Большая игра

– Я буду молиться, чтобы мне выпал жребий сражаться с тобой, язычник, – произнес человек с лицом аскета, сошедшего со средневековых миниатюр. Вот его я не знал, и даже видеть нигде не приходилось.

– Много таких, как ты, сложили головы на Пиренейских перевалах, – хищно улыбнулся карфагенянин. – Твоя голова станет отличным трофеем.

Я слушал обычную перепалку. Она была чем-то вроде традиции всех игроков. Как выяснилось, ее придерживались даже по ту сторону Пиренеев. Сам я в нее никогда не вступал. Сначала стеснялся других, а после это как-то вошло в привычку. Тем более что многие командиры из присутствующих в импровизированной приемной кастеляна придерживались той же тактики.

Прождать мне в быстро пустеющей приемной пришлось не более четверти часа. Я вошел в небольшой кабинет кастеляна – собственно говоря, это и кабинетом назвать было нельзя. Просто выгородка из общей комнаты, сделанная из листов фанеры. Внутри нее за столом восседал, упиваясь собственной важностью, невысокий человек самой плюгавой внешности. Но в первую очередь мое внимание привлек клерк, сидевший за спиной кастеляна, за неким подобием компактной школьной парты. Он что-то старательно писал, высунув от усердия язык. Наверное, именно эта нарочитость и привлекла мое внимание. Не понимал я хоть убей, что надо было писать или переписывать именно сейчас. Да еще и язык этот высунутый – все слишком наигранно.

– С кем имею честь разговаривать? – преувеличенно вежливо поинтересовался у меня распорядитель.

– Граф Остерман-Толстой, – представился я. – Командир группы игроков из Российской империи, вот приглашение.

Я сразу же выложил на стол бумагу с гербовой печатью. Кастелян был немало удивлен моим внешним видом. Он-то ожидал увидеть вовсе не одетого в хороший клетчатый костюм и котелок джентльмена, да еще и представившегося графом, а по крайней мере казака в черкеске, если вовсе не заросшего по самые брови бородой мужика в лаптях и косоворотке. Он придирчиво изучил приглашение, надолго остановив глаза на абзаце, где говорилось о бесплатном проживании всей группы в казармах при Колизее. А после развел руки, вид при этом имея самый сожалеющий.

– Увы, граф, но для вашей команды уже не найдется места в казармах. Вы, наверное, видели нежданных гостей аж из самого Карфагена? Вот им-то и достались ваши места. Могу от себя предложить хорошую гостиницу, она находится всего в полуквартале от Колизея, и цены там вполне умеренные.

И вот тут себя проявил фальшивый клерк в сером сюртуке. Он ловко перегнулся через парту, оторвавшись от письма, и принялся что-то яростно нашептывать на ухо кастеляну. Лицо при этом у клерка было очень злое – с таким обыкновенно отчитывают тупых и нерадивых подчиненных. С каждым словом, произнесенным клерком (что удивительно, я, хоть и стоял довольно близко к столу распорядителя, ни единого не услышал), кастелян бледнел все сильнее и то и дело кивал, будто китайский болванчик.

– Простите, – выдавил он наконец, когда лже-клерк откинулся обратно на своем жестком сидении, – я вас… эммм… спутал… Понимаете ли, столько людей… всем нужно место в казармах, а они, знаете ли, не резиновые.

Он сунул руку в ящик стола, порылся внутри и извлек оттуда массивный ключ, протянул его вместе с приглашением.

– Понимаю, – кивнул я, глядя на человека в сером сюртуке. Тот и не думал больше маскироваться под клерка – сидел, сложив руки, переплетя длинные пальцы.

Задерживаться дольше необходимого я в импровизированном кабинете распорядителя не стал. На выходе меня проводили завидующими взглядами другие командиры. Я так спешил, что не спрятал в карман пиджака ключ, врученный мне кастеляном. Им же вряд ли светит такой – придется довольствоваться номерами в той самой гостинице, о которой говорил распорядитель, или же совать ему взятку, чтобы получить такой же ключик. Еще неизвестно, что выйдет дешевле.

Нашей команде выделили седьмую казарму. Она была рассчитана ровно на пять человек – по давней традиции именно столько бойцов может быть в одной команде, не больше. Говаривали об отчаянных храбрецах, сорвиголовах, выходивших на арену в одиночку против полных команд, но они остались лишь в легендах – на моей памяти таких уже не было. По крайней мере тех, кто остался бы после этого жив или, тем более, вышел победителем. Уж об этом-то точно раструбили бы на весь мир газеты. После окончания Крымской кампании они долго еще смаковали позор России и с удовольствием перечисляли унизительные условия, на которые пошел наш новый император, лишь бы закончить войну поскорее. Однако это наскучило европейскому обывателю достаточно быстро. И теперь печатные издания сосредоточились на играх и игроках – больше ничего значимого в мире не происходило. Жизнь текла размеренным чередом – не ожидалось ни войн, ни катаклизмов, ни бурь, и единственным развлечением для всех стали наши бои на аренах по всему миру. Быть может, барон де Кубертен был прав, и состязания игроков позволят покончить с войнами и прочими конфликтами навсегда.

Пять коек с небольшими тумбочками, в которых мы нашли постельное белье. Одна уборная и душевая. Я подробно объяснил команде, как пользоваться хитрой системой с двумя кранами, из которых льется горячая и холодная вода, и отдельно остановился на том, что если кому-то необходимо побриться, то надо набирать полную раковину воды, заткнув ее специальной пробкой.

– Мы живем в благодатном краю, – закончил я свою короткую лекцию, – хотя бы потому, что нам не надо экономить воду.

– И они еще называют нас неумытыми, – рассмеялся Армас, – а сами, наверное, моются только в Чистый четверг.

Тарас же провел рукой по внушительной щетине на лице и бритой наголо голове – ему придется туже всех. А перед выходом на арены все мы должны выглядеть наилучшим образом – это наипервейшая заповедь всякого игрока. Никому не интересны зачуханные, грязные, обросшие убийцы. Игрок должен быть, в некотором роде, больше чем обычным человеком, а как будто идеалом его. Иначе чем же мы будем отличаться от простых убийц, каких можно встретить и на большой дороге, и в неблагополучном квартале родного города.

– Ладно, – решил я. – Не будем мучиться бритьем перед играми – крови на арене достаточно прольем. Завтра с утра идем в цирюльню. – Приунывший было Тарас сразу повеселел. – А сейчас всем отдыхать – из казармы никто не выходит.

– А ужин как же? – возмутился тавричанин. – Ты не забыл, командир, что мы в прошлый раз ели еще на пароходе. – Про то, что завтрака по понятным причинам не будет, он упоминать не стал.

Я вынул из кармана часы – да уж, самое время поужинать.

Ближайшая харчевня располагалась на первом этаже довольно большой гостиницы, почти все номера которой были заняты игроками из разных стран. Видимо, про нее говорил распорядитель. Я увидел тут гораздо больше знакомых лиц, чем в приемной кастеляна. За дубовыми столами ели и пили многие, против кого мне приходилось выходить в Малых играх. Наша кровавая работа объединяла людей, хотя друзьями обзаводиться в других командах было как-то глупо. В любой момент твой друг может оказаться врагом в смертельной схватке.

Свободный столик для нас нашелся легко. Правда, за ним сидела пара игроков, не знакомых мне, однако против нашей компании они ничего не имели. Мы разговор заводить с ними не стали, просто поели за одним столом, только заказав вместе большой кувшин пива. Ничего крепче ни мы, ни они не пили. С похмелья выходить на арену – это уже форменное самоубийство.

Расплатившись строго по счету, я поднялся со стула. Команда сразу последовала за мной.

Спал я в ту ночь, как всегда перед игрой, как убитый. Вот только почему-то в этот раз мне впервые за несколько лет приснился Крым.

Заметки на поляхКрымские сны

Они занимают большое место в моей жизни. Наверное, даже слишком большое для снов. Но только они дают пускай и эфемерную, но хоть какую-то надежду получить ответы на мучающие меня уже не первый год вопросы. Потому что больше никто этих ответов мне дать не спешит.

Я почти ничего не помню из событий, последовавших за нашим поражением под Арабатом. Не помню я и суда – только какие-то плохо сочетающиеся друг с другом отрывки вроде оглашения смертного приговора через расстрел и последующей его замены лишением чести, всех наград и чинов воинских.

Первое отчетливое воспоминание как раз связано с эшафотом, как будто звон ломающейся над головой шпаги привел меня в чувство окончательно.

И только сны позволяют мне возвращаться в те дни страшных боев под Арабатом последующего плена и странного судебного процесса надо мной, о котором я ничего не могу выяснить, как ни стараюсь.

В ту ночь в Лондиниумском Колизее ко мне пришел сон о плене. Он был настолько явный, что утром я чувствовал запах прелой соломы из тюфяка и отголоски боли от ран, полученных в последнем бою за Арабат, когда союзникам наконец удалось сломить отчаянное сопротивление моего батальона.

Наверное, именно загадочное появление сэра Галахада стало причиной этого сна. Потому что во сне я увидел наше с ним знакомство. И это несколько разочаровало меня утром – ведь я и так неплохо помнил тот день, первый день моего плена.

Сэр Галахад пришел ко мне уже ближе к вечеру. Он как-то по-хозяйски огляделся в мазанке, куда меня поместили, а после запросто уселся на единственный стул. Я же, чтобы не показаться совсем уж невежей, сделал вид, что сажусь, опираясь спиной на горячую стену.

– Не утруждайтесь, граф, – отмахнулся визитер. – Ваше здоровье пускай и вне опасности, но не стоит напрягаться лишний раз без нужды. Меня зовут сэр Галахад, и я паладин Ордена. Вы, наверное, слышали о нем?

– Доводилось, – ответил я, снова опускаясь на тюфяк. Сил у меня, несмотря на почти полный день отдыха и уход врачей, не было. – Но удивлен видеть вас здесь. Что могло привести паладина Ордена на фронт? Разве вы не даете присягу держаться в стороне от войн мирских владык, сосредоточившись на вашей войне с выродками?

– Вы знаете о нас больше, чем многие, – в голосе сэра Галахада послышалось уважение. – Но именно подозрение в том, что Российская империя использует выродков в этой войне, заставило меня присоединиться к штабу фельдмаршала лорда Раглана. Я должен самым тщательным образом провести расследование, чтобы предоставить как можно больше фактов грядущему мирному конгрессу.

– А вы считаете себя уже победителями в этой войне? – спросил напрямик я.

– Да, – так же прямо ответил он. – Союзники уже победили. Севастополь пал. Вы этого, наверное, не знаете. – Я знал, но не стал перебивать сэра Галахада. – Ваш царь скончался, а новый делает все, чтобы остановить эту бессмысленную войну. Боевые действия уже прекращены, скоро последует перемирие и обмен военнопленными.

А вот это уже было для меня большой новостью. Пока жив был его императорское величество Николай Павлович, можно было уверенно говорить, что война будет вестись воистину до последней капли крови, а вот в цесаревиче я лично так твердо уверен не был. И, видимо, мои опасения оправдались целиком и полностью.

– Мирный конгресс по итогам этой войны не за горами.

– А вы на нем хотите выступить с неопровержимыми доказательствами того, что русские – не более чем полузвери.

Во мне отчего-то начала закипать злость на этого человека. Явился сюда доказательства собирать байкам и страшилкам, которыми пугают детишек за границей. После этого конгресса от России, наверное, и памяти не останется, а нас, русских, просвещенные европейцы начнут травить по лесам, будто в самом деле дикое зверье.

– С этим вы пришли ко мне?

– Нет, – покачал головой сэр Галахад. – Я вижу перед собой человека вполне грамотного и образованного, чтобы разговаривать со мной на одном языке. Таким чистым произношением могут похвастаться далеко не все жители Альбиона. Однако вы, именно как человек образованный, просто не можете отрицать очевидных фактов.

– Например?…

Я намеренно не закончил фразу, давая паладину возможность продолжить. Однако сэр Галахад вместо этого пустился в пространные объяснения:

– Согласно легенде, наш Орден был создан после того, как римляне покинули Британию, уйдя с Адрианова вала. Рыцари короля Артура, объединившись за Круглым столом, решили, что для борьбы с кельтами, постоянно смешивавшими свою кровь с кровью животных, нужна сила, – и этой силой стал Орден. А полулюдей-полузверей стали с тех пор звать выродками, и неважно, кем они были – кельтами, бриттами или саксами, что вскоре приплыли с материка. У нас нет никакого святого покровителя, потому что дела наши тайны и жестоки. Мы принимали участие в Крестовых походах, но лишь для того, чтобы бороться с выродками, каких было много в армии у того же Саладина, несмотря на запрет ислама на подобное кровосмешение.

– Я неплохо знаком с историей вашего Ордена, сэр Галахад, – не слишком вежливо прервал его я. – Моим любимым местом в Крестовых походах было противостояние вашего предка или человека, носившего то же имя, что и вы, и воина по прозвищу Лев, сражавшегося в армии Саладина. Того, что был на две головы выше любого человека и обладал силой, ловкостью и жестокостью этого зверя.

– Тогда вы должны как никто понимать опасность, что несут выродки всему миру, граф!

– Но я не понимаю, при чем тут мы, русские. Со времен Крещения у нас никто не балуется подобным кровосмешением. Князь Владимир Святой сжигал целые города в назидание, если в их стенах находили выродков. Поверьте, после таких мер их у нас осталось не больше, чем в любой цивилизованной стране, скажем в Британии или во Франции.

– Уверен, что стоит проверить ваших казаков. Они внушают весьма серьезные опасения.

Ну вот мы и добрались до сути – драгоценного зерна нашей беседы. Я бы рассмеялся, если бы не слабость от ран. Мне и дышать-то было больновато.

– Зря вы улыбаетесь, граф, – видимо, тень эмоций все же отразилась на моем лице, – с выродками нельзя шутить. Вы же знаете, должны знать, к чему привели эксперименты доктора Моро! Я видел вырезанные патрули и целые заставы – это результат действий ваших казаков. Ни один человек не способен так легко пробраться во вражеский стан, сделать свое дело и скрыться незамеченным. Их кровь явно не чиста.

– Вы уверены, мистер, – мне почему-то совсем расхотелось называть его по имени, – что нет таких людей во всем мире? Что дело именно в крови животных, текущей якобы в венах казаков, а не в их выучке?

– Да, граф, уверен – целиком и полностью.

– Тогда, быть может, стоило бы проверить гуркские полки вашей собственной армии? Или зуавов маршала де Сент-Арно, хотя я сам могу подтвердить, что у последних кровь самая что ни на есть человеческая. Мне пришлось с ними столкнуться в самом начале обороны Арабата. Никакими особенными качествами, которые отличали бы их от людей, эти зуавы не обладали. За всех, впрочем, не поручусь.

Я с удовольствием наблюдал за тем, как породистое лицо сэра Галахада бледнеет от гнева. Однако уж чем-чем, а воистину британской уравновешенностью он обладал в полной мере. Лишь заливающая лицо мертвенная бледность выдавала его. Он дал мне договорить, не став перебивать. Не уверен, что поступил бы так же, окажись на его месте. После того как я замолчал, сэр Галахад поднялся на ноги.

– Мне жаль, – только и проронил он и вышел, не прощаясь. Впрочем, и вошел он, не поздоровавшись.

Поднялись все на следующее утро затемно, как всегда перед схваткой. Почти сразу, едва только умывшись, каждый занялся своим оружием. Наверное, точно так же поступает каждый игрок. Ведь уже очень скоро – спустя считаные часы – от этого самого оружия будет зависеть твоя жизнь и жизни твоих товарищей.

Князь и Армас разобрали свое стрелковое оружие, разложив его на кусках промасленной ткани, и внимательно оглядывали каждую деталь, протирая, смазывая или же просто откладывая в сторонку. Армас отдельно возился с катушками, проводами и спиралями своего карабина. Не знаю уж, много ли он понимает во всей этой машинерии с электрикой. По мне так для этого, как минимум, инженерное образование необходимо, однако карабин его еще ни разу не подводил – это факт. И меня он устраивает целиком и полностью. Картлиец-стрелок же перебирал детали своих арбалетов, проверял болты и тетивы, долго возился с механизмом взведения.

Стальную руку – мощную, как паровой молот, – Тарас также разобрал. Несмотря на то что деталей в ней было поменьше, ухода она требовала куда большего, ведь постоянно подвергалась физическому воздействию. На ней красовалось не меньше двух десятков зарубок – память о принятых ударах вражеских мечей и сабель, и это только самые свежие, которые появились после очередного серьезного ремонта.

Корень сидел отдельно, наводя блеск на свои кинжалы и ножи. Их у него было намного больше, чем я забрал вчера. Не сомневаюсь, что он сумел припрятать парочку. Длинная и тяжелая шашка его до поры лежала отдельно в ножнах – ею он всегда занимался в последнюю очередь и с особой любовью.

Я же снял чехол со своего тесака. Иначе это оружие назвать было сложно. Я не представлял, как классифицировать его. Меч, алебарда, боевой топор или бердыш. Рукоятка у него короткая для древкового оружия, но длинная для обычного боевого топора. Широкое и тяжелое лезвие крепится к ней в двух местах. Одной рукой его надо держать между ними, что особенно удобно, когда принимаешь вражеские удары. Лезвие само необычной формы и явно выковано было когда-то на заказ. Ни у одного известного мне образца холодного оружия ничего подобного просто нет. Прямое и длинное, как у опасной бритвы, с острым шипом на обратном конце, которым я не раз вполне удачно пользовался в схватках. Из-за весьма внушительной толщины лезвия оружие получилось тяжелым – без серьезной физической подготовки им долго не помашешь.

Но самым главным достоинством моего тесака был его устрашающий внешний вид. Порой одного взгляда хватало противнику, чтобы живо представить себе, во что может превратить его такое вот жуткое оружие. Сам помню подобные чувства, когда под Арабатом его вынул из чехла предыдущий владелец, вызвавший меня на поединок.

Особого ухода тесак не требовал. За все годы, что я им владею, точить его режущую кромку приходилось всего несколько раз. Конечно, после каждого боя на ней оставались зарубки разной глубины, однако заровнять их никакого труда не составляло. И все это надо было делать уже после боя, а перед ним я только вынимал тесак из чехла да проходился по всему его хищному лезвию промасленной тряпицей.

Я глянул на карманные часы – до вызова на арену оставалось около часа.

– Сворачиваемся, – велел я команде. – Все, кому нужно в цирюльню, за мной.

Суеверный Армас никогда не брился перед схваткой, как и многие игроки, считая, что так спугнет удачу, а потому даже не отвлекся от своей возни с карабином. Я прощал ему подобные вольности, зная, что в бою он услышит каждое мое слово и беспрекословно подчинится ему. Корень провел ладонью по щетине, однако счел ее недостаточной для того, чтобы бриться. А вот Вахтанг с Тарасом тут же принялись спешно собирать свое оружие. Не прошло и пяти минут, как они были готовы отправиться со мной в город.

Цирюльню я приметил, когда мы ходили ужинать. На ее вывеске красовался джентльмен с роскошными усами, но почему-то с наголо обритой головой. Из-за этого он был очень похож на Тараса. Тавричанин уделил особое внимание вывеске, когда мы подошли к цирюльне.

– Ну прям как с меня писано, – усмехнулся он, сняв шляпу и проведя ладонью по бритой макушке.

Внутри оказалось сразу три свободных кресла, что подходило как нельзя лучше. Хозяин цирюльни обрадовался нам, будто родным.

– Чего желают достойные джентльмены? – спросил он, подскакивая к нам с отменной резвостью.

– Джентльмены желают побрить лица, – ответил я, без церемоний усаживаясь в кресло, – а один из нас еще и голову.

– Конечно-конечно, – засуетился хозяин цирюльни. – Проходите, присаживайтесь. Все будет сделано по высшему разряду, не будь я мастер Эбнер Гриффин.

Не прошло и минуты, как на нас троих накинули хрустящие простыни, откуда-то, словно по волшебству, появились еще два мастера и целая толпа обслуги. В медных тазах исходила паром горячая вода. На столиках раскладывали инструменты, сделавшие бы честь инквизиторам Святого престола, зловеще поблескивающие в ярком свете электрических ламп. Нам намылили лица, а Тарасу сразу еще и макушку, предварительно хорошенько пропарив раскаленными полотенцами. И тут принялись за работу мастера. Только Корень умел управляться с заточенными стальными игрушками столь виртуозно, как они. Наши лица почти не поворачивали – мастерам не приходилось ни просить об этом, ни вертеть за нос, и уж тем более, обошлись без огурцов. Цирюльники буквально танцевали вокруг нас, движения их были быстрыми и отточенными – редко у каких игроков я видел подобные. А как только бритье было закончено, нас обдали целыми облаками разнообразных душистых ароматов, среди которых я узнал неизменно модный среди игроков «Ахилл и Гектор», и почти театральными движениями сорвали белые покрывала. Качество работы можно было оценить в очень больших зеркалах, и у самого придирчивого клиента оно бы не вызвало нареканий.

Я расплатился с хозяином цирюльни, накинув немного за качественное, а главное, быстрое обслуживание. Правда, после этого денег осталось впритык – только на обязательный взнос и хватит, ведь земля на британских кладбищах достаточно дорогая, а именно на это и шли деньги из обязательного взноса. Хоронить игроков бесплатно никто не собирался.

В казармы мы вернулись как раз вовремя. Забрав оружие, я запер за своими бойцами дверь, по дороге закинув ключ кастеляну. На сей раз никакой очереди не было. Да и выгородку разобрали – распорядитель сидел в углу большого помещения. Исчезла и парта вместе с клерком в сером сюртуке.

К помещениям перед самой ареной мы подошли, когда маятник на вершине Колизея отсчитывал последние минуты перед началом первой схватки. Распорядитель арены, одетый куда в более новый мундир, нежели кастелян, с золотым галуном и роскошным аксельбантом, выделил нам места. Теперь начиналось самое сложное в нашем деле – ожидание.

На то, чтобы сменить обычную одежду на боевую, уходит максимум пятнадцать минут, да и то если не особенно торопиться. Сложных костюмов ни у кого в моей команде нет. Никто из нас не страдал любовью к излишней вычурности, как некоторые другие игроки. Корень носил обычный чекмень казака-запорожца с серебряными газырями – такими видят едва ли не всех нас, русских, за границей. Армас не расставался с егерским мундиром, дополненным только кожаными наручами да наплечниками, крепящимися поверх портупеи, удерживающей мощную батарею его карабина. Ломидзе же отдавал предпочтение одежде далекой родины – короткая куртка картлийца была украшена газырями, рукава и у нее, и у нательной рубахи высоко закатаны. На руках – перчатки с обрезанными пальцами, чтобы легче было выхватывать болт и перезаряжать арбалеты, не поранившись при этом о тетиву. Портупея у него была не столь мощной, как у Армаса, ведь крепился к ней только внушительных размеров колчан, из которого торчали оперенные болты. В похожую куртку, только без газырей, облачился и Тарас – с моей помощью прицепил железную руку, проверил ее, повертев запястьем, сделал пару быстрых выпадов. Еще в казарме он сменил туфли на прочные ботинки со стальными носами и шипами на подошве – очень удобная обувь в рукопашной схватке. Я тоже расстался со своим костюмом и надел куртку с меховым воротником, крепкие штаны и сапоги, оставшиеся еще со времен службы в армии. С тех же пор остался и не раз чиненный кожаный нагрудник, в некоторых местах укрепленный сталью. Многие тяжелые бойцы носят закрытые шлемы, однако я предпочитал не сужать обзор во время схватки – ведь от этого зачастую зависела моя жизнь и судьба всего боя. Никогда не знаешь заранее, кому из бойцов придется прийти на помощь.

Мы переоделись, еще раз проверили оружие. Теперь оставалось ждать. Только ждать.

По старинным правилам, придуманным задолго до барона де Кубертена, игрок – тогда он еще честно назывался гладиатором – не должен знать двух вещей: как идет схватка и кто будет его противником. Поэтому мы сидели в закрытом помещении без окон и дверей, в которое не проникал ни единый звук. Сидели в расслабленных позах, всем своим видом показывая, что нам наплевать на тянущееся бесконечно ожидание. И перед кем красовались – непонятно. У каждого внутри творилось черт знает что. Кишки как будто льдом заливало, и они отказывались спокойно лежать в брюхе, непрестанно извиваясь, доставляя при этом самые неприятные ощущения.

Сколько не жди – дверь всегда открывается внезапно. Медленно железные створки поползли в разные стороны. Я первым подхватил оружие и направился к выходу. Так заведено – на арену командир всегда выходит первым.

Сделал несколько шагов по арене. Ее уже успели убрать после предыдущего боя. Под сапогами скрипел новенький чистый песок. Мне не надо было оборачиваться, чтобы узнать – бойцы шагают следом, строясь в привычную линию, а точнее шеврон. На полшага сзади слева и справа от меня – Корень и Тарас. На флангах – Армас и Вахтанг. Оружие у всех наготове, но пока опущено. Ведь врага не видно.