Полная версия
Толковательница сновидений. «Полночный дождь»
И продолжила после секундной паузы:
– В свою очередь спрошу: были ли в вашей женской, тайной эмоциональной жизни более восхитительные минуты, чем те, когда вы сидели с Ростиславом (не с Ростиком) на крутящихся стульях в кулинарии? Я говорю про минуты, когда вы думали, что он вас любит?.. Я называю это звуками небесной флейты…
– Считаете, что лучшее в моей жизни было связано с таким ничтожеством, как он?! – Ольга задумалась, потом, словно оправдываясь, продолжила. – Поверьте, я знавала и другие более всепоглощающие мгновения, из области, как вы говорите, небесной музыки… Но то другая история…
Алиса смотрела на спокойное лицо начальницы и недоумевала. Потом решилась сказать, потому что чувствовала, как подступает раздражение. Это ей не нравилось. Она ровно и тихо произнесла:
– Вы пригласили меня поговорить о моих отношениях с молодыми мужчинами? Прочитать мне мораль?
– Боже упаси! Не упрощайте меня… Вы даже представить себе не можете, о чем я собираюсь еще рассказать. Извините, если я взялась учить вас жизни. Это, как говорится, мои «броуновские мысли»[21], неожиданно свернувшие на Иванова и Петрова.
– Зачем же тогда так подробно рассказывали о Ростике?
– Чтобы быть уверенной, что, когда я расскажу то, ради чего пригласила, у вас не будет мысли, что ситуация, в которую я недавно попала, была, хоть на каплю, мной спровоцирована. Ибо ситуация щекотливая, невероятная и, я бы сказала, противоестественная.
Но Алиса была задета. Ей надоело безупречно «держать спинку», и она перешла на стиль речи, который иногда любила продемонстрировать:
– Вы меня снова заинтриговали. Но раз уж пошла такая «ботва», проясню свою позицию. И пусть буду нескромной! Мне кажется, что я – просто тупо интересный человек. И Иванов с Петровым тоже – тупо интересные люди. И нам вместе – тупо интересно. Кроме того, у нас совместные проекты: научные статьи вместе пишем, и не только… Даже если я что-то про себя и не понимаю и моя подсознательная цель – создание свиты, «фона»… то сколько мне осталось гарцевать: максимум лет пять? А после – «фон» как дым развеется!
– И вы впадете в депрессию! – усмехнулась Ольга.
– Не дождетесь! – уже со спокойной улыбкой отреагировала Алиса. – Я стану умной, ироничной, обаятельной зрелой женщиной, законодательницей стиля. Таких мало в нашем обществе…
Гостья понимала, что начальнице хочется услышать продолжение: «таких, как вы, Ольга Николаевна!». Но Алиса этого не сказала. Она не считала начальницу обаятельной – считала ее «улиткой», которая наслаждается своим «домиком». А в «домике» все уютненько: и работа, и квартирка, и даже поклонник, поднимающий самооценку. Это не было осуждением – просто констатация факта. Поэтому, вздохнув, Алиса добавила:
– Если серьезно… то очевидно же: когда исчезает «фон», становится ясно, кто действительно друг, а тем более понятно, кто по-настоящему любит!
– Вы не ответили на вопрос об Иванове! – Начальница лукаво смотрела на Алису.
Гостья сделала вид, что ничего не замечает. По-доброму улыбнулась и произнесла:
– Итак – представим Иванова в роли как бы влюбленного в меня… – Алиса сделала акцент на слове «как бы» и сразу же добавила: – Оговорюсь… Сравнение с Ростиком здесь неуместно. Георгий Андреевич – хороший человек. И если он вдруг (что трудно себе представить) признается мне в своих чувствах, и моя душа откликнется на признание (что не менее трудно представить), я с благодарностью переживу эти мгновения, и все, что потом, возможно, последует. Или не последует! И запомню на всю жизнь! Главное, чтобы эти объяснения и прочие переживания не коснулись моей семьи. Надо всегда помнить, что женщины с тенью обыкновенно дурно кончают[22].
– Однако женщине должно быть неприятно без тени. – Ольга явно провоцировала гостью.
– Вечная наша женская дилемма, – вздохнула Алиса. – Поэтому, с одной стороны, я вам по-своему завидую, а с другой – нет! Если честно, я бы хотела влюбиться, но… безответно…
Алиса хотела продолжить: «…только в адекватного человека, можно и в Иванова», но передумала. Это могло навредить той психотерапевтической «паутине», которую она невольно стала плести вокруг Ольги после ее рассказа о Ростике и его выходках. Надо было заставить начальницу взглянуть на ситуацию по-другому, поэтому гостья сделала паузу, ожидая вопроса.
Вопрос последовал тут же:
– Безответно?! Что может быть хуже безответной любви?
Алиса улыбнулась.
– Почему-то считается, что вершина отношений – это восхитительный секс с элементами романтики между близкими людьми, которые верны друг другу и которые не могут друг без друга жить. Так ведь пишут в женских романах?
– Пожалуй… – подумав, сказала Ольга.
– А много вы в жизни видели таких вершин? В жизни – то романтики, то секса, то верности, то понимания не хватает. Чего-то всегда мало! Поэтому не стоит искать полной и постоянной гармонии между людьми. Тот, кто ее ищет, всегда разочаровывается. Ибо финал любых отношений, как правило, прозаический. И хорошо, если эта «проза» основана на ответственности, заботе, взаимопонимании и комфорте, с чудесными воспоминаниями о прошлых страстях. Хуже, если после ухода страсти приходится ложиться на рельсы, в прямом или переносном смысле! Представьте себе, что Ростик ответил бы вам взаимностью. Жили бы сейчас с ним!
– Боже упаси!!! – вырвалось у начальницы.
– Видите! И ваша реакция понятна. Так что надо радоваться способности испытывать сильные чувства… способности создать себе иллюзии. Ожидание счастья дает такую возможность! Безответная любовь стимулирует позитивную фантазию. Дает нам незабываемые ощущения! И иногда проносится через всю жизнь. Сколько, благодаря этому, написано прекрасных стихов и песен!
Больше всего Алиса боялась, что начальница выведет ее на чистую воду, вспомнив о понятии «сублимация»[23]. Именно сублимацию сейчас усиленно рекламировала гостья, невольно занимаясь психотерапией. Алиса понимала, что в ее словах не все правда. Ужас заключался в том, что «психотерапевт» и сама не знала, где она лукавит. Но чувствовала, что говорить надо именно это и именно так. Ольга должна была перестать считать своего несостоявшегося любовника главной трагедией жизни.
– То есть я должна быть еще и благодарна Ростиславу? – наконец изумленно отреагировала начальница.
Алиса с облегчением вздохнула и с воодушевлением ответила:
– В некотором смысле – да! – Она улыбнулась и продолжила: – Хоть он и пакостник…
– За что?!!
– За то, что избавил вас от себя! И, главное, за иллюзию счастья! Пусть хоть и кратковременную. За то, что вы слышали флейту… Другим этого не дано! – Алиса вздохнула. – Я давно поняла, что очень важно, что тебе объясняются в любви, не менее важно – кто и почему. Но самое важное – что ты при этом чувствуешь! Помните, как опять же у Александра Сергеевича: «Ах! Обмануть меня не трудно, я сам обманываться рад»[24].
Воцарилась пауза.
– Вы, наверное, правы! – наконец тихо сказала начальница. – Признаюсь, иногда мне хочется узнать, как сложилась жизнь Ростислава. Жив ли?
– Не стоит! Думаю, там все грустно. Гораздо грустнее, чем у вашего бывшего мужа. Зачем знать? Чтобы расстроиться? Вы же не любите отрицательных эмоций…
– Ох! Да! Тем более я недавно пережила такое… Чуть не умерла!
Глава 7. Бешеный слон
– Так! – Алиса по-деловому посмотрела на Ольгу. – Пора уже перейти к конкретике. Что вас гнетёт на самом деле?
– Сразу существенный вопрос! – Начальница подхватила нужный тон. – Мне нужна суть принципов, на основании которых вы толкуете сновидения.
Алиса ждала этого. Она знала, что Ольга Николаевна давно в курсе ее хобби. Полгода назад к Алисе обратился зять Ирины Георгиевны по поводу своего навязчивого сновидения. А уж если кто и был «верным оруженосцем» своего начальника, так это заведующая кабинетом.
– Во-первых, никаких сонников! – начала отвечать Алиса. – Только элементы психоанализа, гуманистической психологии и собственные соображения, во многом опирающиеся на «соображения» Грота[25].
– Что-то слышала об этом философе, – честно призналась начальница. – Но не более того…
– Он предложил естественно-научный подход к толкованию сновидений.
Алиса сделала паузу, решив, что Ольга попросит рассказать о Гроте. Но та молчала. И гостья продолжила:
– Причем сразу предупреждаю клиента: «Я кандидат философских наук, а не профессиональный психолог, и наше общение является своеобразным экспериментом, в результате которого вы получите информацию, к которой можете и не прислушиваться, так как это только интерпретация».
Во-вторых, я сама клиентов не ищу, работаю по рекомендации, и только с людьми, которых мучают кошмары или навязчивые сновидения, а также с теми, кому кажется, что у них паранормальные видения.
– Так! Значит, с паранормальными видениями тоже работаете?
– Работаю, но не перебивайте! В-третьих, я оставляю за собой право не заниматься с человеком, как бы ему этого ни хотелось, особенно если есть подозрение, что он психически нездоров. Я предпочитаю иметь дело с нормальными людьми, которым просто нужно объяснить, что с ними происходит. Поэтому, подобно психологу Карлу Роджерсу[26], я и называю тех, с кем работаю, «клиентами», а не «пациентами».
– А они вас – Толковательницей сновидений! – не замедлила подчеркнуть свою осведомленность заведующая кафедрой.
– Иногда! Если им так хочется! – улыбнулась Алиса. – Но дайте же сказать о самом главном!.. Денег и подарков я не беру. Однозначно! И еще, перед тем как ко мне прийти на сеанс, человек должен написать два «рассказа»: один под названием: «Мой день перед сновидением (видением)», второй – «Мой сон (видение)». Причем нужно подробно, в деталях, описать все события, мысли или явления, включая состояние здоровья. Сначала я читаю, а потом решаю, буду ли работать с человеком. Если принимаю положительное решение, то далее мы общаемся, беседуем… Я задаю нужные вопросы, иногда неприятные для клиента. Если вы, Ольга Николаевна, хотите быть моей клиенткой – пишите!
– Я не хочу быть клиенткой. Речь не обо мне! – обескуражила толковательницу Ольга и сразу, чтобы та не успела опомниться, продолжила: – Какова в ваших экспериментах роль Иванова и Петрова?
– Вы и об этом в курсе?
Начальница лукаво улыбнулась…
«Хитрая тетка! Мораль читала… Экзамен устроила на предмет моего отношения к жизни!» – подумала Алиса и, осуждающе покачав головой, со значением произнесла:
– Это мои оруженосцы…
– Прошу, не обижайтесь! – В голосе Ольги зазвучало извинение.
– Хорошо! – сказала Алиса. – Иногда для того, чтобы понять, что с человеком происходит, нужно реконструировать его сон. Например, снится клиенту двор детства, в котором разворачивается кошмар… Для реконструкции важно побывать в том дворе наяву, сфотографировать его, а при необходимости и поговорить с родственниками или людьми, знавшими клиента в детстве. Иногда для реконструкции требуются и другие мероприятия. Всем этим занимаются Гоша и Кеша.
– Сразу просьба! В нашем случае – им ни слова!!!!
– Ольга Николаевна! В сфере моего хобби вы мне – не начальник. Я принимаю решение о реконструкции, когда это необходимо. Я не знаю характера вашей просьбы. Очень может быть, что вообще не смогу помочь.
– Давайте вы будете принимать решение после того, как все поймете…
– Более того, если я приму положительное решение, вы должны быть готовы к тому, что я не буду делать скидку на ваш статус. К тому же на каком-то этапе общение со мной может показаться некомфортным… Это тоже часто происходит.
Ольга молчала. Алиса подумала, что, если она начнет снова «тянуть резину», придется уйти. Пауза длилась довольно долго. Наконец хозяйка встала, зябко поежилась, накинула на плечи шаль и сказала:
– Еще не прошла простуда… Однако меня еще кое-что волнует… Зачем вы занимаетесь всем этим? Толковать сновидения?!! …Что нового могут рассказать «клиенты», кроме как о своих бредовых фантазиях… Вам что, нужны чужие проблемы? – Начальница смотрела Алисе прямо в глаза. – Или люди нужны как подопытные кролики? Вы пишете докторскую диссертацию по психологии? Втайне от кафедры?
Толковательница спокойно улыбнулась:
– Вопрос понятен… Не беспокойтесь! Когда я решу пустить свои наблюдения в научный свет – вас проинформирую первой.
– И все-таки? – не унималась начальница. – Зачем?
– Два аспекта. Первый связан с выводом Грота о том, что сновидения могут дать отдельный материал для анализа ошибочного мышления, заблуждений ума[27]. Так сказать, научный интерес к расследованию. Второй – банальный: человеческое участие. Вы не представляете, как бывают напуганы люди…
– Хорошо представляю! – Ольга на секунду замолчала, потом продолжила: – Поэтому обещаю, при любых обстоятельствах… В общем, ничто не повлияет на наши профессиональные отношения! – И тихо прошептала: – Ужас!!! Трудно рассказывать! Сейчас возьму себя в руки… Помните, не так давно, я попала в больницу в предынфарктном состоянии?
– Да! – Алисе стало не по себе: что же такое ей хотят поведать? Она поняла, что ситуация серьезная, и… быстро приняла решение. О чем тут же сообщила Ольге: – Хорошо, постараюсь помочь, если смогу! Вводите в курс дела.
Начальница глубоко вздохнула, помолчала и стала рассказывать:
– В прошлом семестре я преподавала философию менеджмента на четвертом курсе. В этом учебном году мне попался поток, на котором преобладали девушки. Тем заметнее среди них был массивный студент, очень высокого роста. Сидел он на первой парте, прямо передо мной, и я имела возможность каждый раз видеть перед собой его большую голову со скошенным лбом и мясистым носом, который, казалось, был продолжением лба. Молодой человек показался мне очень некрасивым. Красивыми у него были только уши: маленькие, изящные. Но и они на его своеобразном черепе выглядели нелепо. К довершению всего он очень неуклюже двигался, имел огромные руки с толстыми, короткими пальцами. Даже было удивительно, как эти пальцы удерживают ручку. Тем не менее лекции он записывал. Занятия не пропускал, но отвечал редко. Потому что, когда на это решался, медленно «выдвигаясь» из маленького для него аудиторного стола, девицы стразу же оживлялись и обязательно раздавался задорный женский голосок:
«Давай, Слон! Не дрейфь! Ты крут!..»
«Слон» (фамилия его была Жилейкин) покрывался краской, щеки его надувались… Какое-то время он молчал, справляясь с невероятным смущением, потом начинал бубнить.
«Непонятно! – хором верещали девицы. – Давай членораздельно!»
При слове «членораздельно» аудитория начинала хихикать. «Слон» посылал в аудиторию ненавидящий взгляд, комкал фразы, наконец садился, весь покрытый потом. Я, конечно, девиц сразу одергивала. Но отвечать для Жилейкина было сущим мучением, поэтому я часто давала ему письменные задания, с которыми он справлялся хорошо, можно сказать творчески: изучал учебники или информацию из Интернета и «пересказывал» ее потом своими словами. Иной «пересказ» было забавно читать…
В общем, Жилейкин вызывал у меня жалость. Но одновременно мне почему-то хотелось, чтобы он пересел от меня подальше. Взгляд у него был настораживающий: исподлобья, пристальный и какой-то вопросительный.
Как-то раз я даже к нему обратилась:
«Вы хотите меня о чем-то спросить?»
Он «уронил» свой нос, сверкнул маленькими глазками и буркнул:
«С чего… вы взяли?..»
«Вот неуклюжий человек! – подумала я тогда. – Либо недоумение вызывает у людей, либо насмешку».
И это была, пожалуй, единственная мысль относительно Жилейкина. Внимание он особенно не привлекал. Лишь вызывал странные ощущения, на которые я не очень обращала внимание. Этот поток у меня ассоциировался с Арнаутовой. Была там такая девица: маленькая, пучеглазенькая с большой головой и громким голосом, норовившая все время, как мне казалось, вывести меня из себя. Именно она больше всех дразнила «слона», как, впрочем, и многих других.
Во втором семестре занятия у меня заканчивались поздно. По этому поводу я не переживала, так как живу рядом с вузом. В тот вечер падал снег, был легкий морозец. Деревья в зимнем наряде придавали вечеру очарование. Фонари – таинственность… К моему подъезду можно подойти двумя путями. Один – долгий по асфальту, мимо других подъездов, другой – короткий, через двор, имеющий вид небольшого пустыря с детской горкой на краю. В дождь там грязно, летом – пыльно… А зимой народ протоптал узкую тропинку в снегу. По ней я и шла, вдыхая морозный воздух, находясь в лирическом настроении.
И тут неожиданно я услышала за спиной хруст снега. Сначала мне показалось, что причина этого – мои собственные шаги. Но, прислушавшись, поняла: за мной кто-то идет, причем буквально «дыша в затылок». Ощущение жуткое. Я ускорила ход, но преследователь не отставал. Продолжалось это несколько минут. Они мне показались вечностью. В результате у меня сдали нервы, я побежала. Сумка моя била меня по боку, я судорожно прижала ее к себе. Но это не помогло – в сумку кто-то вцепился… Я закричала, остановилась, резко обернулась… Передо мной, дыша перегаром, стоял плюгавенький оборванец, видимо бомж, который при виде моего испуганного лица скорчил зверскую рожу и еще сильнее вцепился в сумку. Я с силой ее рванула, он отпустил. Затем резко бросился на меня…
Рассказчица перевела дух и вдруг произнесла:
– И взлетел в воздух!!!
– На крыльях? – засмеялась Алиса и тут же пожалела, что пошутила. Лицо Ольги было очень серьезным.
Но ее не услышали… Начальница полностью погрузилась в свой рассказ.
– Изумлению моему не было предела: прямо на уровне моей груди болталась его голая нога, с которой слетело что-то вроде сапога… Затем бомж, словно на соревнованиях по фигурному катанию, проделав в воздухе пируэт, оказался в сугробе… И сразу помчался прочь, не оглядываясь… Рядом со мной стоял Жилейкин. Я была в шоке. Наконец студент, переминаясь с ноги на ногу, произнес:
«Надо было так… За шиворот… Я все видел!»
«Что ты тут делаешь?!»
«К другу шел!» – пробормотал Жилейкин, повернулся и быстро скрылся в темноте.
Я даже не успела его поблагодарить. Простояла несколько минут, отдышалась и пошла домой… Потом на занятиях подошла к нему, чтобы все-таки сказать слова благодарности. Я не из тех некомфортных людей, которые норовят при разговоре очень близко подойти к собеседнику. Пределы допустимой зоны не нарушаю. Тем не менее я отметила, что Жилейкин при моем приближении отступил на шаг, склонил голову и насторожился. Я поняла, что он не хочет, чтобы я афишировала инцидент. Поэтому ограничилась мягким:
«Спасибо…»
Он пристально посмотрел на меня, и в его маленьких глазках, сделавшихся буравчиками, опять промелькнул немой вопрос, который тут же сменился деланым равнодушием.
«Да, чего там… Нашли героя…»
Я, конечно, героем его не считала, но за то, что он оказался в нужном месте в нужное время, была ему очень благодарна.
Общение мое с этим потоком далее проходило обычным образом: я читала лекции, студенты слушали с разным вниманием. Жилейкин отвечал теперь только письменно – я шла ему навстречу, и последнее было лишь единственным отличием.
В конце семестра на одном из занятий практически весь поток одновременно сдал рефераты. На столе образовалась гора работ. Занятие было последним и в лабораторном корпусе. Я растерялась: как я потащу рефераты на кафедру, находящуюся от этого корпуса «за тридевять земель»? Взгляд мой остановился на Жилейкине. И я попросила его выполнить работу «грузчика». Во-первых, потому, что ребят на потоке было мало, а во-вторых, чувствовала к нему особое благодарное расположение.
…Я важно вышагивала впереди, за мной шел нагруженный Жилейкин. Я слышала его тяжелые шаги и радовалась, что легко решила проблему. Вдруг услышала:
«Почему на кафедру? Ваш дом ближе. Давайте туда дотащу?»
Я задумалась: «А действительно? Помещение кафедры небольшое и уже все завалено рефератами с других потоков». Но самым главным аргументом в пользу такого решения была мысль, всплывшая у меня в голове в ту секунду: «Дома закончились “черновики”».
Алиса понимающе улыбнулась:
– Проверенные рефераты, которые потом используются для распечатки статей, проектов документов и прочей нужной рабочей документации. Титульные листы сдаются в архив, а обратная чистая сторона листа А-4 все-таки идет на службу науке. Я тоже периодически пополняю свои запасы.
– И мы пошли ко мне домой, – продолжила начальница. – Я шла, думая своем, о «девичьем»: ко мне завтра должен был прийти на обед Алексей Петрович, и, следовательно, нужно было обо всем позаботиться. С одной стороны, он – любитель красной рыбки, пожаренной по моему фирменному рецепту, с другой – в морозилке лежал только фарш, а рыбу еще надо было купить…
Сзади мирно топал Жилейкин. Открывая дверь, я пропустила его вперед. Он с шумом опустил на пол пакеты с рефератами. Я разулась. Сказала Жилейкину «спасибо». Он повернулся, чтобы уйти, и вдруг замешкался.
«Можно водички попить?»
Я пошла на кухню (она у меня, как видите, прямое продолжение холла), машинально открыла кран, а воды не было – домоуправление, как всегда, не сподобилось предупредить об отключении. Я разозлилась, потянулась за бутылкой с питьевой водой. И тут мне «вступило в спину». В самый неподходящий момент напомнил о себе остеохондроз. Кое-как, с трудом налила в чашку воды, поставила ее на стол, повернулась к Жилейкину. И с искаженным от боли лицом резко сказала:
«Иди сюда! Возьми воды!»
Он взглянул на меня… И моментально преобразился.
Как будто кто-то невидимый щелкнул выключателем!
На его флегматичном лице проявилась ярость, он задрожал, издал странный урчащий звук и пошел вперед, прямо на меня, тяжело переставляя свои гигантские ноги…
В моей голове молнией пронеслись откуда-то взявшиеся строки:
«Страх и ужас, паника и трубный рев – так проявляется внезапная ярость, которая иногда случается со слонами. И тогда слон одержим жаждой разрушения и убийства. Он сметает все на своем пути – ломает дома, заборы, вырывает деревья, убивает животных и людей, которые попадаются ему».
– Бешеный слон![28] – машинально прошептала Алиса.
– Если бы! – Ольга криво усмехнулась. – Жилейкин двигался на меня… Я все видела в замедленном темпе, так он меня ошарашил… Ошарашил и испугал! Первой мыслью было: «Сейчас растопчет»! Но «слон» остановился, ярость на его лице внезапно пропала, он покраснел, засопел и прошептал (этот шепот до сих пор вспоминаю с ужасом):
«Я пришел!!!»
Подхватил меня на руки, сжал в объятиях. Его безобразное лицо оказалось совсем близко. Он попытался поцеловать в губы. Я потеряла сознание…
…Очнулась уже в больнице, когда надо мной склонился врач. Он сказал, что я перенесла сердечный приступ и что мне очень повезло, так как в квартире был внук, который и вызвал «скорую помощь»…
«Какой внук? У меня нет внуков!» – только и пробормотала я. Мне было очень плохо.
– То есть Жилейкин вызвал «скорую», а врач его принял за внука? – удивилась Алиса.
– Да, когда увидел, что я отключилась.
Алиса знала, что в жизни случаются ситуации, в которые лучше не попадать, такие тяжелые и двусмысленные они бывают. И рассказывать об этом очень трудно, а порой и невозможно… Но все-таки она с некоторым усилием задала вопрос:
– Он, простите, не воспользовался моментом? – Алиса постаралась быть максимально деликатной.
– Нет! – твердо ответила Ольга.
– Уверены? Вы же были без сознания.
– Он мне сам написал.
– Написал?!
– Да! На следующий день медсестра принесла письмо, как она сказала, «от очень страшного молодого человека».
Тут раздался звонок мобильника. Звонили с пульта охраны. Мужской голос сообщил Алисе, что в ее квартире сработала сигнализация и нужно срочно прибыть домой.
– Ольга Николаевна! – взмолилась толковательница. – Можно я дома прочту письмо? Дайте под мою ответственность. Мой метод с клиентами предполагает и работу с текстами. Вы ведь хотите поставить этому мальчику диагноз?
– Не только! – Начальница крепко сжала Алисино запястье, и та поняла, что она чего-то очень боится. – Завтра придете?
В голосе слышалась мольба.
– После шести, хорошо?
– Хорошо, – вздохнула Ольга, – только не потеряйте письмо. И никому не давайте читать. Умоляю…
Она протянула Алисе файл – там было страниц десять текста.
– Конечно, конечно! – сказала гостья.
И подумала: «Ничего себе “опус” – целый реферат!»
…По дороге она пыталась переварить услышанное, но тревога по поводу сработавшей сигнализации мешала это сделать. Единственное, что Алиса констатировала, – даже самая бурная фантазия не может предположить, с чем может столкнуться человек в своей обыденной жизни!