Дело влюбленного киллера

Без причины не бывает. И Нертов старательно искал ее. Искал, потому что где-то рядом мог ходить негодяй, заставивший солдата переступить черту, за которой в лучшем случае только смерть.

А где-то глубоко задавленный множеством пустых допросов прятался червячок сомнения. Неясно, что произошло на складе оружия, который сдал под охрану своему сменщику Керимбаев за несколько минут до роковых выстрелов. При внимательном осмотре хранилищ на одном из них оказалась поврежденной пластилиновая пломба. Может, конечно, ее случайно повредил кто-то из часовых при сдаче-приеме поста?

Алексей потребовал провести ревизию хранилища. Вроде бы все оружие оказалось в наличии. Впрочем, любую проверку можно проводить двумя способами: формально (ящики 1,2,3… в наличии, оружие цело) или как положено, сверяя номера на каждом автомате, на каждом штык-ноже с реестром.

Чего же так беспокоится зам-дознаватель? Что-что, а в его искренность верилось с трудом. Впрочем, может, действительно, все дело в злосчастном танке?..

Нертов попытался поработать через особистов – снова пустышка – чекисты сказали, что информации нет. Тогда он пошел проверенным путем: потихоньку переговорил с несколькими солдатиками – эти знают если не все, то почти все. Только надо уметь найти с ними общий язык. Чтобы убедились ребята: не враг-офицер рядом, нет ему нужды подлянку делать, дембель тормозить.

Еще со срочной Алексей помнил, с каким недоверием относились ко всяким заезжим «крючкам»: вы приехали-уехали, а нам здесь служить. Сейчас, по-видимому, ситуация складывалась именно такая. Даже залетчик Вася прятал глаза да отмалчивался. Только буркнул напоследок:

– Вам надо – вы и проверяйте – все равно бесполезно. Один раз склад шмонали, а теперь там все чисто. Кого надо – всех купили…

И ушел, оставив Нертова задумчиво курить, соображая, где же был прокол. Впрочем, прокол был. И это ясно, как божий день: надо было самому присутствовать в хранилище на сверке. Точно.

И вот Алексей под предлогом необходимости проведения дополнительно осмотра (Москва все равно потребует!) в сопровождении понятых и прапорщика Тишко, в ведении которого находился склад, снова на Территории. Понятые перекладывали с места на место ящики с оружием, а Тишко с Нертовым по ведомостям сверяли номера автоматов и винтовок.

Пока шло следствие, Тишко был временно отстранен от несения службы, а формально находился на обследовании в связи с нервной перегрузкой. Видимо, ему придется уходить в другую часть, хотя прокурор уже намекнул Алексею, что дело в отношении Тишко придется прекращать: необходимая оборона, и только.

– А с вами, товарищ старший лейтенант, мы еще разберемся: кто дал право лезть под пули? Мы нужны Родине живыми. Ваша задача – не злодеев ловить, а следы фиксировать. Военные сами должны были захват организовывать…

– Да я же… Он ведь мог начать стрелять. – Алексей безуспешно пытался возразить, хотя понимал, что если уж шеф сел на своего любимого конька («Мы нужны живыми», а по сути: «Ты, дурак, пулю получишь – мне отвечать»), его никакими силами с этого пути не свернуть.

– Идите. Сейчас выполняйте свои обязанности. Читайте кодекс. Проведете баллистическую экспертизу по этому прапорщику отдельно. И побыстрее: чистая необходимая оборона. По этому эпизоду вынести постановление о прекращении дела за отсутствием состава и все силы – на Керимбаева…

Все силы на Керимбаева. Легко сказать. Может, формально Тишко и был прав, но ведь можно было взять солдата живым. Можно.

Когда открывали последний ящик со снайперскими винтовками, Тишко выдохнул:

– Ну, вроде все в порядке. Зря вы не поверили ревизии. Керимбаев, конечно, сволочь, но вряд ли он успел залезть в склад.

– Диктуйте номера. – Алексей злился на себя за затею с повторным осмотром и жалел потерянное время, которое можно было бы потратить на очередной допрос.

– 22–19.

– Отметил.

– 22–20.

– Есть.

– 22–21.

– Следующий.

– Все. Тишко выпрямился. Была последняя.

– А номер 22–22 пропустили? – Алексей посмотрел на Тишко и заметил, как тот переменился в лице. – Где номер четыре двойки?..

Хотя все ящики переставили уже раза по три, снайперской винтовки № 2222 в помещении склада не оказалось…

Нертов составил протокол, прилепил поверх печати Тишко еще свою, прокурорскую, на дверь склада, посадил прапорщика в уазик (придется повторно допрашивать) и поехал докладываться по ЗАС прокурору: придется вешать на часть еще одну «палку».

* * *

Теперь поведение Керимбаева при желании объяснить было можно: утащил солдат сдуру винтовку куда-то в ближайшие кусты, чтобы впоследствии попытаться продать. Разводящий при смене постов мог заметить срыв печати и пообещать разобраться. Или, еще проще, от самого же Керимбаева узнал о краже и, надеясь на скорый дембель, потребовал, чтобы тот вернул оружие. А может, просто решил сам подзаработать, лишив таким образом товарища дополнительных денег – во всяком случае, возникла ссора, и Керимбаев разрядил свой автомат.

То, что все равно его поведение нелогично – так придурок же: не подумал о последствиях. О какой логике можно было говорить, когда двое дезертиров, за которыми он как-то гонялся по тайге, объясняли свои действия тем, что, дескать, хотели года четыре пожить в лесу, промышляя охотой, а потом сдаться (якобы срок привлечения к ответственности пройдет)? Детский лепет, да и только.

Что-то похожее могло быть и с Керимбаевым. Только непонятно, почему ничего не сказал ефрейтор, сменивший его на посту у склада? Ведь, если разводящий заметил нарушение пломбы, новый часовой должен был об этом знать. Значит, все же сам Керимбаев рассказал разводящему о винтовке. Значит ли?..

– Нертов передопросил и Тишко, и сменщика Керимбаева – ефрейтора Григорьева. Прапорщик (и ему-то Алексей верил) утверждал, что хотя оружие не сверял уже несколько месяцев поштучно, но никого постороннего на складе не было, а сам он, естественно, из своего склада «ствол» не потянул бы: кто ж еще отвечать будет. Замок на складе открыть – дело плевое (сколько раз просил начбоя, чтобы сменили!). Но склад-то все время под охраной, да и опечатан к тому же.

Григорьев, поняв наконец, что ему скорый дембель не светит, начал судорожно вспоминать всякие нужные и ненужные подробности армейской жизни:

– Керимбаев, он все время пытался спать на посту. Об этом все знают. Серега, ну, тот разводящий, которого он грохнул, не раз предупреждал, что вложит ротному, если поймает спящим. Да, видно, не успел. Но, когда мы менялись, Нурик не спал. Правда, какой-то дерганый был, сказал, что проблема есть. Серега ему: «Ты, мол, затрахал уже своими проблемами, давай скорее меняйся», а Нурик в ответ что-то заворчал по-своему и пошел.

– А почему ты раньше это не говорил?

– А зачем? Меня дознаватель об этом не спрашивал. Только интересовался, били Керимбаева в роте или нет да почему тот стрелять начал? А я почем знаю? Ну, сказал, что не били. А чмо он и есть чмо. Так кто же это записывать будет? Ребят только жалко. Серега с Коляном с ним в одном экипаже были. А теперь я за рычагами сто пятого вместо Нурика. Тут на днях в поле выходили. Будто бы диверсантов брать. Они на машинах, в гражданке, но с оружием. А я – по газам и вперед. Вот смеху-то было. «Диверсанты» – как меня увидели – сразу же по своим тачкам, бежать собрались. Хотя, наверно, это чекисты переодетые. Я командира спрашиваю: «Давить?» А он вылез в люк к пулемету и смеется: «Не надо пока». Вот умора! А еще у нас случай был в прошлом году…

«Ну, что взять с таких? – подумалось Нертову. – Только что ребят жалел, а сам уже про случаи всякие рассказывает. Мало Керимбаева было. Но сведения об учениях как нельзя более кстати».

– Так, давай ближе к делу. Все-таки скажи, кто бил Керимбаева в роте? Я в протокол это записывать не буду. И смотри: ты недосмотрел печать, принимая пост. Поэтому думай, как бы тебе не загреметь по 255-й[4]. А если ты сам никому не расскажешь про наш разговор, о его содержании никто не узнает…

Но Григорьев ничего не успел рассказать Алексею, так как того сначала срочно вызвали на ЗАС (прокурор хотел в очередной раз дать ценные указания), после этого позвонил эксперт-психиатр, попросивший подвезти дополнительные характеристики на Керимбаева (что это эксперт так переживать начал?). В конце дня Алексеем почему-то заинтересовался московский генерал, и пришлось долго объяснять, что ничего нового по делу неизвестно и лучше всех осведомлен о деле прокурор (звоните, спрашивайте). А вечером в гостиницу к Алексею приехал полковник-режиссюрист. В общем, день был потерян окончательно.

* * *

Видимо, Григорьев добросовестно передал отцам-командирам, имевшим привычку повторно и очень душевно беседовать с солдатами после того, как их допрашивал Нертов, дневной разговор. Не зря ведь проявился московский генерал, а вечером был нанесен визит в квартиру – гостиницу.

Не зря задергались отцы-командиры. Еще утром, когда Алексей заехал в местный ОВД, чтобы допросить для «галочки» одного из оперов, присутствовавших с кинологом при попытке задержания Керимбаева, тот хихикнул:

– Знаешь, мы тут тебе, пожалуй, халтурку нашли. На днях бандиты разборку крутую учинили. Не наши, ты же знаешь, что за колючкой их не держим. Братва из «большого» Дивномайска понаехала. А коллеги наши узнали поздновато. Думали, что перестреляют друг друга, так нет. Какие-то вояки на танке подкатили, «развели» всех мирно. Только папе Федоту, кто-то шею сломал. Территория чужая, информация местная, но и дивномайским ребятам лишний «висяк»[5] ни к чему. А вояки, старлей, твои: Т-80, на сколько я знаю, только в вашей части имеются. Поэтому, извини, бумагу все равно пошлем, а ты номерок можешь запомнить: 150-й. Так что думай.

Думать по поводу какого-то танка, явно привязанного местными операми за уши к их делам, не хотелось. Даже если и грохнули у них кого-то из бандитов, при чем здесь танк? Вояки постоянно на учениях крутятся, могли и мимо проезжать.

Только после разговора с Григорьевым Алексей понял, что опер был прав: неслучайно оказался танк рядом с бандитами. А это значит, что народ и армия, как говорится, едины. И самое фиговое во всем этом, что армия – это его, Нертова, подопечная в/ч[6], с которой еще придется хлебнуть горюшка…

– Чего тут непонятного, Леша? – вопрошал режиссюрист. – Какое тебе еще заключение экспертов надо? – Просто скрытая шизофрения… А с танком этим ты что, криминал найти хочешь? Нет никакого криминала.

«Ага, вот ты и лопухнулся, – злорадно подумал Алексей, – было бы все чисто – не дождался бы я ни разговора с москвичом, ни с тобой, уважаемый».

Конечно, лучше было бы смолчать, сделать вид, что поверил, и, как учил шеф, делать потихоньку свое дело. Но, видно, напряжение прошлых дней начало сказываться, и Нертов закусил удила.

– Нет уж, что касается танка, товарищ полковник, это история отдельная. Я, кстати, попрошу представить мне документы, касающиеся учений, список членов экипажа, установить, кто давал команду на выезд…

Алексей понял, что зарвался, но уже не хотел останавливаться – слишком надоело постоянно улыбаться, зная, что рядом враг. Да, полковник – враг. Это именно он проводил первую ревизию на складе. Это точно его работа – выяснить у Григорьева подробности беседы. Это он виноват, что в части постоянно укрывалась неуставщина. Значит, и смерть трех человек, и безнаказанное хищение оружия на его полковничьей совести.

– И еще: я попрошу, чтобы вы не вмешивались в ход расследования. В противном случае завтра же сообщу напрямую вышестоящему прокурору.

– Ты что, не понимаешь? – Полковник забыл свою роль доброго дядюшки. – Куда ты лезешь, Юрист?

– Я делаю свое дело. И вы делайте. – Нертов встал. А я завтра же доложу обо всем.

– Ну, не кипятись. – Полковник еще раз попытался урезонить зарвавшегося помощника прокурора. – Давай лучше поговорим о деле спокойно…

– Я не буду с вами разговаривать о деле. А завтра и вы, и я будем действовать, как нам положено по служебным обязанностям: вы представите бумаги, я – доложу прокурору.

– Мальчишка, ты не соображаешь, куда полез! Но, раз ты хочешь, я скажу тебе. Скажу, что приказ вывести танк дал генерал. Но здесь ты сам шею свернешь. Ничего ты не докажешь. Район и время учений определены в приказе по части. Ты хотел, чтобы около Объекта была стрельба? Ты ведь знаешь, что мы охраняем. Хочешь, чтобы все к чертовой матери на воздух взлетело? Да?! Скажи спасибо генералу, который сумел обеспечить охрану…

– Это он пусть Москве объясняет. А я все сказал.

– Ну, смотрите, товарищ военный юрист: вы не захотели меня послушать, а пытаетесь опорочить честных людей. Как бы самому в дерьме не оказаться, – пригрозил на прощание полковник и ушел.

Нертов хотел бросить ему вдогонку что-нибудь резкое, обидное, но вместо этого только сел и закурил. Он допустил ошибку и понимал это. Ни один приличный сыщик не раскрывает свои карты без нужды, не наживает врагов в пусть нежелательном, но, к сожалению, обязательном окружении.

– Утро вечера мудренее, – решил Алексей, раздеваясь, – главное, постараться выспаться. А завтра разберемся…

Утром вчерашний разговор уже не казался таким неприятным. Ну, пошумел полковник – лучше работать будет. А с танком этим шеф ни за что даже дело возбудить не даст – все равно прекращать за отсутствием состава. Учения – штука известная, с бандитами не согласовывается. Если «разборка» не произошла случайно, из-за вояк, так пусть милиция и проставляет отцам-командирам…

С этими мыслями Нертов сходил в соседнее кафе на завтрак и вернулся в свою квартиру-гостиницу, чтобы прихватить папку с бланками протоколов да ехать в часть.

Нашарив ключом замок на входной двери, Алексей невольно толкнул ее. Дверь оказалась не заперта…

* * *

…Дверь оказалась не заперта.

– Все, как говорит любимый шеф, на пенсию пора. Хорошо, что в этом Дивномайске что-то вроде коммунизма за колючей проволокой: судимых в город не пускают, а преступников срочно выгоняют за его пределы. А то, глядишь, без вещей можно остаться или, еще хуже, без уголовного дела, которое валялось в квартире-гостинице, за неимением сейфа в «дипломате».

В гостиной Алексей включил телевизор (опять какую-то муру показывают!), бросил на кресло в углу шинель, а следом за ней галстук и рубашку.

Подумал, что надо бы спокойно посмотреть бумаги, спланировать день. План – дело святое, особенно по многоэпизодным делам, и Нертов обычно составлял его с вечера. Но вчерашние события, ссора с полковником, слишком достали. В общем, пусть утро окажется мудренее вечера – с этой мыслью поплелся в спальную, чтобы найти шерстяной джемпер, который в армии называли «вшивником», и взять из тумбочки новую бритву.

Щурясь от яркого солнца, бившего в окна первого этажа, Нертов увидел, что он в квартире-гостинице не один: из-под одеяла, лежащего на его (!) кровати, выглядывали чьи-то розовые пяточки, а на подушке, полуприкрыв глаза, покоилась голова некого весьма симпатичного и юного существа, одетого в его, Алексея, футболку.

– Доброе утро, – поздоровался он, стараясь скрыть удивление и сообразить, что здесь делает милое создание.

Конечно, это могла быть уборщица, вечно не вовремя приходящая заниматься своими делами, но вроде бы последнее время квартиру мыла достаточно взрослая и объемная тетка. А этой пигалице от силы лет девятнадцать. Впрочем, это могла быть и случайная подружка кого-то из прежних постояльцев, забредшая по привычке в уютное гнездышко. Дело известное, командировочное, а в полувоенных городках местное население отнюдь не чуралось офицеров и считало удачей «снять» московского проверяющего. Но Нертова как-то не прельщала перспектива долго объясняться с гостьей.

– Доброе утро, – повторил он громче. – А не кажется ли вам, сударыня, что вы немного ошиблись кроватью и, заметьте, одеждой? Не могли бы вы побыстрее покинуть помещение, отдать хозяйскую футболку и не мешать мне спокойно переваривать недавно съеденный завтрак?

Существо притворно долго открывало подкрашенные глазки, затем томно потянулось и промурлыкало:

– Доброе утро. А где моя чашечка кофе? Я так устала, что сама не в силах дойти даже до кухни. И вообще, где это тебя научили таким отвратительным манерам? Тебе не нравится футболка? Тогда ты мне ее подарил.

От этой наглости у Алексея перехватило дыхание:

– Ну, знаете ли… подарил… В общем, раздевайся – и марш домой к маме. А не то…

Что будет «не то», он еще не придумал, но решил твердо, что выкинет эту наглюху из квартиры сейчас же, если она еще будет ломаться.

Девица надула губки и начала медленно подниматься с кровати.

– Фу, какой противный! Решил совсем раздеть бедную девушку, – кокетливо заявила она, подойдя поближе к Алексею.

И вдруг резко сняла футболку через голову, оставшись в чем мать родила.

– Ты это хотел? – резко выкрикнула девчонка. – Чтобы я совсем замерзла? Не выйдет!

И быстро повисла на шее у опешившего Алексея, начав целовать его в лицо, глаза, губы. Юрист попытался освободиться, но не тут-то было. Нежные руки крепко обвили мужчину, и казалось, разорвать это кольцо невозможно. Конечно, если бы вместо девчонки оказался мужик, Нертов в миг освободился бы от подобного захвата, но это было бы слишком болезненно для нападавшего. Понимая, что положение становится все более дурацким, Алексей попробовал уговорить девчонку, чтобы она отпустила его, хотя просьбы звучали неубедительно.

«А вид-то у меня идиотский, – мелькнуло в голове, – стою полуголый в объятиях молодой шлюшки и не знаю, что с ней делать. Вот бы сейчас водитель приехал – то-то анекдотов по казармам разойдется, как прокурор дела раскрывает».

Нертов решил, что уже давно пора заканчивать этот цирк и указательными пальцами легонько ткнул девицу под ребра. Та ойкнула, но не отпустила, как ожидал помощник прокурора, а резко провела по его голой спине ногтями, сдирая кожу. Алексей невольно прошипел:

– Ты что, дурра?!

Шлюшка, заголосив что есть мочи и не отпуская шеи одной рукой, засунула другую ему глубоко под пояс брюк.

В этот момент в комнату ворвались несколько военных. Алексей все же сумел оттолкнуть девицу, и та полетела на кровать под стук падающих с брюк пуговиц. Затем резко повернулся к вошедшим. Ему показалось, что один из них пытается замахнуться чем-то вроде монтировки, ждать не стал, в боковом кувырке нанес нападавшему удар ногой в живот, вышел в стойку, чтобы добить, но, увидав перед собой лицо бывшего начкара, остановился («Они что, с ума посходили все? То баба в постели, то придурок с монтировкой! С кем тут меня перепутали»?).

Но оказалось, что Алексея ни с кем не путали. Начкар и вошедшие с ним офицеры смотрели на Нертова неодобрительно, а из-за их спин медленно и горестно выступал зам. по тылу, со слезой в голосе вопрошавший: «Как ты мог? Девочке-то всего семнадцать. А ты?.. Валюша, что он тебе сделал»?..

Девчонка, свернувшись в клубочек около кровати, рыдала крокодильими слезами, приговаривая что-то похожее на известный фильм: «Не виноватая я – он сам пришел», а полковник уже более жестко продолжал, обращаясь к кому-то, стоящему в холле:

– Сейчас же созвонись с милицией, дело я сам по 15, 117 и 120-й[7] возбужу, пусть потом попробует кто-нибудь отменить. Валентину надо сейчас же отправить на экспертизу. А с этим… – Он кивнул в сторону Алексея. – Придется решать по закону. Будем задерживать, пока прокурора нет. Свидетелей попрошу пока выйти в соседнюю комнату, ты тоже оденься и выйди. – Это девице. – А я пока послушаю, что наш юрист думает о своем поведении. И пожалуйста, окажите помощь лейтенанту, который пострадал. В холодильнике есть лед – положите ему на живот, а чуть позднее к врачам его отвезем, вдруг у него отбито что-нибудь…

До Нертова начал доходить весь ужас положения. Защитник нравственности превзошел самого себя, создав настоящий шедевр под названием «Западня для прокурора». Любой нормальный следак или тем более начальство вынуждено будет поверить, что Алексей, воспользовавшись служебным положением, пытался насильно затащить к себе в постель малолетку. Причем если помощник прокурора попытается только заикнуться, что, дескать, это проклятый режиссюрист ему мстит, то нарвется еще на большие неприятности: Значит, ты, подонок, хотел «сломать» девчонку на бедах ее родственника? А что противозаконного сделал зам. по тылу?..

Естественно, сам полковник ничего, как обычно, не делал. Ну, случайно выяснил, что Нертов заманил к себе его родственницу, ну, взял с собой товарищей по работе (те, бедняги, видно, ни сном ни духом не догадываются о спектакле), ну, предотвратил разврат, а то и изнасилование… Так за это не судят. Дело уголовное он, конечно, возбудить в отношении сотрудника военной прокуратуры не вправе, но кто там станет разбираться: УПК – Уголовно-процессуальный кодекс един для всех. В общем, дело – дрянь. Что ж, послушаем…

Полковник, казалось, успокоился, сел в кресло и, выждав некоторое время, вздохнул:

– Ну что, Алексей Юрьевич? Как же ты мог так поступить?.. Да я-то, может, и поверю, что ты не виноват… Ой, как девочке не хотелось быть с тобой – даже всю спину расцарапала. А тебе не терпелось, что ли? Смотри, штаны вот-вот упадут. Но ничего, мы сейчас осмотр места происшествия произведем. Валю придется к экспертам везти, из-под ногтей кусочки твоей шкуры извлекать… Впрочем, ты ведь не дурак, сам все понимаешь… Да, кстати, представляешь, тут один фотограф снимки делал на улице да в окно случайно заглянул. Ты не волнуйся: фото хорошие получатся. Веришь?

Нертову ничего не оставалось, как молча согласиться. Что-что, а свое дело полковник знал.

– Зачем вам все это надо? – безнадежно поинтересовался Алексей, стараясь выиграть время. – Ну, снимите меня – пришлют другого – он все равно дело доведет до конца.

– Дело не в том, чтобы снять. Я тебе честно повторю: ты с людьми работать не умеешь. Сколько времени я вчера пытался объяснить тебе, что не следует гадости специально делать? А ты не слушал. Теперь не выйдет… Хотя ты парень неглупый. Поэтому могу говорить с тобой прямо: уезжай немедленно отсюда. Согласен? Я тогда прокурору позвоню, скажу, что ты просто сорвался, нахамил командованию, а ты подтвердишь, покаешься. Прокурор не захочет, чтобы мы в Москву жаловались, другого пришлет. Только больше здесь не появляйся. Если прямо сейчас не договоримся – пеняй на себя: Мне ничего не останется как дело возбуждать. Пока разберутся – все равно тебе тут не жить. Так что думай быстрее: Валя уже к эксперту подъезжает. А заключение его будет законное: я экспертизу назначу даже не по твоему делу, а по уже возбужденному. Помнишь, как ты нам «палку» навесил с самовольщиками? Вот по тому делу и экспертиза будет, и показания Валюши, и свидетелей, которые тебя чуть ли не с девчонки сняли. А еще одна экспертиза – по офицеру, которого ты чуть не убил, пытаясь сбежать. Так что думай, пока я курю. Да гордыню свою успокой: тебе ведь карьера нужна, жизнь нормальная. А по таким делам, знаешь, в клетке хорошо не сидят. Думай…

Алексею очень хотелось со всей силы ударить в ненавистную лоснящуюся физиономию полковника, чтобы захлебнулся он собственными зубами и кровью. Но он понимал, что делать это нельзя: слишком умело все было обставлено. Все факты против него, помощника прокурора. Даже если блефует режиссюрист с фотографиями.

Где гарантия, что его коллега из военной прокуратуры, которому поручат вести следствие, расколет девчонку, воспитанную в лучших традициях офицерства? Где гарантия, что сегодня же эти долбаные полковники не попытаются забить его в клетку? Бежать? Некуда, да и подобное поведение сработает только на руку отцам-командирам. Доложить все честно шефу? Не поверит и все равно немедленно отстранит от работы.

Как ни гадко, но полковник прав: надо стараться замять происшествие и валить отсюда – они пока выиграли. Единственное, что мог успеть сделать Алексей, – это добраться до особистов и дать им информацию: а вдруг где-нибудь сработает? Все же и оружие, и танк, и боеготовность, наконец, все находятся в сфере деятельности госбезопасности.

«А если я просто уеду, сославшись на необходимость проконсультироваться с прокурором? – Алексей старался выглядеть как можно спокойнее. – Тем более что основная работа выполнена?

– Если уедешь сегодня – хорошо. Но здесь надо будет следствие продолжать до возвращения прокурора. Поэтому, не обессудь, хотелось бы все дело почитать. – Полувопросительно-полуутвердительно заявил старший дознаватель.

Нертов знал, что в деле ничего интересного полковник не найдет, так как вся история с танком была известна только устно. Что же касается снайперской винтовки – все равно ее спишут на Керимбаева, тем более, судя по всему, он ее и утянул со склада. А с мертвых какой спрос?

Алексей кивнул.

– Вот и славно. А теперь одевайся и поехали в часть начальству звонить, – удовлетворенно хмыкнул полковник. – А с офицерами, которые в холле, я сам разберусь.