Статор

И вот теперь – «Колыбель». Штуковина из того же материала. Транслирующая сигнал, связанный с тем, как работает Статор. Для Виссера это означало одно: Статор был не случайностью, не уникальной «Штукой». Он был частью чего-то большего. Чьей-то технологии. Чьего-то плана. И «Колыбель» – это ключ. К пониманию этой технологии. К ее источнику. Возможно, к новым, еще более крышесносным источникам энергии или знаний.

Угроза? Без вопросов. Сигнал опасен. Глюки систем – неприятно. Плохое самочувствие экипажа – досадная мелочь. Но потенциальный куш… Он перевешивал все риски. Если «Гелиос» сможет первой понять и хапнуть технологию «Колыбели», ее власть станет абсолютной. Контроль над Статором покажется детским лепетом по сравнению с контролем над наследием его настоящих создателей. Вот почему Виссер был здесь. Вот почему он вел свои тайные переговоры. Он должен был обеспечить корпорации доступ к этому новому «подарку», чего бы это ни стоило. И то, что материал оказался тем же самым, было первым, самым важным подтверждением, что игра стоит свеч. Он посмотрел на темную громаду «Колыбели» на экране. Не с тревогой, а с хищным интересом старателя, наткнувшегося на нетронутое золотое дно.

«Одиссей» завис на безопасной (насколько это слово тут вообще подходило) дистанции в тридцать тысяч километров от «Колыбели». Подходить ближе капитан Ростова посчитала слишком рискованным, пока не разберутся с природой полей вокруг артефакта и причинами сбоев корабля. Все силы теперь бросили на дистанционное сканирование. Научная группа вкалывала на пределе, используя весь арсенал датчиков «Одиссея», пытаясь пробиться сквозь завесу тайны, окружавшую черную громадину.

Результаты сканирования поступали медленно, и были они, мягко говоря, странными. Поверхность «Колыбели», насколько ее вообще удавалось разглядеть сквозь кривое пространство и помехи на датчиках, была идеально гладкой. Ни швов между панелями, ни дырок технологических, ни шлюзов, ни иллюминаторов, ни антенн, ни выхлопных труб – ничего, что намекало бы на привычные методы строительства или работы космических аппаратов. Просто монолитная, угольно-черная хреновина, исчерченная светящимися голубыми линиями. При ближайшем рассмотрении оказалось, что это не просто узор, а сложная сеть активных энергетических каналов, пульсирующих в такт основному сигналу артефакта. Геометрия этой штуки продолжала выносить мозг: углы казались неправильными, грани – изгибались под невозможными ракурсами, будто само пространство вокруг «Колыбели» было помято.

Гравитационные сканеры подтвердили: вокруг артефакта есть мощные, но очень локальные и нестабильные гравитационные поля. Они возникали и исчезали без всякой логики, создавая те самые помехи, которые мешали «Одиссею» нормально лететь. На обычное поле тяжести от массивного объекта это было не похоже; скорее, смахивало на побочный эффект какой-то неизвестной технологии, которая игралась с пространством-временем. Магнитометры показывали еще более дикую картину: обычного дипольного поля не было, зато наблюдались сложные мультипольные поля, которые постоянно меняли силу и никак не были связаны с вращением самой «Колыбели».

Попытки прощупать ее активно – радарами, лидарами, даже нейтронными импульсами – давали противоречивые результаты. Часть сигналов черная поверхность глотала без следа, часть отлетала как попало, будто от кучи невидимых зеркал, создавая ложные эхо и еще больше запутывая картину. Казалось, «Колыбель» окружена невидимым щитом или полем, которое активно мешало любым попыткам ее просканировать снаружи.

– Она будто… не хочет, чтобы ее изучали снаружи, – пробормотала доктор Элисон Кларк, спец по экзофизике, глядя на кашу из данных на своей консоли. – Все наши стандартные методы – мимо. Мы видим только поверхность и внешние поля, но что там внутри – хрен его знает.

Ариана Шарп слушала доклады коллег, сверяя их данные со своим анализом сигнала «Колыбели». Сигнал оставался главным ключом. И вот в его структуре она начала замечать новую фишку. После того, как «Одиссей» перестал подходить ближе и переключился на дистанционное сканирование, характер сигнала снова изменился. Сложность осталась прежней, но появилась новая, устойчивая гармоника – очень слабая, почти на уровне шума, но постоянная. Ариана запустила корреляционный анализ этой гармоники с действиями «Одиссея». Результат был поразительным: частота и амплитуда этой гармоники менялись точь-в-точь в зависимости от того, какими сканирующими лучами корабль светил на «Колыбель».

Она почувствовала, как по коже побежали мурашки. Артефакт не просто реагировал на их присутствие – он анализировал их действия. Он «чувствовал» их сканеры и отвечал изменением своего сигнала. Это подтверждало ее догадку про реакцию, близкую к разумной. И это натолкнуло ее на новую идею.

– Капитан, – Ариана повернулась к Еве Ростовой, ее серые глаза горели азартом открытия. – Я думаю, мы не с того конца заходим. Мы пытаемся «взломать» ее защиту снаружи, нашими методами. А что, если вход – не физический? Что, если она ждет не того, что мы ее будем ковырять, а… правильного запроса?

– Поясните, доктор, – Ростова внимательно посмотрела на Ариану.

– Сигнал, – Ариана показала на свои дисплеи, где пульсировали фрактальные узоры. – Всё говорит о том, что это главный способ общения с этой штукой. Она реагирует на наши действия изменением сигнала. Она сама использует частоты, близкие к резонансной частоте материала Статора – может, это ее «родной» язык или универсальный ключ. Что, если мы попробуем не сканировать ее, а «поговорить» с ней?

– «Поговорить»? – недоверчиво переспросил майор Ким.

– Да. Модулировать наш собственный сигнал. Использовать структуру их же сигнала, их же «запретную частоту», но добавить туда нашу уникальную метку, метку «Одиссея». Попытаться войти в резонанс. Не силой ломиться через щиты, а… получить приглашение. Настроиться на ее волну.

В зале повисла тишина. Идея была смелая, даже безбашенная. Использовать частоту, способную разнести материал Статора, как «ключ»? Это как пытаться открыть сейф с помощью динамита. Но стандартные методы не работали. А артефакт продолжал молча висеть перед ними, окруженный полями, искажающими реальность, и транслируя свой загадочный, потенциально опасный сигнал.

– Это… крайне рискованно, доктор Шарп, – медленно проговорила капитан Ростова, взвешивая слова. – Ошибка в модуляции, случайный резонанс – и мы можем повредить собственный корабль или вызвать черт знает какую реакцию артефакта. Но… – она посмотрела на главный экран, на черную громаду «Колыбели». – Других идей у нас пока нет. Готовьте расчеты модуляции. Надо пробовать.

Предложение Арианы Шарп повисло в напряженной тишине мостика. Идея использовать «запретный звук» как ключ к инопланетной хреновине была настолько же дерзкой, насколько и опасной. Капитан Ева Ростова несколько долгих секунд молча смотрела на изображение «Колыбели», потом перевела взгляд на Ариану, потом на Райана Кендрика.

– Коммандер Кендрик, ваше мнение? – спросила она.

Райан чуть качнул головой, обдумывая ответ. Его работа – сводить риски к минимуму, а предложение Арианы было чистым риском.

– Капитан, гипотеза доктора Шарп интересная и, может, даже верная. Артефакт явно реагирует на сигналы. Но использовать частоту, которая может быть разрушительной для материала Статора – из которого, как мы теперь знаем, сделана и эта штука – без полного понимания последствий… Мне кажется, рановато. Мы не знаем, как именно артефакт отреагирует. Это может быть и «приглашение», как говорит доктор Шарп, а может быть и кнопка «пуск» для защитной системы или неконтролируемого выброса энергии. Плюс к тому, любая ошибка в нашем сигнале может создать проблемы для самого «Одиссея».

Ариана аж вперед подалась от нетерпения.

– Но стандартные методы – толку ноль, коммандер! Мы можем висеть тут неделями, сканировать эту поверхность и ни хрена нового не узнать. Сигнал – это единственный язык, на котором эта штука, похоже, готова общаться. Мы должны попробовать! Я уверена, что смогу рассчитать безопасную модуляцию, использовать минимальную мощность…

– Уверенность – это хорошо, доктор, – мягко обрезала ее Ростова. – Но тут цена ошибки слишком высока. – Она снова посмотрела на Райана. – Есть другие варианты?

– Прежде чем мы начнем «болтать» с артефактом, – предложил Райан, – можно попробовать подобраться поближе, но не всем кораблем. Заслать автоматический зонд. Маленький, шустрый, напичканный датчиками и передатчиком. Он сможет подойти к самой поверхности, собрать данные о полях и структуре вплотную. Это даст нам больше инфы для анализа доктора Шарп и позволит точнее оценить риски. Если зонд разнесет или сожрет, мы потеряем только его, а не весь корабль.

Ростова прикинула. Разумный компромисс: шаг вперед в исследованиях, но с минимальным риском для команды и корабля.

– Хорошо, коммандер. Согласна. Готовить к запуску зонд «Скарабей». Доктор Шарп, от вас – список приоритетных данных и параметры сканирования. Майор Ким, рассчитайте безопасную траекторию для зонда. Инженерный – проверить и откалибровать все системы «Скарабея». Живо.

Приказ капитана – и мостик загудел. Инженеры связались с ангаром, где хранились зонды. Ариана быстро набросала программу для «Скарабея»: детальный анализ гравитационных скачков у самой поверхности, спектрография энерголиний и попытка засечь любые изменения в сигнале «Колыбели» при максимальном приближении. Райан проконтролировал подготовку систем безопасности и каналов связи зонда.

Через час небольшой, похожий на металлического жука зонд «Скарабей», утыканный датчиками и манипуляторами, отвалил от «Одиссея» и начал свой медленный путь к черной громаде артефакта. Управляемый с корабля, он полз по тщательно просчитанной траектории, постоянно сливая телеметрию.

Первые десять тысяч километров прошли штатно. Потом, по мере приближения к «Колыбели», данные начали меняться.

– Капитан, «Скарабей» входит в зону сильных гравитационных возмущений, – доложил оператор зонда. – Фиксируем рост пространственных флуктуаций. Компенсаторы траектории пашут на семьдесят процентов.

На экране Арианы графики, показывающие местные искривления пространства-времени, поползли вверх. Это были не плавные кривые, а резкие, хаотичные пики и провалы, будто сама ткань реальности тут была нестабильна, кипела и пузырилась.

– Засекли кучу энергетических всплесков непонятной природы совсем рядом с зондом, – добавил другой оператор. – Источники не ловятся.

Картинка с главной камеры «Скарабея», нацеленной на «Колыбель», начала дрожать. Черная, угловатая поверхность артефакта надвигалась, светящиеся голубые линии на ней становились ярче, их пульсация – ощутимее даже через видеосигнал. Геометрия артефакта выглядела все более нереальной, нарушая привычные законы перспективы.

– Помехи на видеоканале растут, – сообщил оператор. – Картинку корежит. Похоже на сильное электромагнитное или гравитационное линзирование.

Изображение на экране замерцало, по нему пошли цветные полосы, контуры «Колыбели» расплывались и двоились. Зонд продолжал ползти вперед, передавая последние крохи данных о нарастающем хаосе полей вокруг него. До поверхности оставалось меньше тысячи километров…

Картинка с камер «Скарабея» на главном экране мостика «Одиссея» превратилась в мешанину рваных цветов и кривых линий. Черная поверхность «Колыбели» с ее пульсирующими голубыми венами заполнила почти весь кадр, но разобрать что-то было уже нереально. Голос оператора зонда звучал напряженно, он сыпал докладами об отказах систем «Скарабея» один за другим:

– Потеря ориентации… Куча сбоев датчиков… Критические ошибки в передаче данных… Помехи зашкаливают… Теряю…

И потом – тишина. Гробовая. Видеосигнал пропал, сменившись белым шумом. Поток телеметрии оборвался на полуслове. Индикаторы состояния зонда на консоли оператора потухли, став тревожно-серыми – «Нет сигнала».

– «Скарабей»? – оператор лихорадочно долбил по кнопкам. – «Скарабей», отвечай! Повторный вызов по всем частотам! Активация аварийного маяка!

Тишина была единственным ответом.

– Доложить обстановку! – голос капитана Ростовой прорезал напряжение на мостике.

– Связь со «Скарабеем» полностью потеряна, капитан, – доложил оператор, не отрываясь от консоли. – Ноль ответа на всех каналах. Аварийный маяк молчит.

– Радары? Визуально? – Ростова повернулась к оператору тактических систем.

– Цель «Скарабей» пропала с радаров, капитан, – ответил тот, лицо сосредоточенное. – Полностью. Ни обломков, ни вспышки взрыва. Просто… исчез. Визуальное наблюдение через телескопы тоже ничего не дает – там, где должен быть зонд, пусто.

На мостике повисла тяжелая тишина, только тихо гудели системы жизнеобеспечения «Одиссея». Зонд не просто разнесло – он испарился, исчез без следа, словно его и не было. Ни на что известное это не походило. У Райана Кендрика опять холодок по спине пробежал. Он быстро переглянулся с капитаном Ростовой. В ее глазах он увидел то же самое: недоумение и нарастающую тревогу. Эта «Колыбель», чем бы она ни была, умела вытворять такое, о чем они и подумать не могли.

– Внимание! – внезапно крикнул оператор научных датчиков. – Есть всплеск! Короткий, но мощный, со стороны артефакта! Как раз когда «Скарабей» пропал!

На главном экране тут же выскочила диаграмма всплеска. Узкий пик какой-то экзотической энергии, не похожей ни на электромагнитную волну, ни на гравитационную. Длился всего долю секунды, и шел точно оттуда, куда летел зонд.

– Анализ! – приказала Ростова. – Полный спектральный и временной анализ этого всплеска! Сравнить со всем, что знаем!

Научная группа тут же вцепилась в работу, пальцы забегали по консолям. Ариана Шарп, однако, в этой общей суете не участвовала. Все ее внимание было приковано к ее собственному анализатору сигнала «Колыбели». Исчезновение зонда, энергетический всплеск – все это были важные данные, спору нет, но она нутром чуяла, что главный ответ – именно в сигнале. Она была уверена: артефакт как-то отреагировал, его «язык» должен был измениться.

Она запустила дифференциальный анализ сигнала – сравнение его структуры до и после того, как «Скарабей» канул в Лету. Квантовый комп «Одиссея» загудел чуть громче, перемалывая гигантские массивы данных. И через несколько секунд результат выскочил на ее голографическом дисплее.

Ариана замерла, не веря своим глазам. В общем, хаотичном и дико сложном сигнале «Колыбели», среди всех этих фрактальных глубин и зацикленных гармоник, появился новый, четко различимый под-сигнал. Слабый, замаскированный под фоновый шум, но он был там. И его структура… она была ей знакома. Это были позывные пропавшего «Скарабея». Его идентификационный код. Его протоколы передачи данных. Структура его телеметрии. Всё было скопировано с абсолютной точностью, вплетено в ткань основного сигнала артефакта, как мушка, навеки застывшая в янтаре.

– Быть не может… – прошептала она, наклоняясь ближе к дисплею.

Это подтверждало ее самую смелую и самую жуткую гипотезу. «Колыбель» не уничтожила зонд. Она… скопировала его. Сожрала. Переварила всю его цифровую начинку и сделала частью своего собственного сигнала. И теперь транслировала это обратно, словно говоря: «Вот что я сделала с вашим посланником. Вот так я общаюсь».

Глава 4

– Капитан, я должна немедленно доложить! – Голос Арианы Шарп, усиленный корабельным интеркомом, прозвучал на мостике «Одиссея» с такой силой и уверенностью, что заставил всех обернуться. Она стремительно вошла из турболифта, ведущего из научной лаборатории, ее глаза горели, а на щеках играл легкий румянец – результат бессонной ночи и только что сделанного открытия. Она подошла прямо к капитанскому креслу, где Ева Ростова обсуждала с Райаном Кендриком дальнейшие шаги после необъяснимого исчезновения зонда «Скарабей».

– Доктор Шарп, что у вас? – Ростова повернулась к ней, ее лицо выражало усталое ожидание. Последние часы были полны разочарований и тревожных данных.

– Я поняла! Я поняла, как она общается! – Ариана активировала свой персональный проектор, и над центральной консолью мостика возникла сложная трехмерная визуализация сигнала «Колыбели». – Посмотрите сюда! После исчезновения «Скарабея» в основном сигнале артефакта появился новый под-сигнал. Вот он, я выделила его красным.

Все на мостике уставились на проекцию. Среди хаотичного, фрактального мерцания основного сигнала действительно прослеживалась тонкая, но четкая структура.

– Его параметры… – Ариана увеличила изображение под-сигнала, – его структура данных, его идентификационные маркеры – это точная копия сигнатуры «Скарабея». Она не уничтожила зонд, капитан. Она его… скопировала. Ассимилировала. Превратила его информационную суть в часть себя и теперь транслирует нам. Это ее ответ!

На мостике повисла тишина. Осознание того, что сказала Ариана, медленно доходило до сознания экипажа. Артефакт не просто реагировал – он имитировал. Он учился.

– Это… резонансная мимикрия, – продолжала Ариана, ее голос дрожал от возбуждения. – Она «отражает» то, что мы ей посылаем, но не как зеркало, а как сложный резонатор, вплетая чужой сигнал в свой собственный. Возможно, так она изучает нас. Возможно, так она приглашает к контакту. Это ее язык!

– Или способ заманить нас в ловушку, – тихо проговорил Райан Кендрик, его взгляд был прикован к изображению артефакта на главном экране. – Имитация – это классический прием хищника.

– Возможно, коммандер, – не стала спорить Ариана, – но это единственный способ взаимодействия, который она нам предлагает. Мы пытались стучаться в дверь с помощью сканеров – она захлопнула ее перед носом «Скарабея». Теперь она показывает нам, как можно попробовать войти иначе. Не силой, а… настройкой. Резонансом.

– Что вы предлагаете, доктор? – спросила Ростова, ее голос был напряженным.

– Мы должны ответить ей на ее языке, – заявила Ариана. – Мы должны послать ей сигнал, который она поймет. Сигнал, основанный на ее собственной структуре. Использовать ту самую «запретную» резонансную частоту, которая так ее волнует, но модулировать ее не сигнатурой зонда, а нашей собственной – уникальной энергетической и информационной сигнатурой «Одиссея». Мы должны показать ей, кто мы. Представиться. Попытаться войти в резонанс с ней.

– Использовать «запретный звук»? – Райан резко повернулся к Ариане. – Вы понимаете, чем мы рискуем? Это частота, способная разрушить материал Статора! И этот артефакт сделан из того же материала! Один неверный параметр в модуляции, один всплеск мощности – и мы можем спровоцировать катастрофическую реакцию! Как на артефакте, так и на нашем собственном корабле, чья структура тоже не рассчитана на такие вибрации!

– Я понимаю риски, коммандер, – голос Арианы стал тверже. – Но я также понимаю, что мы топчемся на месте. У нас нет другого способа понять природу этого артефакта и угрозы, которую он несет. И я верю, что смогу рассчитать модуляцию достаточно точно. Использовать минимально необходимую мощность, чтобы инициировать отклик, но не вызвать разрушения. Мы можем провести симуляции на квантовом компьютере, проверить все тысячи раз. Но мы должны попытаться. Иначе зачем мы вообще сюда летели? Чтобы испугаться и повернуть назад?

Ее слова повисли в воздухе. Ариана смотрела прямо на капитана Ростову, ее глаза горели убежденностью. Райан хмуро смотрел на проекцию сигнала, взвешивая риски. Остальные члены экипажа на мостике затаили дыхание, ожидая решения капитана. Это был момент истины. Шаг в неизвестность, который мог либо открыть дверь к невероятным открытиям, либо привести к гибели.

Капитан Ростова медленно обошла центральную консоль, ее взгляд был устремлен на черную громаду «Колыбели» на главном экране. Артефакт висел в пустоте, молчаливый, загадочный, полный скрытой мощи и непонятных намерений. Он уже показал, что способен поглотить их зонд без следа. Он уже доказал, что может влиять на их корабль и их разум. Отступить сейчас означало бы оставить эту загадку нерешенной, эту угрозу – непонятой. Попытаться войти в контакт предложенным Арианой способом было безумно рискованно. Но, возможно, это был единственный путь вперед.

Решение далось капитану Еве Ростовой нелегко. Ответственность за корабль, за жизни тридцати человек экипажа давила на плечи тяжелым грузом. Доводы Райана Кендрика о смертельной опасности эксперимента были абсолютно обоснованы. Но и аргументы Арианы Шарп звучали убедительно – бездействие в данной ситуации было сродни поражению. Игнорировать вызов, брошенный «Колыбелью», означало вернуться на Землю с пустыми руками, оставив планету под дамокловым мечом неизвестной угрозы. После нескольких минут напряженного молчания, взвесив все «за» и «против», Ростова приняла решение.

– Доктор Шарп, – ее голос прозвучал твердо, обрывая тишину на мостике, – приступайте к расчетам модуляции сигнала. Задействуйте все доступные вычислительные мощности. Проведите полную симуляцию возможных резонансных эффектов на структуре «Одиссея» и предполагаемой структуре артефакта. Главный инженер Чен, подготовьте основной передатчик дальней связи к работе в нестандартном режиме. Вам нужно будет обеспечить сверхточную модуляцию на частотах, близких к критическим. Коммандер Кендрик, приведите все системы защиты корабля в максимальную готовность. Щиты – сто процентов. Энергетические накопители – полная зарядка. Аварийные бригады – на постах. Мы проведем этот эксперимент. Но с предельной осторожностью.

Приказ был отдан. На мостике и в технических отсеках «Одиссея» закипела работа. Ариана, получив одобрение, с удвоенной энергией погрузилась в расчеты. Она работала в тесном контакте с ИИ корабля, создавая сложнейшую математическую модель сигнала. Задача была не просто воспроизвести «запретную частоту», но и вплести в нее уникальную сигнатуру «Одиссея» – комплекс его энергетических полей, информационных протоколов, даже усредненные биометрические данные экипажа. Сигнал должен был быть не просто «ключом», но и «визитной карточкой». Она часами прогоняла симуляции, варьируя параметры, ища ту тонкую грань между инициацией отклика и началом разрушительного резонанса. Мощность сигнала была снижена до абсолютного минимума, достаточного лишь для того, чтобы быть услышанным «Колыбелью» на таком расстоянии.

Тем временем главный инженер Чен и его команда колдовали над основным передатчиком корабля. Это мощное устройство, предназначенное для связи с Землей через гиперпространственные каналы, не было рассчитано на генерацию сигналов такой специфической модуляции и частоты. Инженерам пришлось вносить изменения в программное обеспечение, перекалибровывать излучатели, устанавливать дополнительные фильтры и системы контроля, чтобы обеспечить необходимую точность и избежать случайных гармоник, способных навредить самому кораблю. Работа была ювелирной и нервной.

Райан Кендрик и его служба безопасности готовились к худшему. Все орудийные системы были приведены в боевую готовность, хотя Райан прекрасно понимал, что против мощи, продемонстрированной «Колыбелью», их оружие могло оказаться бесполезным. Основное внимание уделялось защите: силовые щиты были усилены переброской энергии с неосновных систем, аварийные переборки проверены, спасательные капсулы подготовлены к немедленному запуску. Каждый член экипажа получил обновленные инструкции по действиям в чрезвычайной ситуации. Напряжение на борту достигло пика.

Наконец, после почти двенадцати часов непрерывной работы, все было готово. Ариана представила капитану финальные расчеты и результаты симуляций. Модели показывали приемлемый уровень риска при выбранных параметрах сигнала. Инженер Чен доложил о готовности передатчика. Райан подтвердил готовность систем защиты.

– Всем занять места. Максимальная готовность, – приказала Ростова, занимая свое кресло. Мостик затих. Все взгляды были устремлены на главный экран, где невозмутимо висела черная громада «Колыбели». – Доктор Шарп, начинайте передачу сигнала.

Ариана глубоко вздохнула и активировала команду на своей консоли. Невидимый, неслышимый луч сложного, модулированного сигнала устремился от «Одиссея» к артефакту. Мощность была минимальной, но несущая частота была той самой – резонансной, опасной. Напряжение на мостике стало почти осязаемым. Секунды тянулись, как часы. Ничего не происходило. Артефакт оставался безучастным.

– Мощность сигнала стабильна? Модуляция точна? – напряженно спросила Ростова инженера Чена.

– Так точно, капитан. Все параметры в норме. Сигнал передается согласно расчетам доктора Шарп.

– Продолжать передачу, – приказала Ростова.

Прошла минута, две, пять… «Колыбель» молчала. Ариана начала сомневаться. Может, ее теория неверна? Может, артефакт просто не реагирует на такие слабые сигналы? Или они все же ошиблись в модуляции? Разочарование и страх начали подступать к горлу.

И вдруг…

– Капитан! Смотрите! – воскликнул оператор визуального наблюдения, указывая на главный экран.