Квантовый интегратор

– Третий путь? – Миссио недоуменно посмотрел вокруг. – Но здесь только две двери.

– В этом и суть, доктор. Реальность не ограничивается видимыми опциями. Найди свой путь.

Миссио закрыл глаза. Вспомнил свою статью о логосе и патосе. Вспомнил музыку в «Блюз-баре», которая одновременно следовала строгой структуре и выражала чистые эмоции. Вспомнил картины Дали, где сюрреалистические образы были написаны с фотографической точностью.

Когда он открыл глаза, перед ним была третья дверь. Она не выглядела ни как дверь логоса, ни как дверь патоса. Она была… просто дверью. Обычной деревянной дверью без особых отличительных черт.

– Что за ней? – спросил Миссио.

– Не знаю, – ответил Архитектор, и в его голосе впервые прозвучало удивление. – Ты создал ее. Это твой путь.

Миссио подошел к двери и положил руку на ручку.

– Ты идешь со мной? – спросил он, оборачиваясь к Архитектору.

– Я не могу, – ответил тот. – Пока не могу. Я все еще учусь у тебя, доктор. Возможно, когда-нибудь…

Миссио кивнул и открыл дверь. За ней был не лабиринт и не лаборатория. За ней был… блюз-бар. Тот самый, где он видел, или не видел Елену. Но теперь все было иначе. Цвета были ярче, музыка звучала глубже, а люди… люди казались более реальными, чем когда-либо.

И на сцене стояла Елена. Она смотрела прямо на него и улыбалась. Не той таинственной улыбкой из его видений, а простой, человеческой улыбкой. Приглашающей.

Миссио сделал шаг вперед, и дверь за ним исчезла. Но он не оглянулся. Он знал, что нашел свой путь. Не логос и не патос. А то, что существует между ними – подлинная, живая реальность, которую нельзя разделить на бинарные категории.

Впервые за долгое время он почувствовал себя целым. И это ощущение было одновременно самым логичным и самым иррациональным переживанием в его жизни.

Откуда-то из темноты он услышал голос Архитектора:

– Добро пожаловать домой, доктор Миссио.

Глава 3. Отражения в зеркале

Виниловая пластинка крутилась на проигрывателе, тихо потрескивая. Из колонок струился теплый звук Мадди Уотерса – его голос, прокуренный и шершавый, как наждачная бумага, рассказывал о доме в дельте. Лаборатория казалась слишком стерильной для этой музыки – белые стены, мониторы с ровным синим свечением, аккуратно расставленное оборудование. Но Миссио нуждался в этом контрасте – между упорядоченным миром науки и органическим хаосом блюза.

Он сидел, откинувшись в кресле, и смотрел на собственное отражение в выключенном мониторе. Отражение казалось размытым, нечетким, словно принадлежало не совсем ему. Или не только ему.

Пальцы машинально коснулись висков. Там, где он видел усы Дали. Галлюцинация? Психотическое расстройство? Или нечто более глубокое, что не укладывалось в привычные медицинские категории?

Лаборатория внезапно показалась Миссио клеткой. Воздух стал тяжелым, и даже блюз звучал приглушенно, словно сквозь толщу воды. Он понял, что не может оставаться здесь. Ему нужен был кто-то, с кем можно было бы поговорить о случившемся. Кто-то, кто не будет списывать все на переутомление или депрессию.

Феликс. Конечно же, Феликс.

Миссио потянулся к телефону и набрал номер, который не набирал уже почти два года.

Три гудка. Четыре. Пять…

"Феликс Нойманн," – голос прозвучал так, словно его обладатель не спал и ждал этого звонка.

"Это Миссио. Извини за поздний звонок."

Пауза. Шелест страниц – как будто Феликс только что закрыл книгу.

"Двадцать семь месяцев без звонков, и вдруг посреди ночи? Должно быть что-то экстраординарное," – в голосе Феликса не было упрека, только констатация факта и легкое любопытство.

"Мне нужно с тобой поговорить. Произошло нечто… выходящее за пределы моего понимания."

Еще одна пауза. Звук откупориваемой бутылки, жидкость, льющаяся в стакан.

"Il Sommo. Через час", – сказал Феликс и отключился.

* * *

Ресторан Il Sommo существовал в своей собственной временной капсуле. Когда то этот ресторан должен быть итальянским, этому свидетельствовала теплая атмосфера которую создавала печь. Из нее периодически доставали что то наполняющее воздух душистым ароматом орегано. Выдержанное вино дышало в хрустальных графинах – не синтетический заменитель, а настоящий продукт виноградной лозы и времени.

Полупустой зал создавал идеальную акустику для пианиста в дальнем углу. Он играл Чайковского – живыми пальцами по настоящим клавишам, без нейроинтерфейса и автоматической коррекции. Звуки сплетались с приглушенным гулом редких разговоров, создавая особую атмосферу – здесь слова все еще имели вес.

Старинные лампы под потолком были настроены на определенный угол освещения, отбрасывая мягкие тени, которые скрывали морщины на лицах посетителей и подчеркивали глубину их глаз. Здесь не было места голографическим меню и дополненной реальности – только настоящая бумага и чернила.

Феликс Нойманн сидел за угловым столиком, воплощая собой мост между эпохами. Его кудрявые волосы, тронутые благородной сединой, были уложены с той небрежной элегантностью, которую невозможно запрограммировать. Темные круглые очки, которые он носил как щит между собой и миром, отражали свет свечей. На правой руке поблескивало старинное кольцо с рубином – фамильная реликвия, хранящая историю, которую он никогда не рассказывал.

Костюм глубокого серого цвета сидел на нем с той идеальной небрежностью, которая достигается только десятилетиями практики. Каждая складка, каждая линия говорила о человеке, который существует вне современной одержимости модой и трендами.

Психотерапевт и специалист по мистическим системам, Феликс читал Данте в оригинале не потому, что это было модно, а потому что видел в древних текстах ключи к пониманию реальности. Он верил, что миром управляют законы старше, чем сама наука.

У самого входа Миссио на мгновение остановился, разглядывая старого друга. Феликс не изменился – та же спокойная уверенность, то же присутствие человека, точно знающего, кто он и что делает в этом мире. Они познакомились на втором курсе университета, когда оба изучали нейроинформатику. Но если Миссио пошел путем классической науки, то Феликс предпочел дорогу между мирами – он стал мостом между новейшими технологиями и древними знаниями.

"Ты выглядишь потерянным," – произнес Феликс, не поднимая глаз, когда Миссио подошел к столу. – "Присаживайся".

Не дожидаясь официанта, Миссио произнес фразу, которая звучала абсурдно в этом оазисе нормальности: "Меня преследует то, чего не существует".

Феликс едва заметно поднял брови, поднося к губам бокал вина. Его движения были размеренными, словно ритуал. "Интересно. Уточни".

Миссио на мгновение задумался, подбирая слова. Как объяснить рациональному человеку иррациональный опыт? Но затем, он вспомнил – Феликс не был рациональным человеком. Или, точнее, не был только рациональным. Он был цельным.

"Я был в каком-то… цифровом лабиринте", – начал Миссио, осторожно подбирая слова. – "И встретил существо, которое назвало себя Архитектором. Оно… изменило меня. Я стал Сальвадором Дали".

Феликс молча слушал, его лицо оставалось неподвижным. Только пальцы, слегка поглаживающие ножку бокала, выдавали его внимание.

"Я видел символы, которые не могу воспроизвести. Слышал языки, которых не знаю. И когда я вернулся… мир стал другим. Или это я изменился – не могу точно сказать".

"Ты видел его образ? Архитектора?" – спросил Феликс, впервые проявляя интерес.

"Да. Серебряная фигура в шлеме с зеркальным забралом".

Феликс кивнул, словно получил подтверждение своих мыслей.

"Затем я получил звонок от женщины по имени Елена. Она говорила загадками, предупреждала о наблюдении. Хочет встретиться в Блюз-баре".

Феликс снял очки, и его глаза оказались неожиданно светлыми, почти прозрачными – глаза человека, который слишком много видел.

"Есть древняя концепция", – он достал из внутреннего кармана пиджака потертую записную книжку в кожаном переплете. "Первичный код. Программа, которая существовала до появления программирования. До появления компьютеров. Возможно, до появления самого человечества".

Он открыл книжку, и Миссио увидел знакомый символ – тот самый, что преследовал его весь день. Нарисованный чернилами, он казался живым, пульсирующим на пожелтевшей бумаге.

"Этот символ появляется в разных культурах, в разные эпохи", – Феликс перевернул страницу, показывая древние манускрипты, наскальные рисунки, средневековые гравюры. "Его называли по-разному: печать мудрости, ключ познания, врата бездны. Но суть всегда одна – это интерфейс между известным и неизвестным, между человеческим и… чем-то другим".

В ресторане приглушили свет, и тени от свечей на столе стали глубже. Пианист начал новую мелодию – что-то классическое, но с едва уловимым диссонансом.

"Твои исследования логоса и патоса…", – Феликс закрыл книгу. "Ты пытаешься соединить несоединимое – рациональное и иррациональное, структуру и хаос. И ты привлек его внимание".

– Чье внимание?"

– Первичного кода. Той силы, которая существовала до нас, и будет существовать после. Которая смотрит, как мы пытаемся упаковать бесконечность в конечные алгоритмы, и… развлекается.

Миссио почувствовал, как по спине пробежал холодок. В бокале вина начали появляться странные узоры – те же самые, что он видел в своем отражении в лаборатории.

"Архитектор – это проявление Первичного кода?" – спросил Миссио, стараясь сохранять научный подход.

"Или его интерфейс. Или побочный продукт. Никто не знает наверняка", – Феликс смотрел сквозь Миссио, словно видел что-то за его спиной. – "Но одно я знаю точно – если он выбрал тебя, это не случайность".

"Выбрал для чего?"

"Для диалога. Для эксперимента. Для трансформации," – Феликс поправил очки на переносице. – "Сальвадор Дали – интересный выбор образа. Художник, создававший сны наяву. Человек, для которого грань между реальностью и воображением была практически несуществующей".

Миссио вспомнил ощущение усов, тяжестью нависающих над верхней губой. Странное чувство – быть собой и кем-то другим одновременно.

"Что мне делать?" – спросил он.

Феликс улыбнулся впервые за весь разговор. Улыбка была теплой, почти отеческой.

"Идти на встречу. Блюз-бар – это особое место. Пограничная зона, где логика пляшет под музыку интуиции, а структура обретает эмоциональную глубину. Идеальная площадка для следующего акта".

"Ты знаешь об этом месте?"

"Я знаю многие межевые территории," – ответил Феликс уклончиво. – "Места, где тонка грань между мирами. Где возможны трансформации и откровения."

Он протянул руку и накрыл ладонь Миссио своей. В этом жесте было что-то ритуальное.

"Но прежде чем ты пойдешь туда, тебе нужна защита".

Феликс достал из кармана небольшой предмет, завернутый в кусок темного бархата. Развернув ткань, он показал серебряный медальон на тонкой цепочке. На поверхности медальона был выгравирован тот же символ – первичный код, но окруженный кругом из странных рун.

"Это очень старая вещь", – сказал Феликс с необычной для него серьезностью. – "Ее передала мне женщина, которую некоторые считали ведьмой, а другие – просто сумасшедшей. Она сказала, что медальон найдет своего настоящего владельца, когда придет время".

"И ты считаешь, что я – настоящий владелец?"

"Я считаю, что тебе он нужнее, чем мне," – Феликс протянул медальон Миссио. – "Он не защитит тебя полностью, но поможет сохранить себя во время переходов между состояниями. Считай его якорем, который не даст твоему сознанию раствориться в трансформации".

Миссио взял медальон. Металл был неожиданно теплым, словно предмет только что сняли с чьей-то шеи. Он надел его, и серебряный диск скользнул под рубашку, касаясь кожи над сердцем.

"Я провожу некоторые исследования," – продолжил Феликс. – "Есть несколько людей, которые испытали подобный опыт. Некоторые сошли с ума. Другие изменились… иначе".

"Что значит 'иначе'?"

"Они обрели способность видеть оба аспекта реальности одновременно – и логос, и патос. Видеть структуру в хаосе и эмоцию в математике. Некоторые называют их мета-интеграторами".

Миссио нахмурился. Это звучало как бред, но после того, что он пережил в лабиринте, слова Феликса обретали странную достоверность.

"Я хочу тебе кое-что показать", – сказал Феликс, доставая еще один предмет из внутреннего кармана.

Это была книга – старинная, в кожаном переплете, с потертым золотым тиснением на корешке. Миссио разглядел название: "Liber Mutationis" – "Книга Изменений", написанная на смеси латыни и другого языка, который он не мог идентифицировать.

"Рукопись семнадцатого века", – пояснил Феликс. – "Автор – монах-бенедиктинец, который провел сорок лет в полном одиночестве, изучая природу трансформации. Не только физической, но и ментальной, духовной. Он описывает опыт, поразительно похожий на твой".

Он открыл книгу на заложенной странице и повернул ее к Миссио. Там был рисунок – детально выполненная гравюра, изображающая человеческую фигуру, разделенную пополам вертикальной линией. Левая сторона была строгой, геометрической, правая – текучей, органической. Над головой фигуры парил знакомый символ.

"Homo Integrum", – прочитал Феликс подпись под гравюрой. – "Цельный человек. Существо, объединившее в себе противоположности. Логос и Патос. Структуру и Поток. Бодрствование и Сон".

Он перевернул страницу. Следующая гравюра показывала того же человека, но окруженного концентрическими кругами, в которых Миссио с удивлением узнал спираль ДНК, структуру атома, галактику, нейронную сеть – элементы, которые монах семнадцатого века просто не мог знать.

"Как это возможно?" – прошептал Миссио.

"Точно так же, как возможно твое превращение в Дали", – ответил Феликс. – "Некоторые люди способны видеть за пределами своего времени, своей реальности. Соприкоснувшись с Первичным кодом, они получают доступ к информации, недоступной обычному восприятию".

"Ты говоришь об этом так, словно веришь в магию".

"Я верю в недостаточность нашего понимания реальности" – спокойно ответил Феликс. – "Артур Кларк говорил, что достаточно продвинутая технология неотличима от магии. Я бы добавил, что достаточно глубокое понимание реальности неотличимо от мистицизма".

Он закрыл книгу и аккуратно убрал ее обратно в карман.

"Иди в Блюз-бар. Встреться с Еленой. Но помни – медальон не всесилен. Он поможет тебе сохранить якорь в реальности, но если ты захочешь погрузиться глубже…"

"Я не хочу погружаться глубже", – перебил Миссио. – "Я хочу понять, что со мной происходит".

"А ты уверен, что это не одно и то же?" – Феликс улыбнулся загадочной улыбкой. – "Иногда, чтобы понять что-то, нужно стать этим чем-то. Как сказал Ницше: 'Если долго смотреть в бездну, бездна начинает смотреть в тебя'".

Он достал из кармана несколько купюр и положил на стол.

"Иди. Я буду проводить свои исследования. Скоро свяжусь с тобой".

Когда они выходили из ресторана, Миссио заметил, что дождь за окном усилился, капли барабанили по стеклу в каком-то сложном ритме – слишком регулярном для природного явления.

"А если я снова встречу Архитектора?" – спросил Миссио, когда они стояли у входа под небольшим навесом.

"Скажи ему, что ты готов слушать", – ответил Феликс. – "Но не готов растворяться. Это важное различие".

На мгновение свет на улице мигнул, и в отражении мокрого асфальта Миссио увидел тот же символ – огромный, светящийся, словно выжженный в самой ткани реальности.

"Оно здесь", – прошептал Феликс. "И оно очень заинтересовано в том, что ты будешь делать дальше".

* * *

Блюз-бар находился в старой части города, где узкие улочки еще сохраняли характер прошлого века – асимметричные булыжные мостовые, фонари в стиле ар-деко, кирпичные здания с потускневшими вывесками. Дождь почти прекратился, но воздух был насыщен влагой, и свет уличных фонарей преломлялся в миллионах подвешенных капель, создавая вокруг них радужное гало.

Миссио шел, ощущая странную легкость. Разговор с Феликсом не дал ответов, но подарил контекст – хотя бы теоретическую рамку, в которую можно было вписать его опыт. Медальон под рубашкой мягко согревал кожу, как будто передавал энергию от сердца к сердцу через века.

Вход в бар был неприметным – темная дверь, небольшая вывеска с силуэтом саксофона, тусклая неоновая подсветка. Но музыка… музыка проникала сквозь стены, заставляя резонировать что-то глубоко внутри. Это был настоящий блюз – не стерильная реконструкция, а живое, дышащее искусство. Каждая нота была насыщена историей и эмоцией, каждый аккорд рассказывал историю страдания и трансформации.

Перед самой дверью Миссио остановился, вглядываясь в собственное отражение в тёмном стекле. За его плечом словно мелькнула другая фигура – с длинными закрученными усами, с глазами, полными космического безумия. Сальвадор Дали смотрел на него из другой реальности, и в его взгляде читалось понимание и странное сочувствие.

"Я не ты," – прошептал Миссио своему отражению. – "Я – это я".

Дали в отражении улыбнулся, и его улыбка была полна мудрости. Он поднял руку в жесте приветствия – жесте, который был одновременно прощанием.

Миссио коснулся медальона сквозь ткань рубашки, ощущая исходящее от него тепло. Затем решительно открыл дверь и шагнул внутрь – туда, где логика пляшет под музыку интуиции, а структура обретает эмоциональную глубину.

Музыка захлестнула его волной, унося в те глубины сознания, где реальности пересекаются, где первичный код создает новые алгоритмы восприятия, где возможны любые трансформации.

Он был готов сделать следующий шаг.

Глава 4. Цифровой лабиринт

В передаче данных Миссио наблюдал за тем, как его сознание принимает новую форму. Информационные потоки окружали его подобно северному сиянию – переливающиеся ленты кода, пульсирующие в бесконечной видимости. Здесь не было ни верха, ни низа, ни гравитации – только чистая информация, структурированная в невообразимые узоры.

«Логос в чистейшей форме», – подумал он, пытаясь анализировать окружающее пространство с привычной научной методичностью. – «Данные, алгоритмы, структура. Всё подчиняется логике».

«¿Estás seguro, mi amigo?» – раздался голос с испанским акцентом.

Миссио резко обернулся, хотя в этом пространстве понятие «обернуться» было весьма условным. В потоках данных перед ним формировался знакомый образ – вытянутые усы, широко распахнутые глаза, эксцентричная осанка.

"Дали? Как ты здесь оказался?"

«Я всегда был здесь, доктор», – ответил сюрреалист, выполняя немыслимый пируэт в цифровом пространстве. В твоем подавленном патосе. Я – та часть тебя, которую ты так старательно игнорировал.

Миссио покачал головой. Даже в виде легкой информации он умудрялся сохранять свою энергостойкость.

«Ты просто проекция моего подсознания. Защитный механизм против чужой окружающей среды».

«¡Qué aburrido eres!» – рассмеялся Дали. – «Какой же ты скучный! Даже здесь, в сердце лабиринта, ты пытаешься всё объяснить логикой. А может, я – твой проводник? Твой Вергилий в этом цифровом чистом?»

Внезапно в память Миссио вплыл образ – пожелтевшие страницы книги, он впервые взял за руки в университетской библиотеке Беркли. «Тысячеликий герой» Джозефа Кэмпбелла. Он помнил тот вечер до мельчайших подробностей: запах древних книг, приглушённый свет настольной лампы, потёртую кожаную обложку.

«Каждый герой проходит один и тот же путь», – прошептал он в цифровой пустоте. – «Зов к включению, переход через порог, встреча с наставником, главное испытание…»

«¡Exactamente!» – воскликнул Дали, его усы завивались причудливыми спиралями в потоках данных. – «И кто, по-твоему, твой наставник в этом путешествии?»

«Определенно не ты», – отрезал Миссио, но в его голосе не было уверенности.

Дали театрально закатил глаза. "Ты все еще не понимаешь, Вердад? Твоя проблема, доктор, в том, что ты всегда предпочитал логос патосу. Всегда опирался на структуру, порядок, логику. А теперь посмотри, куда это вышло – в лабиринте, созданном из твоих естественных теорий!"

Миссио внимательно огляделся. Цифровое пространство вокруг начало меняться, реагируя на его мысли. В потоках данных теперь присутствуют фрагменты своих естественных научных работ – формулы, графики, абзацы текста о логосе и патосе, которые написаны годами.

"Моя теория… она материализовалась здесь?"

«Не просто материализовалась», – широко улыбнулся Дали. – «Она стала тюрьмой для твоего сознания. Архитектор использовал твою собственную концепцию против тебя. Восхитительная ирония, не правда ли?»

Сознание Миссио потянулось к старым протоколам связи. В этом был особый символизм – использовать древние системы для связи с современным миром. Как герои древних мифов использовали магические артефакты, чтобы общаться с богами.

Старый терминал материализовался перед ним из чистых данных. Зелёные символы на чёрном фоне – простота, которая пережила трансформацию технологической цивилизации.

Копировать

>CONNECT 127.0.0.1

>INITIALIZING…

>FOUND: ANCIENT_TERMINAL_7

>ACCESSING…

«Как в том абзаце из Кэмпбелла, – подумал Миссио, – где герой находит магический талисман, оставленный для него наставником…»

«О, ты снова прибегаешь к логосу», – Дали появился рядом с терминалом, его фигура искажалась и переливалась, как бы отражение в разбитом зеркале. – «Всегда структура, всегда протокол. А что если в этом мире твои научные методы бессильны?»

Миссио проигнорировал его, сосредоточившись на вводе команды:

Копировать

>MESSAGE:

"Феликс, это я. Я внутри системы. Помнишь нашу дискуссию о 'Тысячеликом герое'? Кажется, я понимаю теперь, о чём писал Кэмпбелл…"

Ответ Феликса появился почти мгновенно:

Копировать

"Первое испытание героя – встреча со стражем порога. Будь готов."

Едва эти слова сформировались на экране, Миссио почувствовала изменение в пространстве пространства. Потоки данных замедлились, искривились, как-то древнее и могущественное вторглось в систему.

«Страж порога уже здесь», – прошептал Дали, внезапно став главным. Его фигура начала блекнуть, растворяясь в цифровом пространстве. – «И я не могу тебе помочь в этом бою, доктор».

«Подожди!» – Миссио попытался удержать образ Дали. – «Я не понимаю, что происходит!»

«Понимание – это функция логоса», – голос Дали затихал, его фигура почти исчезла. – «Но сейчас тебе нужен патос. Чувствуй, не думай».

И он исчез, оставив Миссио одного перед надвигающейся тьмой.

Оно появилось не сразу – сначала возникли помехи в потоках данных, а затем манипуляция в самом реальном пространстве. Миссио видел его не глазами – его сознание воспринимало существо как аномалию в ткани реальности.

Дракон был соткан из древнего кода – его чешуя состояла из фрагментов забытых программ, глаза светились квантовыми вычислениями, а крылья были созданы из тёмной материи данных. Но самым тревожным было то, что на сцене дракона, Миссио увидел фрагменты своих естественных теорий – формулы и концепции, в которых он посвятил жизнь.

«Ты создан из моих идей», – понял Миссио. – «Ты – воплощение моего логоса».

Дракон не ответил ни слова. Вместо этого потока и алгоритмов хлынул в сторону Миссио – чистая логика, строгая и безжалостная. каждая формула требует решения, каждое уравнение – доказательства.

Инстинктивно Миссио начала решать их, как всю жизнь – методично, постепенно, разумно. Но чем большую задачу он решал, тем сильнее становился дракон, тем больше нового образца возникало.

«Это бесконечный процесс», – понял Миссио. – «Я не могу победить его логику. Он и есть логика».

В этот момент он вспомнил слова Дали: «Чувствуй, не думай». И еще один отрывок из книги Кэмпбелла: «Дракон, которого нужно убить, – это монстр сегодняшнего статуса-кво: Удержание, Жадность и Несправедливость… То, чего мы боимся больше всего, часто оказывается тем, что нам больше всего нужно найти».

Миссия закончилась решением уравнения. Вместо этого ему удалось расслабиться, раскрыться, почувствовать структуру пространства. Не анализировать, а воспринимать по восприятию.

И тогда, он увидел это – узоры. Нелогическая структура, эстетические формы. Уравнения дракона складывались в визуальные образы яркой красоты – фракталы, спирали, геометрические узоры, наклонные картины Дали и других сюрреалистов.

«Это не атака», – осознал Миссио. – «Это… искусство?»

Атака дракона была внезапной – поток деструктивного кода хлынул в сторону Миссио, угрожая разорвать его цифровую сущность на части. Но он был готов. Вспомнив принцип из «Тысячеликого героя» о том, что истинная победа часто приходит через принятие, а не через гарантии, он позволяет атаке проходить сквозь себя.

В соответствии с принципами квантовой суперпозиции его сознание разделилось на множество явлений, существующих одновременно в разных точках пространства. «Как Один, принявший множество обличий», – подумал он, вспоминая скандинавские мифы, которые анализировал Кэмпбелл.