Кречет. Случайный шаг

Один из всадников начал забирать влево, снимая с седла аркан. Его маневр Беломир понял сразу. Кустарник, спиной к которому он стоял, был густым, но не высоким. Ему примерно по грудь. Так что, если для лошадей это было препятствием, то для броска арканом помехой не будет. А значит, степняки собирались брать его живым. Понимая, что иного выхода нет, Беломир сделал то, чего ни один степняк никогда бы не сделал.

Бросив быстрый взгляд на приближающуюся пару воинов, он вскинул лук и, быстро прицелившись, всадил стрелу в бок лошади носителя аркана. Что ни говори, а сложный лук – штука действительно мощная. Стрела вошла коню под правую лопатку почти до середины древка. Пронзительно заржав, конь покатился кубарем, сбрасывая своего наездника в траву. Не останавливаясь, Беломир быстро наложил на тетиву еще одну стрелу и, развернувшись к паре, снова выстрелил.

Степняки отвлеклись на своего соплеменника, чем парень и поспешил воспользоваться. Стрела ударила степняка в грудь, под правую ключицу. Удар оказался так силен, что того отбросило на круп лошади. Не ожидавший такого людолов не успел выпустить из руки повод, так что, откидываясь на спину, резко натянул его, жестко осаживая своего скакуна. Захрипев, конь подпрыгнул, а потом, резко вскинув голову, поднялся на дыбы, заваливаясь на спину.

Гортанно что-то выкрикнув, последний оставшийся целым степняк отбросил лук и, выхватив саблю, ринулся в атаку. Понимая, что времени на стрельбу у него нет, Беломир так же бросил лук и подхватил пику, метнувшись обратно к кустам. Каждый раз, делая выстрел, он тут же делал два приставных шага в сторону, сбивая противнику прицел, так что теперь ему нужно было встать так, чтобы обезопасить спину и не позволить нападавшему использовать привычный способ боя.

Встречать пешком атаку всадника он не собирался. Не те весовые категории, да и опыта противостояния подобным атакам парень не имел. А вот так, стоя на твердой земле с пикой в руках, можно было потягаться. Тут и разница в длине оружия, и умение использовать его нестандартным способом, да и собственные физические кондиции не стоило сбрасывать со счетов.

Как ни крути, а ростом Беломир был выше всех встречавшихся ему степных обитателей, а значит, и руки у него были длиннее, что позволяло удерживать противника на расстоянии, не доступном для сабли. Увидев его маневр, степняк плавно придержал коня и, чуть подтянув левый повод, поставил его к парню боком, успев вскинуть саблю над головой. Подобным оружием всадник мог наносить удар или вертикально, или под острым углом. Во всех остальных случаях он ранил бы собственного коня.

Это при схватке двух всадников имелась возможность размахивать саблей, как удобно, а вот против пешего имелась куча естественных ограничений.

Делая длинный шаг вперед, Беломир одновременно с этим резко выбросил вперед пику, всаживая наконечник степняку в ребра. Почувствовав, что пика пробила кожаный нагрудник, парень сжал пальцы покрепче и с силой толкнул оружие еще дальше, выталкивая противника из седла.

Ахнув, степняк попытался дотянуться до врага саблей, но ударившись локтем о древко пики, выронил свое оружие и начал заваливаться вбок. Еще одно усилие, и людолов, потеряв стремя, вывалился из седла. Выпустив древко, Беломир выхватил саблю и, хлопнув коня по крупу, подскочил к упавшему. Резкий удар по горлу, и все было кончено. Быстро обернувшись, он нашел взглядом степняка, упавшего вместе с конем, и бросился его добивать, когда вдруг что-то с силой ударило его в спину, под левую лопатку.

На ногах парень удержался только чудом. Помогло то, что он и так почти бежал, так что, чтобы не упасть, ему достаточно было начать быстрее переставлять ноги. А вот последствия удара были гораздо весомее. Отбитое легкое болезненно сжалось, не давая вздохнуть. Борясь с собственным организмом и кашляя до темноты в глазах, Беломир на автомате добрался до второго бандита и кое-как перерубил ему горло.

Помня, что стоять на месте нельзя, парень сделал пару шагов в сторону, одновременно разворачиваясь к третьему противнику. Пытавшийся зааркнить его степняк неловко вскинул лук, но его добыча снова шагнула в сторону. Между противниками было примерно метров семь, не самое большое расстояние, но его еще нужно было пробежать, чтобы сойтись с бандитом врукопашную. А имея в руках лук, степняк этого точно не допустит.

Все эти мысли пронеслись в мозгу, словно вспышка. Даже не думая, что делает, Беломир перекинул саблю в левую руку и, шагнув в сторону и вперед, выхватил нож. Следующим движением он сделал длинный кувырок вперед, на выходе метнув нож в противника. Сейчас главным было даже не попасть, а заставить врага ошибиться. Так и получилось, увидев летящий в него клинок, степняк дернулся, выпустив стрелу куда-то в сторону.

Пользуясь его неловкостью, Беломир бросился вперед, торопясь добраться до врага прежде, чем он успеет наложить следующую стрелу. Понимая, что уже не успеет этого сделать, степняк перехватил лук за нижний конец и, размахнувшись, попытался использовать его как дубину. Пригнувшись, Кречет пропустил удар над головой и, не раздумывая, ударил саблей. Хоть и держал он ее в левой руке, но парню в очередной раз повезло.

Сабля ударила степняка по шее, разрубая артерию и гортань. Хрипя и захлебываясь собственной кровью, противник рухнул на землю. Оперевшись на рукоять сабли, конец которой Беломир упер в землю, он несколько минут пытался отдышаться после случившейся схватки. К тому же ушибленные стрелой ребра крепко ныли, не давая вдохнуть полной грудью. Чуть придя в себя, парень быстро осмотрелся и, тяжело вздохнув, направился к лежавшей в стороне лошади, которую тяжело ранил стрелой.

Несчастное животное предстояло добить, чтобы избавить от ненужных мучений. Вот кого ему действительно было жалко, так это ни в чем неповинную коняшку. Она во всем этом безобразии была ничуть не виновата. Достав кинжал, Беломир присел над лошадью и, проворчав:

– Прости, милая, не хотел, – всадил клинок туда, где по его прикидкам должно быть сердце.

Взвизгнув, лошадь дернула всеми четырьмя ногами и, захрипев, затихла. Отерев кинжал о шкуру, парень убрал кинжал в ножны и принялся снимать с лошади седло и переметные сумы. Здесь все это было товаром, который можно было продать, чтобы получить хоть какие-то средства на первое время. Перетащив все собранное к своим лошадям, Беломир принялся отлавливать оставшихся коней. К его счастью, лошади у степняков оказались хорошо обученными и от тел хозяев далеко не уходили.

Собрав трофеи, парень отвязал от куста свой цуг и, усевшись в седло, погнал собранный караван подальше в степь. Задерживаться на месте драки было неразумно. У степняков наверняка имелись родственники и просто соплеменники, которые, не задумываясь, кинутся мстить их обидчику. Так что, едва покончив с делами, Беломир поспешил оказаться от места схватки как можно дальше.

Часа через два, выехав на берег узкого, но быстрого ручья, он принялся искать место для стоянки. Нужно было обиходить коней и привести себя в хоть какой-то порядок. К тому же ушибленная стрелой спина продолжала ныть, требуя хоть какого-то ухода и покоя. Проехав по берегу почти километр, парень нашел небольшой распадок с маленькой заводью и, свернув туда, принялся расседлывать коней. Одно из первых правил в подобной ситуации – первым делом позаботиться о лошадях.

Ведь это и боевой товарищ, и транспорт, и, как ни странно это звучит, возможность избежать голодной смерти. Расседлав коней, Беломир дал им остыть и позволил напиться. После, стреножив всех пятерых, оставил пастись, а сам занялся обустройством лагеря. Выкопать небольшую ямку и собрать сухие кусты перекати-поля было делом недолгим, он потратил чуть больше часа. Благо эти колючие шары ветер гонял по степи регулярно, и они во множестве застревали во всяких складках местности.

Вот и в найденной низинке их оказалось немало. Жалея, что при себе не имеется хоть какого завалящего котелка, Беломир развел костерок и, скинув сапоги, принялся стаскивать с себя кольчугу. Как оказалось, работа мастера из иного времени спасла ему жизнь. Стрела ударила парня в спину, но колец не пробила, а только смяла их. К тому же упав вместе с лошадью, степняк повредил руку, так что натянуть лук как следует просто не смог. Иного объяснения тому, что кольчуга не оказалась пробитой, у него не было.

Отмывшись от степной пыли, парень набрал воды в свой многострадальный нагрудник и, поставив его над костром, принялся варить похлебку. Есть хотелось сильно, но питаться постоянно всухомятку парень не собирался. Помнил, чем это чревато, еще по прежней жизни. Уже в сумерках, похлебав горячего, он расстелил у костра попону и, положив рядом кинжал и саблю, уснул.

* * *

В предгорья он въехал примерно в середине дня. Точнее, просто выехал на случайную дорогу и, оглядевшись, направился по-мужски налево. Ему и вправду было все равно, куда ехать. После того боя на Беломира накатила какая-то апатия, словно сознание попаданца потихоньку начало воспринимать окружающую действительность, и от этого с каждым днем становилось все страшнее. Он вдруг начал понимать, что можно сколько угодно драться, как угодно биться, но обратного пути не будет. Он застрял в этом мире навсегда.

И от этого становилось еще страшнее. Покачиваясь в седле, Беломир пытался хоть как-то представить свою будущую жизнь, но ничего не получалось. Все упиралось в то, что по-настоящему эти времена никто толком не знал. Все прочитанное в книгах и всплывавшее в памяти с уроков истории никак не вязалось с тем, что он уже видел. Тут все было совсем не так. Даже в той же веси, где он успел побывать, жили совсем не так, как он читал и представлял. Никаких изб, земельных наделов и подворий. Даже живности там было мало. Откуда эти люди вообще взялись, он так и не понял.

Единственное, что он сумел вынести из всех разговоров со старейшиной, так это одно. Все жители этой деревни – беглецы. Но от чего или от кого они бежали, Беломир так и не понял.

Дорога свернула в лес, и лошади заметно прибавили шагу. Да и сам парень вздохнул с облегчением. Тут, в тени раскидистых крон, дышалось гораздо легче, чем на открытом пространстве степи. Даже ветерок там был горячим. А вот тут, в лесу, дышалось гораздо легче.

Беломир отлично понимал, что здесь гораздо опаснее и те же черкесы запросто могут устроить ему засаду, но в парне вдруг включились все те инстинкты, которые просыпались на войне. Дорога сделала крутой поворот, и он тут же натянул повод, останавливая свой цуг. Перед ним, поперек дороги, стоял десяток всадников самого разбойного вида. Угрюмые, бородатые, вооруженные, одетые кто во что горазд. С первого взгляда и не разберешь, то ли банда, а то ли горцы.

– Ну, здравствуйте, люди добрые, – запустил Беломир пробный шар.

– И тебе здоровья, человек прохожий. Куда путь держишь? – раздалось в ответ.

– Еду куда глаза глядят, – усмехнулся парень, припоминая читанные когда-то сказки.

– Опасные ты места выбрал, чтобы так кататься, – хмыкнул в ответ жилистый брюнетистый мужик, у которого в бороде было гораздо больше соли, чем перца.

– А разве имеются места безопасные? – философски поинтересовался парень. – Такое, пожалуй, только в тереме княжьем будет, да и то не всегда.

– Верно. Так чьих ты будешь? – задал мужик прямой вопрос.

– Свой, собственный. Беда со мной случилась. А как теперь обратно, и ума не приложу.

– Странный ты, – помолчав, вдруг высказался мужик. – Оружье от степняков, кони тоже ихние. А вот кольчуга да доспех в вязке латинские. Как так?

– Трофеи, – пожал Беломир плечами. – Сам знаешь, что с боя взято, то свято.

– Так ты что же, из боевых холопов будешь? – удивленно уточнил мужик.

– Сам ты холоп, – неожиданно даже для себя самого разозлился Беломир. – Вой я. Вольный. И всегда вольным был. А вы кто такие есть?

– О как! – удивленно хмыкнул мужик. – Вольный значит. Добре. Вот и мы – вольные люди. Сами по себе живем. Без бояр да князей.

– Черкасы? Бродники? – на всякий случай уточнил парень.

– И так порой называют, – спокойно кивнул мужик. – Да только мы больше любим, когда сказывают казаки. Нас этим словом один калик перехожий назвал, так и пошло.

– Занятно, – проворчал Беломир, припоминая, сколько копий было сломано в его времени учеными, пытавшимися понять, откуда взялось это название. – Казаки, значит. Что ж. Значит, мне к вам.

– А ты какому богу кланяешься, вой? – спросил другой казак.

– Роду я кланяюсь, – помолчав, обтекаемо отозвался парень.

– От то добре, – оживились бойцы. – Выходит, креста греческого не носишь?

Вместо ответа Беломир оттянул ворот кольчуги, показывая им, что на шее нет никаких крестов или оберегов.

– А звать тебя как, вой? – продолжил допрос все тот же седой казак.

– Кречет я. Беломир Кречет, – вздохнув, решительно представился парень.

– И имечко доброе, и род ярый, – одобрительно кивнул мужик. – Добре. Ты пока по этой стежке дальше езжай, да не торопись шибко. Мы свое дело сполним, да на обратном пути тебя нагоним. Там и побаим спокойно. Стежка эта тебя прямо к стану нашему выведет.

– Стан. Станица, – сообразил парень и, кивнув, толкнул своего рысака каблуками.

Казаки посторонились, пропуская его караван, и Беломир, стараясь не делать резких движений, направился дальше. Спешить ему и так было некуда, а теперь, когда он добрался туда, куда хотел, и вовсе торопиться не было смысла. Этот десяток явно ехал куда-то не просто так. Похоже, казакам предстояла стычка с местными, но раз его не позвали, значит, и навязываться не стоит. В любом случае ему пока не доверяли, и это было вполне понятно.

Внимательно поглядывая вокруг, Беломир старательно вспоминал все, что ему приходилось читать или слышать о казачестве. По всему выходило, что все эти люди, каждый в свое время, бежали от бояр, князей и тому подобных богачей, чтобы жить так, как им самим нравится. Недаром они изначально называли себя вольными людьми. А еще это могли быть беглецы от гонений после крещения. Те, кто не пожелал отказаться от верований предков.

Ведь крестили Русь не только водой, но еще огнем и кровью. Всех не желавших мириться со сменой веры или изгоняли, или уничтожали, и руководили этим процессом те самые греческие священники. Понятно, что познания об истории религии у Беломира были весьма куцыми, но и того, что ему было известно, вполне достаточно, чтобы понимать, что отсутствие нательного крестика ему только что, возможно, спасло жизнь.

Так, в размышлениях, он проехал часа два, когда за спиной зазвучал стук множества копыт. Встреченный им десяток рысью нагонял его выезд. Держа руку рядом с рукоятью сабли, Беломир через плечо наблюдал за подъезжающими казаками. Похоже, его догадки о возможной стычке оказались верными. Десяток вел за собой примерно дюжину трофейных коней, груженных всяческим оружием и амуницией.

– С горцами резались или степняков нашли? – спросил парень, едва только тот самый седой казак поравнялся с ним.

– Степняки на хутор наскочили, да от них мальчонка прискакать успел, – зло усмехнулся казак.

– Многих хуторян побить успели? – осторожно поинтересовался Беломир.

– Род миловал. Троих, стрелами поранило. Да еще двоих из наших посекли малость. До стана доедем, там и обиходим.

– Руду-то унять успели? – не унимался парень. – Раны от степняков чистить крепко надо. У них что стрелы, что клинки бараньим жиром от ржи смазаны, а он запросто загнить на жаре может.

– Знаешь, – как? – моментально подобрался казак.

– Уксус нужен или вино крепкое. Дело нехитрое, ежели раны неглубокие.

– Есть уксус. И жилы тонкие есть, – решительно кивнул казак.

– Тогда бивак разбивать надобно. И воды вскипятить, чтобы раны мыть.

– Едем, – скомандовал казак, пришпоривая коня.

Ругая себя за длинный язык и несдержанность, Беломир принялся подгонять своего скакуна. Отряд снова перешел на рысь и спустя примерно сорок минут выехал на берег небольшого ручья. Казаки свернули на едва заметную тропинку и выехали на небольшую полянку, где уже был выложен камнями очаг для костра. Остановившись, Кречет принялся было вываживать коней, чтобы остудить их после скачки, но седой казак, имени которого парень так и не узнал, властно приказал одному из своих подчиненных заняться его лошадьми, а ему самому осмотреть раненых.

Кивнув, Беломир с удивлением отметил про себя, что бойцы уже принялись собирать хворост для костра, и направился к пострадавшим. Усадив обоих на бревно, явно брошенное сюда вместо лавки, принялся разматывать повязки.

К его огромной радости, раны были не глубокими, но широкими. Казаков явно достали сабельными ударами, так что, если их как следует почистить и зашить, то опасности для здоровья они представлять не будут. Главное, избежать заражения.

Бойцы быстро вскипятили воду в широком медном котелке, и Беломир принялся врачевать. Оказывать помощь с подобными ранениями он научился еще в армии. Регулярно лазить по развалинам многоэтажек и не напороться на торчащую во все стороны арматуру или разбитое стекло было просто невозможно. А ходить с каждой царапиной в лазарет не получалось. Слишком далеко этот самый лазарет находился. Вот и учились бойцы оказывать первую помощь друг на дружке. К концу службы у них даже повязки стали получаться не хуже, чем у настоящих медиков.

Смыв кипяченой водой запекшуюся кровь, Беломир внимательно осматривал рану, после чего, сунув пациенту в зубы свернутый в рулон кусок кожи, приказывал терпеть. Зашивать рассечения приходилось чудищем, величиной едва не больше цыганской иглы. Но раненые, хоть и рычали от боли, но сидели спокойно, понимая, что все это делается для их блага. С грехом пополам наложив швы, парень обработал их уксусом и принялся бинтовать полосками чистой холстины, которые он до того также приказал прокипятить.

Закончив, Беломир спустился к ручью, помыть руки. Наблюдая за ним, седой казак только задумчиво кивал и одобрительно хмыкал. Лишь справившись с делом, парень вдруг понял, что только что прошел проверку. На что именно, непонятно, но доверять ему явно стали чуть больше. Это стало понятно, когда, вернувшись к костру, парень получил от десятника приглашение присесть рядом с ним. Не чинясь, Беломир присел на бревно и, вздохнув, посоветовал:

– Прикажи, чтобы повязки они себе каждый день меняли. И уксусом раны обязательно промывали. Жарко сейчас, а с того рана может гнить начать.

– Добре, скажу, – внимательно его выслушав, кивнул казак. – Вот никак не пойму, что за говор у тебя такой странный. Из каких мест будешь?

– Про Белое море слыхал? – спросил парень вместо ответа.

– Это где ж такое? – удивился казак.

– Ежели вон в ту сторону год ехать, как раз к нему и выедешь, – махнул Беломир рукой на север.

– Погоди, это ж вроде варяги из тех мест ходят, – озадачился казак.

– Не совсем. Они ближе и чуть в сторону, – принялся пояснять парень, размахивая руками. – А к нам вон туда.

– Год? – удивленно переспросил казак.

– Угу. До Великого Новгорода сколько?

– Отсель? Так почитай ежели сейчас выехать, то к снегу доберешься, – подумав, с явным сомнением протянул казак.

– Вот. А до нас от Новгорода еще два раза по столько же, – быстро добавил Беломир.

– Далече. А как же тебя сюда занесло?

– Вот это моя главная беда и есть, – вздохнул парень, понимая, что сейчас случится главное. Поверят бойцы в его рассказ или нет. – Меня Перунова оса ударила. А очнулся уже в степи. Бой у нас был, так что отскочить никак не получалось. Вот и вышло, как вышло, – развел он руками.

– А не врешь? – недоверчиво уточнил один из казаков, не удержавшись. – Не бывало такого, чтобы после Перуновой осы кто-то живым остался. Она ж все подряд жжет.

– Я тоже так думал, – кивнул Беломир. – На голову мою глянь. Думаешь, это я так у костра с пьяных глаз ночевал?

– Ну, всякое бывает, – ехидно усмехнулся этот Фома неверующий.

– Погоди, – вздохнул парень и, поднявшись, направился к своей поклаже.

Порывшись в переметных сумках, он достал обломок своего меча и, вернувшись к костру, протянул его казаку.

– Глянь и сам скажи, в каком горне можно было так добрый клинок спалить.

– Ох, мать честная! – дружно ахнули бойцы.

– Я после еще нагрудник свой покажу. Там тоже след заметный имеется, – быстро добавил парень маслица в этот огонек.

– И как ты теперь? – покрутив в руке рукоять меча, задумчиво поинтересовался седой.

– Самому бы знать, – проворчал Беломир, задумчиво почесывая в затылке. – Самому обратно ехать – никакого припасу не хватит. Это целый караван собирать придется. А как тут жить, и не знаю. Тут я в одной веси побывал, так их старики баяли, что слыхали про такое и что оса Перунова переносит того, кто пращуру зачем-то потребен. Вот теперь и ломаю голову, как быть.

– С нами поедешь, – нарушил воцарившееся молчание седой. – Сведу тебя к старшому нашему, ему все обскажешь. А после он и решит, куда тебе идти.

* * *

Войдя в небольшую, но светлую комнату, Беломир с интересом огляделся и, обернувшись, с улыбкой кивнул:

– Мне нравится. А платить как?

– А как сам решишь, – неожиданно заявила крепкая румяная женщина средних лет. – Можешь деньгой, а можешь работой какой. Мне все сойдет.

– И сколько деньгами получится? – не унимался парень, пытаясь понять, как дорого встанет ему такое жилье.

– Деньгами – две копейки за постой и за харчи пятачок, на том и сговоримся.

– Это в месяц?

– Так не в день же, – рассмеялась женщина.

– А такие деньги берете? – осторожно поинтересовался Беломир, вынимая из кошеля горсть медяков, снятых трофеями.

– А чего ж не взять. Тут у нас всякая деньга ходит. Вон, дойду до менялы да на наши и сменяю. А можно и так купцам отдать. Возьмут.

– И сколько такая монетка на наши деньги будет? – задал парень очередной вопрос, вынимая из кучки монетку самого малого достоинства.

– Эта-то? А копейкой и будет. А вон та, поболе которая, эта уже в три копеечки встанет. Да откель же ты такой взялся, что никогда с менялой дела не имел?

– У нас другие деньги ходят, – быстренько выкрутился Беломир. – И менялы там тоже другие. Из свеев которые, – добавил он, вовремя вспомнив подходящее название народа тех мест.

– Далече забрался, соколик, – растерянно ахнула хозяйка дома.

– Не по своей воле, – развел парень руками.

– Добре. После побаим. Ты пока комнату обживай, – спохватившись, велела хозяйка, кивая на его баулы.

Все взятое трофеями Беломир возил в переметных сумках, так что на первый взгляд казалось, что вещей у него много. На самом деле все это было собрано для продажи. Носить что-то после степных обитателей парень не собирался. К тому же все добытое явно было ему не по размеру. Среди всех встреченных местных обитателей только один оказался больше него по всем измерениям. И ростом, и в плечах. Обычно же местный народ был гораздо ниже и субтильнее. Жилистые, крепкие, но не выдающихся статей. Почему так, Беломир даже не пытался выяснять. Не до того. С обычными бы делами разобраться. Тем более что приключения у него и не думали заканчиваться.

Едва только он и десяток казаков въехали в стан, как седой Родомил, привстав в стременах, удрученно вздохнул, что-то разглядывая:

– Похоже, опять Векша напился и бабу свою уму-разуму учит.

– Что, шибко во хмелю буен? – на всякий случай поинтересовался Беломир.

– Да там другая беда. С бабой своей он уж пятый год живет, а она все дитя зачать не может. Вот она похоже на том разумом и подвинулась. Как Векша за ворота, она к какому-нибудь соседнему мужику, подол задирать. Браты от нее уж шарахаться начали, словно от чумной. Ну не в себе баба. А Векша блуд тот терпеть не желает, вот и учит ее, то вожжами, а то и кулаками. И как еще насмерть не забил… – Родомил удрученно покрутил головой, вздыхая. – Ты учти, паря, коль женка коваля примется перед тобой хвост задирать, то Векша молчать не станет. А он мужик крепкий. Коваль как-никак. Кулаком бугая трехлетку с копыт сшибает.

– Силен, – одобрительно кивнул парень.

– Вот и я за то, – хмыкнул Родомил в ответ.

Кавалькада въехала в станицу и шагом направилась к центральной площади. Как пояснил Беломиру казак, первым делом ему нужно было повидаться с местным главой. Как он тут правильно называется, парень не знал, а задавать лишние вопросы не торопился. И так был тут белой вороной. Решил пока плыть по течению, а дальше – куда кривая вывезет. Главное сейчас хоть где-то зацепиться. А дальше видно будет.

Кавалькада двигалась по улице, когда из ближайшего двора вылетела молодая, крепкая баба и, зажимая руками разорванную рубаху, кинулась сломя голову куда-то бежать, но, запутавшись в юбках, со всего маху рухнула в пыль. Выскочивший следом за ней мужик сумел удивить даже видавшего виды Беломира. Высоченный, за метр восемьдесят, в плечах поперек себя шире, да еще и с бицепсом толще ноги самого парня. В три прыжка догнав упавшую, он со всей дури пнул ее ногой в бок и, взревев пьяным медведем, прохрипел: