Макабр. Книга 2

Но высшие почему-то молчали. Трой не сомневался, что Чарльз Ллойд оставил за собой абсолютное право контроля над системой, ему никакой хакер не помешает. Однако чтобы просить его о помощи, нужно было сначала с ним связаться, а связь барахлила так, как никогда раньше. Трой просто не был к этому готов, он считал такое невозможным – а как преодолеть невозможное?

Он был убежден, что его людям придется продержаться лишь несколько минут, теперь же ожидание затягивалось. Они не роптали, они были хорошими солдатами. Они готовы были ждать и дальше, у них просто отняли эту возможность.

Люк распахнулся с такой силой, что группу отлично подготовленных мужчин отбросило в сторону, как детей, только-только научившихся ходить. Трой, оказавшийся дальше всего от перегородки, остался единственным, кто устоял на ногах. Поэтому он первым увидел, что выбралось из люка.

Это был человек – и одновременно не человек. Трой предположил бы, что это один из Мертвых, но они внешне не менялись. Да и потом, он прекрасно знал, как выглядят все пятеро, благодаря файлам Элизы. Даже если бы кто-то из них начал мутировать, хоть какие-то черты лица сохранились бы!

Это же был совершенно незнакомый человек, рослый, крепкий, полностью лишенный волос. Тело и лицо не отличались от человеческих, но кожа была слишком белой, будто краской покрытой, и глаза полыхали алым. Хотя самым страшным в этом существе, пожалуй, было не внешнее отличие, а та абсолютная уверенность, с которой оно двигалось, – и необъяснимая сила.

Именно оно распахнуло люк, Трой не сомневался в этом. Оно пришло не одно, за его спиной маячил кто-то еще, но этот кто-то оставался слишком далеко, чтобы участвовать в атаке. Получается, один мужчина с легкостью победил пятерых, державших дверь? Да еще без каких-либо усилителей, ворвался и все!

Он пришел без оружия, но проблемой это для него не стало. Он двигался быстро и очень умело, он не просто прошел боевую подготовку, кто-то разработал специальную систему, идеально соответствующую его грандиозной физической силе. Значит, слухи о пришельцах не были ложью… Но это открытие уже ничего не могло изменить.

Солдаты, отобранные Троем лично, не подвели и не опозорились. Они тоже не ожидали встретить такого уродца, однако их несколько приободрило то, что он пришел сюда без оружия. Они попытались пристрелить его, они были уверены, что справятся. Но существо не было хищным зверем, который бросается на оружие, не зная, с чем имеет дело. Уродец все прекрасно понимал! Он сделал так, что отсутствие оружия стало для него преимуществом.

Его и группу разделяло предельно малое расстояние, и он воспользовался этим. Для того, чтобы прицелиться и нажать на спуск, опытному солдату требуется секунды полторы, не больше. Существо било еще быстрее. Оно отняло ружье у ближайшего солдата и ударило противника прикладом по лицу. Когда человек упал, существо не стало пользоваться полученным трофеем, небрежно отшвырнуло в сторону и все равно успело вывернуть руку с направленным на него пистолетом так, что Трой даже издалека услышал хруст кости.

Третий солдат решил действовать иначе, он тоже попытался превратить малое расстояние в преимущество и предпочел рукопашный бой. Только вот долго схватка не продлилась: существо одним ударом отшвырнуло его на несколько метров. Солдат приложился о металлическую стену с такой силой, что осталось углубление, медленно съехал на пол, да так там и застыл.

Трой не стал дожидаться, что будет с остальными. Он умел оценивать ситуацию так же быстро, как принимать решения, и сейчас он понял: они проиграют. Вероятнее всего, погибнут, ведь существо даже не пыталось вести с ними переговоры, оно атаковало сразу. Трой был не из тех, кто считает людей инструментами, своих он обычно защищал до последнего. Но сейчас он видел: шансов у них нет.

Он бежал, потому что вынужден был бежать. Бросился туда, где они совсем недавно стояли всей группой, теперь слыша лишь отчаянные крики за спиной. Он вернул на место дополнительную перегородку, заблокировал ее. Он не сомневался: хищную тварь это не остановит, просто замедлит. Но сейчас следовало пользоваться любыми преимуществами, и он их получил.

Он пришел в тоннель хозяином, а бежал один, испуганный, не понимающий, что происходит, и уповающий лишь на Лабиринт. Трой понятия не имел, что с ним и со всей станцией будет дальше.

* * *

Кети была рада тому, что наконец-то вернется на станцию. Она изначально не хотела отправляться на эту миссию – и никто из медиков не хотел, поэтому ей не оставили выбора. А какой от нее толк? Да тот же Гюрза в медицине разбирается лучше! Но он помогает по настроению, а она – потому что выбора нет.

Так что ей пришлось подчиниться, но она продолжала надеяться, что у нее появится шанс удрать оттуда как можно раньше. Такой шанс ей действительно достался, а чувства, будто ей повезло, все равно не было.

Ей не нравились эти так называемые беженцы. Причем не нравились они ей, еще когда она наблюдала за ними издалека в день публичной казни, которую устроили эти варвары. Когда Кети пообщалась с ними, неприязнь не исчезла, а усилилась. Они были грубыми, настороженными, хамоватыми, плохо образованными… Вот зачем такие на «Виа Феррате»?

Она была бы рада, если бы нашелся официальный повод оставить их на «Прометее». Но такого повода не было: Кети провела базовое обследование до посадки на челнок, система не выявила серьезных проблем. Этого ведь недостаточно… Кети попросила беженцев пройти дополнительную проверку в более совершенном сканере челнока. Беженцы послали ее подальше.

Мириться с этим она не собиралась, Кети сразу же направилась к вице-адмиралу. Он в это время оставался в кресле второго пилота – следил, как Рино готовится к вылету. Овуор внимательно ее выслушал и… стал на сторону беженцев.

– Вы ведь понимаете, что эти люди сильно напуганы? – поинтересовался он. – Мы появились непонятно откуда, продемонстрировали внушительную силу, теперь забираем их куда-то. Они заставили себя доверять нам. Если вы вынудите их пройти сложное обследование, они решат, что их увозят для экспериментов или чего-нибудь в этом роде.

– То есть, вы готовы рисковать экипажем «Виа Ферраты», чтобы этим типам волноваться лишний раз не пришлось? – возмутилась Кети.

– Я не собираюсь рисковать вообще никем. Когда мы доберемся до «Виа Ферраты», эти люди будут помещены на стандартный карантин.

Кети не представляла, почему он так о них заботится, но это показательное милосердие бесило. Ну да, комплексное обследование на челноке – процедура неприятная и отчасти болезненная. Ничего, потерпят! Им ведь оказывают услугу, зачем с ними еще и нянчиться?

– Я думал, ты уже провела осмотр, – встрял Рино. – Зачем еще один?

– Потому что первый осмотр проводился переносным сканером и местной лабораторией, которая работает, потому что ее металлической проволокой подвязали, – мрачно напомнила Кети. – А мы имеем дело с людьми, пострадавшими от ядерного взрыва. У многих травмы, болезни, аномальные шрамы… Это может сбить слишком простое оборудование и повлиять на результат.

– Самые опасные угрозы вы бы выявили и так, – настаивал Овуор. – Остальное решит карантин. В вашем запросе отказано, Сабаури.

Кети видела, что Рино разделяет скорее ее мнение, но он решил не протестовать. Она же не сумела бы заставить никого из беженцев забраться в медицинский сканер и пройти полный курс обследований. Ей оставалось только занять свое место и дожидаться вылета.

Стартовали они отлично, плавно, мягко, но от Рино другого ожидать и не приходилось, пилот он отменный. Система работала прекрасно, компьютер оповещал, что проблем нет. Некоторое время Кети еще удавалось сидеть на месте, полностью сосредоточившись на полете.

И все-таки успокоиться она не могла. Кети не отличалась слепой преданностью тем, кто был с ней в одном экипаже, однако те люди значили для нее больше, чем эти, незнакомые, угрюмые, опасные. Она, остававшаяся за шторкой крошечного лазарета, перебралась к сканеру: у Кети наконец-то появилась идея, не требовавшая одобрения со стороны начальства.

Она не могла заставить этих людей забраться в сканер, но могла перенести сканер поближе к ним. Кети пришлось повозиться, но долгая дорога обратно к станции оставила ей достаточно времени, чтобы соединить сенсоры большого сканера с мобильным, который она носила с собой, и разведывательным дроном, к которому она прикрепила оборудование.

Теперь Кети могла направить дрон в пассажирский отсек и наблюдать за результатами его работы через монитор. Люди не заметили ничего подозрительного, им наверняка казалось, что наблюдательный дрон просто обеспечивает безопасность. Кети же добыла половину тех результатов, которые могла бы получить при полноценном обследовании. Не лучший вариант – но и не худший.

Она уже видела то, что упустила при базовом осмотре. У многих беженцев есть опухоли, в том числе и опасные – дань долгих лет жизни на загрязненной территории. Два человека явно перевозили когда-то наркотики внутри собственных тел, у них остались контейнеры-импланты, сейчас они пусты. У некоторых есть генетические аномалии, хотя тут непонятно, врожденные и приобретенные уже в Секторе Фобос.

Все это было не слишком приятно, но не угрожало окружающим. Кети не собиралась бросаться к пассажирам с плохими новостями и рекомендациями, все, что она видела сейчас, в любом случае диагностируют другие врачи, когда эти люди будут на карантине. Ей же оставалось лишь завершить сканирование и провести остаток пути в спокойствии.

После того, как половина беженцев оказалась не опасной, Кети расслабилась. Это было преждевременно, наивно даже… Ей следовало помнить о том, что статистика так не работает. По-настоящему опасный пассажир мог оказаться и последним в салоне.

Но последним он не был, Кети обнаружила его в начале осмотра финальной трети беженцев. Внешне он был ничем не примечателен: не очевидно юн, не стар, потрепан жизнью. Печален и задумчив, хотя никакого безумия во взгляде нет. Один из многих, куда менее опасный на вид, чем мужчины, сидящие рядом с ним.

Тем не менее, именно в его теле хранился прибор, способный уничтожить «Виа Феррату».

* * *

У примирения с собственной смертью есть своя прелесть. Я это не сразу понял, потому что у меня нынче не так много времени на философствования: то меня убивают, то я кого-нибудь, словом, весь в делах. Но иногда накатывает меланхоличное настроение, под такое лучше всего коньяк подходит, однако и мысли о бытии сойдут.

Так вот, когда меня приговорили к смертной казни, я действительно готов был умереть. Именно это сделало мое пребывание в Секторе Фобос куда более увлекательным опытом, чем путешествие туда же моих спутников. Для них это мрак и ужас, для меня – максимум «надо же, как любопытно». Когда ничего не ожидаешь, любое событие становится обретением. Понятно, что циники тут завалили бы меня вопросами о пытках, потере близких и прочих скорбях человеческих. Но близких у меня нет, пытать меня не получится, тут я подстраховался, да и в целом терять мне нечего, кроме жизни, замкнулся круг.

Впрочем, я отвлекся. Просто слишком уж велик был контраст реакции на открывшееся перед нами зрелище – моей и моих спутников. Мы смотрели на то, во что превратился третий уровень, с другой стороны тоннелей. Их, кстати, было не так уж сложно отстоять – хватило одних лишь кочевников. Тут удачно все сложилось: выяснилось, что из-за сбоя в системе жизнеобеспечения «Слепого Прометея» даже у самых сильных обитателей станции малая мышечная масса… Слабые они, короче. Самые сильные – слабые, такая вот ирония. Поэтому в битве за тоннели не пришлось участвовать даже всей нашей маленькой группе, всего-то два кочевника уделали местную военную элиту, как Бог черепаху.

Вскоре все мы, все пятеро, стояли у стартовой черты третьего уровня и смотрели на него совсем разными глазами.

Забавней всего получилось с Лейсом Марсадом: он был в ужасе (тут даже я признаю, что чувство юмора серийного убийцы – штука специфическая). Этот тип, которого недавно чуть не раздавили в барокамере и который без сомнений грохнул двух своих товарищей, сейчас чуть ли не рыдать готов был. Кто-то другой не понял бы, решил, что он свихнулся. А я понимаю. Не сочувствую, не разделяю его отношение к ситуации, просто понимаю.

Третий уровень долгое время оставался мечтой для Лейса и других жителей хвостовой части станции. Вроде как, это тут плохо, а уж там хорошо – мечта просто! Они многим жертвовали, чтобы однажды пройти через тоннели. Они верили, что хорошая жизнь на станции возможна, она есть, остается лишь добраться до нее. Теперь Лейса ранило не зрелище как таковое, оно было относительно безобидным по сравнению с тем, что ему доводилось видеть. Его ранили осколки собственной мечты.

Кочевники насторожились. Когда те, кто только что раскидал голыми руками местный спецназ, настораживаются – это всегда дурной знак. При этом нельзя сказать, что Барретты боялись того, что нас ждет. Они лишь понимали, что здесь будет тяжело сразу всё: драться, прятаться и вообще передвигаться. Хотя они, опять же, в привилегированном положении, они при большом желании и стену пробить смогут.

Мира воспринимала третий уровень отчасти так же, как кочевники – она понимала, что будет трудно, мы окажемся в сложном положении. Но она была человеком науки, она, судя по задумчивому виду, уже просчитывала, как быть дальше и как мы можем спастись, если понадобится.

Так что восхищен оказался лишь я. Я предполагал, что нас ожидает такое же унылое зрелище, как четвертый уровень – только чуть почище, с лучшим освещением и менее вонючее. А получил я изгиб инженерной мысли, будто случайно вывалившийся из наркотического сна.

При этом нельзя сказать, что строение, занявшее собой третий уровень, было уникально и неповторимо. Жизнь полна чудес и магии, только если у тебя совсем беда с образованием. Но чем больше ты читаешь и запоминаешь, тем призрачнее флер волшебства вокруг. Вот и я пусть и не мгновенно, но вспомнил земной город Коулун.

Хотя там от города одно название, если уж объективно судить. Этот полулегендарный самострой зародился на территории Гонконга, там же и канул в Лету еще в конце двадцатого века. Но был Коулун настолько примечательным, что запомнился. Он возник на месте военного форта, который начал хаотично обрастать домами. К концу двадцатого века он занимал площадь, сравнимую с несколькими стадионами – до сих пор не понимаю моду тех времен оценивать масштабы стадионами.

От обычного жилого квартала Коулун отличало единство построек и эксклюзивная маргинальность. Дома располагались так близко, что порой представляли собой единое гигантское строение, что и заработало этому архитектурному выкидышу одно из его многочисленных прозвищ – Город-стена. Здания не просто стояли близко, они были соединены лестницами, балконами, тоннелями, пробитыми в подвалах и даже стенах. Зашел в сортир одного дома, вышел на кухню соседнего. Удобно.

Естественно, гигантский муравейник образовался не просто так, его вовсю использовала местная мафия. Добрался до Коулуна – принимай поздравления, чемпион, ни один адекватный полицейский за тобой не полезет! Кто станет рисковать жизнью среди вечного полумрака и полной непредсказуемости? Коулун был настолько запутанным и нелогичным строением, что даже местные рисковали в нем безнадежно заблудиться.

Вопреки предсказуемому мнению, жили там не только мафиози и их обслуга. У Коулуна хватало и мирного населения – ремесленников и торговцев, избегавших грабительских налогов, тех, кто сбежал из дома, тех, кому некуда идти, даже туристов. Мафия не гадила там, где живет, и комок зданий оставался странно безопасным.

Закончилась эта кирпичная экзотика вместе с терпением властей. Кто бы мог подумать, что наследие Коулуна вдруг появится в космосе, да еще в таком необычном виде. Третий уровень изменили до неузнаваемости: добавили перегородки, переварили металл, полностью перепроектировали жилую зону… Проще говоря, стандартная для космических станций схема сменилась гигантским металлическим ульем. Других ассоциаций у меня не было: изучая внешнюю границу этой территории, я не находил острых углов, я видел, что тут нет широких коридоров, а помещения стали тесными и круглыми.

Было ли это разумно? Да нет, конечно, причем даже в оборонительных целях. Страшный сон инженера по технике безопасности. Если бы о существовании такого объекта рассуждали в теории, даже полуграмотный механик сказал бы, что создать комфортные условия для жизни при таких вводных невозможно. А на самом деле… Да, невозможно.

Ключевое слово тут «комфортные». Более-менее сносно с металлическим хаосом справлялась только искусственная гравитация. Системы очистки воздуха и освещения работали в перманентной истерике. Единой температуры не было, это даже переносные сканеры показывали, где-то металл промерзал, где-то влажность и жар устраивали сауну. Освещение мигало, по большей части оставалось тусклым, иногда усиливалось дополнительными лампами. А уж как они вспомогательные приборы подключили и переложили трубы – знать не хочу… Ай, ладно, хочу, опять же – радость открытия мира заново после несостоявшейся смерти.

К тому же двигаться тут мне будет несложно. Я привык к техническим помещениям станций и космических кораблей – в том числе и самых убогих, тех, где ты при каждом шаге рискуешь остаться без ноги. Я умею дышать там, где почти нет кислорода, и умею обходиться предельно малым количеством света. Вдобавок ко всему, я теперь понимаю, почему у обитателей «Слепого Прометея» столь скромное физические развитие. Думаю, я превосхожу их силой ровно настолько, насколько кочевники превосходят обычных людей.

Но даже я, при всем моем оптимизме, не был готов бросаться туда без подготовки.

– Нужно допросить кого-то из солдат, – сказал я.

Солдаты это столкновение пережили. Я видел, как бежал их лидер, поступил он правильно, но все равно не слишком благородно. Думаю, понаблюдав за битвой Сатурио, он решил, что сейчас откровенно демоническая тварь начнет пожирать его недавних соратников. Отменить он это не мог, видеть не хотел и ускользнул в одну из сот высокотехнологичного улья.

Сатурио Барретт, в свою очередь, оказался милосерднее монашки: своим противникам он раздал сотрясение мозга, переломы костей, синяки – и не более того. Меня он в свое время так не жалел. Теперь солдатам предстояло дожидаться своей участи на четвертом уровне. Местные торжественно поклялись их не жрать, хотя я не очень-то верю в человеческую честность.

Пока все были живы, и их можно было допросить. Процесс оказался бесхитростным: лучшие из лучших настолько боялись Сатурио, что отвечали на любые его вопросы без единой заминки. Тут не стоило забывать, что таким, как они, доступна не истина, а скроенная для них правда. Но это ничего, при должном уровне адекватности разобраться можно.

Например, они свято верили, что лет пятнадцать назад станция застряла тут случайно. Поскольку основная миссия потеряла смысл, люди решили сосредоточишься на выживании. Руководство взял на себя совет станции, он и принимает решения по сей день. Хвостовую часть признали непригодной для общего доступа из-за утечки радиации из реактора. Большая часть населения сосредоточилась в третьем уровне, названном Лабиринтом. Второй уровень – по большей части рабочая зона: там сохранились фермы, лаборатории, единственная на всю станцию больница. Ну а первый уровень – это относительно небольшое помещение, где проходят совещания, только и всего.

Что же это означает в переводе на человеческий язык?

Никакого совета тут нет, есть мелкий диктатор по имени Чарльз Ллойд. Как только стало ясно, что выполнить миссию он не сможет, а дальнейшее столкновение с аномалиями Сектора Фобос усилит мятежные настроения, он решил остановить станцию после первой же аварии. О том, что «Слепого Прометея» не так сложно починить, он благоразумно умолчал.

Как только в хвостовой части корабля начались странности, Ллойд ее тут же изолировал. Потом попытался уничтожить, не смог и стал использовать как источник рабочей силы и всякой гадости. В это время третий уровень перестроили в Лабиринт. Официально это делалось для борьбы с уже известной местным астрофобией: они установили, что ее провоцирует уникальное для Сектора Фобос излучение, и постарались нагромоздить на его пути как можно больше препятствий. Внешние «соты» остались нежилыми и звались тут буферной зоной. Не худшая идея, за это хвалю. Они еще и установили сигнализацию, после срабатывания которой на «Прометее» проводились проверки для раннего обнаружения зараженных.

Официально Лабиринт создали только для этого, но когда всё ограничивалось официальными причинами? Я прекрасно видел, что такое размещение населения не способствует заговорам и мятежам. Людям приходится сосредоточиться на том, чтобы выжить, и любые капризы Ллойда и его товарищей, привыкших звать себя высшими, воспринимаются как нечто логичное и обоснованное.

То, что на фермах второго уровня якобы нельзя постоянно жить, потому что там экосистема хрупкая, – вообще сочинительство, причем небрежное. Нет там никакой отдельной системы, это не какой-то уникальный мир, который Ллойд случайно подобрал на райской планете и уложил себе в кармашек. Фермы проектировались с учетом условий космических станций – и проживания там людей. Байку про экосистему наверняка придумали для того, чтобы люди не привыкали к хорошей жизни – и чтобы соглашались поработать за гроши с приятным бонусом вроде возможности подышать свежим воздухом.

Ну а носовая часть станции совсем не маленькая. Понятно, что местные за пятнадцать лет об этом забыли, кто-то вообще не знал. Но я-то помню, что это внушительная территория, на которой уже наверняка расползлись роскошные дворцы.

Что мы имеем? Очень удобное для Ллойда существование, которое может длиться десятилетиями. Дальше адмирал этот вряд ли заглядывает, насколько я помню, он и начинал путешествие старым.

Все это понял не только я, Мира и Сатурио тоже разобрались, что к чему. Лейс сообразить и не мог, это тот случай, когда жертва, запертая внутри, не в состоянии воспринимать мир снаружи. Ну а Бруция вообще не слушала, она просто разминала кулаки, ожидая, когда же ей снова разрешат кого-нибудь побить. Это, кстати, влияло на разговорчивость солдата лучше всего.

Когда он выдал нам основную информацию и готовился начать перечисление грязных секретиков всей своей родни, лишь бы не придушили, его отправили обратно за решетку. Небольшая группа законопослушных граждан и я собрались на совещание.

– Что будем делать? – спросила Мира. – Овуор хотел провести переговоры с местным руководством, но… Полагаю, что этот Ллойд не то что говорить не будет, сразу выпишет нам приветственную пулю, чтобы не попытались открыть его подчиненным глаза.

– Есть вероятность, что он устал от собственного правления и хочет перемен, – заметил Сатурио. – Но вряд ли. Мы точно не будем проводить никакие переговоры и вступать к контакт с местными.

– А что будем? – заинтересовалась Бруция. – Бить их?

– Строго по необходимости, – укоризненно посмотрел на сестру старший кочевник. – Мы проведем разведку в Лабиринте, чтобы понять, какая часть местного населения захочет переселиться на «Виа Феррату».

– Эй, а мы нашу станцию не утопим? – заволновалась Бруция.

В чем, интересно, она собралась топить станцию в космосе? Я бы поинтересовался, если бы не презирал дурацкие вопросы. У Миры хватило терпения ответить:

– Нет, «Виа Феррата» рассчитана на куда большее количество человек, чем живет там сейчас. Найти добровольцев на такую миссию сложно, да и не каждый заключенный подойдет. Поэтому экипаж укомплектован чуть больше, чем наполовину. При желании мы могли бы принять на борт все нынешнее население «Слепого Прометея». Но, подозреваю, такого желания нет ни у нас, ни у них.

– Это в любом случае будем решать не мы, – покачал головой Сатурио. – Мы изучаем обстановку и держимся вместе. Того, кто самовольно свалит и потеряется, искать не будут. Месть под запретом. Это понятно?

Первый камень предназначался мне, второй – Лейсу. Это и так было очевидно, а Сатурио еще и смерил нас грозным взглядом, явно скопированным у Барретта-старшего. Лейс сдержанно кивнул, я, не проронив ни слова, скользнул в ближайший тоннель.

Мне просто хотелось продемонстрировать свою точку зрения, бросать их я не собирался. Из выбранного тоннеля я слышал остальных, видел сквозь решетки, куда направились они. Я вполне мог присматривать за ними, не делая это очевидным.

Начиналось все неплохо: даже мои спутники разобрались, как устроен Лабиринт, я – и подавно. От лишних людей мы избавились, двигались быстро и бесшумно. Такими темпами мы должны были быстро преодолеть буферную зону и добраться до жилых кварталов.

Мы почти успели. Лично я уже слышал впереди тот специфический гул, который образуется при звучании десятков голосов. Ну а потом включились колонки, кое-как приколоченные к изогнутым стенам, и тоннели наполнил собой оглушительный птичий крик, здесь звучащий по-новому, но прекрасно всем нам знакомый.