складках холмов, словно морщины на лице старого мудреца. Время здесь текло иначе, медленнее, как густой мед, капающий с ложки вечности. В одной из покосившихся избушек жила бабка Аня. Не то чтобы «бабка» – скорее, по паспорту. В глазах же ее плескался озорной огонек пятилетней девочки. Болезнь, странная и редкая, остановила ее развитие в этом нежном возрасте. Тело росло, старилось, покрывалось сетью морщин, но внутри… внутри плескалось чистое, незамутненное сознание ребенка.

***

Она жила одна. Одиночество? Нет, это слово было чуждо ее миру. Она жила в единстве. Единстве с ветром, шелестящим в кронах берез. Единстве с солнцем, ласкающим ее морщинистые щеки. Единстве с дождем, барабанящим по крыше, словно колыбельная. Деньги? Их не было. Семья? Давно растаяла в дымке прошлого. Но она была счастлива. Не просто довольна, не просто примирилась с судьбой – счастлива. Как может быть счастлив цветок, распустившийся на обочине дороги, не зная о том, что есть сады и оранжереи.

Ее счастье не было показным, кричащим. Оно было тихим, глубоким, как лесной ручей, журчащий в тени деревьев. Оно не зависело от внешних обстоятельств, от погоды или урожая. Оно росло изнутри, как дерево пускает корни в землю. Оно было просто есть, как дыхание, как биение сердца.

Рядом, словно насмешка судьбы, вырос новый дом. Современный, стеклянный, сверкающий, как ледяной дворец. В нем жил Алексей. Молодой, красивый, богатый. По всем меркам мира – удачник. У него было все, о чем мечтают люди: деньги, власть, признание, женщины, машины… Но в глазах его – пустота. В сердце – лед. Он ходил по жизни, словно во сне, не чувствуя вкуса, запаха, радости. Счастье? Слово, которое звучало для него как пустой звук. Миф, сказка для бедных.

Алексей видел бабку Аню. Иногда – из окна своего сверкающего дома, иногда – проезжая мимо на своей дорогой машине. Видел, как она копается в огороде, напевая что-то под нос. Видел, как она сидит на лавочке у дома, улыбаясь солнцу. И что-то внутри него шевелилось. Непонятное, тревожное чувство. Раздражение? Зависть? Недоумение?

Как? Как эта нищая, убогая старуха может быть счастлива? Это же абсурд! Это противоречит всем законам логики и здравого смысла! У нее нет ничего! А у него есть все! И он несчастен. А она… сияет, как летнее солнце.

Этот контраст мучил его, не давал покоя. Он, успешный, сильный, владелец мира, не мог понять, как эта маленькая, словно сломанная кукла, женщина может обладать тем, чего он так жаждал, но не мог найти.

Однажды, в особенно мрачный день, когда даже солнце, казалось, отвернулось от него, Алексей решился. Он пошел к бабке Ане. Простой, грязной тропинкой, ведущей к ее покосившейся избушке. Словно богатый принц, заблудившийся в лесу, ищущий дорогу к мудрому отшельнику.

Бабка Аня сидела на лавочке, плела венок из полевых цветов. Увидела Алексея, улыбнулась, как старому знакомому. Будто ждала его. Будто знала, что он придет.

– Здравствуй, дед! – сказала она, протягивая ему венок. – Хочешь, на голову надену? Будешь как царь лесной!

Алексей опешил. «Дед»? Он, молодой, красивый, которого женщины называли «принцем»? Но в ее глазах не было насмешки. Только чистая, детская радость.

– Здравствуй, – сказал он, немного растерянно. – Меня Алексей зовут. Я… сосед твой. Из нового дома.

– А, – кивнула бабка Аня. – Я знаю. Ты красивый. Как солнышко. Только грустный. Почему грустный?

Прямой вопрос, как удар молотка. Алексей не ожидал такой простоты. Он привык к сложным разговорам, к играм разума, к маскам и лицемерию. А тут – прямо в лоб.

– Я… не знаю, – признался он. Слова вырвались сами собой, словно пробка из бутылки. – У меня все есть. Но я не счастлив. А ты… у тебя ничего нет. Но ты… светишься. Как так?

Бабка Аня засмеялась. Звонко, чисто, как колокольчик. Ее смех был как глоток свежего воздуха в душной комнате.

– Счастье? – переспросила она. – А что такое счастье? Это когда солнышко светит? Или когда птички поют? Или когда цветочки пахнут?

– Наверное, – пробормотал Алексей. Он чувствовал себя глупо, разговаривая с ней, как с ребенком. Но что-то в ее простоте, в ее невинности задевало его за живое.

– Нет, – покачала головой бабка Аня. – Это не счастье. Это просто… хорошо. Счастье – оно внутри. Здесь, – она показала на свою грудь, на сердце. – Как солнышко внутри тебя. Оно всегда есть. Только его надо увидеть.

– Увидеть? Как? – спросил Алексей. Интерес начал просыпаться в нем, как росток, пробивающийся сквозь асфальт.

– А вот так, – бабка Аня закрыла глаза, сделала глубокий вдох, и выдохнула. – Просто… смотри внутрь. Там есть солнышко. Оно всегда светит. Даже когда снаружи тучи. Даже когда дождь идет. Солнышко внутри – оно всегда есть.

Алексей послушно закрыл глаза. Попытался «смотреть внутрь». Но там была темнота. Пустота. Только мысли, как назойливые мухи, жужжали в голове. «Деньги, работа, дела, проблемы…» Никакого солнышка. Только холодный мрак эго.

– Не получается, – сказал он, открывая глаза. – Там ничего нет. Только… пусто.

– Пусто? – удивилась бабка Аня. – Не может быть. Солнышко всегда есть. Может, ты просто… не умеешь видеть? Может, ты слишком много думаешь? Мысли – они как тучи. Закрывают солнышко. Надо тучи разогнать.

– Разогнать тучи? Как? – Алексей начинал злиться. Ему казалось, что она говорит какие-то глупости. Простые, детские, наивные глупости. Но почему-то эти глупости задевали его сильнее, чем самые умные книги и лекции.

– А вот так, – бабка Аня снова засмеялась. – Просто… перестань думать. Просто… будь. Как цветок. Как дерево. Как птичка. Они не думают. Они просто есть. И солнышко внутри них – светит.

– Просто быть? – переспросил Алексей. – Это… как? Я не понимаю. Я должен работать, добиваться успеха, зарабатывать деньги… Мир такой… сложный. А ты говоришь – просто быть. Это же… глупость!

– Глупость? – бабка Аня посмотрела на него с удивлением. – А что глупость? Быть счастливым – это глупость? Радоваться солнышку – это глупость? Любить цветочки – это глупость? А что тогда не глупость? Деньги? Машины? Дома? Это все… игрушки. Игрушки для взрослых детей. Они думают, что игрушки сделают их счастливыми. Но игрушки – они снаружи. А счастье – оно внутри.

– Но… как же жить? – Алексей был в отчаянии. Он чувствовал, что мир, в котором он жил, рушится. Все его ценности, все его убеждения – рассыпаются в прах. – Если просто быть… что тогда делать? Как зарабатывать на жизнь? Как… быть успешным?

– Жить, – просто ответила бабка Аня. – Просто жить. Дышать. Смотреть на солнышко. Слушать птичек. Любить цветочки. Помогать людям. Радоваться каждому дню. Разве этого мало? Жизнь – она такая красивая. Такая чудесная. Зачем ее тратить на… игрушки?