Счастье с горьким привкусом неба

– Ну?

– Так это Николай облётывал тот борт!

– Вот как! Тогда мне вдвойне приятно выпустить в полёт настоящего лётчика, способного до последнего бороться за спасение самолёта, – произнёс командир с явными нотками уважения.

Тут на столе зазвонил телефон, и Виталий Петрович поднял трубку. Пока он с кем-то разговаривал, Саша тихо спросил у Николая:

– Как ты? И вообще, как тут оказался?

– Судя по всему, у меня сейчас с тобой вылет. Командир твой позвонил и сказал, что тебя надо вывезти после отпуска, а в полку это сделать некому. Вот я и приехал, чтобы вернуть старого друга в строй.

– Да ладно! На счёт полёта – что, серьёзно?

– Серьёзно.

– Значит, это ты мой пассажир?

– Получается так.

– Класс! Вместе полетим. Кстати! Ты в каком сейчас звании?

– Капитан.

– Мда… – многозначительно сказал Александр, сочувствуя Николаю по поводу его столь короткой служебной карьеры.

В это время Виталий Петрович закончил разговор по телефону, положил трубку и обратился к Александру:

– Саш! Ты всё знаешь! Бери Николая, сначала к врачу, затем, на всякий случай, тренаж на кресле, оделись – и вперёд! Вылет по готовности. На аэродром езжайте на моей машине. Водителя сразу отправишь обратно.

– Есть, товарищ полковник! – бодро отреагировал Александр на указания командира, а потом добавил, обратившись к Николаю: – Прошу следовать за мной, товарищ капитан!

– А мне что делать? – в замешательстве поинтересовался Дмитрий, до этого времени молча наблюдавший за развитием необычной для него ситуации.

– А мы с тобой, Дима, минут через пятнадцать поедем на КДП12 и уже там будем ждать наших военлётов, – подытожил Виталий Петрович.

Выйдя со штаба, Александр и Николай сели в командирский УАЗ.

– На аэродром, к лётному домику! – коротко скомандовал водителю Подлесный.

Как только машина тронулась, Александр обратился к Николаю:

– Давай рассказывай: как живёшь, как семья, где работаешь?

– Да со времени нашего расставания, Саня, столько всего произошло, что можно тысячу и одну ночь рассказывать, но так всего и не рассказать. Если в общем, то дослужился до капитана, был комэском13. Четыре года назад уволился из армии, сейчас работаю в одной фирме менеджером. Остальное – как у всех. Если ты не против, то давай слетаем, а потом сядем где-нибудь в кафе или ресторане, и там уже поговорим от души. А то у меня сейчас голова только полётом занята!

– Нет, я против! – решительно сказал Александр. – Предлагаю: после полётов заходим в магазин, покупаем закуску, потом идём ко мне, и уже дома у меня ты всё подробно расскажешь. Ты когда уезжаешь?

– Завтра утром.

– Как раз и переночуешь у меня!

– А жена возражать не будет?

– Кто? Валюха? Да она у меня золотая! И мы же не будем пьянку устраивать с песнями и пальбой! Сядем, посидим тихонько. Ей тоже будет интересно послушать, как так получилось, что мой друг может позволить себе на «гражданке» полетать на истребителе.

– Ладно, как скажешь! – с улыбкой согласился Николай. – Только уговор – я угощаю!

– Там решим, – уклончиво ответил Александр, который уже прикинул чего и сколько нужно купить на вечерние посиделки.

Высадив пассажиров возле приземистого одноэтажного здания, стоящего недалеко от КДП, водитель развернулся и направился обратно к штабу. Николай, с интересом осмотревшись по сторонам, направился вслед за Александром внутрь этого привычного всем лётчикам строения.

Первым делом они зашли к врачу на медосмотр. Врачом оказалась симпатичная брюнетка средних лет.

– Мариш! Смотри какого я тебе орла привёл! Померяй ему чего-нибудь, только не сильно налегай на тонометр, а то ещё прибор сломаешь, – весело произнёс Саша, зайдя в кабинет врача первым и пропуская друга к столу, за которым сидела Марина.

– Здравствуйте! – поздоровалась врач, снисходительно взглянув на подполковника, и жестом указала на стул, стоящий у торца её стола. Николай, тоже поздоровавшись, присел на указанное место и привычно положил руку на стол для измерения артериального давления.

Закончив все формальности с предполётным медосмотром, согласно которого здоровье у Николая было как у космонавта, однокашники перешли в кабинет, в котором стоял тренажер катапультируемого кресла.

– Давай, Колян, покажи всё, что помнишь о катапультировании! Сам понимаешь, без этого никак, – с серьёзным видом попросил Александр друга.

Николай занял место на тренажере и, как на показательных выступлениях, чётко продемонстрировал и пояснил все свои действия в случае вынужденного покидания самолёта в воздухе и на земле.

– Зачёт! – с лёгким удивлением произнёс Александр после того, как Николай закончил тренаж. – Такое впечатление, что ты дома каждый день тренировался катапультироваться. Всё правильно!

– Да просто у меня инструкторы хорошие были, которые с курсантских лет привили мне уважение к этому полезнейшему в самолёте устройству. Поэтому я всё прекрасно помню.

– Тогда пошли одеваться.

Зайдя в комнату, где в отдельных шкафчиках хранилось специальное полётное обмундирование лётчиков полка, Александр достал из свободной ячейки полный комплект формы, необходимой для полёта на пилотаж, которая была приготовлена специально для Николая. От вида шлема, кислородной маски, ППК и прочего снаряжения у Николая учащенно забилось сердце и заблестели глаза. Он смотрел на до боли знакомые вещи и не верил, что всё это приготовлено именно для него, и что через полчаса он действительно отправится в полёт на МиГ-29, как в былые времена.

Многих лет, которые прошли со времени крайнего полёта Николая, как будто и не было. Он присел на стул и начал привычно переодеваться, помня до мелочей все нюансы облачения в полётное обмундирование. Заметив, что в данный момент Коле помощь не нужна, рядом с ним начал готовится к полёту и Александр.

В момент, когда Саша подтягивал на Николае шнуровку противоперегрузочного костюма, раздался звонок мобильного телефона. По рингтону Коля сразу понял, что это звонил его смартфон, и звонок был не от кого-нибудь, а от Милен.

– Привет, моя дорогая! Как дела? – с плохо скрываемой в присутствии Александра радостью ответил Николай по-французски.

– Привет! Ты можешь говорить?

– Могу, но не долго. Я сейчас собираюсь на вылет, поэтому немного занят. Но для тебя я всегда найду минутку.

– Ты собрался куда-то лететь?

– Не то, чтобы куда-то! Просто подвернулась возможность покататься на самолёте.

– Рада за тебя! Тогда у меня один вопрос: ты на сколько дней приедешь?

– Командировку мне оформили на неделю. Но начальник сказал, что в случае необходимости он её продлит. На сколько именно – это уже будет зависеть от ситуации. Так что, неделю мы точно будем вместе.

– Ок. Не буду больше тебя задерживать!

– Подожди! А ты с какой целью интересуешься этим вопросом? – полюбопытствовал Николай, предполагая, что Милен уже что-то задумала.

– Вот приезжай скорее – и узнаешь! Целую! Пока! – с интригой весело ответила Милен.

– Договорились. Целую! Пока! – с улыбкой попрощался Николай и нажал кнопку отбоя.

Отложив смартфон в сторону, Коля снова сосредоточился на подгонке ППК, сохранив на лице лёгкую улыбку. Александр, продолжая подтягивать упругие шнурки, кинул на Николая мимолётный взгляд, а через несколько секунд, как бы между прочим, спросил:

– Колян! У меня к тебе два вопроса. Первый – откуда ты так хорошо говоришь по-французски? Второй – с кем это ты так мило любезничал?

– Французский жизнь заставила выучить, работа у меня теперь такая. А любезничал я с одним партнёром по бизнесу.

– Коль! Я, конечно, понимаю, что боевой лётчик должен быть тупым, здоровым, решительным, беспредельно преданным Родине, уметь бегло считать до десяти и твёрдо знать, что после десятки идёт валет, дама, король и туз. Но даже я со слабой троечкой по иностранному языку понимаю смысл фразы «ma chérie»14, и что для общения с партнёрами по бизнесу она чутка не подходит. К тому же, удовольствие, которое твоя физиономия стала излучать после проведённого сеанса радиосвязи, никак не вяжется с версией о деловом разговоре. Рассказывай, какая француженка тебя уже охмурила?

– Ничего-то от тебя не скроешь! Ладно! Давай вечером поговорим об этом.

– Добро! – согласился Саша, закончив подгонку ППК Николая.

– Сань! У меня к тебе есть небольшая просьба, – обратился Николай к другу, решив, что сейчас подходящий момент для осуществления той идеи, которая не так давно пришла ему в голову.

– Говори! Чем могу – помогу!

– Ты не против, если я в передней кабине полечу? Считай, что я твой курсант. Или что ты меня вывозишь после отпуска.

– Не вопрос! Я и из задней кабины справлюсь с управлением спарки.

– Ты не понял. Давай я тебя в этом полёте покатаю! Я поработаю лётчиком, а ты просто сиди и смотри, всё ли я правильно делаю. Да подсказывай мне нюансы по ситуации: позывные, каналы связи, курсы, высоты. Согласен?

– Что ж, давай попробуем, – с небольшим сомнением согласился Александр. – А ты помнишь технологию работы в кабине, ограничения по самолёту, режимы на различных участках полёта и при выполнении фигур пилотажа?

– Да я тебе хоть сейчас РЛЭ15 и технику пилотирования наизусть расскажу!

– Вот только не надо меня пугать! Я в самолёте всё увижу! – с иронией сказал Саша.

– Тогда покажи мне карту района полётов, чтобы я хоть в общих чертах понимал маршрут.

Николай достал карту, на которой были нанесены маршруты полётов, наколенный планшет лётчика и передал их Николаю. Николай внимательно рассмотрел карту и нанесённые на ней обозначения, а потом уточнил:

– В какой зоне будем кувыркаться?

– В третьей.

– Добро! Запасные аэродромы я опускаю, так как надеюсь, что они нам сегодня не пригодятся. А если и пригодятся, то ты уже по ходу дела подскажешь их данные.

Затем он пролистал закладки наколенного планшета, запомнил необходимую информацию и вернул навигационные документы Александру. Убедившись, что они ничего не забыли, подполковник Подлесный и капитан Гудимов вышли на улицу и направились на стоянку, где их уже ожидал подготовленный к вылету МиГ-29УБ.

Глава 3. За гранью возможностей

Николай шел по бетонке к самолёту и всем своим существом с жадностью впитывал приятные ощущения, которые он снова переживал, как и во времена своей службы: и упругость тугого ППК, который плотно обхватил его ноги и живот, и звуки двигателей рулящих и пролетающих самолётов, и всю суету, которая в это время царила на аэродроме. Особое наслаждение Николай получал от запаха сгоревшего керосина, которым аэродромный воздух был буквально пропитан. Этот запах ни с чем невозможно спутать! Его можно считать визитной карточкой аэродрома, так как самолёты, являющиеся неотъемлемой частью аэродромного пейзажа, можно увидеть на фотографиях или в фильмах. А запах керосина можно почувствовать, только реально оказавшись на аэродроме. Даже кислородная маска, которую Николай привычно держал в руке, вносила неуловимый, но существенный штрих в полноту эмоций, которые просто переполняли его.

Когда лётчики подошли к самолёту, техник доложил Подлесному о готовности борта к вылету. Пока Саша с техником делали контрольный осмотр МиГа перед вылетом, Николай подошел к носовому обтекателю и ласково погладил его, как наездник гладит морду своего коня.

– Здравствуй, «Мигушка», друг мой верный! Как ты тут без меня? – тихо обратился к самолёту Николай, стараясь проглотить подкативший к горлу комок.

Закончив осмотр и подписав ЖПС16, поданный техником, Саша, глянув на Николая, кивнул в сторону самолёта, давая понять, что пора занимать рабочие места на борту, и взялся за стремянку, ведущую в заднюю кабину. Николай тут же устремился в переднюю кабину.

– Товарищ подполковник! Не понял! – с удивлением произнёс техник, заметив данную рокировку, так как привык, что коммерческих пассажиров всегда сажают в заднюю кабину.

– Всё нормально, Кузьмич! Этот пассажир десять лет на таких МиГах отлетал! Из них несколько лет со мной в одном полку. Так что – не переживай! – отозвался со стремянки Подлесный, занося ногу в кабину.

Кузьмич слегка пожал плечами, а потом вслед за Николаем поднялся по стремянке, чтобы проконтролировать посадку лётчика в кабину и помочь ему при необходимости. А чтобы убедиться, что мужчина в передней кабине действительно лётчик и действительно летал на МиГ-29, он решил сначала посмотреть, какие действия будет предпринимать этот загадочный «пассажир».

Поднявшись в кабину, Николай с замиранием сердца сел в катапультируемое кресло, почувствовав суровую жёсткость своего рабочего места, которая всё же давала определённый комфорт. Перед его глазами снова раскинулся до боли знакомый интерьер, по которому он так долго скучал. Вдохнув полной грудью незабываемый запах кабины истребителя, Николай ощутил непередаваемую эйфорию от того, что снова оказался в своей стихии. Последовательно, слева направо, окинув привычным взглядом приборные панели, он несколько раз щёлкнул тумблерами, переводя их в исходное положение. Кузьмич внимательно следил за его действиями, отмечая, что они были правильными. А когда техник увидел, что Николай уверенными движениями встегнулся в подвесную систему парашюта, отрегулировал под свой рост педали, зазоры плечевого и поясного притяга, подключил полётное обмундирование к ОРК кресла, а потом, деловито щелкая тумблерами, начал проверять системы самолёта, он успокоился, так как убедился, что этот человек действительно не гость в кабине истребителя. Закончив проверку систем, Николай дал технику команду на снятие чек. Сняв наземные предохранительные чеки с рукоятки аварийного сброса фонаря и с поручней катапультирования, Кузьмич пожелал Николаю счастливого полёта, дождался, пока опустится фонарь, и проконтролировал его закрытие. После этого он спустился на бетон и убрал от самолёта стремянки. Подключив к самолёту переговорное устройство, Кузьмич стал перед ним так, чтобы лётчик хорошо его видел.

Убедившись, что все системы истребителя работают исправно и можно запускать двигатели, Николай доложил Александру по СПУ17:

– К запуску готов!

– Запрашивай «Мушкет»! Позывной три полста семь.

– «Мушкет», три полста семь! Прошу запуск, – произнёс Николай, нажав тангенту радиостанции.

– Три полста семь, запуск разрешаю! Давление семь-пять-восемь, – почти сразу отозвался руководитель полётов.

– Давление семь-пять-восемь установлено, запуск разрешили, три полста семь, – привычно дал подтверждение Николай.

Подав технику самолёта команды: «Приготовиться к запуску», «РУД18 левого на малом газе», «От двигателя» и получив ответ: «Есть от двигателя», он с замиранием сердца правой рукой установил переключатель режима запуска двигателей в положение «ЛЕВ» и нажал кнопку «ЗАПУСК НА ЗЕМЛЕ», а левой включил секундомер на бортовых часах. В то же мгновенье левый двигатель откликнулся тихим басистым рокотом, который по мере раскрутки турбины стал очень быстро нарастать по громкости и переходить к более высокому тону. Казалось, что самолёт, как могучий исполин, просыпался и потягивался после долгого сна. Глядя на приборы контроля работы двигателей, Николай по переговорному устройству диктовал технику параметры запуска и чувствовал целую гамму приятных эмоций, так как с каждой секундой полёт, о котором он мечтал несколько лет, становился всё ближе и ближе.

Запустив вслед за левым правый двигатель и подготовив самолёт к рулению на взлётно-посадочную полосу, Коля снова нажал кнопку радиостанции:

– Три полста семь, вырулить.

– Три полста семь, занимайте предварительный. Исполнительный с курсом триста двадцать.

– Разрешили предварительный, взлётный триста двадцать, три полста семь.

После этого Николай показал Кузьмичу, стоящему в нескольких метрах от самолёта, условный знак о готовности к выруливанию. Кузьмич огляделся вокруг и вытянул в направлении руления руку, в которой он держал предохранительные чеки, снятые с системы катапультирования. Это означало, что путь свободен. Осмотревшись по сторонам и убедившись, что рядом нет рулящих самолётов или наземной техники, Николай привычно двинул вперёд РУДы и отпустил тормоза. Самолёт резво выкатился на рулёжную дорожку и порулил к ВПП19.

Александр всё это время внимательно следил за показаниями приборов и сигнальных табло, принимая доклады Николая о выполнении тех или иных действий. К его приятному удивлению Коля чётко выполнял все процедуры по работе с оборудованием самолёта, и у него складывалось впечатление, что Николай выдумал всю эту историю о том, что он уже давно уволился из армии, а на самом деле до сих пор продолжает регулярно летать на боевом самолёте.

Когда до ВПП оставалось метров пятьдесят, Николай снова запросил руководителя полётов:

– Три полста семь, прошу исполнительный.

– Три полста семь, занимайте исполнительный. Ветер шестьдесят пять градусов, три-пять метров.

– Условия принял, занимаю исполнительный, три полста семь.

Вырулив на ВПП и установив самолёт строго по её оси, Николай плавно затормозил. Глянув на переднюю приборную панель, Коля по светящимся зелёным транспарантам убедился, что закрылки выпущены, триммеры стоят в нейтральном положении, навигационные приборы показывают правильную информацию, а на табло системы «Экран»20 отсутствует сигнал «ЗАПРЕТ ВЗЛЁТА». Зажав гашетку стартового тормоза, он с замиранием сердца сделал очередной запрос на КДП:

– Три полста семь, взлёт-форсаж.

– Взлёт на форсаже разрешаю. После взлёта курсом двести восемьдесят набирайте семь тысяч в третью.

– Выполняю. После взлёта курс двести восемьдесят, семь тысяч в третью, три полста семь.

Сделав глубокий вдох, чтобы немного унять бешено стучащее сердце, Николай плавно вывел двигатели на максимальный режим. Под воздействием возросшей тяги, самолёт, всё ещё удерживаемый тормозами, немного опустил нос и стал похож на пантеру, готовящуюся к прыжку. Убедившись, что температура выходных газов двигателей в норме, Николай нажал на бортовых часах кнопку начала отсчёта полётного времени и, сказав: «Поехали!», отпустил тормоза. И он тут же ощутил энергичный толчок в спину – самолёт приподнял опущенный нос и стремительно начал набирать скорость. Николай сразу же двинул РУДы в положение «Полный форсаж» и снова ощутил ещё два лёгких, почти слитных, толчка в спину от включившихся форсажей. Бросив беглый взгляд на табло и убедившись, что включились два зелёных транспаранта «ФОРСАЖ ЛЕВ» и «ФОРСАЖ ПРАВ», Николай снова устремил взгляд вперёд по курсу взлёта, контролируя набор скорости по индикации на ИЛС21. Истребитель, увлекаемый огромной силой тяги двигателей, за восемь секунд набрал скорость отрыва, и Николай плавным взятием на себя ручки управления оторвал его от земли. Убрав шасси и закрылки, он подождал, пока самолёт в пологом наборе высоты наберёт достаточную скорость, а затем энергичным боевым разворотом лёг на курс двести восемьдесят и крутой горкой начал набирать заданную высоту.

Только в установившемся наборе высоты Николай смог немного расслабиться и осознать, что он реально летит на родном МиГе. Взлёт на форсаже настолько скоротечен, что на размышления времени просто не остаётся, так как нужно выдерживать направление взлёта, следить за скоростью и работать с арматурой кабины. Николай взлёт ощутил каждой клеткой своего организма, которые в совокупности сформировали непередаваемое чувство эйфории. И это чувство просто переполняло его. В общем, душа Николая сейчас просто пела. Он привычно скользил взглядом по приборам, которые показывали, что полёт проходит в штатном режиме и в заданном направлении. Посмотрев направо и налево, Коля в который раз восхитился красотой мощных кучевых облаков, которые были похожи на летающие горы.

– Три полста семь, нижний край тысяча восемьсот, пять-шесть баллов, – передал Николай на аэродром нижний край облачности по маршруту и её плотность по запросу с земли.

– Принято, три полста семь. Верхний край подскажите, – отозвался руководитель полётов.

– Подскажу по проходу.

– Ну могЁм! – с восхищением произнёс в СПУ Александр, который до этого сохранял молчание, чтобы не мешать Николаю производить взлёт. Всё это время он зорко следил за всем, что происходило на борту и был готов в любое мгновенье взять управление на себя, если бы Николай допустил какую-то ошибку в технике пилотирования. Но его однокашник не допустил ни одной ошибки, и это говорило о том, что как бы там ни было, а лётчик он первоклассный, если по прошествии такого количества времени смог сохранить свои лётные навыки на довольно высоком уровне.

– Не могЁм, а мОгем! – ответил с улыбкой Николай, повторив фразу Маэстро из его любимого фильма «В бой идут одни “старики”».

Двигатели размеренно шуршали в хвосте на крейсерском режиме, стрелка высотомера неустанно вращалась, отсчитывая десятки метров высоты, и с каждой секундой самолёт всё выше и выше уходил в бескрайнее небо.

– Три полста семь, верхний край шесть сто, вне облачности видимость во всех направлениях десять километров, опасных явлений не наблюдаю, – передал Николай на КДП метеоусловия полёта.

– Принято! – услышал он лаконичный ответ.

Любуясь красивыми пейзажами, виднеющимися за бортом, Николай вспомнил момент, когда он с Милен летал в Ниццу, и как они беседовали о небе. И ему очень захотелось, чтобы Милен сейчас каким-нибудь волшебным образом смогла увидеть его полёт, и чтобы она была искренне рада этому важному для него событию. А ещё было бы лучше, чтобы она сейчас сидела в задней кабине вместо Александра. И тогда она сама смогла бы ощутить все те же эмоции, которые сейчас переполняли Николая.

– Николай! Входим в зону. Ниже трёх тысяч не опускайся, выше девяти тоже не лезь, – прервал Александр романтические размышления Николая.

– Понял!

– Докладывай!

– Три полста семь, третью зону занял, разрешите работу, – произнёс Коля в эфир.

– Работайте по заданию, три полста семь, – отозвался руководитель полётов

– Разрешили!

– Ну что, Колян! Самолёт в твоём распоряжении. Покажи всё, что умеешь! – сказал Александр, стараясь немного раззадорить Николая.

– Тогда держись! – ответил Коля и энергично ввёл истребитель в переворот, устремив его к земле, от чего Александр тут же был вдавлен перегрузкой в кресло.

Николай заранее придумал себе программу пилотажа, поэтому одна фигура плавно переходила в другую, но иногда фигуры сливались в одно целое, и тогда приходилось попотеть, чтобы выдержать перегрузки. Все элементы высшего пилотажа выполнялись практически на пределе возможностей самолёта. ППК то и дело с усердием обжимал ноги и низ живота, препятствуя оттоку крови от головы, что повышало переносимость перегрузок, особенно длительных. Можно было даже сказать, что во время пилотажа ППК большую часть времени был под давлением, чем в свободном состоянии. Николай как заведённый бросал самолёт то вверх, то вниз. Одна петля Нестерова, вторая, боевой разворот, переворот, крутая горка. Чтобы немного отдохнуть, Николай решил сделать «Колокол». Он направил самолёт вертикально вверх и убрал обороты двигателей до минимальных. Самолёт, постепенно замедляя скорость, достиг в верхней точке фигуры нулевой скорости и начал скользить вниз хвостом вперёд. Со стороны могло показаться, что у самолёта отказали двигатели и он начал падать. Но это падение было управляемым: Николай потянул ручку управления на себя, истребитель, повинуясь аэродинамическим силам, опустил нос и продолжил падать уже как положено, носом вперёд, набирая скорость. Николай снова дал максимальный режим двигателям, и снова последовал один каскад фигур высшего пилотажа за другим. Коля испытывал особенное удовольствие от моментов, когда стрелки пилотажно-навигационных приборов не стояли на месте, а постоянно вращались с разной скоростью то в одну сторону, то в другую. Это означало, что самолёт Николая выполнял свою задачу по предназначению, а именно энергично маневрировал, отрабатывая навыки ведения воздушного боя. Ведь, как известно, боем живёт истребитель!

Коля старался выжать из самолёта максимум, который человек мог вынести. Он выводил самолёт на предельные углы атаки, о чём «Рита»22 милым женским голосом своевременно предупреждала его, выдавая в наушники: «Предельный угол атаки!» При этом происходил мощный срыв потока на крыле, заставляя самолёт трястись как в лихорадке, но исполинская тяга двигателей преодолевала сопротивление воздуха и упорно продолжала толкать самолёт вперёд, не давая ему упасть. Коля выводил самолёт на предельные перегрузки, о чём «Рита» сразу же его информировала: «Предельная перегрузка!» При этом ППК так сильно обжимал ноги, что казалось, будто кровообращение в них напрочь замирает. Но Николай не обращал никакого внимания на эти издержки профессии. Он был в небе, он летел на МиГ-29, и он мог выполнять то, чего ни один «гражданский» самолёт и близко не сможет выполнить. А ещё у него была возможность хоть на время отдаться душой и телом любимому делу. Делу всей его жизни, которое, к сожалению, пришлось прервать на самом пике его профессионального роста.